Глава 6.

8 июня, суббота

       Городок Файт городом мог называться с большой натяжкой. Подобным громким титулом он был обязан скорее всего своему пограничному положению. Название его, переводившееся как "Вера", очень порадовало Клару. Но оно, к сожалению, не означало, что затерянный в горах городок является прочным столпом Церкви.

       - Была такая женщина еще до Реформации - Файт Мария Филиппа Теодора, - рассказывал Роберт, пока граалеискатели коротали последние часы в дорогом фирменном поезде. - Когда случились религиозные войны, - ну, то, что в учебниках именуется "Великая горская Смута", - эта самая Файт возглавила оборону города и смогла продержаться до прихода императорских войск. За это сам полководец, между прочим, это был великий Габриэль Антоний гентский, лично посвятил ее в рыцари. Там в городе должен стоять памятник в честь дэйм Файт - бронзовая леди на коне. Его лет сто назад отлили в столице и сюда доставили по частям, очень он был огромный... А в честь героини детей до сих пор крестят...
       - Мою матушку так звали, - неожиданно сказал Йосеф. Аллен удивленно воззрился на него: в кои-то веки этот человек рассказывает что-то о себе! Всю неделю до этого он отмалчивался в ответ на любые расспросы о своей семье, призвании, происхождении - да о чем угодно! При том что истории про святых или про своих друзей и знакомых он рассказывал весьма охотно.
       - А кто она была, твоя мама? - тут же спросил Аллен в надежде, что с Йосефом случился приступ откровенности; но священник только покачал головой.
       - Я, признаться, толком не могу сказать. Так получилось, что меня воспитала тетушка, и о матери я достоверно знаю только ее имя - Файт Христиана, Вера Христианская. Ну, неважно; Роберт, что там еще про этот город?..

       Файт, представший перед путешественниками в пелене моросящего утреннего дождя, не внушил им особого восхищения. Из архитектурных шедевров в нем выделялась тюрьма - весьма старинного вида, окруженная внушительной серой стеной. Также друзья полюбовались на единственный в городе книжный магазин, где в витрине были почему-то выставлены хлебницы, и на похоронное бюро, объединенное под одной крышей с загсом. Действующей церкви в Файте, как ни странно, не было. По словам Гая, церковь находилась по другую сторону гор; "Правда, веротерпимость там у них на высоте - на той же улице стоит мусульманская молельня", - сообщил он. "Ну, это скорее для Роберта - он же у нас сарацин", - съязвил Аллен и не успел увернуться от братского подзатыльника.
       Памятник даме Файт им увидеть не пришлось - слишком хотелось где-нибудь поскорее поставить лагерь. Заплатив две марки обладателю крытого грузовика, друзья выехали за пределы города и отошли от шоссе в маленький лес на седловине высокой горы. Грузовик был ужасен, он ревел и подпрыгивал на поворотах, и Кларе едва не стало в нем плохо. Марку же с Алленом этот аттракцион, напротив, понравился. Правда, Марк сказал, что такие грузовики прибавляют людям благочестия - на каждом повороте, бывало, так и тянет молиться...

       К полудню дождь прекратился, но небо оставалось серым и бессолнечным. Оставив женщин и все еще увечного Йосефа "на хозяйстве", небольшая делегация отправилась в город - во-первых, пополнять запасы продуктов, а во-вторых - и это было куда важнее - общаться с местным населением, чтобы узнать правильный путь по ту сторону гор. Идти сначала собрались Гай как самый знающий в компании и Роберт как обладатель самой респектабельной внешности. Предполагалось, что Гай будет общаться с людьми, а Роберт - стоять у него за плечом и "внушать своим видом доверие". Но потом Аллен тоже увязался с ними - приготовление обеда его не привлекало, кроме того, он хотел посмотреть город. В частности, его интересовала бронзовая героиня на коне. Марк остался в лагере в качестве охраны.
       Центральная городская площадь представляла собой небольшой асфальтовый круг, в центре которого высился монумент. Бронзовая женщина с развевающимися волосами, в длинном платье, облаком покрывающем спину коня, держала в руке воздетый меч. В какой-то момент Аллену показалось, что она лицом очень похожа на Клару, хотя он предпочел об этом промолчать. Но...
       - Надо же, дэйм Файт на Клару похожа, - изумился у него за спиной непредвзятый Гай, и добавил неромантично: - Не верю, что она в таких юбках и сражалась. Хотя, возможно, это был способ шокировать противника?..
       Но Аллену, несмотря на неисторичные юбки, женщина-рыцарь очень понравилась.

       Первым представителем местного населения, с которым Гай решил пообщаться, стал продавец в магазине, где они покупали еду. Это был внушительный усатый дядька, который, судя по манере держаться, знал все обо всем. Но на очень вежливый вопрос, где бы тут можно перейти границу, он отреагировал совершенно неадекватно. Посмотрев на друзей как на сумасшедших, он молча развернулся и ушел куда-то в подсобные глубины. Прождав его минут десять, они наконец поверили, что он пошел вовсе не за картой подземного хода, и сочли должным покинуть магазин.
       - Чего это он? - недоумевал Гай. - Вроде не глухонемой, о тушенке по крайней мере разговаривал... Видели, как он на меня воззрился? Как будто я ему предложил голышом на столе станцевать... Может, ему столичный акцент не нравится?
       - Может, он просто не местный? - предположил Роберт, умолчав о том, что у "деревенщины" Гая столичного акцента нет и быть не может. - Давайте вон бабушку спросим, она-то точно здесь всю жизнь живет...
       Трое друзей устремились к старушке, потихоньку переходившей улицу. Судя по типу лица, в ней явно была горская кровь, так что нигде кроме Файта она родиться не могла.
       - Добрый день, матушка! - вежливо начал Гай, и старушка ласково улыбнулась в ответ. "Ну, все в порядке", - успокоился было Аллен, но не тут-то было. Едва услышав про пещерный путь, бабушка так экспрессивно замахала руками и затрясла головой, что поднялся даже небольшой ветер.
       - И-и, нет, ребятки! И-и, это не дело. Не ходют там больше, нехорошее это место. И-ии, и не думайте даже.
       - Но почему? - отчаянно допытывался Гай, - чем оно нехорошее-то?
       Но от бабушки больше ничего не удалось добиться. Отмахиваясь обеими руками, она без конца повторяла свое "И-и, нет, даже и не думайте", пока наконец эскорт из троих недоумевающих друзей не проводил ее до дверей магазина - того самого, из которого они недавно вышли. Там они и расстались со старушкой, и пошли по пустой узенькой улице, размышляя, что же им делать дальше.

       Гай от смущения вдруг сделался очень болтлив. Он без конца убеждал товарищей, что его информация не могла не быть правильной. Это рассказал ну очень надежный друг, который ну совсем недавно, года четыре назад, своими собственными ногами... - и так далее, и тому подобное. Просто бабушка попалась какая-то сумасшедшая, а на самом деле все отлично, вот увидите...
       - Ну, давай найдем кого-нибудь не сумасшедшего, - предложил Роберт, шагавший с каменным лицом. - Или сегодня все нормальные люди по домам сидят? Может такое быть?
       Аллену было больно за Гая - он очень хорошо представлял, что тот сейчас чувствует. Кроме того, оставленный в лагере Марк его уж точно доведет до самоубийства, если окажется, что эта идея себя не оправдала. Грела душу только мысль о бутылке местного молодого вина, которую Аллен тайно от спутников только что приобрел в магазине. Он хотел устроить друзьям сюрприз: вот все обрадуются, оно, должно быть, очень вкусное...
       Компания местной молодежи стояла под сенью кипарисов. У них был магнитофон, хрипло что-то поющий, и вообще они, кажется, предавались по мере сил культурному отдыху. Аллен заметил их первым и указал остальным:
       - Может, у ребят спросим? На вид они не особенно безумные, а если с ними разговаривать вежливо, они могут даже и ответить...
       Гай поспешил к ним, увидев лучик новой надежды; два брата остановились поодаль, стараясь произвести самое дружелюбное впечатление и прислушиваясь к разговору.
       - Под горы? - присвистнул высокий, коротко стриженый парень. - Это вы, ребятки, опоздали малость. У нас уже года два там не ходят.
       - Говорят, там полно привидений, - вмешалась худая девушка в шлепанцах.
       - Врут, старичье, - оборвал ее высокий, явно бывший здесь главным. - Просто там что-то неправильно рассчитали с породой, вот оно все и посыпалось. Монтских рабочих целую бригаду завалило, с нашей стороны тоже кое-кого... Вот какие-то перетрусившие кретины и навыдумывали призраков...
       - А ты там был? - запальчиво перебила его еще одна девушка, смуглая, с горскими чертами лица.
       - Нет, конечно... Чего не хватало...
       - Вот и молчи, раз не знаешь. Мой отец - он что, кретин, по-твоему? А он этих призраков своими глазами видел, когда в прошлом году к тетке в Монт пробирался... - она обернулась к Гаю, прищурившись. - Потом из Монта приехал на поезде, месячную зарплату на этом деле потерял, только, говорит, под гору больше ни за что...
       Роберт и Аллен тем временем подошли ближе, и трое друзей теперь стояли совсем рядом.
       - Призраки, - вдохновленная их вниманием, продолжала черноглазая девица, - с тех рабочих и начались. Их было восьмеро, канализацию чинили. Говорят, они там до сих пор ходят... в своих комбинезонах... такие раздавленные... - она передернула плечами.
       Роберт призраков не боялся, но вот обвалы потолка его сильно встревожили.
       - И что, пройти совсем никак нельзя? - спросил он, уже начиная просчитывать варианты возвращения.
       - Да можно... Некоторые отморозки до сих пор, говорят, ходят. Правда, недавно приказом мэра эту дырку забили, в смысле, вход, и ремонтникам ходить запретили. Остальным это, правда, и раньше вроде как не очень-то разрешалось... - рассказчик хмыкнул. Магнитофон, который никто не потрудился выключить, негромко поквакивал у него в руке.
       - Может, вы все-таки покажете, где этот вход? - Гай достал из кармана свою потрепанную карту. - Почему бы не рискнуть, а то лишних денег совсем нету...
       - В Файте таких идиотов больше нету, а приезжим что, они иногда ходят, - пожала плечами девушка в шлепанцах. - В марте вон приехали трое, в Монт какую-то контрабанду везли... Кажется, их там призраки и скушали.
       - А может, они из Монта на поезде вернулись, - возразил вожак компании. - Чума их знает... Но на вашем месте я бы все же не совался. А вообще-то, давай сюда свою карту. Показать не жалко, а лезть с вами никакая лихорадка все равно не заставит...

       В лагере состоялся военный совет. Голосование ничего не решило; Йосеф сразу "воздержался", сказав, что сделает так, как решит большинство, а сам он имеет в равной мере "за" и "против" подгорной дороги. Мнения остальных же разделились как раз поровну: Роберт, Марк и Мария идти не хотели, а Аллен, Клара и Гай - наоборот. Бросать по совету Гая монетку Йосеф тоже отказался, равно как и просить совета у Библии - для него это была недостаточно веская причина вопрошать Господа.
       - Я в пещере и так со страху помру, а тут еще призраки, - заявила Мария. - Идите куда хотите, я в случае чего одна поеду на поезде. Сто марок моя жизнь, я надеюсь, стоит?
       - В крайнем случае можно пешком в обход, - убеждал Роберт. Так платить придется только за переход границы. Привидения - это конечно, чепуха, но обвалы - это уже серьезно. Лучше потерять неделю пути, чем кого-нибудь из компании...
       - Неделю! - так и застонал Аллен. - Народ, но мы ведь и так едва укладываемся в месяц... Да не завалит нас! Мы рыцари Грааля или тряпки какие-нибудь? Это же настоящее приключение, а вы трусите...
       - Я, в таком случае, тряпка, - решительно сказала Мария. - Я лучше в обход гор ноги сотру до колен, чем туда полезу... Приключение! Да зта пещера нас скушает и не заметит!
       - К тому же мы дороги не знаем, - в кои-то веки поддержал ее Марк. - Все, что мы имеем - это Гаевские предположения, в какую примерно сторону надо идти. Кому как, а мне этого мало.
       - А мне нет... - несмотря на трехразовый прием таблеток, Клара выглядела усталой и нездоровой. - Ребята, понимаете, лишние сто километров для вас, может, и пустяк, но для меня - нет... Здесь же всего часа три поволноваться, и мы уже по ту сторону гор!
       - Кроме того, у меня не просто предположения, - оскорбленный до глубины души Гай защищал свою репутацию проводника. - Я точно знаю направление, а все эти пещеры являют собой почти прямой коридор с редкими ответвлениями. Да за кого вы меня принимаете? Я вас хоть раз подводил?
       - А за Дубками? - ехидно напомнила Мария. (Она имела в виду довольно неприятную историю о том, как они здорово заплутали, и проводник Гай вернулся из разведки с криком "Ура!"
       "Что - "ура"? Мы правильно идем?"
       "Да нет... Ура, я понял, где мы не туда свернули... Придется вернуться на десять километров...")
       - Но мы же все-таки выбрались, - вступился за друга Аллен, который пост-фактум не имел к нему никаких претензий, хотя в тот день готов был Гая придушить.
       - Еще бы нет! - согласился Марк. - Иначе мы бы тут с вами не разговаривали, а наши белые косточки обгрызли бы дикие звери...
       Клара тихо вздохнула и отвернулась. Лицо ее прямо-таки светилось бледностью. Марк пристально посмотрел на нее и неожиданно сказал:
       - А, ерунда. Дайте-ка мне монетку. Я, к добру или к худу, не Йосеф. Орел - за пещеры, решка - против. Мне, на самом деле, плевать - просто хотел как лучше.
       Поймав монетку, он накрыл ее ладонью и помедлил, потом резко убрал руку:
       - Орел!

       ... - Что ты делаешь? - недоуменно спросил Аллен, глядя, как Йосеф устанавливает на пеньке большой плоский камень.
       - Алтарь, - и священник принялся накрывать свое нелепое сооружение какой-то огромной белой скатертью. Потом - еще одной. И еще.
       - Ты что, мессу служить будешь? - восхитился поэт, глядя, как он извлекает со дна рюкзака толстый тюк, перевязанный веревкой.
       - Догадалась умная Герта, - хмыкнула Клара, появившаяся невесть откуда с белым батоном в руке. - Сегодня суббота, понимаешь ли, пора бы посетить воскресное богослужение. Тем более что завтра такой случай может и не предоставиться. Йосеф, тебе одеться помочь?
       - Не надо, ты лучше всех позови, если не трудно, - и молодой священник ушел в кусты, обремененный стопкой белой и золотой ткани. Аллен сообразил, что может внести в святой обряд посильную лепту, и принес свежекупленую в Файте бутылку вина.

       Это была самая странная месса, какую он видел в своей жизни - среди вечерних деревьев, под низким серым небом, в свете двух дешевых свечей, чье пламя трепетало и бесилось в лесных сквозняках. Йосеф в золотом облачении поверх белой альбы стоял над самодельным алтарем, и лицо его в неверном свете казалось строгим и совсем лишенным возраста. Этому человеку может быть от пятнадцати до ста лет, понятно только, что он необычайно красив, думал Аллен, глядя, как медленно взлетают Йосефовы руки, поднося маленькую Библию к устам - для поцелуя. Мельком глянув в сторону, он увидел своих друзей, стоящих торжественно, как какие-нибудь крестоносцы в Иерусалимском храме - и сердце его дрогнуло от болезненной радости. Это поможет нам остаться вместе, подумал он, Господи, оставь нас вместе, пожалуйста, пожалуйста, пусть это будет...
       - Господь с вами, - прозвенел голос священника, и он откликнулся, отринув все иные мысли:
       - И со духом твоим...
       Первое чтение было из Книги притчей Соломоновых, и Аллен удивился, что до сих пор не встречал нигде этих слов:
       - "Надейся на Господа всем сердцем твоим, и не полагайся на разум твой. Во всех путях твоих познавай Его, и Он направит стези твои. Не будь мудрецом в глазах твоих, бойся Господа и удаляйся от зла: Это будет здравием для тела твоего и питанием для костей твоих"...
       Второе же чтение было о последней Вечере. О том, как Петр, горящий чистой любовью и не ведавший, что станет предателем, клялся положить свою душу за Учителя; и смотрел на него Господь с любовью горькой, всепонимающей, ибо безумно жаль - пути таковы, каковы они есть, и пройдет по ним до конца Сын Человеческий, но горе, горе тому, кто не сможет не оставить Его... О чем была проповедь, Аллен толком не запомнил. В какой-то момент он просто отключился, как когда писал стихи, и даже успел подумать: "Кажется, я сейчас упаду. Или у меня будет что-то... видение..." Но видения не было, просто лицо священника, ярко светящееся над страницами, на какое-то время поплыло и отдалилось, донеслись обрывки фраз: "Любить нас, как он... Отвечая за себя... И только из-за этого, братья и сестры..." Потом все встало на свои места, хрупкий Йосеф сцепил пальцы, словно от волнения, ветер чуть не задул одну из свеч и растрепал черные Йосефовы волосы.
       Клара толкнула Аллена в бок, он спохватился и встал в траву на колени.

       В момент, когда он стоял так с опущенным лицом, внезапно со дна сознания всплыл давний сон - чаша, окровавленная облатка, "Се агнец Божий..." На какой-то миг Аллену стало очень неприятно, я не хочу, подумал он, нет, я не хочу брать это в рот, эта булка вся в крови... Но потом он поднялся вместе со всеми и принял причастие, задним числом отметив, что вино и правда очень вкусное, а вот хлеб - черствоват. Месса завершилась, Йосеф задул свечи и некоторое время так постоял во мгле, а потом попросил тихим, совсем изменившимся голосом:
       - Слушайте, у кого есть поблизости фонарик? Нужно это все убрать... И завернуть как следует.

9 июня, воскресенье

       Утром пришлось встать довольно рано - время, как говорится, припекало пятки. Несмотря на вчерашний боевой настрой, сегодня лезть под землю Аллену что-то совсем не хотелось. День выдался пасмурный, хотя и без дождя, и Аллен мрачно выдирал из земли палаточные колышки, полностью уверенный, что жизнь вовсе не так хороша, как это иногда кажется. К тому же Мария непрестанно ныла, оглашая окрестности мрачыми пророчествами - о том, что они спохватятся, да поздно будет, что пещера их очень радостно проглотит и не поморщится, и все в том же духе. Хорошо хоть, Роберт хранил верность своему принципу никогда не спорить о том, чего не изменишь. Он молча или тихонько напевая распределял вещи, заливал костер, и Аллена в кои-то веки не раздражало его пение.
       Вход в канализационные "катакомбы" находился в маленьком кирпичном здании, плотно прижавшемся к крутому склону горы. Деревянная крепкая дверь была наглухо забита досками крест-накрест. Ржавая от дождей табличка оповещала, что вследствие участившихся обвалов ремонтные работы вести запрещается.
       - А мы ремонтировать ничего и не собираемся, - успокоил общество Марк, поддевая толстый гвоздь лезвием своего топора. - Так что нарушители из нас никакие, здесь же не запрещено просто так прогуливаться...
       Мария вяло улыбнулась. В левой руке она уже мертвой хваткой держала фонарик.
       - Да не волнуйся ты, - сбивая последнюю доску и берясь за ручку двери, подбодрил ее Роберт. - Мы парами пойдем, вы с Марком - в серединке, ты и не заметишь, как проскочим эти горы насквозь!
       Мария только зябко передернула плечами.
       Всего друзей было семеро; это означало, что кому-то из них придется идти в одиночку. Таковым вызвался быть не верящий в призраков Роберт; более того, он предложил пойти последним и без фонаря, которых на отряд оказалось как раз три штуки. К стыду своему, остальные приняли его предложение с восторгом; равнодушно согласился один Йосеф, не преминув-таки вставить: "А может, лучше мне?.." Аллен, которому предстояло вместе с Йосефом составлять последнюю пару, и вовсе возликовал - такое сильное ощущение надежности и защиты исходило от его старшего брата. В маленьком полутемном помещении без окон граалеискатели зажгли свои фонари, и, шаря под ногами их световыми полосками, принялись вслед за Гаем спускаться в подвал.
       Подвал являл собой большую дыру в камне, почти сразу переходящем в естественную породу; вела в него сваренная из железных прутьев ржавая лесенка. Темнота внутри была совершенная - ощутимая чуть ли не физически, плотная, как одеяло. Как только Аллен схватился за шершавые перила, изо всех сил вглядываясь во мрак, на него пахнуло глиняной сыростью и неподвижным каменным духом. Наверно, так пахнет в доме, где живут одни крысы и привидения, подумал он, но промолчал, и только покрепче ухватился за руку Йосефа, едва тот спустился вслед за ним. Рука была худая и горячая, с длинными костлявыми пальцами, с жестким колечком "Розарий" на указательном; но через нее к Аллену переходило некое тихое и сильное спокойствие.
       - Отлично, - бодро сказал Гай, быстрыми шагами устремляясь в самую глубь темноты. Узенький луч его фонаря жадно ползал по каменным стенам, высвечивая серую плоть старинных каменоломен. - Здесь даже красиво, правда же?
       - Да, прямо как крепостной подземный ход, - преданно согласилась Клара, которая едва поспевала за ним, и тут же охнула, ударившись головой о выступ потолка.
       - Извините, - смутился Гай, видя, что его оптимизм разделяют немногие. - Здесь сначала лучше пригнуться, а потом станет повыше... Я так думаю...
       Мария истерично цеплялась за руку Марка, как утопающий за спасательный круг. Пятно света, исходящее от ее фонаря, ощутимо дрожало. А вот Кларе подземелье скорее нравилось; лишенная своего фонарика, она с любопытством следила за лучами чужих, пытаясь представить себе бедняг заключенных, год за годом долбивших молоточками эти широкие проходы. Аллену же в голову взамен заключенных лезли исключительно покойные ассенизаторы в оранжевых комбинезонах, и он помотал головой, чтобы от них избавиться.
       Гай оказался прав - вскоре потолок действительно стал выше, хотя иногда и приходилось нагибаться. Толстые серые трубы прокладывали свой ломаный путь под горами, кое-где выпуская из себя более мелкие веточки в стороны.Трубы молчали, утробно журчала из них только одна.
       - Как у Искомой Звери в животе, - попробовал пошутить Аллен, но ему это явно не удалось. Перед ним прерывисто вздохнула Мария - видно, сравнение пещер с чьим бы то ни было животом не внушало ей добавочной отваги.
       - Песню бы спеть, - высказался одолеваемый теми же мыслями Марк. Страх державшейся за него Марии, видно, начал передаваться и ему. - Жалко, гитары нет, а то я спел бы...
       - Я могу и без гитары, - подал голос замыкающий процессию Роберт. -Ты "Спускаются с гор" знаешь?
       - Немного, - голос Марка чуть повеселел. - Подпою, где вспомню слова.
       - Роберт! Она хоть хорошая, песня-то? - жалобно воззвал Аллен. Ничего насчет "заниматься жизнью" он просто не выдержал бы.
       - Конечно, хорошая. У "Паранойи" плохих песен нет.
       Аллен тихоньно взвыл.

       Песня, как ни странно, и впрямь оказалась хорошая, только не в том стиле, который Аллен более всего ценил. Голоса Роберта и Марка довольно-таки слаженно разливались под каменными сводами, только коварное пещерное эхо иногда крало их отзвуки и заставляло жутковато звенеть в боковых коридорах.

"Господь, вот они спускаются с гор,
Позволь им вернуться домой.
У кого в руках ромашка, у кого топор,
Но каждый из них - герой.
Но каждый из них несет свой крест,
Пытаясь нести и чужой, -
Если Ты не выдашь, то и волк не съест,
Но дай им вернуться домой...

Их видели ангелы, слышал эфир
И солнце дарило им свет,
И они не раз спасали весь мир,
Как каждый из нас в двадцать лет.
Они помнят о смерти как старцы, хотя
Этот мир и считают тюрьмой -
Но теперь они знают цену путям,
Так дай им вернуться домой.

Кто страха не ведал, познает печаль,
Но это лучше, чем страх.
Их было больше, но вовсе не жаль
Тех из них, кто остался в горах,
А тх, кто спустился - призри, Боже, их,
Как странника в поле зимой,
Хоть и нет у них дома, кроме рук Твоих -
Позволь им вернуться домой..."

       - Это прямо про нас, - закончил Марк, - вот у славного рыцаря... э-э... не будем называть по имени - в руках всегда моральная ромашка. А топоры, выходит, у нас с Робертом. И это тоже исторически верно - топоры именно у нас в рюкзаках... А Мария...
       Но закончить он не успел.
       - Ребята, здесь обвал! - донесся спереди напряженный голос Гая. - Придется идти в обход. Разворачивайтесь, сейчас я вас обгоню.
       Аллен дернулся. Йосеф успокаивающе сжал его руку.
       Обходной путь, намеченный Гаем, вел по одному из боковых проходов. В одном месте там пришлось по очереди обнимать толстую бетонную трубу и ползти, обдирая о камень спину, протискиваясь в узкую щель. Аллен в первый раз вслух выругал проклятые пещеры и идиотов, которые их сюда заманили. Что среди идиотов он сам занимал не последнее место, он почему-то не упомянул. Марии показалось, что она застряла в дыре, и она всхлипывала в тихой истерике, пока Марк проталкивал вперед ее рюкзак. На миг, когда в руках Аллена внезапно погас фонарик, и он оказался простертым в одиночестве в полной темноте, его охватил самый настоящий ужас, и из горла вырвался постыдный и ничем не контролируемый вопль. Гай посветил своим фонарем ему навстречу, и Аллен рванулся вперед с такой силой и страстью, будто его хватала за пятки вся мертвая сантехническая бригада.
       Вырвавшись наконец из плена, он встал, тяжело дыша, и увидел полузаваленный проход, к которому вела проходяшая над трубой узкая железная лесенка вроде той, что была при входе. Взглянув в темный провал каменной арки, Аллен почувствовал, что сердце у него подпрыгнуло и остановилось в горле: из темноты смотрело лицо.

       Оно было бледным, очень бледным, и одновременно каким-то расплывчатым и пятнистым, как луна. Под ним угадывались очертания тела - высокого, почти не прикрытого одеждой, похожего на холодный студень. Фигура чуть заколебалась, по призрачной плоти будто прошла волна - и с новым озарением острого страха Аллен понял, что это женщина.
       Кажется, из горла его что-то вырвалось, какой-то хрип, потому что все взглянули на него, а потом увидели ее. Йосеф так сжал Алленские пальцы, что они хрустнули. Мария вскрикнула и внезапно прижалась к Марку лицом. Клара что-то шептала - она молилась.
       - Это они, - хрипло прошептал Гай, прижимаясь спиной к стене. - Я давно чувствовал их присутствие... Это они.
       Роберт внезапно шагнул вперед, взял из застывшей руки Гая фонарь, направляя луч света прямо в студенистое лицо. Распухшая плоть дернулась, подалась назад - и за ней высветились плавающие, как туманные пузыри, лица других. Призрак был не один.
       - Уйдите с дороги, - негромко сказал Роберт, и сквозь тошнотворную пелену страха (вот что такое "тошнотворный страх") Аллен ясно увидел то, что и так знал - что его брат ничего не боится.
       - Нет, нет! - прошептала Мария, отказываясь, похоже, не от слов Роберта, а вообще ото всего, что здесь происходило.
       - Мы не причиним вам зла, - попытался сказать Гай, шагая вперед и увлекая за собой покорную Клару, которая только беззвучно шевелила губами, прижимая свободную руку к груди.
       - Идемте, - неожиданно сказал Йосеф, и в голосе его было что-то, заставившее всех поверить его словам. Должно быть, этой вещи было имя - власть. - Идемте мимо них своей дорогой, не поддавайтесь страху - и они ничего не смогут нам причинить. Они из тех, чья пища - страх, и плоть их из нашего страха. Их здесь нет. - И еще одно, понял Аллен, было в его голосе, ставшем таким звенящим и ясным - и это было настолько странно и дико видеть от Йосефа, что Аллен на мгновение испугался не призраков, а его, как не менее опасного. То, что звенело в голосе Йосефа, было очень сильным гневом.
       Роберт двинулся к проходу первым, неся свет двумя руками, как меч. За ним стронулся с места Марк, ведя зажмурившуюся Марию, слепо тыкавшую перед собой фонарем. Гай и Клара были следующими. Похоже, что теперь они молились вместе; почти беззвучный шепот одновременно срывался с их уст. Они шли прямо, держась за руки, как храбрые сироты из детской сказки - Умная Герта и ее братик, прямо в замок к людоеду... Йосеф потянул Аллена за руку. Тот с трудом оторвался от стены и сделал несколько шагов, достойных ватного чучела. В это время Марк внезапно очень громко запел. Пел он какую-то полную чепуху:

Реви, реви, свирепый вал,
Шумите, волны злые,
Лишь крепче я сожму штурвал,
Проклятая стихия!
Любимец Господа - моряк,
Ему ль стать кормом рыбе!
Плюю я за борт, все ништяк,
И пусть ярятся зыби..."

       Покончив с моряком - похоже, это была импровизация - он принялся за какую-то детскую рождественскую песенку:

Радуйтесь, люди,
Вот Христос родился...
В яслях младенец
Нас спасти явился...

       Будто разбуженный, Аллен пошел вперед, водя перед собой фонарем. Луч света скользнул по бледным распухшим лицам тех, кто расступился, давая им дорогу. "Не смотри", - шепнул голос у Аллена в голове. Но самое ужасное порой притягивает к себе взгляд, как и совершенная красота, и не в силах одолеть жажду, бывшую одновременно отвращением и жутким любопытством, Аллен взглянул.
       Их было куда больше, чем показалось вначале. Тридцать, а то и больше, и в глазах их, белых, как у вареной рыбы, было тупое и жадное любопытство. Как у скверного мальчика-дебила, который давит башмаком жука и с прицельным вниманием, приоткрыв слюнявый рот, следит за его предсмертными корчами. В головах их была темнота.
       Не будь Аллен поэтом, все могло быть и иначе. Но теперь он ясно вспомнил их всех и уже видел - рабочие в комбинезонах, контрабандисты с мешком, горского вида полуразложившиеся женщины смотрели из темноты, выстроившись, как почетный эскорт, и один из них, молодой ассенизатор с торчащим из головы осколком камня, с приоткрытым ртом двинулся следом, фокусируя белый взгляд.
       Йосеф больно и очень сильно - кто бы мог подумать! - дернул Аллена за руку.
       - Прекрати! Зачем ты их зовешь? Не делай этого!
       Аллен завороженно посветил фонарем в расплывчатое лицо и увидел очень жесткий взгляд, полный жуткой радости. От этой радости - так, наверно, радуются в аду - Аллен пошатнулся и чуть не упал.
       - Отче наш! Сущий на небесах! - закричал он отчаянно, декламируя молитву как спасительное заклинание, и поднял руку с фонарем, чтобы сотворить им крестное знамение - и тут мертвый человек бросился на него. Он внезапно оказался очень сильным - очевидно, обретая силу и плоть от своей жертвы. Аллен услышал, как трещит шов на его куртке, увидел на какой-то миг совсем близко вареные глаза - и фонарь, мигнув, покатился в темноту.

       Его сознание включилось вновь, когда он уже стоял на ногах, поддерживаемый Гаем и Йосефом. Что они сделали, он так никогда и не узнал; кто-то, кажется, Клара, сунул ему в руку фонарь, Йосеф коротко обнял его и резко отстранил вновь - и они пошли дальше, причем священник просто-таки тянул Аллена на буксире. Ноги у того заплетались, он несколько раз споткнулся и чуть не упал. Волосы, грязные и растрепанные, забивались ему в рот, приоткрытый от частого дыхания, но это уже было безразлично. Аллен чувствовал за собой дыхание потустороннего зла, словно бы шорох многих полубесплотных ног. Так одичавшие псы стаей следуют за слабеющим человеком, ожидая, когда он упадет, чтобы броситься всем вместе. Когда он оборачивается, они останавливаются, пока не решаясь подойти ближе, стоят, сбившись с кучу, и смотрят. Смотрят и ждут.
       Фонарь бесполезно болтался у Аллена в руке, и Йосеф вскоре забрал его и понес сам, освещая путь.

       Наконец через какое-то время дорога, как Гай и предполагал, уперлась в выход со стороны Монт-Файта. Беда была в том, что дверь, закрывающая каменную дыру, была заперта и заколочена снаружи. Минут пятнадцать, хотя казалось, что никак не меньше суток, Марк и Роберт пытались высадить ее плечами. Монтские власти явно постарались на славу, охраняя покой горожан; но наконец дверь затрещала и стала поддаваться - и вылетела-таки, с корнем вырванная вместе с петлями из могучего косяка. Серый дневной свет, хлынувший внутрь, показался друзьям ослепительным. Моргая и щурясь, как выползающие на поверхность кроты, они выкарабкались на свет божий. Вконец ослабевших Марию и Аллена снаружи подхватили руки их близких.
       Кто бы мог подумать, что простой пасмурный день может быть настолько красив! Аллен опустился на землю, с наслаждением вдыхая влажный воздух. В отличие от первого Файта, его горный собрат стоял в долине; деревьев вокруг почти что не было, ветер бродил по высокой, слегка выгоревшей траве. Вдруг некое движение сзади заставило Аллена обернуться - и вскочить на ноги, при том что до этого он попросту не мог шевельнуться. Бледные распухшие лица, просвечивая друг сквозь друга, совсем разваливающиеся на свету, теснились в дверном проеме.
       - Неупокоенные! - Йосеф обернулся к ним, и эта странная нота - власть - опять вернулась в его голос. Аллен впервые увидел своего друга таким - он смотрел на ходячие трупы взглядом короля, но проявлялся этот король не в надменном презрении, а в глубокой, но очень деятельной жалости. Так мог бы взрослый смотреть на толпу неумытых и обгадившихся детей, чтобы в следующий миг двинуться к ним - мыть и переодевать.
       - Чего вы хотите, неупокоенные? Что мешает вам уйти туда, где вас ждут, и обрести покой?
       Заговорила с ним женщина - возможно, та самая, чье бледное лицо увидел Аллен под каменной аркой. Голос ее был булькающим и странным - будто бы мало что осталось от ее голосовых связок и мертвого языка.
       - Мы могли взять одного из вас. Самого слабого. Если бы не великий человек, который вел вас, он был бы наш.
       В лицо Аллену ударила горячая волна стыда, когда он понял, что говорят про него. Не про Клару, не про Марию даже - про него.
       - Вы не получите никого из нас. Вам не должно здесь оставаться. Вы люди, и ваши души ждет на суд небесный отец. Устыдитесь и ступайте к нему.
       - Мы пойдем, - булькающий голос исходил словно бы из живого болота, и на свету мертвецы начинали источать зловоние. - Мы уйдем, если тот, кто вел ваш отряд, даст нам отпущение. Отпустит нас.
       Глаза Роберта удивленно расширились. Инстинктивно пригладив рукой волосы, он шагнул было вперед, но женщина опередила его намерение.
       - Не этот. Другой. Имеющий власть.
       Тихий, худой Йосеф с воротничком-стоечкой, нелепо торчащим из-под штормовки, вышел из-за широкой спины Марка. Казалось, что он чуть улыбается своей извиняющейся улыбкой. Он чуть-чуть горбился.
       - Вы ошиблись, я никого не вел. И никакой власти тоже не имею, кроме той, что иногда есть у священника. Но если вы говорите обо мне, то я готов вас отпустить. Для меня есть только один способ. Я приму у вас исповедь. У каждого из вас. А потом помяну вас, как подобает.
       - Мы согласны.
       - Не ходи, - быстро сказала Мария, хватая священника за рукав. Он мягко высвободился.
       - Конечно же, я пойду. Не волнуйтесь, пожалуйста, они совсем не опасны. Совсем. Я скоро вернусь... или не очень скоро. Вы пока отдыхайте, поставьте лагерь. Дайте мне свечей... штуки три. И... Гай, у тебя в кармане ведь были спички?..