Глава 8.

21 июня, пятница.

       - Если бы Клара не заболела...
       - Но она же заболела, - возразила Мария, - и теперь остается принимать что есть.
       - ...Тогда нам сейчас не пришлось бы так спешить, - закончил Гай свою фразу. - Мне самому такая гонка не нравится, но это не у меня время ограничено! Будь моя воля, я бы и июль на странствие потратил... Нечего теперь на меня смотреть, как на погонщика рабов.
       - Да все равно мы не укладываемся в срок, придется мне отпуск продлевать за свой счет, - вздохнул Роберт. - Кажется, важнее всего спешка для нас с Йосефом... Ну, ладно, доберемся до Прайдери или как там этот городишко называется, и я позвоню начальнику...
       Все дело было в том, что граалеискатели потратили впустую около недели времени из-за болезни Клары. Купаясь в реке, она порезала ногу о стекло и потеряла много крови. Пару дней девушка пролежала в палатке, а все остальные только тем и занимались, что прыгали вокруг нее. Никто не забыл пережитого страха, когда от реки донесся крик Аллена, а потом появился и он сам, мокрый, держащий на руках Клару, чья нагота была едва прикрыта полотенцем. Три дня она была совсем слаба, но потом силы понемногу вернулись к ней, и компания задержалась еще на несколько дней по просьбе Марии, считавшей, что больной необходимо отдохнуть. Сама же она непрестанно требовала не обращать на нее внимания и скорее отправляться в путь, но все видели, как она иногда замирала, проходя по поляне к реке, и хваталась за древесные стволы, чтоб не упасть от внезапного головокружения. Так что ни о каком пути речи идти не могло. Правда, за их пятидневный отдых успело случиться и кое-что хорошее: Алленский день рожденья. Сам он, признаться, и думать забыл про эту знаменательную дату, но Роберт помнил и сказал остальным. Так что утром 19 июня Аллен был разбужен песней "День рожденья, день варенья" в исполнении хора друзей, и получил подарок - в день девятнадцатилетия он был освобожден от рубки дров и мытья посуды. Кроме того, женщины преподнесли ему еще кое-что - то, что тайно от него изготавливалось всю дорогу и было наконец закончено Кларой за дни ее вынужденной неподвижности.
       Это была белая рубашка из шелка, купленного в городе Кроссинг, и сшитая на руках. На груди ее был нашит герб - алый щит с тремя "полосами декстер" из серебряной тесьмы.
       - Жалко, тебя нельзя было померить - ты бы догадался, к чему это, - объяснила Мария. - Так что мы шили по Кларе, и, кажется, не ошиблись...
       Гай хмыкнул.
       - Значит, у меня фигура как у Клары? - возмутился Аллен. - Вот спасибо, дорогие друзья...
       - Ну, без ее достоинств... - оценивающе протянул Марк, откидываясь назад и критически оглядывая друга. - А так - похоже, очень похоже.
       - А мои недостатки, стало быть, все при нем? - воскликнула Клара, возмущенная ничуть не меньше. - Интересно, кого из нас ты больше оскорбляешь такими речами?
       - Конечно, славного рыцаря Персиваля, мэм, - и Марк учтиво поклонился. - У Вас нет недостатков, каждому известно, что Вы - само совершенство... Что у другого - недостатки, у Вас - милые, забавные особенности...
       Клара показала ему кулак.

       Несмотря на все это, Аллен подарку ужасно обрадовался, сразу же одел его на себя и теперь все время носил под ветровкой, словно огненный герб грел ему сердце. Он чувствовал прикосновение мягкого шелка к коже и сейчас, когда светлым вечером самого долгого дня отряд граалеискателей отдыхал на коротком привале у быстрой горной реки.
       Река эта называлась Джурлин и была столь же красива, сколь неудобна для прохождения. Она бежала по дну узкого ущелья, от тонкого ручейка расширяясь до нескольких метров, образуя бесчисленные пороги и водопады, катящиеся вниз с древесных и каменных завалов, клубящиеся белой пеной. У реки был громкий и бурливый голос, и днем в ее воде вспыхивали золотые и белые огни искр, а ночью - звездные проблески в черноте водяных вихрей. Однако при всем при этом ущелье было узко, а горные склоны по двум сторонам - высоки, и единственная тропа пролегала совсем близко к воде. В ущелье друзья спустились рано утром, но до сих пор ни разу не останавливались перекусить: дело в том, что здесь совершенно негде было разбить лагерь. Только узкая тропа вдоль бурливой реки, кое-где перегороженная стволами поваленных деревьев и валунами, покрытыми мхом и камнеломкой. Необыкновенно красивые места, чтоб им пусто было. По этой тропке идти можно было только гуськом; не нравится - переходи речку по камешкам (да смотри не поскользнись!) и иди по другому берегу. Справа и слева вздымались крутые склоны, поросшие буками, чья прозрачно-зеленая листва светилась на солнце, как витражный купол. И ни одного клочка горизонтальной поверхности, чтобы поставить палатку и развести огонь.
       В одном месте река разделялась надвое, и, пойдя вдоль правого рукава, как счел надобным Гай, путники подошли к очень большой груде живописных замшелых камней, перекрывающих тропу. Гай было начал карабкаться по ним, но для усталой Клары они являли препятствие почти непреодолимое, и она с утомленным вздохом опустилась на каменный уступ.
       - Слушайте, пожалуйста, давайте отдохнем! Я понимаю, что уже вечер, но...
       - Нам же надо найти стоянку, - жалобно сказал Аллен. - Ну хочешь, я твои вещи понесу?..
       - Вот что, - неожиданно решил Роберт, останавливаясь, - мы устраиваем привал. Клара отдыхает, а кто-нибудь, кто не очень устал, налегке бежит вперед и ищет место для стоянки. Кто хочет сходить?
       Вызвались Аллен и Гай. Сам Роберт пошел вперед, к скальнику между двумя рукавами речки, Гай поспешил по левому берегу, а Аллен, который на самом деле очень устал, но считал своим долгом выделываться перед Кларой, покуда достанет сил, - полез вверх по правому склону. Через некоторое время пути его внимание привлекла серая треугольная скала, громоздящаяся среди буковых зарослей - и он направился к ней, оскользаясь на прелой буковой листве и цепляясь за торчащие корни.
       Ему повезло: скала действительно скрывала за собою ровную площадку, на которой обе палатки разместились бы без труда. Более того, здесь даже было костровище - выложенный небольшими камнями круг на земле. С трех сторон стоянку окружали густые кусты, с четвертой ограничивала скала, скрывающая ее от любопытных взоров снизу.
       - Урра! - торжествующе заорал Аллен, потрясая кулаками над головой, и сломя голову скатился вниз по склону, съезжая на корточках по коричневой листве, чтобы донести добрую весть.
       - Народ! Я нашел, где нам встать!
       Мария, заклеивавшая натертую ногу пластырем, радостно вскочила.
       - Далеко?
       - Да не больше километра!
       - Отлично, - Йосеф, который отдыхал, склонив голову на свой огромный рюкзак, распрямился, являя собою полную готовность идти. Клара бледно улыбнулась.
       Дождавшись Роберта и Гая, чья разведка не принесла большого успеха, они без обсуждения отправились на найденное Алленом место, предвкушая отдых и горячую еду. Даже Клара приободрилась, и посох ее весело стучал по тропинке. Солнце только что зашло, было часов десять вечера - и теперь сумерки сгущались быстро, чему помогал мгновенно потемневший буковый свод, скрывающий светлое небо.
       - Во-он к той скале. Там за ней готовая стоянка.
       Цепочкой они карабкались вверх, отдуваясь под рюкзаками, и как только забрались на обещанную Алленом плоскую площадку, так и попадали на землю. Отдохнув несколько минут, Аллен скинул рюкзак и медленно встал, расправляя согбенные плечи. Тут брат его, нагнувшийся тем временем над костровищем, тихо, но внятно присвистнул.
       - Ничего себе! Посмотрите-ка на это!
       Остальные, кроме вконец изможденной Клары и Гая, который, кажется, отправился в кусты, приблизились к Роберту. Аллен заглянул в круг закопченых камней, и то, что он там увидел, вызвало у него легкую судорогу отвращения: в кругу лежали кости. Мелкие и тоненькие, похожие на птичьи, и побольше, и несколько звериных черепов величиною с кулак.
       - Что за дела? - тревожно воскликнул Марк, и тут из кустов донесся вопль Гая. Никто никогда не слышал, чтобы Странник так орал, и было в его голосе нечто такое, что заставило даже усталую Клару подняться с груды рюкзаков и направиться к нему.
       - Идите все скорей сюда!
       Гай стоял с зажженным фонариком в руке возле большого прямоугольного камня, возвышавшегося в тени листвы, как серый стол. Он был весь облит какой-то темной засохшей гадостью, забившейся в трещины. Всю его плоскость покрывали глубоко вырезанные странные знаки, некоторые были черными от краски или копоти. Пентаграммы, изображения странно переплетенных человеческих органов, какие-то латинские и другие буквы, вписанные в геометрические фигуры. Изображение глаза. Цифры.
       Роберт поперхнулся словами. Граалеискатели с брезгливым страхом всматривались в странную находку. Голос Клары сзади прокомментировал:
       - Знаки служения Темным и изображения мистического брака, распространенные у многих темных сект европейского региона. Грязь - это, очевидно, кровь... животных или адептов этого ордена. Голова быка в пятиугольнике - зашифрованная изображением литера "V", знак Вельзевула, известного также под условным обозначением "Повелитель Мух"... - и уже чисто по-человечески, дрогнувшим голосом она прибавила: - Бр-р, мерзость какая...
       - Откуда ты знаешь?.. - не смог побороть изумления Аллен. Лекторский тон Клары поразил его необычайно.
       - Пустяки. Я кончила богословский институт. Там были семинары по сектоведению. Это у нас называлось - знать врага в лицо. Мы это все еще и конспектировали...
       - Ребята, пойдемте-ка отсюда, - неожиданно безпаппеляционно закончил Роберт. - Да поскорее. Прямо сейчас.
       - И как можно дальше, - жестко добавил Йосеф, до сих пор не проронивший ни единого слова.
       Несмотря на всеобщую усталость и голод, не последовало ни одного возражения, даже Клара молчала. Друзья вышли из кустов и решительно последовали к своим рюкзакам, пересекая поляну - так почему-то получилось - тесно сбитым отрядом. Гай вдруг резко остановился у самого круга камней, так что Марк чуть не налетел на него, ткнул пальцем во тьму и полувопросительно сказал:
       - Там кто-то есть.
       - Где? - Роберт стремительно повернулся туда, и тут негромкий, очень спокойный голос, пришедший с противоположной стороны, от скалы, окликнул их, приказав им остановиться.

       На фоне серой скальной стены, небрежно к ней прислоняясь, стоял черный человек. Его довольно высокая фигура с длинными, затянутыми в хвост волосами ярко темнела в сгустившихся сумерках. Руки его тоже были черными. В них не было ничего.
       - Не двигайтесь. Тот из вас, кто тронется с места, будет убит. Вы окружены.
       Некое беззвучное шевеление пришло из древесной темноты - и Аллен понял, что это приблизились они, и различил их - но не как отдельных людей, а как живую темноту и ощущение от внимательных взглядов. Их было около двух дюжин. Лиц видно не было.
       - Чего вы от нас хотите?
       Голос Роберта ничем не выдавал беспокойства, но Аллен слишком хорошо знал своего брата и мог услышать то, чего бы не заметили другие. С этого момента мир начал как-то стягиваться в черный круг вокруг него, опасно обостряя ощущения и в то же время расплываясь. Аллен почувствовал, как по спине струйкой побежал холод.
       Человек в черном слегка изменил позу. Теперь он стоял, одной ногой опираясь о выступ скалы.
       - Это наша ночь, и вы пришли в наше место. Но так должно было случиться. Правда, мы ждали только одного.
       Сознание Аллена начало опасно заносить. Ему стоило больших сил удерживаться на грани реальности и воспринимать происходящее. Какие-то далекие голоса зазвучали на грани его разума, и, даже не желая прислушиваться, он узнал парней, которые били его в подъезде. Но тело Аллена было умнее его сердца, уже разъеденного страхом, и, не осознавая этого сам, он начал медленно двигаться вместе с другими, перестраиваясь каким-то определенным образом. Теперь они встали так, что две женщины оказались в центре тесного круга.
       - Не двигаться! - внезапно крикнул кто-то из стоявших в тени, и голос был очень молодым. Одновременно с голосом пришел другой резкий звук, и Аллен не узнал его, только увидел коротко взбурливший песок у ног Йосефа. Мария сдавленно вскрикнула, и отстраненно-спокойно Аллен понял, что им под ноги выстрелили.
       - Не трогать! - рявкнул человек в черном - и голос его был как короткий лай смертельно опасной собаки.
       - Мы не желали вам зла. Дайте нам уйти. Если хотите, заберите наши деньги.
       Голос Роберта был настолько изменившимся, что Аллен не мог представить выражения его лица. Брата он не видел - тот стоял к нему спиной, лицом к черному человеку. Локти Аллена прижимались с двух сторон к Гаю и Йосефу. Он смотрел во тьму, хотя и знал, что ничего там не разглядит - вглядывался до боли в глазах, стараясь контролировать хотя бы одно из пяти чувств, и ему казалось, что они окружены людьми без лиц.
       Сознание продолжало выкидывать опасные штуки, отводя Аллену роль стороннего наблюдателя: на какой-то миг, отпустив его, он увидел звериные гротескные лица со свиными рылами и хоботами, смотрящие из темноты, и только огромным усилием воли вернул зрение в реальную плоскость.
       - Нам не нужны деньги. - Это был совсем другой голос, не тот, что только что рявкнул по-собачьи. Этот голос был совершенно лишен эмоций. Так могла бы заговорить музейная статуя.
       - Что же вам от нас нужно? Я надеюсь, вы не собираетесь убить нас, это также и для вас было бы очень опасно. Вы понимаете, почему. Убийство - тяжелое преступление, а нас завтра же начнут искать наши друзья. Кроме того, жертвы могут быть с обеих сторон, хотя и неравные.
       - Для нас это не было бы опасно, - человек в черном чуть слышно усмехнулся. - Просто в этом нет нужды. Нам не нужны семеро. Нам нужен только один.
       И тут заговорил Йосеф. Голос его стал таким же, как тогда, в пещерах, среди призраков - в нем снова явилась нота стального гнева, но теперь с ней не было жалости. Звук этого голоса ударил Аллена, как плеть, и выбил его сознание из завернутого в круг иллюзорного мира.
       - Говорю вам: немедленно оставьте нас в покое и дайте нам уйти своей дорогой. Позор на вас за все, что вы делаете сейчас. У вас есть последний шанс, иначе ни мы, ни кто другой на целом свете не сможет вам помочь.
       - Заткнись!
       Это крикнул молодой, истеричный голос, кажется, тот же, что приказывал им не двигаться; но на этот раз его обладатель выступил из тени в круг светлого летнего неба. Он стоял напротив Марка; ему было лет пятнадцать, и в руках его слегка дрожал черный пистолет. Марк увидел его глаза.
       Нащупав и сжав Йосефову руку, Марк, не разжимая губ, процедил:
       - Молчите... Он сейчас начнет убивать. Это правда.
       Дело в том, что он уже видел такой взгляд и такой же поворот чуть откинутой набок головы. Это был тринадцатилетний горский мальчик, выскочивший на них из засады с автоматом. Солдат было пятеро, а после этого осталось двое. Но мальчишку убил не Марк. Другой солдат. И слава Тебе, Господи, что это был не Марк.
       Йосеф правильно понял интонацию Марка и заставил себя замолчать. Но Аллен будто физически чувствовал, как на того накатывает волна холодного белого гнева. Там, где он соприкасался с Иосефом рукой, по нему словно ходили колючие электрические разряды.
       - Говорите же, чего вы хотите, - сказал Роберт.
       - Чтобы один из вас остался здесь и сделал то, что от него потребуется.
       - Каковы гарантии, что тогда остальным будет позволено уйти и их не будут преследовать? - Роберт, казалось, что-то просчитывал, как на тренировках: "Если удар идет справа, с плеча, нужно сделать мягкий блок такой-то..."
       Человек в черном усмехнулся и оперся на что-то длинное и тонкое рукой. Он опирался на меч, и это были не шутки сознания, а истинная правда.
       - Гарантии? Я ничего не должен вам. Но гарантия такова: я клянусь своей честью. Этого довольно?
       - Да, - ответил Роберт, - этого довольно.
       Совершалась какая-то сделка, двое равных решали меж собой вопрос, говоря об условиях. Их старший - и наш. И тут внезапным озарением Аллен увидел события на несколько минут дальше, и с такой ясностью, будто они только что произошли. Он понял, о чем идет разговор, и понял, что...
       - Роберт, нет!
       Но брат не услышал. Он существовал в какой-то другой плоскости, по ту сторону стены, и Алленского голоса там не существовало. А может быть, это Аллен не крикнул в том мире, который зовут реальностью; но нет - рядом всем телом дернулся Гай, значит, он слышал.
       - Каковы гарантии для того, кто останется, что он уйдет от вас живым? - Роберт продолжал что-то обдумывать, и если бы его лицо в этот момент видела Лара, ее сердце никогда не оторвалось бы от него.
       - Гарантий нет. Возможность - есть. И довольно вопросов.
       - Хорошо. Я остаюсь.
       Роберт сделал шаг в сторону, отделяясь от своих. Аллен дернулся и повернулся в его сторону, и увидел своего брата так, как никогда доселе - по ту сторону стены, по ту сторону пропасти, по ту сторону себя и всех их, хотя они пока были в одном мире, на одной поляне, в шаге друг от друга. И был один безумный миг ясности, когда Аллен мог - и знал, что может - ударить в эту стену всем телом и обрушить ее, сказав, что остается он. Но он не шевельнулся. Никто никогда не узнал о том миге, когда он навеки сделал выбор между собой и братом, но он помнил о нем всегда и не забыл даже в самом конце пути. О том миге, когда звезды замерли и ждали, а потом он остался, держащий в руках свою трусость, навеки остался с предательством в руках. Тогда же он понял, что теперь это не уйдет никогда. Но стена уже стала несокрушимой.
       Клара дернулась к Роберту, не издав ни звука; все смотрели на него и видели все - и стену, и его - таким, каким, должно быть, он выглядел в глазах Господа. Роберт чуть улыбнулся им, у которых были такие огромные глаза в темноте, и одной этой улыбки хватило бы, чтобы исцелить всех больных на земле. Взгляд его пробежал по лицам друзей и остановился на Аллене - так, будто здесь никого не было, кроме них двоих. Если бы Роберт смотрел чуть дольше ("О, Лев, помоги нам, о, прости нас, Господи"), Аллен бы упал. Но он отвел взгляд.
       - Друзья, уходите и ждите меня на месте нашей предыдущей стоянки. Ждите до утра, потом уходите. Я догоню...
       ("Если буду жив")
       ...вас, сейчас же вы уйдете, и это - приказ старшего.
       И Роберт понял, что никто из них не ослушается, и они сами поняли это, и за это Роберт возблагодарил Бога. Рука его скользнула по серебряному крестику Елены Августины, скрытому под одеждой, и он отступил еще на шаг, навек отдаляясь ото всех - и от нее - в неизмеримую даль.
       Встретив взгляд Йосефа - единственного, кто смотрел ему в глаза - он сказал последнее, что осталось сказать:
       - Святой отец, благословите меня.
       Йосеф поднял руку в крестном знамении.
       - Да пребудет с тобой всемогущий Бог...
       Вспыхнул выстрел. Ярко-алая даже в темноте кровь фонтаном брызнула из простреленного плеча Йосефа, пятная камни ритуального круга. Кто-то из женщин закричал, кажется, Мария.
       - ...Отец, и Сын, и Дух святой, - тихо договорил священник, довершая знамение тем, что рука его упала вниз, повисая, как плеть. Кровь заструилась по рукаву.
       - Прекратить!
       - Уходите! - одновременно крикнули Роберт и человек с мечом, слегка отделяясь от скалы. Был момент, когда могла начаться стрельба. Мария, не обращая внимания ни на что, содрала с себя пояс и за несколько секунд перетянула руку Йосефа выше раны. Рукав его штормовки набух кровью. Он покачнулся.
       "Если бы это была Клара, она бы умерла" - отстраненно подумала та часть Алленского сознания, которая пребывала наблюдателем. Для остального же его разума черный мир окончательно скрутился в спираль, и он услышал громкую быструю музыку, кажется, электронную, а может, женский поющий голос, и увидел выступающих из темноты людей с лицами свиней и собак.
       Потом они шли - Гай первым, за ним Аллен и женщины, потом Йосеф и последним - Марк. Они прошли к своим вещам, окруженные ждущим молчанием, миновали расступившихся людей у начала спуска, и быстро, оскальзываясь на гнилых листьях, скатились вниз.
       "Но ныне мое время и власть тьмы", - сказал кто-то у них за спиной. А может, эти слова и не были сказаны.

       Они быстро, как только могли, шли в темноте, в шуме поющей воды. Спотыкались о камни, оступались мимо тропы, но никто не произнес ни слова. Меж буковых ветвей горели огромные звезды, и был самый темный час ночи. Вдруг Йосеф остановился, осел на землю под рюкзаком и сказал:
       - Я не могу больше идти. Простите.
       Марк без единого слова скинул поклажу и взвалил его на плечи. Йосефов и Марков рюкзаки также без слов взяли и понесли, повесив на грудь, Аллен и Гай. Они шли еще сколько-то так быстро, как только могли, и Аллен слышал только собственное дыхание, грохочущее в ушах, и розовый туман от непосильной тяжести застилал ему глаза. Не думал он совсем ни о чем, только - "сейчас я упаду" и "я спотыкнулся", когда, не видя за Марковым рюкзаком дороги, он оступался и падал на колени, ударяясь о камни и корни. Потом Марк выдохся. За время ходьбы раненый потерял сознание. Мария проверила жгут и замотала ему руку бинтом, оказавшимся поблизости. Теперь Йосефа понесли Аллен и Гай на носилках, сделанных их курток, связанных рукавами. Марк нес два рюкзака. Первым шел по-прежнему Гай, меж ними с Алленом - раненый на носилках, из-за которых Аллен не видел дороги и продолжал оступаться, стараясь только не падать. На это уходили старания всего его существа. А над ними полыхали необыкновенно крупные звезды, и ревела вода. Наверно, это была самая страшная ночь в Алленской жизни, но через нее он шел без памяти и без мыслей, могущих выражаться в словах.
       Дорогу преградил скальник - почти отвесная серая стена, тянущаяся несколько метров. Днем они преодолели его спокойно, хотя и не без некоторого труда; но сейчас, ночью, с раненым на самодельных носилках, об этом не могло идти и речи.
       - Мы здесь не пройдем! - перекрикивая шум воды, грохотавшей по каменным порогам, воззвал Гай. Лицо его, когда он обернулся, было как белая маска с двумя черными пятнами. - Давайте немного вернемся, придется встать у воды.

       Они остановились на узкой полоске берега, метра в два с половиной. Здесь была черная холодная земля и кое-где - мох. Поперек, уходя ветвями в воду, валялось обрушенное ураганом толстое дерево.
       Раненого положили на расстеленный спальник; Аллен, скинув рюкзак, сел у самой воды. Лямки его рюкзака полоскались в реке, но он ничего не замечал. Уткнувшись лбом в колени, он сидел на мокрой земле и слышал, не слушая, как в метре за спиной переговариваются его спутники.
       Мимо, едва не споткнувшись об него, промчался к воде Гай с котелком.
       - Ох! А, это ты... - и он снова исчез из Алленского поля восприятия.
       Сзади что-то происходило, что-то очень напряженное. Клара держала фонарик, Марк, встав на колени, раздувал под котлом жалкий костерок, который никак не хотел давать большого пламени. Мария сняла жгут с руки Йосефа. Потом Марк и Гай держали его, чтобы он не бился, придя в себя от болевого шока, Клара светила на рану, изо всех сил стараясь не упасть в обморок, а Мария, вооружившись ножом и маникюрными ножницами, извлекала пулю. К счастью, выстрел не задел кости, но повредил какие-то важные мышцы. В процессе операции Йосеф от боли и впрямь пришел в себя, но это стало ясно, только когда он сдавленно закричал во время обеззараживания краев раны. Все это время Аллен просидел у реки, склонив голову на колени, и ничто в мире не возвращало его из него самого - вовне. Никто не потревожил его.

       Через некоторое время подошла Клара, которую он узнал по шагам. Она нерешительно постояла за спиной, потом села рядом на холодный камень и что-то положила Аллену на колено. Он посмотрел и с трудом понял, что это - бутерброд. Готовить что-нибудь более существенное ни у кого не было сил, так же как не было их на то, чтобы поставить хоть одну палатку. Безучастно посмотрев на хлеб, с которого свешивался хвостик консервированной рыбки, Аллен опять опустил голову. В руку ему ткнулась горячая кружка с чаем.
       - Покушай, пожалуйста... Это нужно сделать.
       Аллен не смог ответить. Взять кружку и отпить он тоже не смог.
       Клара неловко обняла его за плечи и прижалась к нему, но через несколько минут руки ее бессильно опали.
       - Аллен... Ты... Что ж тут поделаешь. Молись за него... - голос ее внезапно прервался, и она быстро вскочила и отошла прочь. Из темноты донеслись ее сдерживаемые рыдания. Аллен не шелохнулся.
       Потом к нему пришел Марк и хорошенько тряхнул его за плечо.
       - А ну, вставай, чума тебя побери! Кому говорю, Персиваль хренов?
       Аллен не двигался, и Марк сильным рывком вздернул его на ноги и тряхнул еще раз, так что голова его откинулась назад, как у мертвеца.
       - Оставь меня... в покое. Все нн-нормально, - с трудом разлепляя губы, сказал Аллен, но Марк не отставал.
       - Сволочь проклятая! Быстро выпей это, или я тебе насильно волью в глотку! Ну же, пей, я кому сказал?
       Аллен, обжигая горло, с трудом сделал несколько глотков из кружки, которую друг ткнул ему в зубы. Это был очень сладкий растворимый кофе.
       - Где твой рюкзак? Здесь? Живо доставай спальник. Проклятье, да у тебя все мокрое... Идиот, ты же сидел в воде. Твою поганую задницу можно выжимать. Доставай спальник, или сейчас я вытрясу из тебя дух.
       Каждую фразу он сопровождал внушительным тычком под ребра. Аллен, почти совсем разбуженный от оцепенения, уяснил одно - что если он ляжет спать, его оставят в покое. Послушно он вытащил спальник, расстелил его на земле и прямо в ботинках залез в него с головой. Марк несколько минут постоял над ним, хотел что-то сказать - но не смог, и ушел.
       Аллен лежал в спальнике и слушал, как весь лагерь отходит ко сну. Клара, ложась рядом с Марией, тихо всхлипывала; Йосеф, кажется, простонал. Гай что-то тихо долго говорил, то ли утешал кого-нибудь, то ли молился. Наконец все утихли; Аллен слышал ровное, громкое дыхание Марка, лежавшего рядом с ним. Он думал, что так и будет лежать всю ночь в пустоте, пока она не станет абсолютной, но потом неожиданно для себя заснул в неудобной позе, положив под голову согнутую руку.
       Ему приснился сон, что он спит и видит человека, сходящего к нему вниз по склону. Когда-то так же к нему приходил сэр Алан, ступая на узкую полосу между сном и явью. Человек, пришедший к нему на этот раз, тоже был рыцарем.
       На нем не было доспехов, но на узкой черной котте светился яркий белый герб, который никак не удавалось разглядеть. Лицо его скрывал капюшон, но красивые мужественные черты можно было различить и в тени. Человек остановился над Алленом, скорчившимся в спальном мешке, и окликнул его. Голос был не молодым и не старым, но очень красивым и участливым. Похожим на голос Роберта, только еще красивее.
       "Кто ты?" - спросил Аллен, садясь в спальнике и понимая, что он на самом деле каким-то образом остался там лежать, а встала только некая его часть. Он даже видел со стороны свое тело, укрытое с головой, содрогаемое неровным дыханием.
       "Я пришел помочь тебе".
       "Кто ты?"
       "Я - даритель даров".
       "Кто ты?" - в третий раз спросил Аллен, внимательно глядя в красивые, очень светлые глаза, блестящие из-под капюшона.
       "Когда я жил на земле, я носил другое имя, и на мою долю выпало много страданий. Я потерял всех, кого любил. И после мне было дано право приходить к тем, чье безвинное страдание подобно моему, и утешать их дарами. Поэтому теперь я - даритель даров".
       Даритель вытянул вперед правую руку, и Аллен увидел в его пальцах маленькую золотую монетку. Он ловко крутанул ее, и монетка легко завертелась, превращаясь будто бы в прозрачный золотой шарик. Пальцы у него были длинные, белые и очень ловкие.
       "Смотри, безвинно страдающий, я могу утешить тебя. Выбирай любой дар, но только один. Только один".
       "Значит, я могу попросить... о любой вещи?" - с замиранием сердца спросил Аллен, поднимаясь на ноги и вглядываясь в золотистую сферу, вращавшуюся теперь перед самым его лицом.
       "О любой вещи. И не только вещи. Но только об одной. Чего бы ты хотел? Может быть, вдохновения? Ты станешь гением, и любой ум склонится перед силой твоего таланта".
       Монетка в его руке, не переставая вращаться, превратилась в искрящийся лавровый венок, венчающий кубок славы. Через мгновение виденье сменилось другим.
       "Или, может быть, покоя? Блаженного покоя и богатства, позволяющего не думать ни о чем?"
       Монетка превратилась в маленький дом, утопающий в цветах, а потом - в сверкающий драгоценный камень - гелиодор.
       "Думай, друг мой. Чего еще? Радость? Любовь? А может быть... Святой Грааль?"
       Поменяв образы искрящегося солнца, розы (к которой, вздрогнув, Аллен невольно потянулся), золотой сквозной шарик стал Чашей. Чаша была из серебра и напоминала церковный потир на короткой подставке, из чистого, светящегося серебра. Над чашей нежным облаком вставал и переливался живой свет. Казалось, она растет и приближается к Алленскому лицу, и он, замерев в благоговейной радости, протянул к ней дрогнувшую руку - но иная мысль затуманила его разум, и он отшатнулся. Чаша исчезла, в пальцах Дарителя снова плясал золотой кружок.
       "Верни мне моего брата, Даритель. Верни Роберта".
       В маленькой сфере - и Аллен чуть не вскрикнул - появилась человеческая фигурка. Это был Роберт, он стоял неподвижно, с опущенным лицом и руками, повисшими, как плети. Русые волосы, свешиваясь, скрывали взгляд.
       "Этого ты хочешь?"
       "Да. Верни мне моего брата. Я хочу только этого".
       "А как же твой путь? Ты обещал. Ты еще можешь все изменить".
       "Я не хочу. Ничего этого я не хочу. Мне нужен мой брат".
       "Ты сказал".
       Даритель одним движением пальцев остановил вращение золотой сферы и сжал ее в кулаке. Аллен протянул ему руку ладонью вверх, и Даритель накрыл его руку своей. Приняв холодный дар, легший в самую середину ладони, Аллен почувствовал его легкое шевеление, будто монетка ожила. Он дернул руку к себе и взглянул. По ладони, шевеля щекочущими лапками, ползла большая зеленая муха с короткими слипшимися крыльями.
       С раннего детства Аллен более всего ненавидел мух. Он испытывал к ним то инстинктивное непередаваемое отвращение, которое многие женщины имеют к мышам. Худшей мукой для него было бы ощутить прикосновение шести холодных лапок - под такой пыткой он, наверно, выдал бы любую военную тайну. Вот и сейчас, вскрикнув от неожиданности и отвращения, он резко стряхнул насекомое на землю - даже показалось, что он услышал, как оно жирно шлепнулось оземь, не успев взлететь.
       Аллен проснулся и лежал на спине с сильно колотящимся сердцем. Проспал он, кажется, часа два; небо уже светлело, звезды меж ветвей стали бледными. Ничего себе, он вчера даже не снял ботинок... В душе было тихо и совсем пусто, как в комнате, житель которой недавно умер. Аллен тихо, стараясь не разбудить друзей, прижавшихся друг к другу в своих спальниках, встал и подошел к реке.
       Он перешел бурный поток по камешкам, и на другом берегу встал коленями на замшелый мокрый валун.
       Он посмотрел в светлеющее предутреннее небо, небо самой короткой ночи в году.
       "Господи, прости меня. Теперь я вижу, что во всем был неправ. Я отказываюсь. Я более не искатель Грааля. Я просто кусок дерьма, маленький вонючий кусок дерьма. Но это неважно, Господи. Пожалуйста, только верни мне Роберта, верни мне моего брата. Я Тебя больше никогда ни о чем не попрошу. Дай мне только это".
       Аллен встал с колен, намокших от пропитанного влагой мха, и внезапно почувствовал себя очень грязным. Он, дрожа от утреннего холода, снял ботинки, штаны и куртку. Под курткой оказалась белая шелковая рубашка с гербом на груди. Аллен снял ее через голову и долго смотрел на три серебряные полосы через алое поле, алое, как кровь на камнях, как розы его снов. Он прижался к гербу губами и постаял так, нагой и худющий, на холодной земле, а потом оторвал рубашку от лица, скомкал и бросил в поток. Река, не прерывая своей бурливой песни, подхватила комок белого шелка и уволокла в пенный водоворот. Аллен вошел в ледяную воду, так что кожа его моментально покрылась мурашками, и омыл себя.

       Из воды он вышел, как выходят дети из утробы матери, как иные выходят из купели крещения. Только для него это было крещение наоборот, ибо там он не обрел, но потерял все, что до этого называл собой. Сильно дрожа и с трудом попадая ногой в штанину, он оделся, тщательно завязал шнурки на ботинках. Пригладил руками мокрые, темные от воды волосы. Посмотрел на другой берег, на спящих друзей. Вон - Клара и Мария тесно прижались друг к другу. Вон - Йосеф, с белеющей замотанной рукой. Вон - Гай, с головой залезший в свой потрепанный ватный спальник.
       Птицы уже начинали свои утренние песни, и небо почти совсем побелело. Аллен перешел реку подальше от лагеря и направился вниз по течению, тем путем, который дважды проделал вчера. Идти ему было легко - при свете и без поклажи, и поднявшийся утренний ветер, ударяясь в его голую под курткой грудь, казалось, продувал сквозь нее.