В настоящее время фантастическая литература в различных ее жанрах все больше завоевывает признание в нашей стране и за рубежом. Наряду с низкопробными поделками, наводняющими книжный рынок западного мира монстрами и кошмарами, появляется большое количество произведений, представляющих несомненный интерес, как самобытностью формы, так и гуманистической направленностью содержания. К числу наиболее популярных в последнее время принадлежат произведения, созданные в так называемом жанре "фэнтези". Среди литературоведов не существует единой точки зрения на статус "фэнтези". Е. Брандис [2], Ст. Лем [8] считают его субжанром НФ (научной фантастики), группа авторов журнала "Детская литература" - явлением, относящимся к литературной сказке [5]. Мы рассматриваем "фэнтези" как самоценный, жанр, обладающий собственными, только ему присущими особенностями. Существующий на стыке НФ и сказки, этот жанр вобрал элементы обоих, специфически их переработав. Так, создавая свой волшебный мир, где действуют традиционно сказочные герои и персонажи, авторы, тем не менее, часто оперируют схемами, свойственными НФ, которые, накладываясь на традиционные структуры волшебной сказки, модифицируются, обретают подтекст. Произведение оказывается многоуровневым, философическим. Специфической чертой жанра "фэнтези" является и его высокая по сравнению с другими жанрами степень национально-особенного. В отличие от НФ, в которой специфически национальные элементы не так ярко выражены, в "фэнтези" они составляют саму суть.

Переводы произведений этого жанра свидетельствуют о том, что переводчики либо не разграничивают НФ и "фэнтези", либо переводят "фэнтези" как волшебную сказку, что и в том, и в другом случае вызывает ряд неоправданных потерь. Попытаемся сформулировать некоторые из основных проблем, стоящих перед переводчиками "фэнтези".

Особую, трудность вызывает перевод реалий, относящихся к семантическому полю волшебного. Среди них по специфическим трудностям, возникающим в процессе перевода, можно выделить: 1) лакуны и частичные несоответствия в национальных системах фантастических образов; 2) реалии и реалии-неологизмы, основанные на аллюзиях и ассоциациях в этих системах; 3) квазисобственные имена, то есть имена значимые, выдуманные автором для обозначения несуществующих реально объектов. Данная классификация весьма относительна и строится на основании различия в методиках передачи реалий на ПЯ. Реальная картина, естественно, гораздо многообразнее, тем не менее, можно сказать, что каждая реалия несет на себе часть признаков одной из указанных подгрупп.

Анализируя возможность выбора вариантов при переводе реалии, которая использована Ф. Энгельсом для обозначения демократического, государства будущего, В.И. Ленин пишет: "По-немецки есть два слова: "община", из которых Энгельс выбрал (такое, которое не означает отдельной общины, а совокупность их, систему, общин. По-русски такого, слова нет, и, может быть, придется выбрать французское слово "коммуна", хотя это тоже имеет свои неудобства" [1,с. 65-66]. Таким образом, в соответствии с рассуждениями В.И. Ленина, можно вычленить три этапа перевода реалий: 1) этап анализа значений реалий; 2) этап определения авторской интенции; 3) этап передачи реалии, на ПЯ с учетом широкого контекста на ПТ (текста перевода).

Рассмотрим переводы произведений жанра "фэнтези", выполненные в русле традиционной НФ. В силу своей специфики, связанной с интернациональным характером современной науки, НФ произведения в меньшей степени, чем любые другие, отражают национальные особенности.

Для каждой из ранее выделенных подгрупп характерны свои переводческие ошибки. При передаче реалий с частичным несоответствием они чаще всего обнаруживаются на этапе актуализации реалии в ПТ. Так, например, в рассказе Р. Брэдбери Exiles ("Изгнанники") описание волшебного костра ведьм ... black tobacco smokes and fir weeds, cinnamons and bone dust переведено: "...черный табачный дым и дым костров из траурных еловых веток, туманы, пахнущие корицей и тленом" (пер. Т. Шинкарь).

Переводчик совершенно верно определил английскую и общегерманскую коннотацию слова "ель" как воплощения Мирового дерева, древа жизни и смерти. Но при переводе из оппозиции: жизнь-смерть он взял лишь трагическую сторону образа. Жизнеутверждающие элементы образа "ели", отвечающие двойственной позиции автора, оказались отсеченными. Представляется, что здесь было бы уместно употребить вместо эпитета "траурный" слово "колдовской", отражающее эту двойственность. Действительно, "колдовской" значит волшебный: с одной стороны, несущий неприятности и смерть, с другой-исцеляющий, что связано с неизжитыми элементами язычества в русском православном мировоззрении.

При передаче построенной на аллюзии реалии переводческая ошибка часто проистекает из непонимания происхождения данной аллюзии. В рассказе У. ЛеГуин Semley's Necklace ("Ожерелье") фантастические амазонки ездят на животных, именуемых windsteed. Переводчик, проанализировав реалию, видимо, пришел к выводу, что из двух омонимов wind "ветер" и "змеиться", "виться" здесь актуализируется первый, и перевел слово как "крылатый конь" (по ассоциации "ветер-крылья"). Сочетание "крылатый конь" вызывает однозначное представление о Пегасе и творческом вдохновении, что не имеет к тексту оригинала какого отношения. С другой стороны, анализ внешних признаков животного ("золотистое тело, подогнул под себя толстые, ярко окрашенные лапы"), сопоставленный с текстом эпохи Возрождения: "Вцепился в гребень золотой дракон / несытыми когтями..." [6, с.-489],-дает основания искать в животном черты дракона или змея. Тогда wind - "змеиться", windsteed - "конь-змей".

При передаче квазисобственных имен ошибки часто возникают на этапе анализа значений реалии, особенно, если это значение осложнено аллюзией, что связано как с недостаточным объемом справочных пособий, так и с недостаточностью знаний самого переводчика. В том же рассказе У. Ле Гуин встречается презрительная кличка одной, из расclayfolks. Переводчик пошел по пути буквального перевода: "земляные", создав дополнительную ассоциацию с домовыми, водяными, которой нет у автора, при этом был утерян презрительный характер слова. Реальное же значение, видимо, связано с презрительной кличкой жителей штата Южная Каролина: clayeaters. Поэтому здесь, очевидно, следует "глиноеды". [7, с. 63].

Обратимся к переводам, ориентированным на передачу жанрово-стилистических особенностей "фэнтези" средствами литературной сказки. В нашей стране существует устойчивая традиция перевода иноязычной литературной сказки, наиболее полно выраженная одним из ведущих ее переводчиков Б. Заходером в предисловии к истории о Винни; Пухе: "Я сперва решил выучить Винни и его друзей объясняться по-русски, что, уверяю вас, было тоже нелегко. Конечно, по-английски они и сейчас говорят гораздо лучше, чем по-русски, но все же мне кажется, что теперь вы их поймете..." [4, с. 48]. Таким образом, на первый план совершенно сознательно выдвигается задача понятности текста в ущерб его специфической национальной окрашенности. Происходит его русификация. К жанру "фэнтези" такой подход-в силу той роли, которую играет в нем национально-специфическое - недопустим. Переводчики, однако, идут этим путем. (И правильно делают. Остогер.)

Рассмотрим перевод 1-й книги трилогии. Д. Р. Р. Толкиена "Fellowship of the Ring" ("Хранители колец") (пер. А. Кистяковский, В. Муравьев).

При передаче реалий с частичным несоответствием ошибки, как и в рассмотренном выше случае перевода произведений жанра "фэнтези" средствами НФ, могут возникнуть на 3-м этапе, в связи с тенденцией подгонки чужой национальной традиции под отечественную.

Так, например, с точки зрения адекватности перевода название Mirkwood совпадает с его аналогом в ПЯ - "Лихолесье". Однако при этом совершенно не учитывается, что в мифологической системе скандинавов, чьи легенды стали одним из источников произведения, Мюрквид (в английской огласовке "Мёрквуд") ассоциировался не просто с далеким лесом где-то на юге, но с границей, отделяющей один мир от другого" [3, с. 60] и даже страной мрака, то есть царством мертвых. Лихолесье же, хотя и предполагает нечто мрачно-волшебное, связано с целым комплексом чисто славянских, нежелательных в данном случае аллюзий с циклом былин об Илье Муромце и Соловье-Разбойнике.

Подобная русификация происходит и при передаче квазисобственных имен: в том же переводе среди обилия значимых имен встречаются названия, различные по происхождению. Собственно выдуманные среди них лишь имена маленьких человечков-хоббитов, которые легко расшифровываются и поэтому совершенно правомерно воспроизводятся на русском языке: Baggins - Торбинс, Sackville-Baggins -Лакошель-Торбинс. Однако в произведении действуют персонажи, чьи имена взяты писателем из скандинавских саг, валийского и древнеисландского эпосов. Их истинное значение не совсем понятно даже искушенному английскому читателю, для которого они превращаются в дополнительный экзотический фон волшебного мира кельтов и германцев. Переводы же типа Glorfindel-"Всеславур", Gildor Inglorion of the House of Finrod - "Геральд из колена Славуров", хотя и облегчают восприятие текста, насыщенного иноязычными реалиями, но ведут к его русификации. Учитывая то, что для читателя ПТ эти имена будут еще более экзотичны, чем для читателя ИЯ, их можно просто транслитерировать.

Даже те несколько примеров, которые были рассмотрены выше, свидетельствуют о том, что из-за отсутствия методик, позволяющих передавать реалии ИЯ на ПЯ в таком специфическом, самоценном жанре, как "фэнтези", ошибки могут возникать на любом из трех этапов: анализ значения реалии, уточнение интенций автора и передача реалий на ПЯ. Они чаще всего связаны с неумением переводчиков сохранить национально-особенный компонент в структуре волшебных образов, который нередко оказывается носителем философско-этических воззрений автора. Все это требует тщательного ознакомления не только с мифологическими представлениями Западноевропейских народов, но и знания реалий русского народного эпоса, чтобы, с одной стороны, найти в родной культуре хотя бы частичный эквивалент, а с другой не допустить неоправданной подмены реалии образом, бытующим в языке перевода.

Список литературы: 1. Ленин В. И. Государство и революция //Полн. собр. соч. Т. 33. С. 1-120. 2. Брандiс С. Реальнiсть i мiфи // Всесвiт. 1983. ╧ 6. С. 79-83. 3. Гуревич А. Я. "Эдда" и Сага. М., 1979. 4. Заходер Б. Предисловие к первому изданию // Р. Киплинг, А. Линдгрен, А. Милн. М., 1985. 5. Сергиев М. Побег от реальности или попытка сопротивления? // Дет. лит. 1984. ╧ 6. 6, Спенсер Э. Царица Фей // Европейские поэты Возрождения. М., 1874. 7. Томахин Р. Л. Америка через американизм. М., 1982. 8. Z,em St. On the Structural Analysis of SF / /SF Studies. 1979.

Поступила в редколлегию 01.10.88