Просека

Это был новенький бульдозер. Сияла в лучах солнца свежая краска; блестели, отливающие небесной голубизной, стёкла. Это был очень трудолюбивый бульдозер. Его только что спустили с конвейера, а он уже рвался в работу. Ему очень хотелось сделать какое-нибудь большое, полезное дело. У него было очень мощный двигатель, и, ещё на сборке, он мечтал, как совершит трудовой подвиг; разровняет гору или проложит широкую дорогу, в крайнем случае, засыплет какую-нибудь пропасть. Все сразу увидят, как много он сделал, и, конечно же, скажут: - Ах, какая нужная у нас машина. Ну, просто замечательная машина. - И наградят его. Например, импортным машинным маслом.

Но дни шли, а великих строек всё не было. Вокруг же были дела мелкие, незначительные. Перетащить мусорный бак, срезать кочку, засыпать ямку. Работа, конечно, не так, что бы очень, если быть честным, то совершенно не героическая работа; но горючим снабжали регулярно, а масло было даже в избытке, так что жить можно. Наш бульдозер заматерел, краска на кабине уже не блестела, а местами и облупилась. Стёкла стали серого цвета, и их приходилось постоянно протирать.

Правда, однажды, прошлые мечты напомнили о себе. В тайгу, для прокладки магистрали, набиралась автоколонна. Но условия там были далеко не курортные, масло, говорят, стыло на морозе; и бульдозер остался дома, сославшись на то, что работа, она везде работа. Кроме того, по его мнению, он был здесь единственным, кто тащил основную работу, а потому, незаменимым и уважаемым. Найти причину, оправдывающую и объясняющую твои действия, всегда очень легко. Ещё легче в неё поверить.

Да, добавился ещё один пустячок. Во время ремонта, по ошибке, ему поставили слишком большой нож. Поэтому теперь ему было плохо видно, что он срезает. Вокруг и далеко впереди, всё было как на ладони, а вот так, чтобы посмотреть вниз, прямо перед собой, никак. Так что, знать что делает, он знал, но конкретно видеть, на что наезжает, увы. Единственное, что было в зеркале заднего вида, так это широкая чёрная полоса, которую он оставлял за собой, и которой очень гордился.

Время мечтаний прошло, и теперь Бульдозер каждый день ровнял, планировал, сгребал мусор, чётко следуя планам и указаниям, ни на сантиметр не отступая в сторону, а если что постороннее попадало под его гусеницы, так то были издержки производства.

Всё это, иногда, приводило к мелким неприятностям. То он забор зацепит, то собачью будку раздавит. Один раз ехал прямо, не заметил клумбу. Были цветы - стала ровная, чёрная дорога.

Его попытались переделать, но он не дался. - Большим ножом можно делать большие дела.

- Но под тобой гибнут бабочки, цветы. Ты ломаешь деревья, походя, не замечая, даже если это совершенно не нужно.

- Моя задача, идти прямо, прокладывая дорогу, по которой всем будет легко и весело идти. Да, кому-то не повезёт. Я не могу ради какого-то цветка делать петли, или подпрыгивать, если какой-нибудь дурной воробей вздумает купаться в пыли перед моим носом. Во всём должен быть порядок. Кому-то это не нравится. Ведь всегда найдётся защитник анархии и бездорожья. Это их проблемы. - Ответил Бульдозер, и вновь завёл мотор. Он получил новое задание, проделать в лесу просеку для лесорубов, и был уверен, что теперь-то его оценят по настоящему.

В самый разгар работы кончилось топливо. Нового подвезти ещё не успели, а тут лесорубов решили в лес не пускать, посчитав, что зелёные лёгкие важнее дров. Про бульдозер, в суматохе, забыли, и он тихо ржавел посреди леса, окрашиваясь в грязно-коричневый цвет, ожидая продолжения работ и недоумевая, почему за ним не приходят. Постепенно накапливалась злость и обида на судьбу, загнавшую его в это болото.

Шло время. Зима сменила осень, а по весне, сначала робкая, а затем всё более разошедшаяся, молодая поросль рассыпалась по просеке, возвращая прежний вид просеке. Молодежь не знала, что такое бульдозер. Своим видом ржавая железяка никак не тянула на грозу леса, а рассказы старых елей вызывали усмешку.

- Нынче другое время. - Говорили молодые деревца. Они собирались укрыть зелёным ковром весь мир. Заставить расцвести седые верхушки самых высоких гор. А времена длинных пил и острых топоров, это история, далёкое прошлое, к настоящему никакого отношения не имеющая.

- Молодо, зелено. - Снисходительно говорили старые, покрытые мхом, лесные пни. Но у каждого в глубине теплилось: - А вдруг.

Зелень, тем временем, буйно разрасталась и всё плотнее обступала застывшего металлического монстра. И однажды утром, тот увидел, как прямо у него на капоте, расцвёл цветок.

Бульдозер хотел было сначала накричать на наглеца, но цветок неожиданно улыбнулся и произнёс: - Здрасте. Я вам не помешаю?

От этого незатейливого вопроса, и этой робкой улыбки, в железной логике механизма, привыкшего всю свою жизнь проводить прямые линии, произошёл сбой. Пробурчав в замешательстве нечто нечленораздельное, бульдозер вдруг осознал, что никогда не видел так близко цветов. Совсем недавно прогремела первая, весенняя гроза. Сильный ливень смыл с остатков стёкол грязь, и они снова засияли небесной голубизной, а цветок, многократно отразился во всех этих осколках.

Бульдозер смотрел на этот маленький цветной хоровод, на это бездонное, ослепительно голубое небо, и пытался понять, почему же он раньше не замечал всего этого.

Заканчивалось лето. Подросшие деревца и высокая трава совершенно скрыли следы чужого вторжения, разноцветным покрывалом покрыв землю.

Где-то здесь находился и наш бульдозер со своим цветком, и их неспешный разговор вплетался в тихий шум леса.