Сидякин прилетел из Ганновера в Тюмень на три дня раньше срока, рано утром, под чужой фамилией. В аэропорту Рощино его встречал Аркадий Волынцев - он же Аркан, телохранитель и доверенное лицо - в угнанной "шестерке". Встретились, как условились, справа от стоянки такси. Хотя, кто бы их мог разглядеть в это темное декабрьское утро в клубах морозного пара.
- Что нового у нас, Аркан, чем порадуешь? - спросил Сидякин, когда отъехали достаточно далеко и он перестал оглядываться.
- Что у нас может быть нового ?- Аркан искоса взглянул на хозяина в зеркальце заднего обзора. - Вы всего-то неделю отсутствовали.
Он был явно недоволен. Во-первых, пришлось встать пол пятого, во-вторых, пришлось ехать в Рощино в этой "одноразовой" машине, которую потом, когда все закончится, предстоит столкнуть в какой-нибудь овраг...Старая машина, лет десять в эксплуатации, битая-перебитая, проданная- перепроданная. На такую машину обычно долго копят. Аркан сам после армии одалживал на точно такую у родственников. До сих пор стоит у тетки в деревне...
То ли дело, хозяйский "СААБ". Самую неровную дорогу гладит, как мужская рука голое женское колено. Хозяин купил ее между делом, как пачку сигарет, только спросил: нравится? Аркан сдержанно пожал плечами: нормально. А сам глаз не мог отвести.
Но конспирация есть конспирация. Никто, прежде всего молодая жена, не должен знать, что Сидякин прервал деловую поездку. А его машину здесь, в столице нефтяного края знают все. Все равно, чушь это собачья, а не конспирация. Кому надо - узнают. Аркан был в этом уверен на все сто.
- Я слушаю, слушаю...- кивнул Сидякин, прикрыв глаза.
- Если вы насчет Елены Андреевны... Чердынцев мне говорил: пока ничего определенного. Больше дома сидит. Редко где бывает. Она к нашим морозам непривычная, разве что в магазин выбежит, или к подругам. Только варежкой нос прикроет... Так что напрасно вы, Олег Дмитриевич, дело конечно ваше.
- Вот именно, - сказал Сидякин. - Мое. Мне и решать, что напрасно, а что нет... Гоша к ней случайно больше не прилетал?
Аркан покачал головой.
- Случайно нет. Я бы знал. Он у нас давно не появлялся. В Москве больше торчит. Или за границей... Зря вы про него думаете. Он свое слово держит. Раз отдал ее вам , значит больше к ней не подойдет.
- В том-то и дело, - сказал Сидякин. - Он ведь у нас - Бог. Все под
ним ходим. А что Бог дал, то обязательно заберет назад...Этот, Чердынцев твой, он врать не будет? Ты как ему платишь?
- Как договаривались. Двадцать пять баксов в час. Сейчас у всех частных такая такса.
Сидякин присвистнул.
- Ничего себе! А что... За такие бабки я за своей Аленой сам бы следил. Даже если заметит, он разве скажет? Ему выгодно, чтобы подольше не было никакого результата!
- А вам нужно, чтобы результат был? - спросил Аркан.
- Не умничай. Мне правда нужна, - хмуро сказал Сидякин.
- Она всем нужна, - хмыкнул Аркан. - Особенно, если кто поменял старую на молодую. Уже не до жены.
- Поговори мне еще. - вяло отозвался Сидякин и прикрыл глаза, откинувшись на сиденье. - И следи за дорогой.
Черт его дернул, в самом-то деле. Чуть не сорвал важные переговоры. Сослался на неотложные семейные проблемы. Немцы сочувственно кивали: О! Я, я...И понимающе переглядывались. У русских всегда на первом месте личные проблемы. Гоша, если узнает, голову оторвет... Но сначала напомнит: я тебя насчет Алены предупреждал. Столичная штучка, привыкла, быть в центре внимания. А ты никак хочешь ее во глубине сибирских руд заточить? Предупреждал, ничего не скажешь...
Он-то и просил Сидякина слетать в Ганновер на переговоры... Мол, сам очень занят. И больше некому доверить.
Гоша впервые увидел Алену, когда ее, подрабатывающую студентку последнего курса мединститута, привезли к нему ночью в номер гостиницы. Сто долларов за час. Договорились на два часа, но он оставил ее на всю ночь. Охраннику, приехавшему за ней, дал в зубы тысячу долларов и выставил за дверь. И с тех пор никуда не отпускал. Пока не пожаловал ее Сидякину, как шубу с царского плеча, по пьянке и за определенные услуги. Хотя, протрезвев, очень об этом жалел. С тех пор, увидев Алену с Сидякиным, напевал, вздыхая и сокрушаясь: Хасбулат удалой, бедна сакля твоя... Она при этом ему подыгрывала, но не более того.
- Так может, прекратить наблюдение? - спросил Аркан, когда подъезжали к городу.
- Пусть катится на все четыре, - нехотя сказал Сидякин. - Заплати,
как договорились, и чтоб больше я о нем не слышал. Осторожно, черт...
При въезде в город, машина заскользила юзом возле остановки, где тормозившие автобусы отшлифовали ледяной наст.
- Да разве это машина...- чертыхаясь, Аркан грамотно крутил руль в сторону разворота, но только в последний момент вывернул руль, едва не врезавшись в темную, безликую толпу.
- Как ты думаешь, меня могли узнать? - спросил Сидякин, оглянувшись, когда наконец проскочили, сопровождаемые бранью и угрозами.
- Так и думаю! - зло сказал Аркан. - Вот сшибли бы какую-нибудь старуху, все бы вас сразу узнали. Говорил вам - отвык я от "жигуля"...
И сдунул каплю пота, повисшую на кончике носа.
- Это вполне поправимо, - холодно сказал Сидякин. - Еще вякнешь, и пересядешь обратно в свой драндулет. И будешь подрабатывать на вокзале, где я тебя подобрал. Не забыл еще? - Аркан на этот раз промолчал, снова встретившись с ним взглядом в зеркальце. Этот не шутит. Интеллигент, как правильно говорит о нем в таких случаях Гоша. И зануда. Как его только Алена терпит... Лучше бы выматерился, как нормальные люди.
Сидякин молча смотрел в окно. Он чувствовал раздражение, привычно возникающее, когда он возвращался из Европы. Сейчас его раздражали все те же низкорослые домики с расписными воротами и раскрашенными петухами на коньках крыш, коими был славен этот город. Самобытная архитектура, духовность, мать ее так! В сорокаградусный мороз сидишь с отмерзшим геморроем на обледеневшем толчке и восторгаешься через раскрытую дверь нужника на ажурную резьбу наличников. Или читаешь в газете, прежде чем использовать ее по назначению, про народного умельца, который еще в прошлом веке построил компьютер без единого гвоздя, и переполняешься законной гордостью.
В этом вся Россия. Русский человек ловит кайф на контрасте, на контрапункте. Свой стакан водки он должен заложить, предварительно промерзнув или промокнув. Отправлять свои естественные потребности и надобности в тепле и чистоте, ему западло.
- Дело ваше, - нарушил молчание Аркан, когда они проезжали новое здание Нефтяной биржи. - Только зря вы это все затеяли.
- И это говорит мой телохранитель, который должен везде подозревать заговоры против своего хозяина. - хмыкнул Сидякин. - А он меня только утешает. Молодая жена чиста и непорочна, слуги не воруют, управляющий не пропивает... Подъедем к "Гаргантюа", она с утра любит туда бегать за покупками, если помнишь. И там постоим, понаблюдаем.
- Любите вы...
- Доводить все до конца, - кивнул Сидякин. - Как всякий зануда и педант. Ты это хотел сказать?
...Ждать им пришлось почти два часа, пока Сидякин не увидел свою жену, перебегавшую через улицу в расстегнутой короткой дубленке и джинсах, без шапки, и по-девчоночьи - как правильно докладывал Чердынцев - прикрыв нос варежкой. Увидев ее, Сидякин почувствовал, как привычно екнуло под сердцем и даже захотел выйти к ней из машины, но вспомнил, что только вчера звонил ей из Ганновера, обещая вернуться через три дня. И пока не знал, как объяснить свое неожиданное появление. Еще вспомнил некое облегчение в ее голосе. В телефонном разговоре на первый план всегда выходит интонация. При этом от нее не отвлекают взгляд, мимика и жесты, которые при разговоре с глазу на глаз могут быть сколь угодно правдоподобными.
- Ну и где твой Чердынцев? - спросил, помедлив, Сидякин.. Аркан молча пожал плечами. Сам бы хотел знать.
- Где? - не отставал хозяин, испытывая нечто вроде охотничьего азарта.
- Откуда я знаю. Она же не должна его видеть, верно? Значит следит за ней так. чтобы никто его не заметил. Он же не знает, что мы тут с инспекторской проверкой...Как хотите, Олег Дмитриевич, только не нравится мне это. Все-таки, свою супругу выслеживаете... Вон вышла с покупками. Как всегда. Обычное дело.
- Помолчи, - сказал Сидякин, глядя на Алену. - Почему столько всего набрала? Она же на диете...И почему не домой идет, а садится в машину? Вот куда она собралась? Можешь мне сказать?
- Я откуда знаю, - огрызнулся Аркан.
Повалил сырой снег. Вытянув голову, Сидякин старался не потерять из виду красный "фиат" жены, за которым они тащились в том же ряду позади нескольких машин.
- Да вон он, Чердынцев...- сказал Аркан, кивнув в сторону синей "семерки", шедшей в соседнем ряду чуть сзади "фиата". - Легок на помине. А вы говорите.
- Беру свои слова назад, - сказал Сидякин. - Это он, ты уверен?
- Кто ж еще...Его машина.
- И вот так каждый день? Он хоть говорил, куда она ездит, где бывает?
- К подруге, на Почтовую, уже докладывал. Вы же ее знаете? И ничего больше...Может, повернем, пока не поздно назад, в аэропорт? Она послезавтра собиралась вас встречать. Неудобно может получиться.
- Успеем, - неуверенно сказал Сидякин. - Самолет в Москву через четыре часа. Если не отложат из-за снежного заряда. Сделай так, чтобы она нас не заметила.
- Чердынцев может заметить. - сказал Аркан. - У него глаз - алмаз.
- Но он-то не ожидает, что за ним будут наблюдать, верно?
- Как знаете...- пожал плечами Аркан. - Неудобно получится. Сами потом пожалеете.
- Очень уж ты за него переживаешь, - проворчал Сидякин. - Думаешь, мне самому это нравится?
На этот раз Аркан промолчал. Что я делаю, подумал Сидякин. Конечно, она едет к своей Светке. Они вместе учились в Москве во втором медицинском, в одной группе. Единственный человек, которого Алена здесь знает. Когда он с ней, втайне от Гоши, начал встречаться, Светка оставляла подруге ключи от своей уютной однокомнатной квартирки, если дежурила в больнице. И мысль о том, что у Алены это продолжается до настоящего времени, только с кем-то другим, не оставляла Сидякина.
Они остановились за квартал от знакомого трехэтажного дома, с грязно-желтым фасадом, построенного еще до войны. Снегопад усилился, но было видно, как Чердынцев остановил свою машину в отдалении на другой стороне улицы, а она вышла из машины и, опустив голову, быстро вошла в подъезд.
- И что теперь? - спросил Аркан. - Будем ждать, пока они там весь кофе выпьют? Всем косточки перемоют?
Сидякин молчал, раздумывая. Положение - хуже не придумаешь. Не собирается же он, в самом деле, сидеть здесь до ночи. Он уже хотел сказать Аркану, чтобы вез его назад в аэропорт, как вдруг увидел: открылась дверца "семерки" и Чердынцев, высокий, угловатый парень в синей матерчатой куртке и мохнатой шапке выбрался из машины и внимательно огляделся.
Потом посмотрел на окна дома, куда только что вошла Алена, и, не думая скрываться, вошел в тот же подъезд.
- Он что, собрался в замочную скважину подглядывать? - пробормотал Сидякин.
Аркан озадаченно молчал. И старался не смотреть на хозяина. Только этого не хватало, подумал он.
Так они сидели, оцепенев и не говоря ни слова, минут пять.
- Ну, сука! - громко сказал Сидякин.
Он засопел, заворочался и открыл дверцу, чтобы выбраться из машины.
- Может не надо...- вполголоса сказал Аркан.
- Пожалуй... - сказал хозяин, сев на место. - У тебя, кажется, телефонный справочник был. Ну-ка, где он?
Пожав плечами Аркан достал из бардачка потрепанную книжку.
- Так ты давно его знаешь? - спросил Сидякин, листая страницы на букву "Б". - Этого своего Чердынцева?
Аркан не ответил. Он неподвижно сидел, глядя прямо перед собой. Только спокойно, сказал себе Сидякин, набирая номер по сотовому. Скоро все узнаем.
- Ординаторская? - спросил он.
- Можно попросить Светлану Юрьевну из терапевтического отделения?
- Она сейчас на обходе, - ответил ему женский голос.
- А что ей передать? Кто вы?
- Знакомый. Я не застал ее дома.
- Игорек, это ты, что ли?
- Ну...- промычал Сидякин.
- Сразу тебя не узнала. Это Люба. Она сегодня дежурит! Забыл уже? Так позвать, или нет, чего молчишь? - Отключив аппарат, Сидякин повернулся к Аркану ...
- Значит, Чердынцев, говоришь, твой друг? - спросил он. - Он за
всеми бабами так наблюдает?
- Только не делайте лишних движений, - сказал Аркан. - Сначала разберемся. Хотите, я с ним сейчас поговорю?
- Хочу, - Сидякин по-прежнему не сводил с него взгляда. - Но
только я пойду туда вместе с тобой.
- Вы мне не верите? - помедлив, спросил Аркан. Сидякин только поморщился.
- Дай твой пистолет, - сказал он. - Он с глушителем? - Кивнув,
Аркан привернул массивный глушитель к стволу "магнума". Протянул, не глядя, хозяину. Тот взвесил его на ладони, ощущая приятную, успокаивающую тяжесть.
- Только сначала во всем разберемся, Олег Дмитриевич, - повторил Аркан. Они вошли в этот дом, стали медленно подниматься наверх. Сидякин подумал, что с тех пор, как Алена в первый раз привела его сюда, здесь ничего не изменилось. Та же лестница со стертыми ступенями, те же запахи и надписи на стенах. И Алена не изменилась. Затевает с мужиками шаловливые и рискованные игры, которые неизменно заканчиваются одним и тем же. Наверняка заметила, что Чердынцев за ней наблюдает. И решила с ним поиграть.
Сидякин приложил ухо к знакомой двери с выщербленной коричневой краской в районе замка. В свое время, ночью, ее ломал пьяный Гоша, добираясь до Алены и Сидякина. Орал, что убьет обоих. Пришлось через балкон перебираться до пожарной лестницы...Он слушал, какое-то время, потом оглянулся на своего телохранителя. Тот невольно вздрогнул, увидев лицо хозяина. И тоже прислушался к доносившимся стонам и вскрикам.
- Это я виноват, - негромко сказал Аркан. - Делайте со мной, что хотите. Я доверял ему. А он - сволочь, подставил меня.
- Ты хочешь, чтобы я доверял тебе? - спросил Сидякин, глядя в глаза.
Аркан кивнул, отведя взгляд. Сидякин, помедлив, протянул ему пистолет.
- И его и ее. Обоих.
Он спустился вниз, остановился на нижней площадке, посмотрел наверх. Аркан возился с замком.
- Обоих, - повторил Сидякин. - Ты понял?
- Да понял я, понял...- бормотал Аркан, подбирая отмычку.
Он чувствовал, как пот заливает лицо.
Дверь, наконец, поддалась. Он сначала постоял, прислушиваясь к, звукам доносившимся из дальней комнаты, потом на цыпочках, по скрипевшим половицам шагнул в полутемный коридор. Вряд ли его там могли бы услышать. Зато он слышал, как она изнемогала от счастья, мычала, вскрикивала, что-то лепетала... Ну, Толян, дает, подумал Аркан... Позавидуешь. Черт их знает, может ничего подобного у нее никогда не было. Пусть хоть кончит. Мне бы такую смерть.
Ждать пришлось несколько минут. Теперь стонали оба - обессиленно, что-то невнятно говоря. Аркан приоткрыл дверь.
- Толян, - позвал он негромко. В него он выстрелил два раза, как только увидел его лицо. В нее хватило одного выстрела - прямо в середину лба. Она умерла сразу, с широко раскрытыми глазами, так и не поняв, что случилось.
Крови было мало. Аркан осторожно подошел к ним вплотную, внимательно посмотрел в ее глаза. Невольно залюбовался. И снова позавидовал Чердынцеву.
Сидякин ждал его в машине.
- Что-то долго ты. Соседи не выглядывали? Не видели тебя?
- Толян меня видел. Слова не успел сказать.
Он никак не мог унять дрожь в пальцах. Не хотелось, чтобы это заметил Сидякин.
- А она?
- Как слепая была.
- Хочешь сказать, она не узнала за что? - сощурился Сидякин. Аркан ответил не сразу. Он в это время перестраивался в третий ряд, чтобы успеть свернуть на магистраль, ведущую в аэропорт.
- А что, я должен был приговор ей зачитать? - спросил он. - Много вы от меня хотите.
Мокрый снег валил стеной, так что стало совсем темно, и встречные машины включили фары.
- Уж больно ты спокоен. - сказал Сидякин. - Будто каждый день этим занимаешься.
- Опять плохо... А чего мне волноваться? - хмыкнул Аркан. - Это не моя жена.
- Как хоть она умерла? - спросил Сидякин, когда показались огни Рощино. - Не мучилась?
- Молча, - сказал Аркан. - Дай-то нам Бог, Олег Дмитриевич, такую смерть.
От ворот кладбища до могилы гроб с телом Алены несли на руках. Народу собралось много, больше любопытствующих, поскольку столь пышных похорон даже здесь, в богатом сибирском городе никогда не видели. Было множество венков с красными муаровыми лентами, с живыми розами и лилиями, любимыми ее цветами, выделявшимися на фоне снега, облепившего хвою. Здесь были и другие похоронные процессии - народу поменьше, гробы попроще, цветы искусственные.
Сидякин шел за гробом, с непокрытой, поседевшей головой, поддерживая под руку мать Алены, седую, по-деревенски одетую женщину в черном кружевном платке. Сидякин захватил ее в Домодедово, куда прибыл транзитом из Шереметьево, когда вернулся из Ганновера.
Следом шел симфонический оркестр местной филармонии, без перерыва играя Шопена и Грига.
Сбоку от процессии, не разбирая дороги, по мокрому, чавкающему снегу широко шагал Гоша, огромный, грузный, весь нараспашку, держа возле уха спутниковый телефон и кому-то громко выговаривая и одновременно отмахиваясь от директора кладбища, едва за ним поспевавшего .
- Опять не расслышал? Пора бы понимать с полуслова, раз содержу тебя и твое сраное объединение! А я не могу запретить оркестру играть!.. Похороны у меня, понимаешь? Любимую девушку застрелили! Да пошел ты со своими соболезнованиями... Делом занимайся! У тебя опять все не слава Богу... Ладно, потом сам перезвоню. И смотри, без меня там ничего не подписывай.
Поморщившись, он на ходу помассировал сердце под расстегнутой дубленкой, отключил телефон и только потом оглянулся на директора кладбища.
- Ты еще здесь? Так где могила? Долго еще идти? Я тебя о чем предупреждал?
- Кто он?.. -едва слышно спросила Сидякина мать Алены. - Начальник что ль какой?
- Вроде того. - буркнул Сидякин.
- Почему так говорит об Аленке, почему на всех кричит? Все ж похороны, нехорошо ведь, объясни ему, Олежка...
Сидякин не ответил, только бережно прижал к себе ее локоть.
Директор тем временем негромко оправдывался, прижав руки к груди и заглядывая снизу Гоше в глаза.
- Что значит, мест нет? Ты директор гостиницы или кладбища? - даже остановился Гоша. - А где твой поп? Почему не вижу? Ты ему хорошо заплатил? Он хоть знает, где могила?
Священник ждал возле могилы, которая была вырыта в низине и наполовину затоплена талой водой со снегом.
- Вырыли заранее, а ночью началась оттепель... - бормотал директор, боясь взглянуть на побелевшего Гошу.
- Вы чем тут без меня занимаетесь, а?... Сначала, значит, ее застрелили, а теперь утопить хотите? - придушенным голосом сказал Гоша, обведя тяжелым взглядом присутствующих. Потом навел палец на директора. - Да я тебя самого в этой яме урою, понял, нет?
Музыка смолкла. Процессия остановилась. Все молча смотрели на Гошу, который, раздумывал, яростно ероша редеющие волосы. Гроб покачивался на плечах его друзей и телохранителей, среди которых был Аркан.
- Есть еще готовые могилы? - спросил он директора.
- Как хотите, только это не дело, Георгий Александрович, могилы менять. - покачал головой священник, но Гоша даже не взглянул в его сторону.
Растолкав всех, он быстро взобрался на пригорок, оглядел кладбище сверху.
- А там чья? - крикнул он с одышкой, держась за сердце. И указал в сторону могилы, находившейся на самом верху, откуда еще вылетали комья земли и доносились глухие удары лома о мерзлую землю.
- Толи Чердынцева, - негромко сказал Аркан, но Гоша его услышал.
- Того самого, друга твоего? Это не его несут?
Он указал на немногочисленную процессию, приближавшуюся к могиле.
- Точно он. - сказал Аркан, узнав мать Чердынцева.
- А почему у него здесь, в сухом месте? - сварливо спросил Гоша.
- Там его отец похоронен... - сумрачно сказал Аркан. Теперь все увидели простой гроб, с парой обычных венков, за которым шло не больше десятка человек.
Черт, подумал Сидякин. Вот некстати...Не могли в другой день, что
ли. И выразительно посмотрел на Аркана. Тот пожал плечами... Гоша тем временем быстро зашагал, проваливаясь, навстречу последнему возлюбленному Алены. Замахал руками, остановил процессию. Отвел в сторону мать погибшего. Что-то горячо говорил ей и, достав бумажник, совал деньги.
Та мотала головой и отступала, пряча руки за спину.
- Господи...- мать Алены прикрыла глаза и прижалась головой к плечу Сидякина. - Позор-то какой...Хоть кто-нибудь скажите ему!
- Что он делает...- простонал Сидякин, и снова взглянул в сторону Аркана. Тот безучастно смотрел на происходящее.
- Поднимайте сюда! - крикнул Гоша и вытер пот со лба.
- Может, не стоит? - вполголоса сказал Сидякин, когда все поднялись наверх. - Не по-людски как-то.
- Тебе бы помолчать, - скривился Гоша. - Я тебе свою Алену, как лучшему другу... А ты - не сберег! Значит, мы так договорились, -
он обнял за плечи мать Чердынцева, потом, найдя взглядом, точно
также привлек к себе другой рукой мать Алены. - Поскольку они, такие молодые, как говорится, горячо любили друг друга и умерли в одну минуту, схороним их вместе. Смерть хотела их разлучить, и наш долг снова соединить их вместе. Я правильно говорю?
Он кивнул в сторону незаконченной могилы, откуда перестали вылетать комья земли - там тоже прислушивались. Потом посмотрел на мать Чердынцева, та растерянно кивнула и заплакала. Почти одновременно заплакала мать Алены, махнула рукой, делайте, что хотите и отошла в сторону.
- Возражения есть? - спросил Гоша. Он снова начал морщиться и массировать сердце, - святому писанию это не противоречит? - спросил он священника.
- В святом писании про это ничего не сказано, - сказал тот неуверенно.
- Вот и отлично. Значит, попросишь у Бога за обоих. Так мол и так. Хоть и согрешили, но желательно их не разлучать... А ты ему доплатишь соответственно. - Гоша навел палец на директора кладбища. - Понял меня?
Потом присел на корточки над ямой.
- Вы там все слышали? - спросил он. - Пятнадцать минут вам на
все дела. - сощурясь, посмотрел на часы. - Нет, десять. Значит,
ройте еще на метр, будут два гроба, один на другой. Как положено,
его сверху, ее снизу,.
И подмигнул им. Затем достал бумажник и бросил вниз несколько банкнот. И снова оттуда вверх, только гораздо чаще, полетели комья земли.
Священник читал над телами погибших молитву, а все невольно оглядывались на Гошу, который отошел в сторону , закурил, потом набрал номер на своем сотовом и снова стал с кем-то переговариваться. Когда священник закончил, Гоша первым, отведя рукой мужа, подошел к гробу Алены.
- Аленушка...родная моя. Прости, что не уберег. Если б мог, я бы с тобой поменялся, - он всхлипнул и вытер глаза. - Нет без тебя
никакой радости в этой жизни! Пусть судьба развела нас, но пока
ты жила, я тоже жил... Ничего теперь не осталось! Только мое треклятое дело, из-за которого мы расстались, и мой долг -
найти того, кто это сделал. А я обязательно найду....
Сидякину стоило немалого труда выдержать его взгляд. Гоша в полной тишине подошел к нему, обнял.
- Осиротели мы с тобой, Олежка, - шепнул он на ухо. И снова
взглянул на часы.
Аркан по-прежнему сумрачно смотрел в землю. Будто пытался сквозь нее что-то разглядеть.
Когда два гроба заколотили и опустили в могилу, Гоша первым
бросил вниз ком земли.
