Труды Льва Гумилёва АнналыВведение Исторические карты Поиск Дискуссия   ? / !     @

Реклама в Интернет

Глава 9. ЗАПАДНОЕ И СЕВЕРНОЕ ПРИЧЕРНОМОРЬЕ В КЛАССИЧЕСКУЮ ЭПОХУ

Ю. Г. Виноградов

Переломным моментом в истории Юго-Восточной и Восточной Европы, надолго предопределившим судьбы ее населения, явилась греческая колонизация, широко охватившая и побережья Черного моря - Понта Евксинского. Освоение эллинами Причерноморья было не изолированным феноменом, но частью того глобального процесса, который охватил в VIII-VI вв. огромный средиземноморский и причерноморский регион от Геракловых столпов на западе до р. Фасиса (совр. Риони) на востоке и получил в литературе условное название Великая греческая колонизация. Появление греков на западном и северном берегах Черного моря относится к более позднему, второму этапу колонизации и приходится на середину VII в. до н. э.

Вопрос о причинах и целях массовой колонизационной эмиграции из греческих полисов Балкан и Малой Азии весьма дискуссионен. Долгое время в науке господствовали две основные теории - теории аграрной и торговой колонизации. Согласно первой, греческие полисы в силу неразвитого характера их экономики и ограниченности свободного земельного фонда были вынуждены время от времени выплескивать на чужбину избыток населения, дабы оно не умерло с голоду. Сторонники второй теории доказывали, что основной причиной и целью выселения была потребность в сырье и необходимость сбыта собственной ремесленной и отчасти сельскохозяйственной продукции.

На современном уровне разработки этой проблемы исследователи приходят к заключению о многообразии причин и полифункциональности греческой колонизации в зависимости от конкретных ситуаций и мест основания колоний (апойкий). В частности, если речь идет о Причерноморье, в одних случаях это был поиск источников тех продуктов и сырья, которых не хватало метрополии (зерно, лес, металлы и т. п.), но при этом и стремление сбыть излишки собственной продукции (вино, оливковое масло, произведения ремесла, предметы роскоши и т. п.), в других - поиски новых аграрных территорий под давлением внутренних демографических и социальных факторов либо внешнеполитических обстоятельств.

Освоение греками берегов Понта было несинхронным процессом, и происходило оно отнюдь не в одном направлении и не постепенно шаг за шагом, начиная от черноморских проливов далее на север. Ведущую роль в колонизации Причерноморья играл малоазийский полис Милет, выведший, по свидетельствам древних, 60 или даже 80 апойкий, из них большинство - на побережья Черного моря. Первыми милетскими выселками были на западном берегу Истрия, расположенная южнее дельты Истра (Дуная), и Борисфен или Борисфенида, основанная в устье Днепровского лимана (Борисфена) на полуострове, который спустя несколько веков отделился от материка и представляет собой ныне остров Березань. По свидетельству Евсевия, первая апойкия была основана в 657 г. до н. э., а вторая - на десять лет позже. Археологические исследования, полностью подтвердив вторую дату, заставляют пока примерно на четверть века приблизить к нам первую.

На втором этапе понтийской колонизации, начавшемся на рубеже VII-VI вв., основываются, судя по данным письменных и археологических источников, милетские колонии Аполлония (совр. Созопол), Одессос (совр. Варна); жители Березанского поселения вместе с новым потоком милетских колонистов основывают при устье Бугского лимана Ольвию, те же милетяне выводят на западный берег Боспора Киммерийского колонию Пантнкапей (совр. Керчь), Нимфей, Тиритаку, а на восточный - Кепы. Тогда же ионийцы вместе с лесбосцами основывают Гермонассу.

На третьем этапе - от середины VI до начала V в.- Милетом основывается целый ряд причерноморских апойкий: Томы (совр. Констанца), Тира (совр. Белгород-Днестровский), Феодосия. Ионийскими колониями были также Дионисополь, иначе Круны (совр. Балчик), Керкинитида (совр. Евпатория) и Фанагория, основанная около середины VI в. теосцами, бежавшими от насилия персов; в последнем случае мы имеем типичный пример вынужденной эмиграции. На этом же этапе широко разворачивается так называемая вторичная, или внутренняя, колонизация - основание новых городов из уже основанных колоний: по-видимому, Истрия основывает на левом берегу Днестровского лимана Никоний, Пантикапей - несколько городков по обоим берегам Боспора Киммерийского и, возможно, Синдскую гавань (совр. Анапа). Во второй половине VI в. к колонизационному процессу подключаются и доряне: мегарцы вместе с калхедонцами и византийцами основывают Месембрию (совр. Несебр), мегарская же колония на южном берегу Понта, Гераклея, выводит, в свою очередь, апойкию Каллатис (совр. Мангалия). Неизвестная метрополия основывает раннее поселение на месте, куда позднее гераклеоты вывели Херсонес.

Важно отметить одну особенность колонизационной практики: греки, хорошо знакомые с Западным и Северным Причерноморьем еще до середины VII в., основывали свои первоначальные поселения на защищенных самой природой местах - на островах или полуостровах, где им было легко отгородиться от окружавших их варваров вне зависимости от того, были те враждебно (как фракийцы, тавры или меоты) или мирно (как кочевые скифы или синды) к ним настроены. Это говорит о том, что греческая колонизация имела за своими плечами уже богатый опыт и применяла устоявшиеся модели, разработанные в метрополии. Одной из таких моделей был "скачок на материк" - основание из первоначального укрепленного пункта на острове или полуострове нового поселения на материке, которое часто становилось центром будущего полиса. Нередко, видимо, такой "скачок" мог быть осуществлен за счет принятия добавочных колонистов из метрополии или других полисов.

Из античных авторов и эпиграфики хорошо известно, что в основании новых апойкий нередко принимали участие не одни только жители метрополии (например, Милета), но и выходцы из других городов, порой отличавшиеся даже по языку (к примеру, родосцы или лесбосцы). В имущественном и социальном отношении состав переселенцев также не представлял собой единства: в него входили как представители городских низов - обезземеленные крестьяне, лишенные доли наследства младшие братья, так и члены аристократических семей, зажиточные торговцы. Во главе любой колонизационной экспедиции стоял ойкист, получавший для основания новой апойкии благоприятный оракул в одном из знаменитых эллинских прорицалищ.

Греки, утвердившиеся в VII-VI вв. на берегах Понта Евксинского, сталкивались с различной этнополитической ситуацией. Города Западного Понта находились в окружении оседлых фракийских племен, воинственность и суровые нравы которых неоднократно отмечались древними авторами. Напротив, в обширных степях Северного Причерноморья к моменту появления здесь первых эллинских апойкий оседлое стабильное население отсутствовало. С кочевавшими тут царскими скифами, к тому же лишь недавно возвратившимися из переднеазиатских походов и выдержавшими вслед за тем напряженную борьбу с местными племенами (см. выше), грекам удалось наладить мирные обоюдовыгодные взаимоотношения. Земли для их поселения и занятий земледелием были уступлены вождями номадов или по договору, или за умеренную арендную плату (ср.: Страбон, VII, 4, 6).

Основной целью милетских колонистов на первых двух этапах причерноморской колонизации было, как сказано выше, получение тех видов продовольствия и сырья, в которых так остро нуждалась их метрополия, только что выдержавшая сначала опустошительные набеги киммерийцев и скифов (первая половина VII в.), а затем изнурительные войны с Лидийским царством (конец VII в.). Эти продукты, в первую очередь хлеб, метрополия получала путем торгового обмена с земледельческими племенами Лесостепи. Однако примерно с середины VI в. греческие города начинают массовое освоение собственной сельскохозяйственной территории - хоры. Если прежде небольшая земледельческая округа служила им для собственного прокормления, то теперь ее заметное расширение свидетельствует о переходе к товарному зерновому хозяйству. Широкой сетью аграрных поселков покрываются пространства в округе Истрии, центров Поднестровья, особенно интенсивно в Нижнем Побужье, сначала вокруг Березани, а потом и Ольвии, а также на Боспоре, в окрестностях Пантикапея.

Резкий подъем сельского хозяйства не исключал, естественно, роста производства ремесленной продукции и, конечно же, торговли продуктами обеих этих отраслей экономики как со Средиземноморьем, так и с варварскими территориями. Собственное ремесленное производство, рассчитанное как на внутренний, так и на внешний рынок, также нуждалось в расширении местной сырьевой базы. Поэтому, например, ольвиополиты уже в первой половине VI в. осваивают в лесистой области Гилее новый, несколько удаленный от города Ягорлыцкий производственный район (совр. Олешковские пески на Кинбурнском полуострове), богатый необходимыми для черной и цветной металлургии, а также стеклоделия сырьевыми ресурсами - магнетитовыми песками и природной содой, а главное - максимально приближенный к значительным запасам древесного топлива.

С этого момента греческие апойкии превращаются в территориальные единства - полисы. Одновременно происходит и сложение единства внутриполитического: окончательно оформляются гражданская община, государственные и религиозные институты, вырабатывается законодательство и т. д. Следует сказать, что вопреки долго бытовавшей так называемой трехстадиальной, или эмпориальной, теории, согласно которой освоение греками берегов Понта протекало в три этапа: от спорадических наездов к созданию временных факторий - эмпориев, лишенных политического статуса, и наконец к основанию полисов, большее признание получает теперь точка зрения, согласно которой греческие апойкии выводились из метрополии как уже сформировавшийся политический и социальный организм - зародыш будущего полиса. Первый период их существования характеризуется безусловным диктатом ойкиста, перерождавшимся местами (например, в Гермонассе) в единоличное правление.

В уже сложившемся затем полисе привилегированное положение по праву первых поселенцев занимала группа граждан, владевшая лучшими участками земли как в городе, так и в хоре, обладавшая преимущественными социально-юридическими правами и создававшая, таким образом, верхний слой полисной аристократии, что повсеместно порождало олигархический тип государственного правления. В основанных на новых землях апойкиях практически неограниченный запас природных ресурсов, прежде всего годной для обработки земли, вел к ускоренному по сравнению с метрополией развитию экономики, а это, в свою очередь, вместе с отсутствием свойственных "старым" полисам социальных преград приводило и к ускорению процесса социальной стратификации. Позднеархаические эпиграфические памятники Ольвийского полиса дают нам представление о весьма развитой во второй половине VI в. градации социальных и имущественных статусов: зажиточные и обедневшие граждане, состоятельные варвары-ксены, неполноправные наемные работники и, наконец, рабы, использовавшиеся в различных отраслях хозяйства.

В конце VI в. произошло событие, коренным образом изменившее расстановку сил и политическую ситуацию в Западном и Северном Причерноморье. В предпоследнем десятилетии VI в. (датировки колеблются от 519 до 512 г.) огромное войско владыки Персидской державы Дария I Гистаспа, перейдя Босфор по наведенному мосту, вторглось на территорию фракийских племен. Пройдя ускоренным маршем через Фракию и подчинив при этом ряд местных племен, из которых лишь геты оказали персам упорное сопротивление, царь подошел к Истру и по понтонному мосту, построенному греком Мандроклом, переправился на левый берег Дуная. Так начался скифский поход Дария, подробным изложением которого мы обязаны Геродоту (IV, 83-142). Среди историков нет до сих пор единого мнения относительно масштабов похода персов. Согласно Страбону (VII, 3, 14), их войско дошло до Гетской пустыни (совр. Буджакская степь) и вынуждено было повернуть назад, едва не погибнув от нехватки воды и продовольствия.

Если же верить Геродоту, то войско Дария, пройдя через северочерноморские степи, за 30 дней достигло побережья Меотиды (Азовское море). Царские скифы собрали для отражения персидской агрессии внушительное союзное войско, во главе которого стал Иданфирс вместе с двумя другими царями трехчленного Скифского царства - Скопасисом и Токсакисом; к союзу примкнули также гелоны, будины и савроматы. Военачальники скифов применили тот прием, который впоследствии вошел в историю военного искусства под названием "скифской тактики": не вступая в открытое сражение с врагом, они отступали, уничтожая на своем пути корм для скота, засыпая колодцы и постоянно тревожа противника своими нападениями. В подобной безвыходной ситуации Дарий, осознав провал своей широкозадуманной операции, вынужден был повернуть вспять и, по словам Геродота, бросив часть войска, еле успел увести по частично разобранному мосту остатки своих полчищ от преследовавших их по пятам скифов.

Безуспешный скифский поход Дария имел серьезные исторические последствия. В то время как часть Южной Фракии оказалась под властью персов, скифы не только сумели отстоять свою независимость, но и консолидировались в мощное политическое объединение, представлявшее собой, по всей видимости, раннеклассовое кочевническое царство с достаточно развитой иерархической структурой управления. Во главе этого государственного образования стоял единоличный владыка - царь. Он опирался прежде всего на войско, из среды которого выделялись предводители-старейшины. Царям обязаны были прислуживать в качестве виночерпиев, кравчих, конюших, слуг, вестников и т. п. юноши из знатных скифских родов. Существовало и определенное административное деление на округа, управлявшиеся номархами.

Видное положение в царстве занимало жречество, особенно гадатели по ивовым прутьям. Геродот перечисляет пантеон скифских божеств, для которого характерно, как и для древнеиранского общества, трехчастное иерархическое деление. Верховным божеством почиталась Гестия - Табити, вторую ступень занимали Зевс - Папай и его супруга Гея - Апи, ниже их стояли Аполлон - Тагимасад, Афродита - Аргимпаса, Геракл, Посейдон и Арес, которому приносили в жертву пленных на специально устроенных жертвенниках из хвороста с воткнутым наверху мечом - символом бога.

Еще со своей прародины скифы принесли оригинальную форму изобразительного искусства - так называемый звериный стиль, обогащенный во время переднеазиатских походов восточными мотивами. Для звериного стиля были характерны изображения свернувшихся или причудливо переплетающихся животных, преимущественно хищных, с гипертрофированно подчеркнутыми органами нападения: когтями, клювами, оскаленной пастью и т. п. Нередки и сцены терзания хищником травоядных или птиц. Позже, в IV в. до н. э., появляются антропоморфные и фантастические сюжеты, например изображение змееногой богини, а также символические мифологические изображения, к примеру сцены инвеституры царя с ритоном перед сидящим верховным женским божеством.

Консолидировавшееся в ходе борьбы с персидской агрессией Скифское царство само переходит в конце VI в. к экспансии в сопредельные земли. Едва ли не первым объектом их завоевания или вторичного замирения стали лесостепные земледельческие племена. Затем царские скифы поворачивают на юго-запад, направляя свой удар на фракийцев. Геродот (VI, 40) упоминает об их походе в 496 г. через всю Фракию вплоть до Херсонеса Фракийского. Борьба скифов и фракийцев протекала с переменным успехом и завершилась в 80-е годы V в. мирным договором, скрепленным династическим браком скифского царя Ариапифа с дочерью фракийского правителя Тереса; по соглашению граница между территориями тех и других стала проходить по Дунаю. Во фрако-скифский военный конфликт так или иначе оказались втянуты полисы Западного Причерноморья: в Истрии в конце VI в. зафиксированы следы пожарищ. Из Геродота (IV, 78) нам известно также о женитьбе того же Ариапифа на истриянке.

Но одним из самых главных последствий фрако-скифской конфронтации явилось сложение единого Фракийского царства во главе с племенем одрисов в начале V в. Первым, по всей вероятности, правителем этого мощного политического образования, включившего в себя целый ряд фракийских племен, стал царь Терес. Фракийское царство представляло собой, скорее всего, государственное образование, находившееся на ранней стадии сложения классов, с достаточно развитой системой управления, основу которого составлял институт соправителей, так называемых парадинастов. Они осуществляли царский контроль над отдельными областями страны, пользовались достаточно широкой автономией в своих действиях и имели право чеканить монету со своим именем. Им, в свою очередь, подчинялись их соправители с более узкими прерогативами власти. Те и другие происходили из царского рода.

По свидетельству Фукидида (II, 97), одрисы подчинили большинство фракийских племен, а также установили протекторат над греческими полисами фракийского побережья, включая и города Левого (Западного) Понта. Те и другие, по крайней мере начиная с царя Ситалка, а может быть, еще его отца Тереса, обязаны были платить одрисским правителям дань, достигшую при преемнике Ситалка Севте I огромной суммы - 400 талантов ежегодно; на такую же сумму они получали даров в виде изделий из драгоценных металлов, а сверх того - подношения из дорогих и простых тканей и т. п. Эта подать распределялась между царем и парадинастами. Социальную основу Фракийского царства составляла община, находившаяся в V в., по-видимому, на последней стадии развития общины большесемейной (земледельческой).

В религии фракийцев большую роль играли культ Диониса, культ владычицы зверей Бендиды, а также мифического обожествленного героя Залмоксиса. Изобразительное искусство фракийцев, известное нам преимущественно по памятникам торевтики, представляло собой оригинальный вариант звериного стиля, развившегося, видимо, на местной почве, но не лишенного в период становления влияния скифского искусства. Ему также присуще воспроизведение свернувшихся хищников, но в своеобразной, отличавшейся стилистическими деталями трактовке; особенно интересны частые стилизованные изображения коней. Начиная с IV в., как и у скифов, во фракийской торевтике появляются антропоморфные сюжеты, трактованные весьма своеобразно. Очень близко к фракийскому стояло искусство гетов, разнившееся рядом деталей и некоторой оригинальностью стиля.

До тех пор пока основные усилия скифов были нацелены на борьбу с фракийцами, их взаимоотношения с полисами Северного Причерноморья сводились к мелким стычкам и нерегулярным набегам на греческие города и их хору, следствием чего явилось спешное стеностроительство вокруг таких эллинских апойкий, как Никоний, Ольвия, Тиритака, Мирмекий, Фанагория. Ряд полисов Европейского Боспора - Пантикапей, Тиритака, Мирмекий и Порфмий - срочно ограждают себя от опустошительных набегов кочевников мощными укреплениями Тиритакского вала. Успешное отражение первого натиска скифов вызвало к жизни в двух разных регионах Северного Причерноморья одинаковый тип государственного устройства. Правильная организация обороны, стеностроительство, создание и вооружение гражданского ополчения способствовали появлению ольвийской тирании в лице аристократа по имени Павсаний, занимавшего один год должность верховного магистрата полиса - эсимнета, который имел значительную поддержку среди аристократического религиозно-политического союза мольпов. Те же, видимо, мероприятия, проведенные на Боспоре, позволили некоему удачливому полководцу из знатного рода Археанактидов, ставшему во главе союзного войска боспорских полисов, захватить в 480 г. тираническую власть в своем родном полисе - Пантикапее, который с тех пор становится лидером боспорской симмахии и одновременно религиозной амфиктионии, созданной вокруг храма Аполлона, построенного на пантикапейском акрополе. Союз боспорских полисов чеканит даже свою монету.

Однако, после того как фрако-скифский мирный договор около 480 г. до н. э. окончательно развязал руки царским скифам, их нажим на эллинов стал массированным. Кочевники, не имевшие ни торгового флота, ни портов, ни навыков в морском деле, с одной стороны, стремились обеспечить сбыт за морем посредством греческих купцов сельскохозяйственной продукции, полученной путем внеэкономического принуждения у земледельцев Лесостепи, а с другой - организовывали внеэкономическую эксплуатацию самих полисов. Отныне исторические пути греческих апойкий Северо-Западного и Северо-Восточного регионов Причерноморья резко разошлись. Автаркичные, разобщенные, далеко отстоящие друг от друга полисы первого региона - Никоний и Ольвия, а также Керкинитида в Северо-Западном Крыму, будучи не в силах сопротивляться нажиму со стороны номадов, были вынуждены им подчиниться, отдав себя под "протекторат" Скифского царства. Тесно скученные по берегам Боспора Киммерийского греческие города, которые с исторической неизбежностью должны были рано или поздно вступить в конфликт друг с другом из-за ограниченности земледельческой территории, сумели сплотиться в единый оборонительный союз и отстоять свою независимость. С этого момента здесь постепенно начинает складываться надполисная территориальная тираническая держава под властью династии Археанактидов, правившей на Боспоре в течение 42 лет.

Скифский протекторат над северо-западнопонтийскими полисами установился не позднее времени правления царя Ариапифа (первая треть V в.) и продолжал практиковаться его сыновьями Скилом и затем Октамасадом, низложившим и убившим своего брата. Он осуществлялся скифскими владыками либо непосредственно, либо через их ставленников греческого и варварского происхождения. Об этом свидетельствуют монеты, отливавшиеся и чеканившиеся в Никоний и Ольвии, а также новелла Геродота (IV, 78-80) о пребывании Скила в Ольвии. Протекторат касался лишь экономической и не затрагивал политическую жизнь полисов. Конкретно это выразилось в резком сокращении хоры этих греческих государств и переводе их экономики на рельсы внешней транзитной торговли, во взимании дани и "кормлении" войска. В то же время функционируют народное собрание, издающее постановления, городские магистратуры и разнообразные религиозные и политические объединения граждан. Подобный характер имел и фракийский протекторат над полисами Левого Понта, платившими регулярную дань одрисам. Однако здесь в силу иной внешнеполитической ситуации дело не дошло до установления тирании - такие ионийские полисы, как Аполлония и Истрия, управлялись олигархически.

В 437 г. хорошо снаряженная афинская эскадра под командованием Перикла вошла в Понт Евксинский. Как сообщает в его биографии Плутарх (XX), Перикл стремился удовлетворить просьбы тамошних эллинов и продемонстрировать мощь и силу афинян окрестным варварским царям и династам. Реальной же причиной было стремление включить припонтийские полисы в состав Афинского морского союза, установить угодные афинянам политические режимы и, главное, создать прочную базу снабжения Афин хлебом, учитывая надвигающуюся войну со Спартой. Так, в южнопонтийском полисе Синопе при поддержке афинского флота и солдат местные демократы изгнали тирана Тимесилея, который вместе с семьей и сторонниками переселился в родственную ему по духу Ольвию.

Пересекши Понт кратчайшим путем, Перикл приплыл к берегам Боспора. Следствием его визита сюда было включение в состав членов Афинского союза Нимфея, не входившего, видимо, в боспорскую симмахию, но находившегося также, по всей видимости, под скифским протекторатом. Отныне Нимфей стал платить Афинам форос размером в 1 талант. Двинувшись далее вдоль берегов Северного Причерноморья на запад, флот Перикла достиг Ольвии. В итоге политических переговоров со скифскими правителями, вероятно ослабленными тогда внутренними распрями, Периклу удалось, возможно, смягчить усилившееся вмешательство варваров во внутреннюю жизнь этого полиса, вытребовать для него право самому решать вопросы своего государственного устройства и включить его в число афинских союзников. В результате из Ольвии был удален скифский наместник и в городе возрождается тирания. Аналогичные акции были, видимо, предприняты Периклом и в отношении других полисов Северо-Западного и Западного Причерноморья. В Истрии и Аполлонии власть олигархов сменилась демократическим образом правления; последняя в 425 г. фигурирует в списках фороса, в ее календаре появляется даже афинский месяц мунихион. Деятельность Перикла и последующих афинских политиков и стратегов, таким образом, еще теснее сплотила понтийские полисы и обеспечила Афинам и их союзникам надежную и обширную базу снабжения хлебом.

Союзниками Афин становятся не только греческие полисы, но и Фракийская держава, царь которой Ситалк в 429 г. совершает тщательно подготовленный и широко задуманный поход против Македонии. Этим походом одрисский правитель не просто выступил на стороне афинян, но и преследовал собственные цели: ослабить возвысившегося соседа и посадить на македонский престол вместо царя Пердикки угодного фракийцам Аминту. Однако это грандиозное предприятие закончилось ничем, а вскоре, в 421 г., сам Ситалк погибает в сражении с трибаллами.

Однако политика Афинской архэ по отношению к союзникам не всегда приносила одинаковые плоды. В 422-421 гг. вспыхнуло восстание на отложившемся от Афин Делосе, которое было подавлено. Часть выселенных с острова делосцев вместе с гораздо большим контингентом жителей южнопонтийского дорийского полиса Гераклеи (также непокорного союзника афинян, хора которого незадолго до этого подверглась разорению в результате карательной экспедиции стратега Ламаха) основывают в Юго-Западном Крыму на месте более раннего небольшого поселения Херсонес, расположенный на окраине современного Севастополя. Основание Херсонеса одновременно позволяло создать выгодный в географическом смысле опорный пункт в северной точке кратчайшего пути через Черное море и последующим освоением собственной земледельческой территории обеспечить надежную базу снабжения метрополии основными продуктами питания, прежде всего зерном.

Основание Херсонеса произошло при иных этнополитических условиях и по иной, чем у ионийских полисов, модели. Апойкия была выведена на земли, которые занимало племя тавров - автохтонного населения предгорий и горных областей Крыма. Тавры занимались земледелием и отгонным скотоводством, но, по единодушному высказыванию многих античных источников, отличались жестокостью, дикостью нравов, промышляли разбоем и морским пиратством. Естественно, гераклейские колонисты не могли не встретить здесь сопротивления с их стороны и вынуждены были отвоевывать жизненное пространство вооруженным путем. Как показали археологические исследования, достаточно многочисленные таврские поселения, расположенные на Гераклейском полуострове (территории последующего освоения херсонеситов), с приходом сюда греков прекращают свое существование. Это была типично дорийская колонизационная модель, сопровождавшаяся насильственным подчинением окрестного населения.

Во время посещения Периклом Понта коренные перемены происходят и на Боспоре. По свидетельству Диодора (XX, 31, I), в 438/7 г. на смену правящему роду Археанактидов приходит новая династия, основатель которой Спарток был, по всей видимости, фракийского происхождения. Захват им власти был осуществлен, скорее всего, насильственным путем, обстоятельства которого нам неизвестны. Однако в суть власти и характер правления Спарток едва ли внес какие-либо изменения: его государство продолжало оставаться тиранической территориальной державой с той лишь разницей, что теперь надобность даже в видимом существовании симмахии боспорских полисов отпала. Власть тиранов Боспора, подготовленная деятельностью Археанактидов, настолько окрепла, что они решаются прекратить амфиктионную чеканку и боспорский внутренний рынок начинает обслуживаться почти исключительно пантикапейской серебряной монетой. Определенные автономные права, судя по ее последующей собственной чеканке, сохранила Фанагория. Кроме того, серебро чеканят Феодосия и Нимфей, не входившие прежде в боспорскую симмахию.

Подчинение этих двух городов и стало первоочередной задачей новой династии Спартокидов, имена первых представителей которой известны нам из сочинений античных авторов: это Спарток I (438-433 гг.) и Селевк, бывший некоторое время соправителем Сатира I (433-389 гг.). Незадолго до поражения афинян в Пепопоннесской войне Гилон, дед, оратора Демосфена, сдает Боспору при неизвестных нам подробнее обстоятельствах афинское владение Нимфей. Сатир ведет изнурительную войну за овладение Феодосией, в которой укрывались боспорские изгнанники - противники нового режима. Феодосии оказывала существенную военную помощь Гераклея, которая вполне оправданно усматривала в боспорской экспансии на запад угрозу независимому существованию своего молодого дочернего полиса Херсонеса. Сатир скончался во время долгой осады Феодосии, и дело довершил уже его сын Левкон.

Экономика понтийских полисов была многоотраслевой. Как и в VI в., основную роль играло (за исключением периода скифского экономического диктата в Ольвии и полисах Поднестровья) сельское хозяйство, прежде всего земледелие - выращивание злаковых и бобовых культур, а также разведение крупного и мелкого рогатого скота. Определенное место занимало и рыболовство, прежде всего добыча ценных осетровых пород рыб, которыми особенно славился Боспор Киммерийский. Средство для засолки рыбы обеспечивал соляной промысел. Немалую роль играли и местные ремесла: производство керамики, черная и цветная металлургия, ювелирное дело, деревообделочное и косторезное производства, изготовление стеклянных бус, ткачество и т. д. Большое значение имела внутренняя и особенно внешняя торговля как с местным населением, так и с центрами Средиземноморья и Причерноморья; те и другие поставляли грекам и через их посредство племенам недостающие продукты, сырье и изделия: вино и оливковое масло, минеральные красители, например красную охру - синопиду, расписные и простые вазы, украшения из слоновой кости и драгоценных металлов, роскошные ткани и т. д. Взамен понтийские греки экспортировали в Средиземноморье зерно, лес, скот, рыбу, а потом и рабов.

В культурном отношении причерноморские эллины прочно хранили первые два - два с половиной столетия своего существования традиции, обычаи, религиозные верования, принесенные из метрополии. Однако дело не ограничивалось первоначальным культурным импульсом, можно говорить и о восприятии культурных новшеств, возникавших в последующее за эпохой колонизации время в балканских и малоазийских центрах, что обусловливалось интенсивностью коммуникаций и высоким уровнем коммуникабельности. Милетские колонии долгое время по языку, письменности и антропонимии оставались в основной массе чисто ионийскими.

Они сохраняли и почитали пантеон божеств своей метрополии. Широко отправлялись культы Аполлона, Зевса, Афины, Диониса, Афродиты, Деметры и Персефоны, Гермеса, других хтонических божеств и т. д. В Ольвии в V в. засвидетельствовано религиозное объединение орфиков. Наряду с этим прослеживаются и многие элементы своеобразия. Так, в Аполлонии, Томах, Истрии, Ольвии, Пантикапее главным или одним из наиболее почитаемых богов был Аполлон с эпитетом Иетрос (Врач), имевший широкие функции бога-спасителя и назначенный, по-видимому, дидимейским оракулом в качестве божества-покровителя специально милетских колоний на Понте, за пределами которого его культ не засвидетельствован. Гораздо большее, чем в Греции, распространение получил, особенно в Северо-Западном Причерноморье, культ Ахилла, который почитался владыкой священного острова Левки (совр. Змеиный).

Преимущественно ионийский отпечаток прослеживается и в материальной культуре, что нашло яркое отображение в архитектуре, большой и мелкой пластике, торевтике и т. д. Однако тесные контакты с окружающей варварской средой и адаптация в новых условиях жизни внесли некоторые элементы своеобразия. С одной стороны, приспособление к вкусам варварского заказчика заставляло, например, греческих ремесленников изготавливать бронзовые и золотые украшения в зверином стиле. С другой стороны, прослеживаются и элементы обратного заимствования. Так, образцом для жилищ первых колонистов - полуземлянок и землянок - послужили, бесспорно, аналогичные сооружения жителей Лесостепи, наиболее экономичные на первых порах и наиболее приспособленные к довольно суровым климатическим условиям.

Скифская и фракийская идея суррогата монеты в виде наконечников боевых стрел послужила прообразом единственной в своем роде литой разменной монеты, выпускавшейся в VI в. полисами Западного и Северного Понта,- так называемой монеты-стрелы. Уникальными в эллинском мире стали также оригинальные денежные знаки - так называемые ассы, отливавшиеся по ольвийскому образцу в Никонии и Истрии. Последний пример наряду с таким строительным приемом, как устройство слоевых фундаментов, также перенятым Истрией у Ольвии,- свидетельство культурного единства понтийских колоний Милета. Таким образом, культурный симбиоз эллинов и варваров взаимно обогащал цивилизацию тех и других.

Важной вехой в истории Причерноморья стал рубеж V-IV вв. Это время, когда Одрисское царство вступает в затяжную полосу политического кризиса и династической борьбы, первые симптомы которых дали о себе знать уже в конце V в. Так, после гибели Ситалка в 424 г. власть узурпирует его племянник Севт I, устранивший законного наследника Садока, сына Ситалка. В конце V в. власть переходит к представителю побочной линии одрисского царского дома Медоку (или Амадоку I). Во время правления двух последних царей частью Фракии в качестве парадинаста управляет представитель третьей ветви Одрисов - Майсад сын которого Севт II, воспитывавшийся при дворе Медока, спустя некоторое время от него отложился. Политико-династийный кризис, вызванный, по всей вероятности, усилением института парадинастов и связанными с ним сепаратистскими центробежными тенденциями, привел если не к формальному, то к фактическому распаду Фракийского царства. Одной частью государства в первой половине IV в. правят наследники Медока: Амадок II, Терес II и Терес III, другой-преемники Майсада: его сын Севт II, некий Гебридзельм, сын Севта II, Котис I и внук первого Керсоблепт. Племенные вожди и парадинасты сооружают себе в это время в разных областях страны многочисленные укрепленные резиденции-виллы.

Не более благополучной была внутриполитическая ситуация в ту же эпоху и в царстве скифов-номадов. После братоубийцы Октамасада, правившего в третьей четверти V в., имена скифских владык надолго исчезают из античных литературных, эпиграфических и нумизматических источников. Об отсутствии единства скифов этого времени прямо заявляет Фукидид(П, 97, 6). Очевидно, в Скифском царстве происходили примерно те же процессы, что и во Фракийском, а именно: усиление наместников и представителей побочных линий правящего рода приводило к династийной борьбе в ущерб централизации власти и консолидации Скифии. При этом в экономическом укладе и социальной сфере пробивают себе дорогу и новые тенденции, в частности наблюдается постепенный переход к оседлости номадов. Так, в начале IV в. на Днепре возникает огромное Каменское городище - ремесленный и, вероятно, земледельческий центр степной Скифии, выполнявший одновременно функции убежища.

Последствия децентрализации Скифского царства не заставили себя ждать: как уже говорилось, в 30-е годы V в. под влиянием политики Перикла Ольвия, оставаясь в рамках скифского протектората, освобождается от власти варварских наместников и вновь обретает тираническое правление. В начале же IV в. происходят и вовсе коренные изменения в жизни этого полиса: судя по одной ольвийской надписи, вырезанной на базе статуи тираноубийцы, в полисе была свергнута тирания и установлен демократический государственный строй. Одновременно ольвиополитам удается стряхнуть с себя и бремя скифского протектората. По обоим важным поводам в городе торжественно учреждается культ Зевса Освободителя. Эти коренные изменения не могли не сказаться на экономике и внешнем облике города: Ольвия возрождает свою земледельческую территорию в масштабах не меньших, чем прежние. Одновременно наблюдается расцвет ремесел и внешней торговли, происходит укрепление оборонительных сооружений и дальнейшее благоустройство города в области общественного и частного строительства.

Те же перемены во внешнеполитической ситуации привели и к возрождению хоры поднестровских полисов Тиры и Никония. Одновременно, как показывают нумизматические материалы, здесь проявляют свою активность истрийцы, которые даже выводят в этот район свой дочерний выселок - Гавань Истриан. Освободившиеся от скифского протектората ольвиополиты, стремясь расширить свою земледельческую базу, постепенно распространяют зону своих территориальных владений через искони принадлежавшую им область Гилею далее на восток и осваивают путем создания ряда земледельческих поседений западную оконечность Крыма - Тарханкутский полуостров.

По своему государственному устройству Ольвийский полис представлял собой демократическую республику, по всей видимости, умеренного толка. Ольвиополиты издают от своего имени проксенические декреты, составлявшиеся с начала IV в. по особому формульному типу. Свой этникон они впервые начинают помещать на серебряных и бронзовых монетах. Достаточно многочисленные проксении, изданные в честь граждан как причерноморских, так и средиземноморских городов, наряду с богатыми археологическими материалами свидетельствуют о широком диапазоне ольвийской внешней торговли. Ее размах потребовал определенной юридической регламентации: изданный в третьей четверти IV в. закон Каноба о деньгах, выставленный на своего рода таможенной станции в Босфорском проливе, неукоснительно предписывает обмен любой ввозимой в Ольвию монеты на серебро и медь ольвиополитов. В то же самое время значительную роль (не исключено, что и политическую) начинают играть аристократические семьи, почитающие своих гентильных божеств-покровителей. Они не только ставят им дорогостоящие статуи и совершают другие вотивные приношения, но и воздвигают общественные сооружения, к примеру башни. Подобное же возвышение аристократических фамилий синхронно прослеживается и в Истрии.

Около середины IV в. окрепший Херсонесский полис, также остро нуждавшийся в собственной земледельческой базе, сам переходит к территориальной экспансии, протекавшей в несколько этапов. Находясь в постоянном враждебном окружении воинственных тавров, он поначалу закрепляется на крайней оконечности Гераклейского - Маячном полуострове, перегородив его перешеек двойной линией стен с башнями и создав в пространстве между ними военно-земледельческое поселение. Вся остальная свободная территория Маячного полуострова размежевывается на небольшие по площади наделы, отграниченные друг от друга каменными оградами. Внутри наделов сооружаются неукрепленные усадьбы, принадлежавшие полноправным херсонесским гражданам.

Однако такой небольшой аграрной площади, требовавшей к тому же значительных затрат труда, херсонеситам явно не хватало, почему они и обращают свои взоры в сторону обширных плодородных земель Северо-Западного Крыма. Здесь первой на пути их экспансии стала ионийская колония Керкинитида, которую они около середины IV в. присоединяют, как показывают новейшие раскопки, мирным способом, вероятно, на правах включения равноправным полисом в состав Хврсонесского государства. Продвигаясь дальше на запад, они столкнулись, однако, с земельными владениями ольвиополитов, оказавшихся не столь уступчивыми. В итоге вспыхнул военный конфликт: как показывают раскопки нескольких сельскохозяйственных усадеб, взятие их херсонеситами сопровождалось разрушениями, пожарами и последовавшей затем перестройкой, но уже по херсонесскому образцу. Результатом такой насильственной экспансии явилось резкое ухудшение прежде дружественных отношений между Ольвией и Херсонесом, продолжавшееся более полстолетия.

Во второй половине IV в. начинается интенсивное освоение Северо-Западного Крыма Херсонесом. Тарханкутский полуостров покрывается огромным количеством больших по площади, чем на Маячном, наделов. По всей береговой линии от современной Евпатории до побережья Каркинитского залива возводятся усадьбы самых разных типов: от небольших неукрепленных вилл до мощных, защищенных башнями крепостей и целых комплексов коллективных усадеб, представлявших собой военноземледельческие поселения типа катойкий или клерухий. Наконец, в удобной бухте основывается город Калос Лимен - Прекрасная Гавань, на месте современного Черноморска.

Последним актом херсонесской территориальной экспансии было освоение непосредственно прилегавшего к городу Гераклейского полуострова. Для этого, прежде всего, было согнано с насиженных мест автохтонное таврское население, а сам полуостров был размежеван на большое число клеров, равных по площади тарханкутским, каждый из которых имел усадьбу, по большей части укрепленную башней. С этого момента таврские поселения выстраиваются в цепочку по кромке ближней хоры Херсонеса, что предполагает принудительную эксплуатацию херсонеситами тавров как зависимого населения по типу илотии. Это была отработанная модель дорийской колонизации, хорошо известная, например, по метрополии Херсонеса Гераклее, подобным же образом подчинившей и эксплуатировавшей окрестное племя мариандинов.

Вся эта грандиозная программа освоения земель была санкционирована, продумана и реализована Херсонесским государством. В результате у полиса создался огромный фонд пригодных для обработки земель, на которых выращивались зерновые, разводились сады и особенно интенсивно культивировался виноград. Виноделие достигло во второй половине IV в. внушительных товарных размеров и потребовало производства собственной керамической тары - амфор, которые с конца IV - начала III в. начинают снабжаться клеймами специальных чиновников - астиномов. Интенсивно процветали и другие ремесла. За столь резким взлетом экономики, причем в короткий срок, не мог не последовать процесс имущественной и социальной дифференциации общества, в результате чего сложилась развитая система правовых статусов. На вершине ее стоял, по всей видимости, привилегированный слой дорийской аристократии - потомков первых колонистов, который должен был играть в полисе руководящую роль. Поэтому есть основания полагать, что Херсонес представлял собой в эпоху поздней классики типичную для дорийских полисов аристократическую республику.

Одной из причин, вынудивших херсонеситов развивать свою экспансию на запад, были, вероятно, подобные устремления Боспорской державы в том же направлении. Как уже говорилось, борьба за овладение Феодосией, не примкнувшей к конфедерации боспорских полисов, была начата еще Сатиром I. После его кончины при осаде города за дело с удвоенной силой взялся его сын Левкон I (389-349 гг.). Судя по той энергичной поддержке, которую оказывали осажденным феодосийцам не только Гераклея, но и ее колония Херсонес, как то следует из чеканки феодосийских монет на херсонесском монетном дворе, оба полиса не только стремились воспрепятствовать возможному боспорскому проникновению далее на запад, но и сами имели, вероятно, какие-то территориальные притязания на Феодосию, ее удобную гавань и окружающую ее плодородную равнину. Тем не менее, несмотря на все усилия защищавшихся, город был взят Левконом, но включен в состав Боспора на особых условиях, с сохранением за ним определенной доли автономных прав. Это видно по собственной чеканке, которую Феодосия время от времени предпринимала впоследствии наряду с Пантикапеем, и из того красноречивого факта, что с этого момента она единственная из полисов прочно и надолго входит в титулатуру боспорских правителей.

Следующим объектом экспансии Спартокидов стала Синдика. Ее включение в состав Боспорского государства было продиктовано жизненной необходимостью и явилось непременным условием дальнейшего его развития. При повышенной плотности заселения греками берегов Боспора Киммерийского, сопровождавшейся неуклонным ростом численности населения, для нормальной жизнедеятельности было необходимо постоянное расширение фонда пригодных для обработки земель. На Керченском полуострове такое расширение стало весьма затруднительным как по причине худшего плодородия почвы, так и главным образом в силу упорного сопротивления кочевавших здесь скифов, энергично препятствовавших территориальному продвижению греков в западном направлении.

В то же время синды выгодно отличались от соседних меотских племен меньшей агрессивностью и более высоким уровнем эллинизации. Еще в конце V в. у них возникли зачаточные формы государственности: они, например, были единственным из варварских племен этого региона, предпринявшим чеканку собственной серебряной монеты; их царь носил греческое имя Гекатей. Поэтому присоединение Синдики произошло более спокойным, чем в ситуации с Феодосией, способом, вероятно, путем включения ее в состав Боспора на правах зависимого царства.

Поставленный над ней наместником Горгипп, член царского дома Спартокидов, долгое время пользовался большими полномочиями и достаточной свободой действий в управляемой им стране и даже окрестил своим именем ее центр, переименовав из Синдской Гавани в Горгиппию (совр. Анапа).

Наивысшего расцвета и могущества держава боспорских тиранов, включившая в себя ряд полисов и соседних племен, достигла при преемнике Левкона, его сыне Перисаде I (349-310 гг.), пять лет правившем совместно со своим братом Спартоком II. Во время Перисада завершается подчинение многих местных племен азиатской части Боспора: наряду с замиренными еще его отцом Левконом торетами, дандариями и псессами в состав державы он включает также фатеев и досхов, а иногда именуется в надписях царем всех меотов. Во времена Перисада I Боспорское государство достигает максимальных размеров: его границы, по словам одной эпиграммы, простираются "между таврами и страной Кавказской" (КБН, 113).

Основу экономического могущества Спартокидов составляло прежде всего интенсивное развитие земледелия и базировавшаяся на нем экспортная торговля, главным образом боспорской пшеницей. Львиная ее доля поступала с земель, принадлежавших боспорским тиранам, которые они были вправе отдавать во владение, держание или даже дарить в полную собственность (например, Гелону, деду Демосфена, за передачу Нимфея были дарованы Кепы). В IV в. Боспор стал одной из основных житниц Эллады; наиболее интенсивные торговые сношения поддерживает он с Афинами, куда вообще поступала половина хлеба только с Понта. Афинянам, по свидетельству Демосфена (XX, 32), Левкон посылал ежегодно 400 тыс. медимнов (т. е. свыше миллиона пудов) зерна.

Пользуясь своим положением монопольных владетелей боспорских гаваней и получаемых от них доходов, Спартокиды имели единоличное право даровать частичную или полную привилегию беспошлинности (ателию) отдельным наиболее крупным оптовым торговцам и даже целым гражданским коллективам, например митиленянам или афинянам, что нашло свое отражение у авторов, а также в уникальных для греческого мира декретах, издававшихся не от имени полиса, а самих Спартокидов вместе с сыновьями или их соправителей со своими сыновьями. В перестроенном и значительно расширенном Феодосийском порту Левкон в придачу ко всем прежним привилегиям дарует афинянам ателию. Таким образом, Спартокиды единолично выступают в торговых операциях, например, с Афинами, которые взамен предоставленных им льгот даруют в 346 г. Перисаду и его братьям ряд почестей и наряду с этим привилегию первоочередной погрузки товаров и набора в их флот квалифицированных моряков-специалистов.

Кроме этого, боспорские правители обладали еще целым рядом монополий, например на эксплуатацию глинищ и производство черепицы, что нашло отражение в многочисленных керамических клеймах, оттиснутых на этом виде строительных материалов.

Для официального обозначения своей власти Спартокиды, подобно Дионисию Сиракузскому, избрали нейтральный титул "архонт" - "правитель", камуфлирующий подлинную тираническую сущность их власти. В начале своего правления Левкон титулует себя архонтом Боспора и Феодосии, причем под Боспором имеется в виду совокупность греческих полисов, входивших в состав державы Спартокидов. После присоединения Синдики и других меотских племен к этому титулу он добавляет "и царствующий над синдами, торетами, дандариями, псессами" (КБН, 6). В официальной титулатуре Спартокидов как в зеркале нашла отражение их политика по отношению к различным составным частям их державы. Боспорские тираны не полностью подавили полисную автономию и самоуправление: время от времени, естественно по воле тирана, собирается экклесия, функционируют, видимо, какие-то полисные магистратуры, в последнее время появились данные о существовании в IV-III вв. понятия не только общебоспорского, но и гражданства отдельных полисов, таких, как Горгиппия, занимавшая наряду с Феодосией особое положение в державе. Поэтому вплоть до эпохи эллинизма Спартокиды выставляют себя по отношению к полисному эллинству как архонты, ассоциируя этот титул с главной полисной магистратурой (хотя и не производя его от нее). Царями же они выступают всегда (за одним показательным исключением - КБН, 6а) над подвластными им племенами.

Социальной опорой боспорских тиранов был институт "друзей", куда могли входить, кроме поддерживающих их аристократов, облагодетельствованные ими или приближенные представители средних и даже низших слоев, кроме того, воины-наемники, а также варварская племенная знать, поставлявшая в нужный момент воинские контингенты. Таким образом, проводя политику лавирования между эллинами и варварами, между различными социальными группами, Спартокидам удалось создать мощное надполисное государственное образование типа сицилийских тиранических территориальных держав, но оказавшееся более стойким и жизнеспособным: их династия непрерывно правила над Боспором свыше 300 лет.

Возвращаясь к политической ситуации в Дунайско-Балканском регионе, следует сказать, что она коренным образом меняется около середины IV в. Южный сосед Фракии - Македония, постепенно набирая силу с конца V в., окончательно складывается в мощное единое государство при царе Филиппе II (359-336 гг.). За первые полтора десятка лет этому македонскому монарху удалось разгромить на севере Эгеиды мощную Халкидскую лигу, до основания разрушив в 348 г.. ее главный город Олинф, овладеть Амфиполем и прочно утвердиться в области Пангейских гор, богатых залежами золота, серебра и строевым лесом. В 353-346 гг. Филипп II совершает три похода в Южную Фракию. В 342 г., пользуясь раздробленностью фракийцев, он подчиняет себе уже внутренние районы Фракии, над которыми царствовали Терес III и Керсоблепт. Власть македонян распространилась до горного хребта Гем. В долине Гебра Филипп основывает город, названный по его имени Филиппополем (совр. Пловдив).

Вслед за этим под начало Македонии были вынуждены, по-видимому, отдаться и западнопонтийские полисы Аполлония и Месембрия. На территории между Пестом и Понтом Филипп создал так называемую Фракийскую стратегию, которая управлялась наместником, назначаемым царем, и платила огромную подать. Македонский монарх вторгается дальше на север в страну гетов, которые покорились ему без сопротивления и заключили с ним союз; однако город Одессос царю, по-видимому, взять не удалось.

Раздробленностью раздираемой междоусобицами Фракии не замедлили воспользоваться скифы. Сумев преодолеть собственный политический кризис, в затяжную полосу которого они попали начиная с конца V в., они вновь консолидировались во второй четверти IV в. в единое мощное царство под главенством царя Атея, власть которого простиралась над большинством племен Северного Причерноморья. Расцвет этого царства во второй и третьей четвертях IV в. ярко прослеживается по многочисленным курганным "царским" захоронениям, как никогда - ни прежде, ни потом,- полным богатыми роскошными украшениями, парадным оружием и утварью, изготовленными из золота, серебра и бронзы.

Окончательно окрепнув, царские скифы начинают вновь, как и в V в., экспансию на юг, захватив сначала Дунайскую дельту, а затем, перейдя Истр, распространяют свое владычество на всю Добруджу. Прибрежные греческие полисы были вынуждены отдать себя под протекторат царя Атея, как то видно на примере Каллатиса, на монетном дворе которого он приказывает чеканить серебро по образцу тетрадрахм Филиппа с тем лишь различием, что на оборотной стороне место греческого всадника - победителя на Олимпийских играх - занимает бородатый конный стрелок - скиф. Атей совершал походы и в глубь страны; в одном из них он разбил воинственное племя трибаллов. Его власть временами распространялась и далее на юг: он угрожал Византию пойти на него войной, если тот будет вредить его доходам, т. е., очевидно, если не будет уплачивать ему дань.

В сложившейся ситуации притязания Македонского и Скифского царств должны были неизбежно прийти в столкновение. Поводом к военному конфликту послужили события войны Атея с некими истрианами, под которыми следует понимать, скорее всего, какое-то племя или союз племен, населявших земли вблизи устья Дуная. Теснимый этими истрианами, скифский царь, которому тогда было уже около 90 лет, обратился через жителей Аполлонии за помощью к Филиппу, обещав взамен завещать ему свое царство. Однако когда вследствие смерти царя истриан угроза поражения, нависшая над скифами, миновала, Атей отослал македонскую подмогу назад, приказав передать Филиппу, что он, как более сильный, не нуждается в помощи македонян, а кроме того, имея живого сына, не собирался сделать македонского царя своим наследником. Помимо этого, Атей отказался помочь деньгами и войском при осаде македонянами в 339 г. Византия и Перинфа, что вызвало гнев Филиппа.

Тогда Филипп летом того же года, сняв осаду с этих городов, со всем своим войском двинулся к Истру. В происшедшем между македонской и скифской армиями решительном сражении скифы были наголову разбиты, сам Атей погиб, а македоняне захватили огромную добычу: 2000 женщин и детей, столько же отборных лошадей и массу мелкого скота. Однако на обратном пути, проходя по внутренним областям Фракии, войско Филиппа было разбито грозными трибаллами. Македонский владыка, будучи тяжело ранен и потеряв в результате сражения вею захваченную у скифов добычу, вынужден был уйти из Фракии.

 

<< ] Начала Этногенеза ] Оглавление ] >> ]

Top