Мужественное лицо офицера Белой гвардии показано крупным планом.
Он, который прошёл через ад, где все предают друг друга, сам преданный и предавший, стреляет в своего единственного друга, который всегда
был с ним, не предавал и не предал теперь.
Наверное, все помнят трагическую сцену из фильма "Служили два товарища", замечательно сыгранную
В.С. Высоцким.
Но не только великолепная игра актёра в прекрасном фильме вызывает живой отклик в наших сердцах,
вся сцена выглядит необычно реалистичной, зритель переживает её так, как будто это он убивает коня. Здесь схвачено нечто сакральное, таинственное,
но касающееся каждого из нас.
В настоящий момент не вызывает никаких сомнений, что сцена была написана под воздействием
знаменитого стихотворения "Уходили мы из Крыма", написанного казачьим поэтом Николаем Туроверовым, непосредственным участником Крымского
исхода.
Среди плеяды казачьих поэтов белой эмиграции Н. Туроверов, пожалуй, наиболее именитый, им
издано несколько поэтических сборников, множество литературных работ, он участвовал в воссоздании казачьего союза, музея Лейб-гвардии
Атаманского полка.
Уходили мы из Крыма
Уходили мы из Крыма
Среди дыма и огня;
Я с кормы все время мимо
В своего стрелял коня.
А он плыл, изнемогая,
За высокою кормой,
Всё не веря, всё не зная,
Что прощается со мной.
Сколько раз одной могилы
Ожидали мы в бою.
Конь всё плыл, теряя силы,
Веря в преданность мою.
Мой денщик стрелял не мимо,
Покраснела чуть вода...
Уходящий берег Крыма
Я запомнил навсегда.
Н.Н. Туроверов, донской казак, казачий поэт "первой волны" эмиграции. Участник Первой мировой,
Гражданской, Второй мировой войн. Белогвардеец. Похоронен на кладбище Сент-Женевьев де Буа под Парижем.
Уроженец станицы Старочеркасской области Войска Донского, в 17 лет он закончил Каменское реальное училище (где ныне
размещается Каменский педагогический колледж), когда разразилась Первая мировая война.
После ускоренного выпуска Новочеркасского военного училища был зачислен в
Лейб-гвардии Атаманский полк, с которым участвовал в боях Первой мировой войны.
После развала фронта вернулся на Дон, вступил в отряд
есаула Чернецова и сражался с большевиками вплоть до
врангелевской эвакуации из Крыма.
Участник "Степного похода". Был четырежды ранен, дослужился до чина подъесаула.
После лагеря на острове
Лемнос работал лесорубом в Сербии, грузчиком во Франции.
Во время Второй мировой войны воевал с немцами в Африке в составе 1-го кавалерийского полка
Французского Иностранного легиона, которому
посвятил цикл "Легион": "Наш Иностранный легион - /Наследник римских легионов".
Вернувшись в Париж, работал в банке.
Создал музей Лейб-гвардии Атаманского полка, "Кружок казаков-литераторов". В течение 11 лет
возглавлял парижский "Казачий Союз".
Первая книга "Путь" вышла в 1928 году. Автор сборников под названием "Стихи"
(1937, 1939, 1942, 1965). Проза - "Конец Суворова" опубликован в "Новом журнале" (1960). Печатался в журнале "Перезвоны", газете "Россия и
славянство".
На здании Каменского педколледжа (Каменск-Шахтинский) установлена мемориальная доска, посвященная
Туроверову.
Памятная доска Туроверову имеется и в станице Старочеркасской, на родине поэта.
Назар Дуля, племянник Алевтины Гегелян.
Цитаты из еврейской поэзии
Как известно, вода раньше была мокрее.
Таки была! Потому что раньше у нас была Белла Чао.
Я хочу вспомнить о темах, предлагавшихсях в соревнованиях, которые она проводила. Есть такой эффект: встреченная в каком-нибудь тексте
цитата производит сильное впечатление, часто более сильное, чем цитируемое произведение, прочитанное целиком.
Иногда произведение хорошо знакомо, и ты удивляешься, как мог это место пропустить,
иногда и цитата тебе известна, а звучит как-то по-новому.
Но так бывает, когда цитата найдена точно. Белла находила темы-цитаты снайперски.
Они могли вдохновить на сонет и балладу, рубаи и лимерик, лирическое стихотворение и неприличную, даже по меркам нашего Клуба, шутку.
Здесь идеально воплощалась главная гусарская идея (как я её понимаю): ещё водки и баб сменить раскрыть любую тему в любом жанре.
Ну, например...
Наша команда, штурмуя Бастион, получила тему: "Анна Ванна, наш отряд хочет видеть поросят".
Был обозначен жанр: "молитва". Мы с Горпожаксом и Ветерком написали детектив о проворовавшемся завхозе, а наши соперники - историческую хронику
о разведении некошерных свиней в Еврейской автономной области.
А цитата (все ли её узнали?) была из детского стихотворения
Льва Квитко в переводе с идиш Сергея Михалкова.
Вот я и хочу привести несколько цитат из прекрасной еврейской поэзии в переводе прекрасных
русских поэтов.
Мне стыдно, но для меня самого это очень малознакомая область. Думаю, и друзья-гусары найдут
здесь что-нибудь для себя новое, а там и до очередных Бастиона и Турнира недалеко.
Начнём с "официального заявления".
В рассказе Ираклия Андроникова "Обед в честь Качалова" Алексей Толстой свои суждения об
искусстве предваряет словами: "Я официально заявляю".
Так вот, я официально заявляю, что не читал ничего лучше следующего четверостишья
Переца Маркиша в переводе
Анны Ахматовой (кстати, процитированного в книге Анатолия Наймана об Ахматовой):
Там листья не шуршат в таинственной тревоге,
А, скрючившись, легли и дремлют на ветру,
Но вот один со сна поплёлся по дороге,
Как золотая мышь искать свою нору.
Нет, вы видели, как передвигается мышь, какая у неё неровная поступь, как она
похожа на человека, который встал с кровати и поплёлся в уборную или на кухню, ещё не совсем проснувшись?
А как перемещается лист по земле, подталкиваемый порывами ветра? А как похожа на него мышь, да
ещё золотая?
На капусте сладкой
Капельки росы.
И горох на грядке
Распустил усы.
А вот два стихотворения про Лемеле, озорника, затейника и немножко шлемазла,
напоминающего носовских фантазёров, которые так же творчески, как Лемеле, выполняли мамины поручения:
Схватил он сестренку
И запер в сарай.
Сказал он сестренке:
- Ты здесь поиграй!
Дрова он усердно
Помыл кипятком,
Четыре тарелки
Разбил молотком.
Но долго пришлось
С петухом воевать -
Ему не хотелось
Ложиться в кровать.
Или другое, лирическое (мне кажется, в лучших работах нашего Начштаба есть подобная лирическая
нота):
Луна высоко поднялась над домами.
Понравилась Лемлу она:
Купить бы такую тарелочку маме,
Поставить на стол у окна!
Вот матери Лемл говорит осторожно:
Не хочешь ли вишен купить?
А мать отвечает: - Ну что ж, это можно.
Ведро не забудь захватить.
На рынке к ларешнику он подбегает:
Что, луны бывают у вас? -
А тот усмехнулся:
- Бывают, приятель!
Приди вечерком - не сейчас.
Насилу до вечера дожил мальчишка -
К ларешнику снова бежит.
Тот вынес ведро. Глядь - в воде под покрышкой
Луна золотая лежит.
Лемл деньги платил и от счастья смеялся.
Когда же по улицам шел,
То все расплескать свою ношу боялся,
А дома поставил на стол.
Снимает покрышку - под ней раскачалась
Вода ледяная одна.
Где вишни, бездельник ты? - мать раскричалась.
Лемл плачет навзрыд: - Где луна?
Нам трудно расстаться с романтикой Гражданской войны, нас по-прежнему завораживают стихи
Багрицкого и Светлова. Кто не променяет местечко на степные просторы, парту в хедере на вороного коня?
Вот что пишет
Ицик Фефер (перевод Николая Глазкова):
На воротах запоров нет,
Мы летим из конца в конец.
Разве мог так стрелять мой дед,
Разве мчался так мой отец?
Где дневал - ночевал не там,
Нет следов - замели пески.
И я радуюсь ветеркам,
Что отёсывают шаги.
Невозможно обойти здесь тему Холокоста.
Аврум Суцкевер написал в вильнюсском
гетто более 80 стихов и поэм:
Дитя мое, ты дорожи игрушкой,
И ночью, когда спать уходит свет,
Деревья пусть склонят свои верхушки
И звездами укроют вас от бед.
Пасется пусть лошадка золотая
Во сне на сладком облаке, и пусть,
В цветные платья кукол одевая,
Ты позабудешь и печаль, и грусть.
И куклы горе пусть забудут тоже.
Ты не сердись на них и не ворчи.
Ведь материнской ласки нет дороже -
О ней их слезы и мольбы в ночи.
Я помню день - семь переулков мертвых,
И нет в живых ни мамы, ни отца.
Лишь в красных лужах - пятна листьев желтых,
Да брошенные куклы у крыльца.
Также невозможно не сказать о репрессиях 1948-52 годов, когда погибли все (кроме Суцкевера,
эмигрировавшего в Палестину) авторы цитируемых стихов.
Наконец, вернёмся в двадцатые годы.
Стихи Фефера в переводе Бориса Слуцкого соотносятся с днём сегодняшним:
Гора горе взбирается на спину,
Спуская сверху день паломникам и нищим,
Дороге, что ведет меня в долину
К арабским лавкам и простым жилищам.
О солнечные призраки! Куда-то
Дорога скрылась и неразличима...
Ночами в вашу гавань, скалы Цфата,
Приходит ветер из Ерусалима.
Лазурна грусть. Глазами даль окинув,
Вверяюсь дню. Вдвоем по изумрудным склонам,
Не мешкая, уверенно ступаем,
Примкнув к повозкам диких бедуинов,
К верблюдам опечаленно-влюбленным,
Шагающим к тебе, Ерушолаим!..
Из цитат складывается ушедший век - век поэзии на идиш.
Пётр Пустота
Георгий Оболдуев
ОКТЯБРЯТА
Вот так октябрята-брята,
Рята, ята, та:
Превосходные ребята,
Просто красота.
В школе учатся, как звери,
Вери, ери, ри:
Хорошо по крайней мере,
Что ни говори.
Дома тоже не зевают,
Вают, ают, ют:
Всем вокруг надоедают -
Тут, и тут, и тут.
На дворе собачку-бачку,
Ачку, чку, ку, у:
Как увидят - к ней впискачку:
- Будь, мол, начеку.
Кошечка-ошечка-шечка,
Ечка, чка, ка, а:
Молодого человечка
Побаивается слегка.
Что за октябрёнок-брёнок,
Рёнок, ёнок, нок:
Мал, да мил, а голос тонок,
Звонок, как звонок.
Будь же счастлив, октябрюша,
Рюша, юша, ша:
Жизнь твоя вкусна, как груша,
Очень хороша.
1933г.
Не так много на свете стихов, про которые можно сказать, что у них есть своя судьба. Так,
безусловно, можно сказать об "Октябрятах". Их автор,
Георгий Оболдуев (1898-1954) стал жертвой политического доноса при жизни,
а весёлый стишок удостоился отдельного охаивания после его смерти. Стихотворение увидело свет через тридцать шесть лет после его
написания - в журнале "Колобок" (1969г). Опубликовал "Октябрят" Владимир Приходько (главред "Колобка"), он и стал жертвой нового доноса.
"Октябрята" не просто были опубликованы - ими открывался номер. Журнальный разворот поделили
пополам: наверху - шуточные стихи, внизу - вполне серьёзная заметка журналистки В. Минаевой о том, почему октябрят называют октябрятами. Стихи
забавно проиллюстрировал художник В. Дмитрюк. Никому из сотрудников свежеиспечённого "Колобка" в голову не приходило, что из-за этого шуточного
стишка журналу грозят нешуточные неприятности.
29 ноября 1969 года один из участников популярнейшей телепередачи "КВН" позволил себе с
телеэкрана "пощипать" некую длинную и скучную, во веки веков никем, кроме самого автора, вероятно, так и не прочитанную поэму про пионеров.
Обиженный автор нашёл защиту у своего приятеля, весьма влиятельного в то время критика N. Возможно, этот, ныне давно покойный, стихотворец
принёс критику N и свежий номер "Колобка" в качестве примера того, "как не надо писать". Вскоре на имя тогдашнего председателя Гостелерадио
Месяцева пришло письмо, содержащее такие выражения, которые не могли не перепугать до заикания председателя. "Считаю своим долгом обратить Ваше внимание на возмутительные случаи некомпетентного вторжения
в область детской литературы... Один из...(увы) немногих, кто наследует... традицию политической поэзии для маленьких... вызывая злобную зависть
обывателей. Почему-то именно его редакция "КВН"... избирает мишенью для того, чтобы заклеймить халтуру... Примерно в те же дни, когда редакция
"КВН" оплёвывала лучшее в нашей детской поэзии, под грифом Комитета вышел журнал "Колобок", который открывается стихами Г. Оболдуева... Эти
стихи не назовёшь даже халтурой. Потому что это политическая диверсия, допускаю, что бессознательная..."
По сути, это было чудовищное обвинение, за которым в сталинское время следовали камера с парашей,
кирка или пила вкупе с прикладом автомата. Какие же нужны аргументы, чтобы его обосновать? А вот такие, как в доносе следовали далее: "...Сквозь бредовую (будто бы игровую) форму пробивается тщедушный смысл, согласно которому
октябрята - это те, кто "всем вокруг надоедают" - гоняют кошек и собак, в школе учатся, "как звери"(?) - и всё... От бессмысленной игры... ребята
смертельно устали. Но в данном случае издевательски снижается, опошляется... сама идея октябрятского движения... Вот два факта: некомпетентное
обывательское хамство с голубого экрана - и такое же обывательское хрюканье со страниц стотысячного журнала. А причина, в сущности, одна:
Центральный Комитет КПСС, дескать, может принимать сколько угодно постановлений о дальнейшем развитии детской литературы, а мы всё равно будем
выёживаться по-своему...".
Главреда журнала "Колобок", товарища Владимира Приходько, незамедлительно доставили на коллегию
Гостелерадио. Председатель Комитета тов. Месяцев изложил суть доносного письма и прочитал три строфы стихотворения. Забавные строки на
чиновничьем собрании прозвучали особенно неуместно - поскольку у сиих государевых мужей чувство юмора напрочь отшибалось при упоминании
постановлений ЦК КПСС... Естественно, главреда "Колобка" за проявленную политическую близорукость из журнала с треском выперли, предварительно
знатно отклизмовав без вазелина.
Насколько мне известно, опенсионерясь к горбачёвской перестройке, автор подмётно-доносительского
письма литературный критик N озаботился-таки письменным извинением перед былым главредом "Колобка": "...Это была одна из молодых глупостей, которые, несмотря на все успокоительные доводы
рассудка (ведь искренен был и честен), оставляют по себе на долгие годы боль неспокойной совести и запоздалого сожаления.".
Для В. Приходько этого извинительного признания оказалось достаточно. Уважаю.
На эту историю я наткнулся, прелопачивая в отпуске батькины старые годовые подшивки журнала
"Огонёк", в конце буйных 80-х годов минувшего века. Поныне сожалею, что не вывез с Севера эту многопудовую кипу журналов. Выписал лишь себе в
блокнот некую толику поразивших меня стихов, об авторох коих, конечно же, никогда не слышал. Рубрику в "Огоньке" с поэтической антологией вёл
весьма известный поэт Александр Межиров. Предлагаю вашему вниманию три сихотворения Моисея Цетлина.
ФРАНЦИСКАНЕЦ
Подпоясанный верёвкой,
Он бродил, босяк отпетый,
По дорогам и селеньям,
Проповедуя Христа.
Шёл, ликуя, по Европе,
Продираясь чрез столетья,
И горела неизменно
Над бродягой высота.
Не отшельник, а апостол -
Россыпь всех светил Господних,
Ширь морей, огонь пустыни
Людям он в смиренье нёс.
С сердцем чистым, хоть в коросте
Тело всё, он шёл к народу,
Шёл с дарами благостыни
Прокажённый нищий пёс.
ИЕШУА ГА-НОЦРИ
Его на заре расстрелял трибунал,
Посланника Бога-отца.
Он к милости к лютым врагам призывал,
К любви неземной до конца.
Горели деревни, дымились леса,
Пылали над фронтом, как ад, небеса,
Кровавились топи войны.
А он о последнем возмездье вещал
И райские кущи бойцам обещал, -
Мальчишкам распятой страны.
Свершилось. Провидец упал на песок.
Улыбка страданья. Пробитый висок.
За всё получил он сполна.
А рядом - в обнимку - и недруг и друг,
И месса февральских взбесившихся вьюг,
И тёмная смерти волна...
ВЫСОКОЕ КОСНОЯЗЫЧЬЕ
Стихи мои подчас невнятны,
Нелепы и, как бред, темны.
Слова молитвы непонятны
Пришедшему со стороны.
В лицо он мне сердито бросит,
Чтоб объяснил я, что к чему.
Но мне невмочь. Что в том, что просит,
И что отвечу я ему?!
Мой стих внимать не перестанет
Глаголам зауми земной.
Он - божества распознаванье,
Хоть бьётся оземь головой.
Мужественное лицо офицера Белой гвардии показано крупным планом.
Но не только великолепная игра актёра в прекрасном фильме вызывает живой отклик в наших сердцах,
вся сцена выглядит необычно реалистичной, зритель переживает её так, как будто это он убивает коня. Здесь схвачено нечто сакральное, таинственное,
но касающееся каждого из нас.
Там листья не шуршат в таинственной тревоге, 
На капусте сладкой 
Схватил он сестренку 
Луна высоко поднялась над домами. 
На воротах запоров нет,
Наконец, вернёмся в двадцатые годы. 
Не так много на свете стихов, про которые можно сказать, что у них есть своя судьба. Так,
безусловно, можно сказать об "Октябрятах". Их автор,
