Возможно, вы никогда обо мне не слышали, и потому сначала расскажу о себе. Я закончил Московский авиационный институт, в настоящее время работаю как профессиональный литератор, то есть пишу прозу, киносценарии и статьи, некоторые из которых вы могли читать в последних номерах альманаха "Лебедь" выходящего в Бостоне, а в разные годы в "Литературной газете", "Независимой газете", "Культуре", а также "Известиях".
Печатать прозу я начал в начале восьмидесятых, когда в журнале "Новый мир" вышли две мои повести "Пространство для маневра" (12 номер 80 года) и "Бригада" (номер 9 за 83 год), а также рассказы по различным изданиям. В то время мне звонили из редакций и киностудий, все просили что-нибудь дать, но потом произошел необъяснимый для меня казус.
Я был приглашен в редакцию "Известий" для дискуссии с директором института философии при ЦК КПСС Смирновым Г. Л., который потом был референтом у М.С. Горбачева. Наш разговор, перешедший в спор, происходил в присутствии Егора Яковлева, будущего прораба перестройки, тогда еще начальника отдела редакции, и записывался на японский диктофон.
Разговор был долгий, я говорил все, что думал, но отнюдь не то, что он хотел бы от меня услышать. Впрочем, он показался мне мягким, интеллигентным человеком. Помню, Георгий Лукич в порыве откровенности жаловался, что вот у него в институте молодые философы больше заняты древнегреческой философией, нежели проблемами современного мира. Мы остались каждый при своем мнении, вежливо расстались, обменявшись телефонами, и меня отвезли домой на черной "Волге".
Потом наш диспут был опубликован под туманным заголовком "Возвышение души". (1984 год, номер не помню, не сохранил). Я был в ужасе, прочитав то, что мне приписывалось. Оказывается, на протяжении всего разговора я сыпал цитатами из выступлений К. У. Черненко, которых я никогда не читал, не говоря уже о том, чтобы их запомнить, если помните, был у нас такой доперестроечный генсек. Я не считал себя диссидентом, но живо себе представил, что обо мне подумают мои знакомые и читатели. Я звонил в редакцию Е. Яковлеву, требовал объяснений, и он как мог меня успокаивал: старик, иначе бы не напечатали, а так хоть что-то прошло, ты переиграл его в споре, а это, согласись, недопустимо. И ни о каких опровержениях не может быть речи. Мне ничего не оставалось, как возмущаться вслух, где только возможно, иными словами, доказывать, что я не верблюд. Но всем не объяснишь, да и не все поверят. Тем более, началась перестройка и Егор Яковлев оказался на коне... Внешне ничего не изменилось, я только заметил, как наши записные либералы стали меня сторониться, а потом в "Новом мире" выкинули из номера мою повесть на договоре "Стеклянный лабиринт", принятую на ура и даже оплаченную.
Помню еще один эпизод на собрании актива демократического объединения писателей "Апрель", где обсуждалось очередное письмо "всем людям доброй воли" об угрозе фашизма в России. Все шло вполне демократично, все выражали свое мнение и вносили дополнения и поправки. Я предложил фразу об опасности радикализма в стране, обладающей ядерным оружием. Составители письма, тогдашние властители дум, промолчали. Но буквально через одного выступающего слово взял покойный Алесь Адамович и слово в слово повторил мое предложение. И все горячо его поддержали и единодушно проголосовали за. Сидевший со мной рядом писатель-фронтовик Артем Анфиногенов, сначала засмеялся, потом выругался, и сочувственно пожал мне руку. Но тоже не сказал по этому поводу ни слова.
Не располагая фактами, я не вправе напрямую связывать эти события, но что было, то было.
Как водится в России, беда не приходит одна. И, одновременно, случилось несчастье с моими родителями - мать была парализована, отец получил инфаркт, ушла жена, и я, единственный их сын, остался с ними в их однокомнатной квартире на целых пять лет практически отлученным от литературной работы, пока они не умерли.
В эти годы я почти не писал, разве что подрабатывал, и делаю это до сих пор, литературным негром, чтобы прокормиться. Иначе говоря, пишу за тех, у кого есть громкое имя, но нет умения писать. В настоящее время пытаюсь наверстать, восстановить прежнюю форму, много работаю, ищу свое место в литературе. Некоторые мои рассказы вы можете прочитать в том же "Новом мире" ( "Последний сеанс" номер 1 за 96 год, кстати, он есть в Интернете) и в "Октябре" ("Байки смутного времени" номер 4 за 97 год)

Юрий Черняков