I. БЕЛЫЙ СВЕТ ИЗ ОКНА ВО ТЬМУ

Я - Эру

        "Услышь ныне то, что никогда не было слыхано среди людей, и Эльфы редко говорят об этом; но говорил Манве Сулимо Властелин Эльфов и Людей, шептал отцам наших отцов в глубинах времен. Итак, Илуватар жил один..." - "Музыка Айнур", Румил

        Бесконечный Свет и белые листья Неугасимого пламени, нет ни голоса, ни формы, только одно слово - Эру. Неугасимое пламя - лишь эхо имени, и имя - эхо пламени. Свет, свет, свет... Всесильный и не могущий ничего, и только имя, отражающее лишь само себя, Единый, Одинокий... И вновь свет, дающий жизнь и силу. Зачем свет, если есть только имя, потерянное в его бесконечной пустоте. Имя - слово, а слово - бог.
        Бог, потому что некому больше быть богом, а тем более Богом. Нет, Бог - это мысль, откуда она, для чего... Единый... Сила - снова мысль... Я мыслю, это тоже мысль... Бог, сила, я мыслю... Мои мысли - мои дети, но и я - мысль, моя собственная... Я такой, какой... Стоп, а какой?
        Что это? Это не свет, это то что от света отлично. Это - Я. Я - Знающий Себя, Эру, не Единый, но Многий. Вот - это я, и это, и это. Это мое любимое Я, самое симпатичное мне, а это самое сильное, хоть и с долей жестокости к самому себе. Но Так и должно быть. Я/Мы - Эру/Айнур - Единый/Многий. Айнур - Многий. Айну - часть. Часть, чувствующая остальные, но не понимающая их. Айнур понимает себя, но айну не понимает айну, иначе был бы только Эру. А Эру, Эру уже не тот Единый, хорошо, правильно. Но и этого мало... Скорей, делать, создавать... Мысль! Гармония! Музыка! Каждая часть, каждый айну - инструмент Музыки. И самый сильный - тот, что, вечно в противоречии с другими, нарушает их мелодии, заставляя приспосабливаться, усложнять свою музыку... Мелько - Сильнейший. Он творит, творит разрушая, вот он уходит в пустоту Света, чтоб принести оттуда Тьму - разделяющую свет. Теперь и Свет не один.
        Свет/Тьма - Форма. А другие Айнур? Этот лучше всех чувствует Движение, Манве - Время, Она дает форму движению, Варда - Шаг. Что это? Вещество, твердь, материя. Ауле - Созидающий. А это? Жизнь, движение материи. Вана - Жизнь. И здесь? Это и движение и материя и жизнь - вода. Ульмо - Соединяющий. Душа, разум, знание. Ве - Судьба. Грань души, послезнание. Фуи - Смерть. Богатство, дары и красота. Палуриен - Полная Чаша.

        "Айну (Мелькор) ушел, недоумевая. Он пытался понять чем навлек на себя гнев Эру - и не находил ответа..." - "Черная книга Арды", Ниэннах, Иллет

        Только в конфликте с самим собой можно творить. Сильнейший Айну и есть этот конфликт, не Мелько - Мелькор, Разделяющий. В нем есть все, сущности и их противоположности, его внутренний конфликт выходит наружу в конфликт среди Эру/Айнур.
        Теперь этот конфликт - самый сильный инструмент, инструмент созидания и разрушения. Третья тема Музыки - Эа. Теперь не просто Эру/Айнур, но Эру/Айнур/Эа. С самой первой ноты гармонии до последней...
        Вот он, Мир - Свет облеченный во Тьму. Пора. Теперь Эа - тело Айнур/Эру. Эа, облаченная в три покрова, Вильна - Дыхание, Ильве - Цвет и Вайтья - Ночь. Мелькор устремляется в Арду, спасаясь от гнева Эру. Гнев? Нет, так должно быть, Мелькор - часть Эру/Айнур/Эа, часть в вечном конфликте с целым, иначе нельзя.
        Арда - Центр. Сюда идут Валар, Стихии. Чтобы творить снова и снова, не давая Эру/Айнур/Эа завершиться, застыть бесконечным Светом или поглотить себя, оставляя Тьму. Но Тьма также рождает Свет, как он Тьму, поэтому творение Валар - вечное движение маятника от Кристалла Света до Хаоса Тьмы, От Кристалла Тьмы до Хаоса Света.

        "Величайшими среди духов Эльфы называют Валар, Могущества Арды, Люди же часто называли их богами..." - "Валаквэнта. О Валар."

        Валар - любимые дети. Особенно дорогая часть самого себя. Вот Мелькор, тот, кем приходится жертвовать ради Эа. Мелькор считает себя отступником, тем, кого боятся и ненавидят. Ему, как и остальным Айнур, недоступно понимание Эру, поэтому он старается сделать что-то против моей воли, смешно и странно, ведь его воля - моя воля, и, не в меньшей степени, моя воля - его воля. Также странно и то, что другие Валар хотят что-то делать во имя мое, хотя, вообще говоря, все, что бы они ни делали, делается моими/их/нашими руками.
        Каждый из них дал мне новое чувство. Ощущаю их с удовольствием, и нет большего желания, чем наслаждаться творениями рук их/моих/наших вечно. Вот Любовь, тонкая и туманная, шелковистое прикосновение, жемчужное сияние, зелень глаз, лабиринт подрагивающих ресниц. Вот Власть, головокружение, зияющая пропасть, парение в высоте, тугая, сильная, но беззащитная - чужая жизнь под скрещением моих рук. Вот Боль, огонь, миллионы сверкающих лучей, Красное на Черном, Ослепительно Белое на Белом. А это Покой, бесконечные фиолетовые равнины, залитые шоколадным молоком неба.
        Однако среди удовольствия от цельности и полноты мира - большая черная дыра с рваными краями, мое Не-Я, Унгве Лианти, Поглощающая Себя. Она нарушает наслаждение миром, но и Она нужна, ибо Отвращение к Миру входит в контраст с Наслаждением.
        Я чувствую, как мое Наслаждение передается Валар. Они умеют его использовать. Вот, снова я говорю "Они", и это правда. Пожелай я изменить их, они перестали бы быть тем кто они сейчас, но возродились бы из памяти. Это прекрасно и страшно, потому что именно Мелькор прежде своих братьев понял, я им понял, что созданный мир живет своей жизнью.
        Мелькор рушит, стремится создать что-то свое и окончательно запутывается в своих собственных делах. Его не понимают, его боятся, его ненавидят. Он считает, что его братья приносят боль Арде, и он прав. Прав, потому что боль необходима, прав, потому что они делают боль ему, а он - Арда, прав, потому что видит не так, как они. Но и братья его правы, чувствуя боль наносимую им Арде, правы по тем же причинам.
        Нет, более я не в силах говорить от самого себя. Легче говорить устами Айнур, чем устами Эру, легче говорить устами Эа, чем устами Айнур, но все что может сказать Эа - "Я Есть".

Приход Валар

        "Итак, появились Манве Сулимо и Варда Прекрасная. Варда была той, кто во время Музыки много думала о свете, что бел и серебрян, и о звездах. Эти двое создали себе крылья силы и быстро пересекли три воздуха. Вайтья, темный и медлительный, охватывает мир и выходит за его пределы, а Ильве, голубой и прозрачный, течет меж звезд, и наконец пришли они в Вильна, серый, где могут летать птицы.
        С ними пришли множество меньших Вали, кто любил их и играли рядом с ними и свою музыку подстраивали под их, то Манир и Сурули, сильфы воздуха и ветров.
        Хоть и быстро они шли, Мелькор был за ними, мчась сломя голову, охваченный пламенем в стремительности своего бега, и было волнение на море, куда он нырнул, и горы над ним извергли пламя, и земля треснула и содрогнулась; но Манве, видевший это, погрозил ему пальцем.
        Затем пришли Ульмо и Ауле, и с Ульмо не было никого, кроме Салмара, который позже стал известен как Нолдорин, ибо, хотя добро было сердце сего могучего, всегда в одиночестве был он погружен в мысли, был молчалив и отчужден и надменен даже по отношению к Айнур; но с Ауле была великая леди Палуриен, чья радость - богатство и плоды земли, за что Эльдар назвали ее Йаванной. С ними пришла большая свита из духов деревьев и лесов, полей, рощ и склонов гор, и тех, что поют в траве по утрам и вечером среди высокой кукурузы. То были Нермир и Тавари, Нандини и Оросси, домовые, феи, леприконы и как их только еще не называют, ибо число их велико: все же не стоит их путать с Эльдар, ибо были они рождены прежде мира и старше чем его старейшие, и не принадлежат они к нему, но много смеются над ним, ведь хоть и не участвовали они в его творении, но для них это игра; а Эльдар принадлежат миру и любят его великой горячей любовью, и поэтому печальны они в своем счастье.
        За теми великими вождями пришел Фалман-Оссе морских волн и его супруга Онен, и с ними полчища Оарни и Фалмарини и длинноволосые Вингильди, духи пены и бурунов океана. Оссе был вассал и подчиненный Ульмо, но из страха и уважения, а не из любви. За ним пришел Тулкас Полдореа, радуясь своей силе, и братья Фантур, Фантур Мечтаний, Лориен Олофантур, и Фантур Смерти, Вефантур Мандос, и те две названые Тари, так как они леди великого служения, королевы Валар. Одна - подруга Мандоса, известная как Фуи Ниенна за ее мрачность, она скорбит и плачет. У нее есть много имен, редко произносимых, и все они печальны, она Нури, кто вздыхает, Хескиль, рождающая зиму, и все преклоняются перед Калме-Тари, повелительницей Смерти. Но вот, другая была подруга Ороме-охотника, кто зовется Алдарон, король леса, кто кричит в веселье с вершин гор и кто почти также силен, как вечный юнец Тулкас. Ороме - сын Ауле и Йаванны, и та из Тари, кто его подруга, известна всем как Вана Дивная, что любит радость, юность и красоту, кто счастливее всех существ, ибо она Туилере, или, как говорят Валар, Вана Туивана, та, что приносит весну, и все воспевают ее как Тари-Лаиси, повелительница Жизни.
        Когда все они пересекли грань мира и Вильна все еще нес следы их движения, в спешке явились Макар и его горячая сестра Меассе; и лучше бы они остались за гранью мира с Айнур за пределами Вайтья и звезд, ибо оба были вздорными по духу, и среди тех меньших, кто пришли с ними пришел, первый и главный, кто присоединился к диссонансу Мелькора и помогал в распространении его музыки.
        Последним пришел Омар, названный Амилло, младший из великих Валар, и пел он..." - "Приход Валар и Строение Валинора", Румил

        Арда сотрясалась под ногами пришедших Стихий, все было ново, и тела, в кои облеклись они, и ощущения мира. Первое, что сделал Мелькор, был колоссальный Бултых в Океан. Ребячество? Возможно, а может он просто не рассчитал своего последнего шага в Арда. Сердце его рвалось из груди навстречу новому.
        Манве, рассудительный и спокойный, неодобрительно посмотрел на лаву, извергшуюся из вулканов по воле Мелькора. Его супруга Варда улыбнулась, но не сказала ни слова.
        Валар играли в Арде, как дети во внезапно обретенной песочнице. Ссорились, лепили куличики, радовались найденной игрушке... Лишь немногие из них относились к Арде, как к своему бремени. Манве и Варда, а также таинственные и печальные Владыки Смерти - Ве и Фуи, Намо и Ниенна, они шли в Арда дольше всех, шли ради своей любви к Арда, наперекор той боли, что ожидала их там. Эти четверо казались взрослыми среди расшалившихся детей.
        Однако и дети скоро взрослели. Первым очнулся от своего буйства Мелькор...

        "...Его душа отправилась на бесцветные равнины Ниеннейре..." - "Квэнта Эанарион", Альвдис Н.Н.Рутиен

        Валиэ Ниенна спускалась в Арду. Медленно, боясь увидеть то, что знала - увидит. Три покрова Арды прошла она, собирая от каждого по лоскуту. Вайтья бесцветный, дневное укрывище звезд, это тело Скорбящей о Судьбах Мира. Стройное молодое тело, лишь такое сможет вынести тяжесть Боли. Ильве, сияющий синью в подзвездных пределах - одежды, символ скорби - не сама скорбь. Вильна, над морем и сушей несущий дыханье, слезы ее воплотил. Фуи Ниенна, почему столь тягостная доля досталась тебе, любить, страдать и давать смерть? Почему пришли ты и твой супруг Ве Фантур прежде, чем Дети Илуватара явили себя миру?
        Ты хотела дать нежную любовь всем, но разрывалась в любви к хищнику и жертве, созидающему и разрушающему. Ты даешь Смерть, потому что смерть равняет всех, все умершие - твои Возлюбленные. Ты страдаешь, ибо в страдании облегчается сердце и в страдании обретается та мудрость, что недоступна беспечным.
        Валиэ Ниенна спускалась в Арду. Ее супруг, мрачный, черный судия Намо, Ве Фантур, шел поступью, которую невозможно не узнать, такова поступь палача, идущего исполнять свой долг, поступь судьи, поступь Судьбы. Они шли в Арду, шли за Мелькором и Манве, шли, чтобы осуждать и прощать, Они шли в потоках Света Неугасимого Пламени, высвечивавшего каждую сущность и ее противоположность.
        Мелькор, глядя на величественную поступь Владыки Судеб и Скорбящей о Судьбах, содрогнулся. Ибо понимал Он, что и его будет судить Ве, и его будет оплакивать Фуи. Но Бунт его был силен, и Мелькор принес Ве и Фуи дары, страшные в своем величии. Ибо нарек он Ве Фантура - Мандос, Тюремщик Своей Тюрьмы, а Фуи - Вайре, Ткачиха Молчания. И недаром был он Мелько - Сильнейший, ибо свершил он над Повелителем Рока Рок более жестокий, чем те, что еще не сошли с уст Ве, а Ниенну лишил силы смирять боль и скорбь страждущих прежде их ухода к Фуи.
        И Манве видел Ве и Фуи нисходящих по струям Белого Пламени, и видел Рок Намо, и Боль Фуи. И тогда сотворил он ветер, чтобы, летая в Арда, осушал он слезы страждущих и вселял надежду в сердца отчаявшихся. И с благодарностью приняла Ниенна этот дар, а Мелькор ощутил горечь своего поступка, но понял: то, что он сделал, еще раз придало форму Арда и через нее - Эа.

        Мелькор считал, что имя его значит "Возлюбивший Мир". И любовь его к Арда была безмерна. И столь же силен был его бунт против Эру, против тех, кто не был против Эру. Поэтому всякий раз, нанося удар Валар, братьям своим, чувствовал он, что освобождает Арду. Громкое, звонко-раскатистое "Арда", имя, данное миру Эру, звучало для Мелькора "Княжество", бросая вызов его свободолюбию и самодурству. Он называл мир фланелево-приглушенно "Арта", "Мир".
        Для Манве же "Арта" значило "Тихое болото" и казалось насмешкой Мелькора. И Мелькор был для него - "Восставший в Мощи".
        Но были Мелькор и Манве ближайшими из частей Эру. И, как ни невероятно это, больше других понимали они друг друга. И Манве прощал Мелькору его жестокость, а Мелькор видел в делах Манве продолжение своих дел. Тем тяжелее было им быть в одном мире и вместе творить его.
        Так случилось, что Ниенна, желавшая любить, пришла, чтобы встать между могучими братьями и силой своей скорби ограждать одного от другого. И силой Вайре, Ткачихи Молчания, создала она Ниеннейре, Дом Слез, что незримо простирался над просторами пустынного Аватара. И создала она траурный корабль Морние, под черными парусами, и один из духов, что пришел с ней, Хауко, Бесцветный Ветер, взошел на корабль в ожидании тех душ, что в своей боли не в силах будут жить более, и душ людей, чтобы везти их к берегам Дома Слез.

Ве

        "И все, что обитало в тех глубинах, было известно Богам и Эльфам как Мандос..." - "Приход Валар", Румил (неправильный перевод)

        Вефантур. Намо. Мандос. Старший из Фантур. Судия. Слишком много имен для того, кто должен хранить Справедливость, судить Богов и Детей Илуватара. Кем должен он быть, изрекая пророчества и приговоры? Кем видит его Эа?
        Ве страшится своих имен. Пытается скрыться в одежды тьмы, но всепроникающий свет Арда Эа срывает покровы. Его мысли должны быть скрыты, слишком опасно знать судьбы, быть Владыкой Судеб. Зачем, Мелькор, ты дал мне еще одно имя? Оно тоже диктует свою волю. Владыка Судеб - в Белом, Вефантур - в Черном, Мандос - в покровах Тьмы. Скрыться от взоров братьев, скорее... Но некуда, некуда бежать, ты один беззащитный среди юного сияния Арда.
        - Брат мой, взгляни, что создал я, - глаза Олофантура, по-детски мудрые, в них так легко потеряться.
        В ладонях его лежит снежно-белое яйцо, по его тонкой скорлупе пробегают многоцветные волны, неясные образы...
        - Что это?
        - Это сон. Возьми, он поможет тебе.
        Ве принимает странный дар и подносит его к сердцу. Да, тихо, спокойно, отдых, мне нужен отдых, скрыться от Света, забыть... Вефантур засыпает с улыбкой на устах, и на время сна его одежда становится белой.
        Сон, вновь видение Арда, но нет необходимости выбирать из двух зол меньшее, Судья должен выбрать то что прекраснее, выше, из двух неизмеримо прекрасных судеб, сладостная боль от трудности выбора, выбор снова труден, но после него не придется мучиться, повторяя его раз за разом. Вот Манве в Белых одеждах стоит рука об руку с Мелькором, над ними большая огненная птица. То, что они создали вместе...
        Картина меняется, шум прибоя, волны разбиваются в пар об утесы. Снова Мелькор, в туманно-белом облачении, Мелько, Сильнейший. Он сделал выбор, увидел красоту деяний своих братьев, не теряя своей красоты. Его Судьба возвышенна, он одинок в творении, но силой своей чувствует все замыслы Эа. Эру/Айнур/Эа... Что это? Неужели? Понимание молочно-белой волной прокатывается по разуму, значит Гнева Эру никогда не было. Мелькор, брат мой, я знаю! Знаю, но не могу сказать, ты должен понять это сам...
        - Проснись, проснись! - Ороме трясет за плечо Вефантура.
        Первый же взгляд разрушает спокойные видения сна. Арда в огне, черный ветер летит над просторами обожженной плоти. Да, я знал, так должно было быть...
        Ниенна в развевающихся одеждах.
        - Намо, помоги... Мне больно...
        Кровь на челе Скорбящей.
        - Нет! Мелькор! Зачем? Неужели ты не слышал?
        - О чем ты говоришь? - Вновь не Ниенна, а Фуи, бездонный взгляд, белое лицо.
        - Это был сон, надо найти Мелькора, - Ве широким шагом идет прочь...
        Бег по обожженной почве, каждый шаг отдается болью. Впереди широкая спина Полдореа, Тулкас чует Мелькора лучше, чем охотничий пес - след зверя. Быстрее, пока не все потеряно. Белые одежды Ве раздвигают свет Арда, Тулкас смеется и с топотом вгоняет пятки в мягкое больное тело Арда. Что ему? Он юн, и те небольшие мысли, что роем вьются в его мальчишеской голове, не говорят о боли. Погоня незаметно увлекает и самого Вефантура, в конце концов, и на нем еще не лежит тяжесть Усталости Мира. Найти Мелькора, остановить, пока не поздно, пока он не ушел слишком далеко от понимания и прощения.
        - Мелькор! Стой! - Тулкас с хохотом рвется к Разделяющему, пока для него это только игра, но Ве внезапно слишком ярко представляет лицо Полдореа, искаженное ненавистью, лицо ребенка, чей куличик раздавил уличный хулиган.
        Мелькор не в силах более убегать останавливается, и Тулкас обрушивается на него сверху, тяжело дыша, и его лицо горит восторгом от веселой игры. Ве не успевает остановиться, спотыкается о Тулкаса и наваливается сверху. В образовавшейся куче-мале Мелькору приходится несладко. Наконец, все на ногах, и Тулкас и Намо сопровождают Мелькора к остальным собравшимся Валар.
        Однако для Мелькора это не игра, он испуган, слишком хорошо он помнит то, что причинил Вефантуру, а сила Ве - не игрушка, Мелькор пытается вырваться. Тогда Тулкас, рассерженный тем, что игра идет не по его правилам, с размаху бьет его кулаком. Надолго запомнил Мелькор этот удар.
        Ве печально смотрит на Мелькора, слишком очевидно, что не кулаков Полдореа боится мятежный Вала.
        - Мелькор, я не помню. - на мгновение их глаза встречаются. В глазах Мелькора недоверие, противоречие. Но взгляд Мандоса говорит более настойчиво, чем его уста: "Не ты причинил мне эту боль."
        И вот Круг, все Валар в сборе. Ве стоит по правую руку от Манве Сулимо. Мелькор в центре. Снова взгляды Мелькора и Ве встречаются. Ободрение в глазах Судьи? Мелькор молча слушает жалобы своих братьев. Что это, неужели он понял?
        - Братья мои, не желал я вреда Арта. И не намерен я ничего делать против власти Манве, и не хочу вмешиваться в дела Ауле или Ульмо. Палуриен, сестра моя, прости меня, я знаю, твои творения более всего пострадали. Но примите мой совет, пусть каждый из нас правит той частью Арта, что более всего понятна ему. Тогда гармония мира будет абсолютной.
        Ульмо вошел в круг, посмотрел в глаза Мелькору долгим, ничего не выражающим взглядом, затем повернулся и покинул совет Валар. Ве тяжело вздохнул, было слишком очевидно, что даже если Мелькор и понял, то не признается в этом, но будет исполнять предначертанное ему.
        И спорили Валар, и менее всего был согласен принять совет Мелькора Макар, тот кто до этого во всем поддерживал Мелькора. Ибо более всего жаждал он битвы, но мудрый полководец не распустит войско перед боем.
        Вновь Ве в черных одеждах, мысли скрыты в темнице разума, непроницаемы черты лица. Молчанием отвечает он на решение Валар построить себе дом, откуда могли бы они управлять всем, что творится в Арда.
        Так случилось, что в дни Ломенданар, Сумерек, по просьбе Ауле Мелькор создал два столпа, на которые воздвиг Ауле светильни, наполненные светом, собранным Вардой. Рингиль назвал Мелькор северный столп и Хэлкар - южный, ибо были они сотворены изо льда. Остальные же Валар звали их Иллуин и Ормал. Но пламя светилен растопило коварный материал Мелькора, и рухнули Огни Валар.
        Не была наступившая ночь неожиданностью для Владыки Судеб, но молчал он, ибо исполнялось предпетое, и серебряной была дорога судьбы, и мало тропинок отходило от нее в сумрак неизвестного.
        Тогда вступили Валар на один из Островов Сумерек, и Оссе с помощью Оарни, водяных духов, перенес его навстречу Эруману, чьи берега равнодушно встретили первый прилив.
        И Владыки Смерти, Намо и Ниенна, первыми пересекли Арвалин, ибо стремились они, создав себе жилище, скрыться в нем от всевопрошающих взглядов братьев их. И по просьбе Вефантура создал Ауле великие подземные Палаты. И были там Чертоги Ожидания, предназначенные для Старших Детей Илуватара, и Последняя Гавань, где ожидал Младших корабль мертвых Морние, и были другие Залы, что сотворил Ауле, не зная их предназначения, но повинуясь слову Вефантура. И созданы были два Тронных Зала, названные по именам Властителей Смерти, Ве и Фуи, мрачные и безмолвные.
        И воссел Намо на трон зала Ве и пребывал там в раздумье, вновь и вновь глядя на бесчисленные нити судьбы Арда. Лишь изредка по просьбе Манве выходил Владыка Судеб из своего подземного жилища, и лишь трижды за всю историю Арда покидал его по своей воле.

Цветущих древ Йаванны веселый переплет

        "Тэльперион называлось одно в Валиноре, а также Сильпион, и Нинквелоте, и многими другими именами; другое же - Лаурелин, и Малинальда, и Кулуриен и другими в песнях." - "Квэнта Сильмариллион. О начале дней", Дж.Р.Р.Толкиен

        Кеми Палуриен звали е╦ до того, как эльфы назвали е╦ Йаванной. И не была она ни красивой, ни уродливой, ни доброй, ни злой. Облик, который она избрала, был более всего пригоден для ее трудов - крупные сильные руки, уверенное полное тело, широкое обветренное лицо. Она готова была выдержать любое испытание и учила этому своих детей - Келвар и Олвар. Она любила их, любила, как может любить многодетная мать, каждому ее творению доставалось ровно столько заботы, сколько было необходимо для маленького черствого счастья. Но ее творения были прекрасны, и бесчисленные нимфы, феи, дриады, что были свитой Матери Земли, заботились о них так, как только могут заботиться беспечные, но добрые няньки.
        Огни, зажигаемые Мелькором в Арда, губили Олвар, и даже Келвар не всегда были способны скрыться от смерти. Гибель же их при падении Светилен была неотвратима, и Йаванна скрыла семена до того времени, когда безопасно будет Олвар жить в Эндорэ. Келвар же поселились в лесах Валинора, доме Ороме Алдарона.
        После гибели Огней Валар Варда собрала остатки пролитого света в изготовленные Ауле чаны - Кулуллин и Силиндрин. Но не хватало этого света для нужд Валар.
        Тогда по требованию Йаванны опустошили на холме посреди Валинора две ямы. В одну положил Ульмо семь золотых самородков, что принес он из молчаливых глубин моря, туда же опустили осколки того Светильника, что горел на столпе Хелкар, на Юге, и покрыли эту яму самой плодородной почвой. А во вторую яму бросили три огромных жемчужины, что нашел Оссе в Великом Море, а Варда положила туда звезду, и эта яма была покрыта пеной моря и туманами, и горсть земли прикрыла ее. И пела Йаванна, и вторили ей Вана Дарующая Жизнь и Ирмо Лориен Повелитель Мечтаний. И выросли на холме два Древа, схожие обликом с Олвар, но обладали они душами из серебра и золота. И Вана назвала старшее Древо Лаурелин, ибо сердце ее радовалось золотистому свету Весны. А младшее Древо Ирмо назвал Сильпион, ибо серебряный свет его нес сны, полные волшебства и сбывшихся мечтаний. А Варда приказала сильнейшей из своих помощниц Ариен заботится о Золотом Древе, ибо хоть и давало оно троекратно золотой свет, корни его требовали третью часть золотого света, как корни обычного дерева требуют воду. Ирмо же просил своего любимого ученика Сильмо заботится о Серебряном Древе.
        И каждое древо сияло в полном цвету по двенадцать часов, и по окончании этого времени наступало Смешение Света, и Ирмо брал свою волшебную прялку и прял волшебную нить сновидений, из которой Эсте ткала целительные сны, Ниенна-Вайре - сны вещие, а сам Хозяин Снов - сны волшебные.
        Палуриен же, создав Древа, сказала:
        - Много сил моих ушло на творение сих Древ. И никогда более не смогу я создать такие, прежде чем будет вновь...
        Но Амнон, ученик Намо, прервал ее по велению своего валатара:
        - Не пришло время этих слов, о Кеми. Сила Древ в самом расцвете своем, и не уйдет она прежде прихода Детей Единого.
        И обратилась Сотворившая Древа к Манве Сулимо:
        - Теперь, когда есть в Валиноре свет, позволь удалиться мне в волшебные сады Мурмурана, чтобы могла я излечить усталость и восстановить утраченные силы, ибо предвижу я, за Светом Древ придет Весна Арды и много забот будет у меня...
        И Ирмо проводил Кеми Палуриен к берегам колдовского озера Лорелин, где уснула она, чтобы, проснувшись, творить Весну Арды.

Белоснежка и семь гномов

        "Snowwhite, Snowwhite, Oh Lady Clear, Oh Queen beyond the western seas..." - "К Эльберет"

        Говорят книги наугрим...
        Из Валар лишь Варда видела гномов сразу после их сотворения. И до поры до времени посадила их в сияющие ладьи, и дала им по яркой звезде. В помощь им послала она многих из Сурули, чтобы и те несли свечи ночи. Так появились те звезды, что плывут по небу. Некоторые же она прикрепила к небу серебряными гвоздями.
        Семь Праотцев Гномов не хотели разлучаться на время своего вынужденного изгнания, поэтому плыли по волнам Ильве неподалеку друг от друга. И собранное ими созвездие назвала Варда Валакиркой. Гномы же зовут его Венец Королевы Звезд в память о скитаниях своих прадедов. В преданиях гномов сказано, что, плывя на небесных ладьях, Праотцы Гномы откалывали от небесного свода большие куски, которые, падая, превращались в сокровища земли.
        Из черных кусков небесного камня появились волшебные металлы и истинное серебро - мифрил, из синих - сапфиры, что так любит Король Мира Манве, из осколков звезд - алмазы, камни удачи и богатства...
        Позже, когда пришла пора Гномам сойти на землю, их места в ладьях ночи заняли семеро духов света, могучие среди Майар. Но до сих пор самая северная из звезд Серпа Валар зовется среди Гномов Звездой Дарина. Не часто наугрим смотрят в небо, но когда смотрят - вспоминают имена Семи Гномов...

        Для Ауле мятежная пора песочницы прошла с уходом Гномов, последовавшая размолвка с Палуриен была тяжела, даже покойное благословение Манве не принесло облегчения. Скрываясь от мелькающих теней угрюмых мыслей, Ауле погрузился в работу, он творил новых помощников себе, Тэхтар, Мысли Камня. Они были раукар по сути своей - наделенные великой силой, были лишены они даров Эру, но, уходя, исчезали они, и сама память о них умолкала. Долгим был труд Ауле, но когда созданы были они, поселил их Кузнец Арда у корней земли, на берегу океана Ваи; там трудились они, творя из камня золото и металлы, алмазы и самоцветы. И там, у корней Арда, нашли они камень, что был отвердевшей тьмой, и, огранив, вложили его в покои Вефантура. В силе этого камня было останавливать водовороты судьбы, давая ей спокойное течение.

Железный пламень

        "И было имя первому Ахэре - Нээре, Огонь..." - "Черная книга Арды", Ниэннах, Иллет

        Валар считают, что Мелькор создал Ахэре, Пламя Тьмы, в насмешку над творениями Ауле, но это такое же заблуждение, как и мысли Мелькора о том, что Тэхтар суть подражание Ахэре. Мало ли в Арда заблуждений?
        Итак, валараукар, балроги, ахэре, демоны, огненные бичи... Какая симфония силы, огня, и многоцветных крыльев безрассудства! Они не были кропотливыми трудягами, как дети Камня, нет, вечная молодость битвы струилась по их жилам. Недаром трое из них - пленники Дома Богов Битвы, помощники Макара Воителя и его жестокой сестры. Они - воплощение красоты и величия разрушения, и песня их подобна грому пламени сгорающих заживо жертв войны.
        Но в буйстве горячих тел - ледяная скала разума, разум и чувства - таков удел тех, кого испугалась однажды даже Унгве Лианти. Они страшны во гневе, и еще более страшны в радости. Они достойны восхищения в минуты покоя, но разум не изменяет им и в пляске битвы.
        Нет, битва - это слишком мало, чтобы описать их. Сказать "ярость" - солгать. Противоречие - их суть. Но в этом противоречии нет места милосердию, слабости, нежности. И снова слова не скажут того, что есть...
        Задумывался ли кто-либо о том, что Арда жестока? Да, задумывался, Мелькор. Балроги созданы чтобы вечно вести жестокий бой с Арда, и в этом их чистота и смиренномудрие.

        Итак, тело Арда сплетено, отковано, соткано, сшито, вылеплено, вырезано сотнями рук, взглядов, мыслей, ощущений... Бесчисленные раны помещены меж просторами внутренних и наружных органов, создавая картину не менее красочную, чем премьера в анатомическом театре. Болезни спрятаны под свежую, сверкающую первородной плесенью кожу юного мира. Целительные мази потоками света пролиты на страдающие как от ран, так и от этих мазей язвы. Переломы сначала тщательно произведены, затем перемотаны тонкими струнами рудных жил. Казалось бы, залить все это формалином и выставить средь ослепляющего блеском софитов зала Пречудесных и Преудивительных Кунштов Камеры на потеху забавных ученых в недвусмысленно Белых халатах. Увы, у каждого творца есть свои просчеты и слабости...
        Однако искалеченная и израненная Арда приспособилась, оклемалась и уснула спокойным сном выздоравливающего человека.

        Балрог скромно отвернулся в угол тронного зала Хэлгор, его босые ноги обтекал небольшой поток дымящейся лавы. Мелькор, не глядя на своего подчиненного, вещал:
        - ...и настанет царство мудрости и справедливости. Огонь заживит раны Арта, Тьма станет нежным покрывалом, в глубинах которого будут жить звери рожденные ею и Светом. Этого хочу я, а не безвольных пустынь слепящей Не-Тьмы. Ты слышишь меня, Нээре?
        Балрог издал неопределенный одобряющий звук и прекратил орошать стену. Пока он приводил в порядок одежду, Мелькор продолжал:
        - Я надеюсь, что Ауле все же придет ко мне. Вместе мы сможем сделать больше, чем то, что я замышляю. Так. - Мелькор резко повернулся на каблуках. Нээре вытянулся по стойке "смирно".
        Мелькор посмотрел в угол, потом на Ахэро, потом снова в угол, потом снова на балрога, потом вздохнул и сел на трон.
        - Ладно, я собственно хотел спросить... Как ты думаешь, каковы будут эльфы?
        - Каковы? А будут ли они вообще? Я ведь даже этого не знаю, а ты спрашиваешь, каковы?
        - Ну у тебя фантазии нет, что ли? Придумай.
        - У них будут прозрачные крылья, как бы стеклянные, заостренные сверху уши, они будут маленькими, порхать с цветка на цветок и задавать массу глупых и не очень вопросов.
        - Хорошая мысль, это надо записать, - Мелькор вальяжно развалился на троне, - а еще что-нибудь?
        - Ну, некоторые из них будут приносить счастье, другие вред, они будут воровать человеческих детей и подменять их злобными маленькими волчатами.
        - Это ты что-то слишком, но тоже неплохая идея. Надо будет все такие мысли записывать, а потом дать почитать эльфам.
        - А можно так придумать... Они будут похожи на людей, но будут ходить с деревянными мечами и в... гм, прикидах... некоторые из них будут играть Светлых, другие Черных, и одна из них напишет...
        - Хватит, хватит, - Мелькор усмехнулся, - твоего воображения хватит, чтобы создать с десяток разных видов эльфов.
        - А как же, - балрог начал загибать пальцы на левой руке, - эльфы с крылышками, эльфы с деревянными мечами, эльфы, живущие в полых холмах, эльфы, ожидающие последнего восхода, эльфы вечно печальные, эльфы, вырезанные из дерева, эльфы в зеленых лосинах...
        - Я про то же, много ты можешь напридумывать...

Битва зрячей силы

        "Вот, Валинор построен, и Боги живут в мире, ибо Мелько далеко в мире, зарывается вглубь и строит укрепления изо льда и железа, только Макар и Меассе скачут на ураганах, радуются землетрясениям и всемогущим гневам древних морей." - "Утраченные легенды", Дж.Р.Р.Толкиен

        Нет коня быстрее Западного Ветра, грозовые тучи - грива и хвост его, черный дым из под легкозвонных копыт. Без седла едет Владыка Битв над землей, что еще не ведала битв. И облик всадника грозен не менее, чем разрывающая жилы мощь коня, его одежды чернее ночи, и луч света в ножнах у бедра его. Громом стонущей земли отдается голос его над просторами Арда:
        - Ангоро! Ангоро! Пусть будет битва!
        Рядом, оседлав Ветер Северный, мчится Меассе, обернув нагое тело свирепой погоней:
        - Арда, выходи на битву! Нарушь покой безбрежных морей!
        Северный Ветер, грива - снег, копыта - лед, высекает огонь из вулканов, напяливших белые балахоны.
        Скачут Боги Битвы, и из моря им навстречу взлетает Оссе, оседлав пенногривую волну. Трое их - страшная сила. Мятежны нравом, велики силой, ни Тулкас, ни Ульмо их не удержат. И скачут, сметая горы и расплескивая моря.
        Однажды примчались они к воротам Утумно. Встали могучие кони, буйные и в покое, седоки сошли на землю. Макар трижды ударил в могучие створки железных ворот:
        - Мелькор!
        Молчанием ответила твердыня, только холодная музыка гор вторила крику Воина. Меассе, все еще в возбуждении скачки, подошла неровной походкой к брату, прижалась к нему, трепеща, и расхохоталась громко и безжалостно, глядя снизу вверх на темные горы.
        Твердыня молчала, и Макар повторил призывный набат, земля качнулась под их ногами от силы его ударов. Еще несколько мгновений тишины позволили горам гулко повторять грохот, затем из глубины Утумно все нарастая стал подниматься гул, подобный шуму пламени на ветру, и словно воплощение этого гула предстал перед Воителями балрог, тот, чье имя было Готмог, Подобный Скале Пламени.
        - Зачем пришли Вы, Воины Живущих на Западе, сюда к стенам Властителя Арды? Или недостаточно Вам забав в залитом светом Валиноре? Или забыли Вы, что не только эти стены разделяют безмятежный покой Валинора и боль Арта? Или...
        Макар сильным тычком в грудь прекратил поток вопросов Ахэро:
        - Много говоришь. Но не с тобой мы пришли говорить, создание Мелько. Проводи нас к своему Властелину.
        Балрог встретился с безумными ледяными глазами Меассе и посторонился, пропуская троицу в Утумно.
        В черных клубящихся глубинах твердыни Черный Вала встретил своих преданных врагов. Казалось, сама Тьма струится по плечам Разделяющего, борясь со Светом его очей.
        - Теперь я спрошу, зачем пришли Вы, Воители среди Валар?
        И ответил Макар:
        - Мы пришли за Войной.
        И ответила Меассе:
        - Мы пришли с Войной.
        И ответил Оссе:
        - Собирай своих воинов и выходи биться сам.
        Мелькор ответил не сразу, молчанием своим говоря более, чем словами:
        - Вы хотите увидеть воинов Хэлгор! Узнать, хорошо ли владеет Мечом Затменного Солнца его создатель! Хорошо.
        Мелькор скинул покрывало Тьмы и предстал перед Воителями в ослепительно белых доспехах, и в руке его полыхнул тонкой тетивой стали черный меч.
        И вышли все четверо под звездное небо пред Утумно, и за Мелькором следовало воинство балрогов и других духов, служивших ему. А к Воителям пришло их войско, духи воды, воздуха и камня.
        И началась битва. И Оссе стал рядом с Мелькором, равняя силы воинств. И из под скрещивающихся мечей потекли на землю водопады искрящегося пламени. Но не проливалась кровь, ибо это была битва Зрячей Силы, битва во имя жизни и развития, но не ради смерти и разрушения. И подобно блистающему приливу накатывалась на врагов сила Ахэре. И свежему морскому ветру были подобны стрелы Оарни. И щитом каменных крыльев закрывались от ударов Тэхтар.
        И была битва, и Оссе сражался против Меассе, а Мелькор против Макара, и духи сражались друг с другом. И Оссе был повержен свирепой воительницей, а воинства отступили, глядя на поединок Владыки Утумно и Повелителя Битв. Трижды был ранен Мелькор и трижды нанес раны Макару, и кровь их, смешиваясь, наполняла жилы Арда. И не смог Макар победить Мелькора, и единственный раз в Арда он отступил, признавая силу противника и отдавая ему долг уважения.
        И кончилась битва, и не было в ней побежденных, и два воинства сели за один пиршественный стол, и в веселье этого пира рождалась Весна Арды, как рождалась она руками Йаванны, молотом Ауле и мыслями Манве. И Валакирка сияла в небе ярче света дерев и падали на землю из-под молотов гномов осколки неба, искрами прорезая черную простыню ночи.
        Но хоть вписана эта битва паутиной морщин в Книгу Судеб Арды самим Вефантуром, не была она понята Валар, и как все непонятое - забыта.

Маленький мальчик с барабаном

        "Среди самых благих намерений находятся такие, о которых лучше даже не вспоминать, не имея под рукой достаточного инструмента для поглощения горловых излияний отторгаемой пищи." - Палландо Миниамарский статуе Ниенны Эгладорской

        Итак, незаметно, как для жителей Валинора, так и для Мелькора, пробудились эльфы. Возможно, узнай Валар об этом пораньше, они бы это отпраздновали соответствующим образом, украсили Валмар разноцветными флажками, повесили на эльфов гирлянды из многопахнущих цветов или совершили какую-нибудь еще подобающую моменту благоглупость. Однако, благодаренье Единому, Валар сохранялись в элегантном неведении относительно прихода Старших Детей Илуватара достаточно долгое время. Эльфы, наделенные Эру и без помощи Валар многопригодной мудростью, умудрились самостоятельно дать названия всем видимым ими предметам и явлениям, покрывая себя тем самым... то есть нетленной славой. Нетленная слава сия годилась не только в кашу, но и на ботинки немного хватало.
        Мелькор, одержимый, как известно, жаждой творчества, первым нашел эльфов, нашел эльфов недостаточно совершенными и усовершенствовал их, создав орков. Поняв, что сморозил бОльшую глупость, чем предполагалось, вернулся к первоначальной форме и многих из нее научил плохому. Так бы его эксперименты и продолжались, ибо, как следует из "Черной Книги Арды", многое в момент прекращения этих экспериментов было еще в зародыше, но вот несчастье, пришли на помеху благие намерения Валар.
        Обнаружив эльфов, Ороме очень обрадовался и поспешил сообщить об этом вышестоящему начальству, за что был послан... обратно приглашать эльфов из плохого Средиземья в хороший Валинор.
        ...О, Эру, что это был за бред?..

Дорогостоящие украшения и прочие оковы Мелькора

        "Вот, собрал Ауле шесть металлов: медь, серебро, олово, свинец, железо и золото, и взяв меру каждого, создал своей магией седьмой металл, что назвал он Тилкал... [ Тамбе Илса Латукен Кану Анга Лауре ] ...и имел он все свойства шести и много своих собственных, и в различном свете отливал он зеленым или красным цветом, и не мог быть разрушен, и лишь Ауле мог ковать его." - "Оковы Мелькора", "Потерянные легенды", Дж.Р.Р.Толкиен

        В это же время Валар, обреченные ответственностью за судьбы Арда, сочли необходимым оградить хрупкий в своей весне мир от посягательств злокозненного брата. Нельзя сказать, что такое решение было принято с легкостью, Манве в мыслях своих держал совет с Эру. Но Эру не мог указывать, как поступить, учитывая заслуги Мелькора перед Эру/Айнур/Эа. Потребовалось два небольших века, чтобы Король Арды самостоятельно принял тяжелое решение.
        Ауле-кузнецу было поручено сковать оковы, достойные могучего пленника. Надо заметить, что при всех колебаниях в принятии решения, Валар не сомневались в своей победе. Итак, создавая инструменты удержания Мелькора в рамках дозволенного, Ауле создал настоящее произведение искусства. Сама цепь, хоть и называлась Железной, состояла из звеньев шести различных металлов, как минимум два из которых были драгоценными. Наручники же, Воротемнар, Сковывающие Навечно, сделал Ауле из нового, дотоле не существовавшего металла, родившегося из шести и называемого за это Тилкал. Наручники были потрясающе красивы, изяществу их и цвету позавидовали бы браслеты и драгоценности, изготовленные позднее Нольдор. Более того, внутреннюю поверхность их Ауле покрыл волшебными письменами, что призваны были наставлять носящего наручники на путь Добра, Созидания и Справедливости. Варда Прекрасная благословила Воротемнар тройным высокочинным благословением, и светились они, будто только вынутые из горна Ауле. Ульмо же поселил в цепь Ангайнор музыку Вод, и в звоне ее отражалась тончайшая из тем Музыки Айнур.
        Так цепь стала драгоценнейшим из украшений и прекраснейшим из всех что когда-либо создавали Ауле, Нольдор или Наугрим.
        И были готовы Валар к войне, когда Ниенна упросила их действовать убеждением и просить Мелькора прийти в Валинор и жить в согласии со своими родичами. Манве, которому не хотелось нести ответственность за возможную ошибку в решении, согласился попробовать и послал сына своего Фионве с посланием к Мелькору.
        И пришел Фионве к воротам Утумно и, будучи искушен в тонкой политике, а проще говоря, во вранье, говорил так:
        - Могучий Айну Мелько, ныне прибегаем мы к милости твоей и, видя мощь и славу твою, просим тебя почтить своим присутствием благословенный край Валинор, ибо построен для тебя дом каменный и дары великие ждут тебя в чертогах твоих. И ныне признаем мы власть твою над Арда, и Королем Мира назовешься ты в кущах валинорских.
        О сколько раз (впоследствии) твердили миру, что лесть вредна, гнусна, да только все не впрок... Мелькору приятны были слова Фионве и он почти принял их за чистую монету, но, подумав, сказал:
        - Согласен я, но пусть братья мои Валар пошлют мне дар, который доказал бы их добрые намерения. Только тогда соглашусь я прийти в Валмар.
        Фионве поклонился и вернулся с ответом Мелькора в Валинор. Манве улыбнулся тому, как легко Черный Вала клюнул на хитрую приманку. Однако замысел Манве, хоть и казался ему хорош, еще не был обсужден с Тулкасом, которому выпадала сомнительная честь играть роль коварного подарка. И обратился к нему Манве с таковыми словами:
        - Племянник мой, Тулкас, всем нам известна сила твоя и усердие в испытаниях тела. Известна нам также ваша взаимная нелюбовь с братом нашим Мелькором. И сейчас, обдумав все "за" и "против", решили мы взять его хитростью и судить, приведя в Валинор. Ибо если начнем мы открытую войну, разрушены могут быть труды наши, и прекрасные дети Илуватара могут погибнуть в пылу нашей войны. И в плане нашем занимаешь ты важную роль, ибо придется тебе, якобы скованным, прийти на порог Утумно, и когда Мелькор не ожидает этого, освободиться и наложить оковы на него, стесняя его силу и планы многоковарные и приснослабомудрые.
        Тулкас, запутавшийся в обилии смиренномудренных слов дяди своего, согласился. Тогда обернули вокруг его рук и груди цепь Ангайнор двадцать раз, и столь велика была ее тяжесть, что даже Полдореа с трудом стоял на ногах под бременем. Так, скованным, привели Тулкаса пред ворота Утумно и все Валар сопровождали его. И когда Мелькор увидел скованного Тулкаса пред собой, болезненно обрадовался он этому и ударил своего беспомощного врага в лицо. И рек:
        - Нет большой любви у меня к Полдореа, и сейчас принимаю я дар ваш, но дабы убедиться окончательно, что не замышляете вы обмануть меня, приказываю я сейчас Манве Сулимо преклонить предо мной колени и облобызать трижды мои ноги.
        Но не успел Манве сделать движения, как Тулкас, разъяренный высокомерной речью Мелькора, вырвался из своих пут и бросился на Мятежного Валу. Тридцать раз обвилась вокруг Мелькора драгоценная цепь Ангайнор, и с волшебным звоном замкнулись на его запястьях Воротемнар. Тулкас же, войдя в раж, избивал поверженного противника ногами, и многих трудов стоило остановить его.

        "Перед троном Короля Мира Манве поставили Мелькора. С презрительной жалостью смотрел Манве на старшего брата своего, могущественнейшего из Айнур. Издевки Манве не достигли цели: Мелькор молчал." - "Приказано забыть", "Черная книга Арды", Ниэннах, Иллет

        Итак, Мелькор предстал пред советом Валар. Белый туман окутывал подножия тронов и ноги Разделяющего, его молочные языки слизывали жаркую усталость и ослабляли боль в мышцах под тяжестью дорогостоящей цепи. Мелькор рухнул в эту призрачную перину и застонал в бессильной ярости, потом вереница видений пронеслась перед его глазами: орки, окровавленные тела эльфов, лава вулканов, обсасывающая останки зеленокудрых берез Эндорэ... По выражению глаз Валар было ясно, что пощады не будет. Только Ниенна прятала свое лицо в складках одежды Вефантура, и Ирмо смотрел с понимающим состраданием. Неожиданно испугавшись, Мелькор заплакал, тихо, как поставленный в угол ребенок, и эти слезы заставили Ниенну встать и говорить:
        - Братья мои, зачем слова, когда и так все ясно. Именем Чувств молю я вас о снисхождении к брату Мелькору. Пусть он испорченный, жестокий, но нет такого зла, что не имело бы начала в самых добрых намерениях, и нет такого добра, что никогда не прошло бы сквозь самое тяжкое зло. И слезы его говорят о раскаянии...
        Плавным движением руки Манве принял слова Ниенны, Король Мира поднялся и провозгласил:
        - Великое зло причинил Мелькор Арда и детям е╦. Но не достоин тот милосердия, кто не проявил его сам. Так реку я, пусть триста лет пребывает Мелькор в темнице Мандоса, и после вновь предстанет перед нашим судом, и коли увидим мы, что велико его раскаяние, милосердие наше будет безгранично.
        И восстал Намо со своего трона и рек:
        - Одиночество рождает ожесточение, а не только смирение. Пусть эти триста лет проведет с ним ученик мой Палландо, Тот Кто Видит Вдали, тот, чья воля - Ученичество, дабы был у Мелькора ученик даже в эти суровые годы. Знаю я, что обучая других - совершенствуешься сам.
        И вновь молчали Валар, и даже Макар и Меассе, что всегда говорили в пользу Мелькора, приняли этот приговор. И отвели Мелькора в темницу Мандоса, а Палландо взял Камень Твердой Тьмы и сошел вслед за Мелькором, и двери закрылись.

        "... и был брошен он в темницу Мандоса, откуда не сбежать ни эльфу,ни смертному, ни Вала..." - "О приходе Эльфов и заключении Мелькора", "Сильмариллион", Дж.Р.Р.Толкиен

        Мандос, Тюремщик Своей Тюрьмы, чувствовал каждое движение в своих палатах. Поэтому даже глубже, чем ученик его, заглянул Ве в душу Мелькора, и с тех пор молчание тверже, чем обычно, запечатало уста его. Ибо видел он прекрасные творения, что ожидали своего часа в мыслях Разделяющего, и великую ненависть, охраняющую самолюбие Мелькора.
        Вайре, Ткачиха Молчания, все триста лет не покидала зала Фуи, ни как Вайре, ни как Ниенна, ни как Калме-Тари. Она и е╦ помощницы ткали Врата Ночи, сквозь которые мог бы покинуть Арда тот, кого невыносимо истомило страдание и чья боль стала для Арда непереносимой.
        И духи, что приходили в Мандос, боялись нарушить покой его Хозяев и его "гостей". Ибо мрачные думы витали под низкими потолками пещерных коридоров и страшный дар Илуватара обретал здесь свою сущность.

Интерлюдия

        "Должен ли лекарь, лечащий лекаря, лечить его так, как лечил бы лечимый лекарь, или как лечащий лекарь?" - Игра слов

        Наступила новая пора в истории Арда, пробудились эльфы. Чем бы хорошим ни могла ознаменоваться эта пора - она не ознаменовалась. Валар, к несчастью, более схожие с эльфами чем с абстрактными идеями, возжелали, чтобы все самое красивое было в Валиноре, а что поплоше - в Эндорэ. Конечно, эльфы были близки к тому, чтобы сотворить множество прекрасных вещей в Эндорэ, пока Ороме катался в Валинор и обратно и катал с собой трех будущих королей эльфов, но Ороме имел достаточно быстрого коня и решал административные проблемы с потрясающей скоростью, поэтому эльфы очень быстро тронулись, в смысле в Валинор.
        Путешествие в Валинор было не из серии увеселительных прогулок, однако никто не взялся бы описывать бесконечно движущиеся мимо лесА, постоянные переписи населения с выяснением потерь и приобретений. И долгие споры Ульмо со своим могучим вассалом Оссе, куда тянуть остров-корабль эльфов и надо ли вообще его тянуть.
        Так или иначе эльфы имели прибыть в Валинор... Великий город Кор-Тирион-на-Туне имел быть построенным... Мелькор имел продолжать сидеть в темнице Мандоса... Ну и вообще у всех было много имений...
        К несчастью, в это время владыка Намо, надеясь исправить искореженные судьбы обитателей Арды, передвинул Черный Камень, принесенный ему помощниками Ауле. Последствия этого движения были катастрофическими. Нити судьбы всколыхнулись и исторгли аккорды различной глубины и силы, которые хотя и были отражениями Музыки Айнур, но не были ею. Так появились авторы "Черной книги Арды", "Квэнта Эанарион", "Книги Сарумана Радужного", "Кольца Тьмы" и "Адаманта Хенны", "Звирьмариллиона", "Белой книги лучших сказок Арды" и многих других произведений сомнительного искусства плагиата, незаконных детей невоздержанной графомании.

Белая Книга лучших сказок Арды

II. ДЕТИ ДИССОНАНСА

Орки осенних сумерек

А вы помните, кто из сыновей Феанора питался орками?
Альвдис Н.Н.Рутиен

        Незадолго до своего плена Мелькор предпринял попытку передать оркам часть своих знаний, чтобы имели возможность избрать свой путь в грядущих буреломах битв Арда. Лишь немногие откликнулись на его призыв, поскольку мала была в орках жажда обучения, хотели они добиваться всего самостоятельно. Те же, кто пришли, называли себя Оркхонт, Высокие Орки. Многому научил их Мелькор и самой способной его ученицей была Хвэста, Зеленый Сквозняк, овладевшая силой пламени и избравшая путь целителя. Оркхонт ушли из Утумно и поселились неподалеку от истоков реки, названой впоследствии Сирион. Там они жили в секрете и безвестности, подчиняя себе все новые тайны Арда, в то время как их собратья постоянно сталкивались на поле боя с осваивающими Белерианд Синдар.
        Назвал бы эльф красивой Хвэсту? Вряд ли, хотя она обладала красотой и наружной и, главное, внутренней. Высокая, стройная, огненноглазая, она была способна на милосердие, черта так редко встречающаяся даже у эльфов. Ее было за что любить, и она была любима. А что еще надо для полного счастья?
        Когда бесконечные конфликты Белерианда докатились до порога ее дома, она взяла сумку, наполненную травами, и пошла лечить всех, кто нуждался в помощи лекаря. Часто ей приходилось лечить и эльфов, хотя редко они оказывались благодарны ей за это. Но когда ее дело было сделано, она оборачивалась птицей и исчезала в поднебесье.
        Но однажды ее настигла вражеская стрела...

        Харса, юная орчанка, находившая свой покой в музыке. Кто помнит е╦ голос? Те, кто слышали ее - мертвы, но память не погибает в бою.
        Музыка жила в ее сердце, гортанная песня, шелестящий звук канклес. Она не несла зла в душе. Ее песни не были ни скорбными песнями памяти, ни восхвалениями, она пела о том что видела. Настоящее, сегодня под тонким слоем дождевой воды и шепот лесного ручья среди меха свежей травы...
        Ее инструмент был сломан, она погибла под копытами эльфийских коней...

        Узуг, вечно озабоченный вождь, куда увезла тебя погребальная колесница, почему умерло преданное сердце?
        Сильным он был и мудрым, когда было надо сражался, когда приходило время,воспитывал детей. Он не мог предать, хотя мог убить.
        Он мстил за смерть Хвэсты, и его убили. И умчалась пылающая колесница, унося на себе два тела: тело благородной целительницы и того, кто любил ее больше жизни...

        И снова имена, как осенние листья, павшие, павшие, павшие... Дождь ли прошумит по сумеречным листьям печального Эндоре, ветер ли разрезвится над его темными просторами, образы павших глядят из тумана времен, напоминая о том как холодны объятья мира, сотворенного по ошибке.
        И все орки отправляются на черном корабле Морние в холодные пустоши Арамана...

Орки зимней ночи

Так случилось, что среди людей Нольдор
путали с Орками, которые гоблины Мелько...
"Падение Гондолина", Дж.Р.Р.Толкиен

        Лед металла, режущий ухо возглас сотни морозных глоток. Они были Первыми, лучшие воины, сильнейшие из жестоких. Блеклый холод глаз топит в себе красоту, которой они когда-то обладали. Их женщины - упругие воительницы на белых волках гор, их мужчины - рукояти кривых клинков с проклятием ночи в глазах.
        Их битва - стихия Оссе, чернопенные буруны железного льда. Не скоро забудут Синдар жестокость Орков Холода.
        Говорят, когда их вождь Олгор пришел на суд к Намо, сам Судия отказался дать ему приговор, ибо нельзя судить камень, упавший в пропасть, или волну разбивающую песчаный берег. Так он и остался в Чертогах Ожидания, и феа его была схожа с хороводом снежинок в пасмурном свете луны.
        Об Орках Холода слагали легенды, рассказывали страшные сказки, их тела сжигали, чтобы не смогли жестокие духи вернуться в них, ибо такова была сила их духа, что даже будучи ранеными смертельно, сражались они наравне с живыми.
        Но недолговечно было время их восхода, меньше века прошло от момента пленения Мелькора, когда растаяли они бесследно в горнах многочисленных битв.

Орки весеннего рассвета

...И стали они Эльфами Страха...
"Черная книга Арды" Ниэннах, Иллет

        Они пришли на смену погибшим... Ни знаний, ни силы не сохранили они. Подобно Оркам Холода первыми шли они в битву и гибли сотнями... И возрождались сотнями.
        Не было для них племени, была стая, бессмысленная и безответная. И стая эта была способна пожрать саму себя в безумии голода. Голод е╦ был неживым, он питался страхом врагов или собственным страхом без разбора.
        И не было у них имен... И не было у них памяти... И не было у них цели... И не было у них прошлого... И не было у них ничего...
        Разве только конец был у них, смерть под клинками Нолдор, пришедших в Эндоре вслед за Мелькором, уже прозванным тогда Морготом. И смерть эта была быстрой и несла облегчение, как ледоход на реке несет облегчение обитателям подводного мира. Они погибали, принимая острия нолдорских мечей, как великое благодеяние, прощая себе в последний момент жизни самую жизнь...

Орки летнего полдня

Орки хлынули через равнину Ард-Гален...
"Сильмариллион", Дж.Р.Р.Толкиен

        Солнце и луна принесли в Арду лето. Первый восход был опаляюще жарок, и даже Валар поняли, что сотворили они большее, чем предполагали. Дева-огонь Ариен, отказавшись от своей телесной оболочки, плыла на огненном корабле, пожирая светом остатки Орков Безумия. А в глубинах Ангбанда уже набирали силу Орки Огня, в которых соединилась мудрость и знания Оркхонт и сила и жестокость Орков Холода. Мелькор, даже если бы очень захотел, не смог бы простить свое унижение, поэтому новая раса стала мстительной и ненавидела эльфов, свет, все то что напоминало Мелькору о Валиноре и его ослепительном поражении. Орки Огня боготворили своего творца, что тот принимал с радостью, но ставя выше всего его, они перестали бояться смерти, поэтому и гибли они, не щадя себя, на полях сражений. Только эти орки все чаще возвращались из Мандоса, принимая бессмертную судьбу, становясь в этом вновь похожими на эльфов. Более того, если ребенок орк попадал на воспитание в эльфийскую семью, он вырастал ничем не отличающимся от эльфов, и это очень беспокоило Мелькора, поскольку казалось ему, что тем самым он разучается творить, но только подражает.
        Много беспокойства принесли Ве Орки Огня, их дух был чист и жесток, своим присутствием рвали их феар на части благословенный покой Валинора. И труден был выбор Судьи, черная мантия Намо струилась по подлокотником высокого трона скрывая мысли и порождая кошмары.
        - Нет такой судьбы, что превысила бы собою судьбу Арда. Жестокие духи, что зрю я пред собой - предвестники Золотого Века, ибо не только холодная белизна благолепности озарит просторы мира, но и опаляюще-белый блеск яростного творчества. Ныне реку я, будет их судьба судьбой Эльдар, и будет судьба Эльдар судьбой Ирчи, Жестоких Духом.
        Намо, как светлы твои черные одежды, бесконечен свет карающей мудрости...

Час Драконов

Вы испытываете мое терпение! Делайте свой выбор!
Из предвыборной агитации

        В час, когда радужный шлейф Ариен скрылся за восточным горизонтом гор, а беспечный Тилион еще блуждал в подземных лабиринтах, родились драконы. Щепоть пепла, горсть лавы, блистающий гранями рубин, беспокойный язык пламени, снова пепел... В святая святых Аст Ахэ Мелькор творил своих новых детей, бессонных стражей элегантного равновесия Арта. И под пугающую музыку тишины первый из драконов - Глаурунг открыл свои очи, для того чтобы не-видеть, ибо зрения был лишен он и зрел лишь бесчисленные формы духов, ткущих паутину мироздания.
        - Кто ты? - голос дракона подобен отдаленному удару колокола в смягчающем звуки здании.
        - Тот, кто дал тебе жизнь.
        - Почему?
        - Чтобы дать форме бытие.
        - А цель? Ты дал мне цель?
        - Нет. Не я. Цель тебе дает Арта.
        - Арта? Мир.
        - Да. И Эа.
        - Я знаю, я пришел чтобы дарить смерть.
        - И новую жизнь.
        - Смерть одного - жизнь другого?
        - Нет, смерть лишь освобождает дорогу жизни.
        - Не знаю, не вижу, боюсь.
        - Боишься?
        - Мир - бесконечный танец белых искр в белоснежном океане огня. А я - не такой, я пустой, я вижу сквозь себя.
        - Душу надо заслужить, заслужить прозрением и пониманием. Взгляни.
        Мелькор протягивает в пустоту обожженные пальцы, вспышка света, незамысловатый вскрик флейты, снова пустота, пустота, которая дышит, чувствует, знает.
        - Это жестоко!
        В глубинах бесцветного марева драконьего тела вспыхивает красным гнев.
        - Ты понимаешь, это много, но недостаточно.
        - Ты хочешь сказать, боль нужна.
        - Нужна, поскольку болеть может только живое, если миру не больно - он мертв.
        На этот раз зрение души окрашивает тело дракона в синеву понимания.
        - Это трудно, жить.
        - Нет, трудно понимать, трудно чувствовать, трудно прозревать, жить - легко.

        Глаурунг, а за ним и другие драконы, будучи самостоятельным племенем Арда, отличались от эльфов и ранних людей тем малым значением, которое они придавали физической жизни. Сами никогда не ощущая страха перед смертью, не видя страданий тела своих жертв, они осознавали лишь движения духа. Кроме того, их понятия о вреде и пользе, добре и зле и других понятиях-антагонистах были чрезмерно размазаны, что неизбежно вело к потере в их рассуждениях логических ограничений, это поначалу очень смущало, позже же привело к отсутствию каких-либо моральных норм, как адекватной реакции на существование других самосознаний.

Хранители

Возьми совок! Возьми веник! Иди, Ученик мой!
Изречение Мелькора, не вошедшее
по недоразумению в ЧКА

        - Знаешь, до встречи с тобой, я был уверен, что капля разума есть во всех живых существах...
        Они были одного возраста - юный нахальный эльф в травянисто-зеленой одежде и тугодум-тролль в одеждах из шкур. Будь они постарше, ни тот ни другой не стали бы тратить время на разговоры, но юности нет дела до конфликтов старших, поэтому уже битый час длилась невозбранно словесная перепалка, между эльфом, снедаемым любопытством, и троллем, охраняющем вход в пещеру. Тролль действительно не обладал избытком ума, поэтому требовал объяснения большинству острот, брошенных в его адрес. Кельгваф, ибо таково было имя злословящего, с удовольствием объяснял значение каждой остроты, принимая как должное, следовавший за объяснением поток ругательств. Для большего удобства перебранки он прислонился к большому нагретому солнцем камню и закинул руки за голову. Справедливости ради надо отметить, что его собеседник получал от ссоры не меньшее удовольствие, однако какая-то неведомая обязанность принуждала его стоять перед входом в пещеру, опершись на палицу.
        - Даже в тебе?
        - Ха, ты не совсем безнадежен, каменная башка. А все-таки, что ты там охраняешь?
        - За каменную башку ответишь, а что охраняю - не твое дело.
        - Как это не мое дело, очень даже мое. А что, это у тебя не башка?
        - Раз я сказал не твое дело, значит не твое. Не знаю как у тебя, а у меня это голова.
        - Не, я знаю как выглядит голова, а поскольку то, что я вижу у тебя на плечах, у других находится несколько ниже, мне приходится называть это если не его именем, то по крайней мере башкой.
        - Не понял, что ниже, чьим именем.
        - Эк тебя, я сказал, что твоя голова на задницу похожа, как две капли воды, скажи ты ни разу их не перепутал, когда садился или ел?
        - Это у тебя голова на задницу похожа, сопливые твои глаза, проваливай отсюда пока цел.
        - Так не честно, я говорю правду, а ты на нее сердишься. А я отсюда никуда не сдвинусь, пока не посмотрю что ты своей головой, то есть задницей, от света закрываешь.
        - Ага, как же, посмотрит он. Я прежде на твои кишки посмотрю, хайло немытое. Гуляй отсюда, эльфовское отродье.
        - Вот еще, мы еще не выяснили с какой стороны у тебя задница, а ты говоришь "гуляй". Вот покажешь, что в пещере, я и пойду.
        - И что тебе так эта пещера далась? Иди себе мимо.
        - Будете проходить мимо, проходите... Так что ли? Пещеру не для тебя строили, а для всех, чтобы каждый посмотреть мог.
        - Нельзя посмотреть, Хозяин не велит.
        - А я только одним глазком, оно не испортится от того что я посмотрю.
        - Откуда ты знаешь, может испортится. Хозяину виднее.
        - А ты видел когда-нибудь, чтобы что-нибудь портилось от того, что на него посмотрели?
        - Ну, не видел. Но ведь хозяин запретил.
        - А тебе он смотреть запретил?
        - Неет...
        - А ты посмотри, мне скажешь, может я и не захочу смотреть.
        - Хе, хитрый какой. Ну ладно, - тролль косолапо повернулся и вперился в темноту пещеры.
        - Ну, что там, - Кельгваф уже подскочил и выглядывал из-за спины тролля.
        - Не видно ничего, темно... Э, а ты чего запрыгал! - тролль развернулся, и Кельгваф едва успел отскочить от него. - Ты, это, сиди где сидел, а я посмотрю, может и скажу.
        - Так все равно темно...
        Тролль долго всматривался в пещеру, бормоча себе под нос, наконец он повернулся обратно:
        - Не знаю что и сказать. Хозяин иногда странные вещи делает, ну да я думаю не страшно будет, если ты и посмотришь.
        Кельгваф, не дожидаясь повторного приглашения подбежал к устью пещеры.
        - Надо же! - сказал он, помедлив.
        В глубине пещеры, над черным каменным постаментом, переливаясь всеми цветами радуги висела в неподвижном холодном воздухе статуэтка, изображающая дракона, распластавшего веер могучих крыльев над распростертым на земле телом человека.
        Донести весть об увиденном до своих родственников Кельгвафу не удалось, через несколько секунд он лежал у ног тролля с переломленной шеей.

        Мелькор, понимая близость новых сражений с Валар, создал девять волшебных предметов обращающих свой принцип в силу. Глазу непосвященного они являлись в виде статуй, кажущихся более реальными чем окружающий их мир.
        Первый из этих предметов имел своим образом слезу, скрывающуюся в тонких женских ладонях, второй был подобен звезде, сияющей из облака; третий - стоящий вертикально вверх рукоятью меч; четвертый - росток, пробивающийся из-под земли; пятый - река, текущая по спирали вокруг тонкого жезла; шестой - многокрылый дракон над лежащим человеком; седьмой - многогранный кристалл чистой воды; восьмой - человек на тропе, поросшей колючим кустарником, поднявший глаза и протягивающий руки к солнцу; девятый - вечно изменяющийся язык пламени. До поры эти предметы должны были лежать в девяти пещерах вокруг Ангбанда так, что потоки энергии, исходящей от них, пересекались на центральном сильмарилле в черной короне. Для охраны их были созданы безмерно коварные духи, заключенные в грубые каменные тела, они были названы троллями.
        Силу этих фокусов Мелькор использовал лишь в Дагор Дагорат, разрушив паутину предначертания, созданную мыслью человечества, заключенной в девяти книгах, повествующих о судьбах Арда.

Великие мира сего

- Эй, как там погода наверху?
Из сборника кендерских наездов

        Орки были порождением любопытства Мелькора, Балроги - детьми его замысла, Драконы - детищами страха Моргота, Тролли - отпрысками необходимости, но только Великаны - порождениями его гнева.
        Когда люди проснулись от своего предвечного сна и вступили на путь истории, часть из них пересекли Эред Горгорот, потревожив томившиеся там в безмолвии силы Не-Эру, Унгве-Лианти, многие из своих порождений послала она вслед за нарушителями своего жадного спокойствия, однако люди, ведомые своей удачей и своим мужеством избегли горькой участи поглощенных Властительницей Пустоты. Тогда бестелесные полчища бросились на Ангбанд, сильнейшим образом пошатнув могущество Мелькора перед Дагор Браголлах. Ярость Властелина Тьмы была неописуема, в жесточайшем из своих гневов проклял он потревоживших Не-бытие. Его власть, утроенная в гневе, изменила облик тех, кого она настигла, придав им гигантские размеры, и обрекая тем самым на одиночество, более того, она всколыхнула в их душах все самое иррационально-жестокое. С тех пор племя великанов жестоко в своем одиночестве, и ни один из них не питает большой любви к собратьям по несчастью ни к кому-либо другому.
        Их история однообразна и скупа, ни великих деяний, ни сколько-нибудь заметных мыслей не проявили они за века. Единственным их развлечением стало забрасывание камнями неосторожных путников, забредших слишком близко к их уединенным жилищам. Только благодаря этому они и попали в некоторые человеческие хроники, как безрассудные и бессмысленно-жестокие создания.

И ночью при луне мне нет покоя

Наур ан адрайт аммин!
Гэндальф о волколаках

        Дробный бег по залитым лунным светом равнинам, кипение белых маков под ногами, ночной ветер, задувающий в уши сотни дразнящих ароматов. Он - волк. Волк чуждый бесконечного непонимания человеческого племени, безнаказанно скользящий по безразличным поверхностям равнин. Лунный свет заливается в глаза, росными каплями сбегает по морде, зажигает в душе пламенеющее серебро жестокости. Да, бежать, искать... Ночные обитатели равнин разбегаются перед волколаком, вышедшим на охоту за человеком.
        Деревня! Шквалом кипятка прокатывающийся по всему телу аромат близкой крови, оглушающее чуткое ухо сопение грудных детей. Волк помнит, что они полны драгоценного красного молока, они с благодарностью принимают смерть. Волк останавливается у неряшливо закупоренного дверью дома.
        Хруст костей, боль перетягивающейся кожи, в глазах золотые и красные круги, он превращается в человека. Несколько мгновений передышки, обнаженное тело обтекает холодный ночной воздух, затем летящий подъем на ноги. Человек бесшумно подкрадывается к дому, вот он миновал дверь, комната полна дымного дыхания спящих людей. У окна на широкой скамье лежит белолицая мать, прижимая к себе беспомощно раскидавшего ручонки младенца. Запах женщины тяготит сильнее, чем питающий голод аромат младенца, теплая сладкая боль струится вниз по животу... Нет. Не сейчас. Женщина стонет во сне, когда он подхватывает ее на руки, ребенок дергает ручонками...
        Дом далеко позади, пора бежать босиком по мокрым травам затянувшим поля вокруг деревни, дальше, чтобы след его ноши не манил обитателей деревни.
        Лес... Стремительная, ожесточенная страсть голодной похоти... Потом жаркое, влажное пиршество... Затем мерный всеобъемлющий сон, не тревожимый злыми шорохами ночного ветра... Сон... Сон...

Есть в нашем городе большом немертвый уголок

Скальпель, зажим, спирт, спирт, спирт, огурец...
Из известного анекдота

        - Бедро, голень, стопу, эфир, шьем... Ребро, ребро, ребро, хрящ, эфир, зашивай... Скальпель, зажим, тампон... Глаз, не тот, второй, я же просил подобрать одноцветные... Ладно, зашиваем...
        На большом каменном столе вперемешку валялись обломки костей, шмотья человеческой плоти, надкусанные глазные яблоки. Мелькор руками, по локоть измазанными гнилью, копался во внутренностях, добавляя все новые неожиданные штрихи к обычному соотношению внутренних органов.
        Гортхауэр восторженно следил за руками Темного Валы, иногда стирая испарину со лба учителя.
        Работа была сложной, поскольку после каждой сборки оставались лишние детали, введенные Эру в конструкцию, по-видимому, из вредности. Однако, без этих деталей организм работать отказывался, что сердило Мелькора. После долгого и плодотворного спора Учитель и Ученик торжественно изъяли из план-макета аппендикс, теоретически доказав полную его ненужность. Массу сложностей доставлял кишечник, поскольку правильно соединить разорванную канализацию организма удавалось далеко не всегда и пробные ее пуски приводили к неприятным для творцов последствиям.
        Наконец, после триста тридцать четвертого экспериментального запуска всего организма, получившееся существо открыло один глаз и пробормотало: "Черный камень, черный лед, сердце холодом скует...", - вызвав истерику восторга у экспериментаторов, но радость была преждевременной, потому что после этого внутри кадавра что-то перегорело, и из наспех обметанных швов начал сочиться жировоск. Мелькор высказал Эру все, что он о нем думал и в очередной раз вскрыл швы. В конечном итоге Мелькору пришлось заменить многие внутренние и наружные органы на их стихийные аналоги, так что получившийся кадавр был в большей степени духом, чем плотным существом.
        Приблизительно двадцать дней несчастное существо ходило за своим создателем, как собачонка, по всем коридорам Твердыни Тьмы, издавало протяжные вопли и проявляло неумеренную страсть к дорогостоящим украшениям. Особенно долго оно пыталось завладеть Воротемнар, однако все его старания не увенчались успехом, поскольку Мелькор не спешил расставаться с напоминанием о мерзости Валар. Причины, по которым призрак так желал обладать драгоценностями, так и остались невыясненными, даже после неожиданного происшествия с Гортхауэром.
        Однажды Черный Майа, проснувшись, обнаружил себя погребенным под грудой изделий из благородных металлов и драгоценных камней. Умертвие стояло рядом и прикасалось ко лбу любимого Ученика Мелькора своей холодной рукой и повторяло однажды уже слышанные в Аст Ахэ слова про черные природные материалы и их влияние на жизненно важные органы. После двух часов упорного труда трем балрогам удалось разобрать кучу драгоценностей, а Мелькор, опечаленный происшествием, отослал свое творение из Аст Ахэ. Тогда выяснилась еще одна особенность новосотворенного уродства - умертвие обожало кладбища, на них оно готово было проводить все свое свободное и рабочее время, оно рылось в забытых костях, примеряло тела, как иная кокетливая девица примеряет новые наряды. В конце концов, умертвие размножилось делением и о нем стало возможно говорить во множественном числе.

Битва Драконов

Есть, Господин Дракон!
"Дракон", Е.Шварц

        Война Гнева пронеслась над просторами Эндоре, подобно рыхлой громовой туче. Поступок Эарендила, сходный по значимости разве что с жалобой ребенка на буку под кроватью, принес плодов более, нежели менее. Валар и эльфы Валинора двинулись войной на ничего не подозревающую Твердыню Тьмы, к ним присоединились некоторые люди. К этому времени уже было ясно, что Балроги изжили себя как боевая сила, если даже Эктелион - убийца Готмога - убил лишь половину всех приписываемых ему Балрогов, в чем мы можем быть более чем уверены, очевидно, что Балроги не годились людям и в подметки. Поэтому основной боевой силой Моргота в Битве Гнева были орки и драконы. Оркам удалось ополовинить воинство Валар, а драконы умудрились даже прогнать с поля боя Ороме и Фионве. Но в бой вступили раукар в облике Орлов. Драконы не были готовы к битвам в воздухе и были принуждены отступить и рассеялись по Эндоре, и только тут обнаружилось, что они не менее, чем умертвия, подвержены жадности до дорогостоящих украшений. Драконы основали множество независимых сокровищниц, где сидели на золоте, как собаки на сене. Так была проиграна ими битва с самими собой. Мелькор был повержен на лицо свое, его корону переделали в ошейник, а Валар на краткое время завладели Сильмариллами.
        В погоне за сокровищами Драконы часто захватывали драгоценные свалки гномов, чем завоевали себе непримиримую вражду короткого народа. В первую эпоху наугрим объединившись уничтожили несколько драконов, вынуждая оставшихся раскинуть мозгами и начать изготавливать себе доспехи из драгметаллов. Но тут жажда сокровищ победила еще нескольких драконов и они умерли от голода на грудах богатств. На запах трупов драконов в их логова приползли умертвия и поселились в покинутых драконьих телах... Драконы выиграли битву с собственным рассудком.

Ключ бездны

Кажется очевидным, что возможны самые
разнообразные прерывания по разным причинам.
"Операционная система MS-DOS", БСП

        Бесконечный извилистый коридор, вспышки призрачного огня, беснующаяся тишина, обретающая, кажется, когти и зубы. Корни каменных гор-дерев извиваются под сводом тоннеля. Медленно, ровно бьется глубоко внизу могучее сердце мира. У стены этого нерукотворного склепа тайны лежит, переливаясь сотнями разбитых маленьких радуг, камень. Проходят столетья, в подзвездном мире рождаются и умирают цивилизации, а Сильмарилл-светило дарит свое безмерное могущество безмолвным обещаниям великих свершений. Камень, предавший всех, кому он служил, погубивший больше жизней, чем Унгве Лианти, Опутывающий Паук. Камень, сотворивший своего творца и погубивший своего спасителя. Гневное бессилие безумной красоты алмаза завораживает духовное зрение всякого, кто на мгновение решится провидеть в толщи земли и времен. Мертвый, никогда не обладавший душой кристалл манит, обманывает, уверяет в своей благословенной преданности самой идее творчества и красоты. Ложь! Бесстыдная Ложь! Гнусный магнит, пустое око не-тьмы! Гнев вызывают его алкающие призывы в чувствующей душе. Как ты, мерзкое порождение искусных рук, смеешь обещать что бы то ни было. Всякий, кто касался тебя, хотел быть еще ближе к тебе, хотел, чтобы ты заменил ему сердце, а в тебе не было никакой силы, кроме умерщвляющей разум иллюзии благодати. Почему не сгинул ты в огненной пасти земли, почему не способна ни смертная, ни бессмертная рука уничтожить тебя? Бессильный гнев рвет на части грудь Ученика, никогда, никогда, какое жуткое слово, особенно для бессмертного. Чего ждешь ты, бесполая блудница, когда вновь загремит над миром твой глас? Когда наполнишься тысячелетним коварством одиночества, вновь воссияешь ты над миром. И тогда не отдельные сердца будут тянуться к тебе, но Все. Ибо ты есть звезда Полынь, и Сильмарилл-дитя Эарендела склонит свое дарящее надежду сияние перед недоступной, целомудренной похотью твоего пламени. И взойдет из моря твой Зверь, Сильмарилл благих помыслов, и лукавое серебро его зрачка будет толкать мудрых на тщету стяжания тебя, твоей несуществующей добродетели.
        Силой Эру/Айнур/Эа, силой Сильнейшего/Возлюбившего Мир, силой Ученика проклинаю я тебя, коварный дар. Недолгим будет твое царствие, возглашающее близость Дагор Дагорат, а после сама мысль о тебе будет предана мукам.
        Ортхеннер лежал на расколотых плитах Каменного Сада, освещенный глубинным сиянием Третьего Сильмарилла, кровь залила его лицо. Слишком могучим оказался для него Сильмарилл-светило, едва не погубила его гневная красота Ученика Мелькора. Но теперь не было нужды бояться его подземного не-бытия, по крайней мере до поры, до времени.
        Липкие хлопья снега кружат над неподвижной громадой развалин Твердыни Тьмы. Ветер гонит и гонит орды маленьких воителей зимы на побежденные камни, все дальше и дальше от неба маленькая темная фигурка, боримая Вильно, Хэлка и Нено, послушными танцорами стихий. Глухая музыка колокола разносится ниоткуда над последним оплотом Возлюбившего Мир.

Стена

Hey, Teacher,
Leave the kids alone.
All in all you're just another
Brick in the wall
"The Wall", Pink Floyd

        Скрип виолончелей, надрывающиеся барабаны. Вефантур Мандос в непроглядно черной мантии, летящей за ним, как крылья. Уверенный шаг, белый лик судии. Вслед за Ве медленной птицей летит Книга, вращая листами и исторгая безмолвие. Траурным танцующим шагом идет вслед за судией Нури, Ниенна, Вайре, Ткачиха Молчания. Круг Судеб.
        Всем ясно, кто главный здесь, и король мира Манве уступает свое место Мелькору. Непонимание, стыдливое сочувствие, издевательство? Сколько еще ты будешь корить себя, Разделяющий?
        - Займи свое место меж нами, брат. Всякому терпению наступает предел, - Сулимо болезненно закрывает глаза.
        - Сядь! - Ве.
        Мелькор опускается на роскошный трон младшего брата как на раскаленную сковороду. Медленно, очень медленно его пятая точка стремится к соприкосновению с белым мрамором Вселенского Престола.
        Вефантур выступает вперед, в центр круга. Он - обвинитель, он - обвиняемый.
        - Перед Эру, Айнур, Эа - я, Вефантур Намо Мандос, Судия и Властитель Судеб Арда обвиняю себя в отсутствии вины перед Эру, Айнур, Эа, Арда. И в своей чистоте обрекаю Короля Мира, Могущественнейшего из Валар, Сильнейшего из Айнур на изгнание из возлюбленного им мира. Аэтэро имиа Ра... И продлится его разлука с миром не одну, но три вечности. Как три века, которые отбыл он в первое свое заключение. Вайре!
        Ткачиха Молчания выносит пред Маханаксар тонкую ткань Врат Ночи. Четверо Младших разворачивают их многозвездную пустоту перед Мелько. Врата манят, шелестят тончайшими занавесями и вдруг... Раздается смех Мелькора, сначала тихий, завораживающий, потом все громче и громче, смех счастливого ребенка... Разделяющий встает, срывает с себя истерзанное тело, счищает с себя оковы, под ними обнаруживается новый, молодой Айну, свободный от тягот Арда. Мелькор делает шаг в пустоту Врат и... Вот его уже нет, и только Намо, полными слез глазами смотрит вслед освобожденному и очищенному Айну, возвращающемуся в лоно Эа/Айнур/Эру... Нури тяжко вздыхает и, как в плащ, заворачивается во Врата Ночи. И далеко, далеко, на берегу забытого потока Ниеннейре рушится Стена...

Нас было трое

3.141592653589793238462643...
        Число Пи

        Горы воздвигнутся там, где земля поглотила Аст Ахэ. Черное солнце взойдет, и средь ночи наступит день. Силой Жестокости, Злом мы взрастим золотые колосья. В поле два камня, меж ними - река, тот кто ушел - никогда не вернется назад. Славь, монотонная речь, ушедших от нас навеки. Чистая, добрая смерть и бесславие жизни. Дайте мне яду глоток, пусть разбудит во мне он бессмертье. Нас было трое от века спрядающих нити - Женщина, Муж и Атропос, что все и никто. Нити плели мы отдельно, но ныне спрядем воедино. Кто же расскажет про девять небес одиноких, или о смерти во чреве, о жизни в пустыне. Есть Разделения миг, но бессвязны грехи и ошибки. Просто живите, не бойтесь сомнений и веры, если о жизни Вас спросят, скажите "Так надо!" и продолжайте скольженье по плоскости в бездну. Капля за каплей и луч за лучом, солнце и море шлифуют камень, ищите, кто ищет - обрящет, обрящет тот малый из дерева ящик и погребальный наряд...

Двадцать одно

"Три кольца..."
"Властелин Колец",
Дж.Р.Р.Толкиен

        Аннатар шел по берегу мертвой реки и пинал гальку. Стукоток камешков будил в нем спокойствие. Новое дело, задуманное им, отнимало последние часы ночного сна. Сила Сильмариллей продолжала жить в мире, и вся его магия зиждилась на этих мрачных эманациях. Даже Сильмарилл-дитя Эарендила растягивал тени в ночи, что говорить об огненном Сильмарилле-светиле. Эльфы радостно принимали силу Сильмариллов... за силу стихий и использовали ее направо и налево. Лориен - лес в котором не жила ни одна дриада, нимфы его источников бежали перед лепным золотом его листьев. Надо было обуздать эту силу, если не получалось ее уничтожить. План был прост - создать три ключа силы, замыкающих на себя всю мощь Сильмариллов, а потом - замкнуть эти ключи ключом Воли. Еще в прошлый свой визит к Гил-Галаду Аннатар рассказал о своей мысли, однако добродетельный царь опасался любых даров Аннатара, и помощь пришла от по-ребячески любопытного Келебримбора. Тот поверил в проклятие Сильмариллов, что, впрочем, неудивительно. И он придумал создать ключи в виде колец.
        Келебримбор ждал Аннатара в своем лесном укрывище. Это совсем не было похоже на кузницу, лучи полной луны, казалось, поддерживают на своих хрупких плечах изящную пагоду.
        - Привет тебе, Дарящий.
        - И тебе мое почтение, Келебримбор, сын Куруфина. Я принес тебе глаз-камень.
        - О... Я думал соединить его с огнем. Погоди, я покажу тебе...
        Келебримбор вынул из нагрудного кармана два кольца, одно с адамантом, другое с сапфиром. Сила Сильмариллей хлестнула Аннатара по лицу, как плеть.
        - Что ты наделал?! Разве ты не понял, что я тебе говорил! Разбей их, расплавь, пока не поздно...
        - Но, почему?.. Я не понимаю тебя, ведь я сделал все так как надо. Адамант - камень славы и света - для воздуха, Сильмарилл-дитя, Сапфир - камень холода и трезвости разума - для воды, Сильмарилл Благих Помыслов...
        - Нет, ты ошибся. О, почему я не предвидел этого? Уничтожь их, скорее...
        - Хорошо, Учитель...
        - Что ты сказал? - мел бросился в лицо Аннатару.
        - Учитель, ведь это правда, ты многому научил меня.
        - Но я не учил тебя! Не называй меня так... За что же мне это наказание...
        - Неужели быть учителем так тяжело? Прости, но я действительно учился у тебя.
        - Ладно. Сейчас главное - кольца. Их надо уничтожить.
        Келебримбор вошел в "кузницу", Аннатар с глубоким страдающим вздохом опустился перед ней на траву. Неужели никто не позволит ему забыть. Никто...
        А потом они ковали кольца. Семь - чтобы повелевать землей, на которую падала тень власти третьего Сильмарилла. Они были слабыми - эти кольца, Аннатар только учил Келебримбора тому, что он хотел вложить в ключи Силы. Потом были Девять - кольца Воли, трижды три песни было напето на них, трижды три раза были закалены они в терпении, до черноты обжигали они плоть...
        И наступило время отдыха. Кольца, что предстояло сковать, были неизмеримо могущественнее остальных.
        - Так ты хотел учиться у меня?
        - Я учился.
        - Но почему ты думаешь, что я знаю больше. Ты тоже часть Арда, и тебе стоит лишь открыть глаза.
        - Но чтобы понять это, не достаточно самого себя...
        Настала пора уничтожить Два Кольца. Но, к ужасу Аннатара, они оказались сильнее самых сильных чар, самого жестокого огня. Они хранили себя и все вокруг. И тогда Аннатару стало ясно, как нужно сковать Единое кольцо. И пока Келебримбор трудился над Третьим кольцом, которое стало чище двух своих сестер, Аннатар поймал в паутину знания и сил трех колец Одно. И было то кольцо самой сутью Хранителя, самого себя отдал Дарящий кольцу, что неверно называют кольцом Всевластья. Не более чем кольцом Силы стало оно, но и не менее. Именно эта сила, сам Аннатар/Ортхэннер/Гортхаур/Саурон - встал между миром и сковывающей властью Сильмариллов. Но при этом он стал самой сутью этой власти, ибо мог он защитить мир лишь от самого себя, но не от других. И в тот момент он преобразился. Страшен в своей застывшей красоте стал его лик, и тяжелая дума пересекла его чело. И когда увидел это Келебримбор - испугался.
        О чем говорили эти двое потом - неизвестно, но до поры до времени Два ушли и с ними ушло Третье, Нарья. Они ушли чтобы попасть в руки тех, кто не поддастся им, но будет управлять ими. И помочь им в этом должна сила Единого кольца.

Сумерки

- Сумерки все помнят...
Йенен - Мелькору

        Девять колец ушли к могучим среди людей. Прежде чем пришли Сумерки, они свершили множество подвигов... Самое слово говорит достаточно, а что именно свершали они - неважно. Иногда подвиг - только до тех пор подвиг, пока хранится в тайне... Зачем я объясняю это, тем, кто идет своим Путем, не нужны чужие примеры и советы.
        Но наступили Сумерки - сумерки их жизни, тела и души. Одной только собственной волей хранили они в себе Движение и Разум, и тела их медленно таяли, не в силах нести пламя их душ. И когда они стали подобно ночным призракам Улайрэ, мало кто мог понять разумом, что видит в них Волю не облаченную в оковы плоти. Но душой это видели все, и лишь те, чья Воля была под стать Воле Девяти были способны дерзко смотреть им в лица.
        Те же, кто научился малодушию, кто растратил свою малую силу на стяжание земных благ, кто не тщился найти путь к знанию - они боялись и ненавидели Улайрэ. И Сумерки своего незнания они превратили в Сумерки лжи, страха и безверия.
        Так родилась легенда о Рабах Кольца, так Сумерки стали опасным временем, когда ложь борется с истиной и далеко не всегда терпит поражение. Холодно, видно к ночи дело, закройте окно, иначе ветер занесет в дом прядь волос сумерек. Горе нам, горе...
        Но для Девяти и ночь, и день, и сумерки - были Арда, и туда, куда пробивался из глубин жадный свет Сильмарилла-светило мчались они, чтобы "позвать, воедино собрать и железною цепью навеки сковать". Многотрудны были их дни, но они пришли слишком поздно, ибо Нуменорэ первым сгорел в пламени всепожирающего Сильмарилла...

Междусловие

- Ты помнишь, кого ты должен забыть?
- Безумного Герострата.

        Сколько их было, рожденных Музыкой Мелькора? Явно недостаточно, но что уж теперь поделаешь. На его совести остаются разве что огненные черви и Великий Орлангур, которых никто в Арда так и не создал, к вящему сожалению некоторых Творцов. А еще где-то в безмерных глубинах Никогда потерялась Эленхэл, Элхе, девчонка-подросток, была ли она, будет ли, есть ли, кто ответит? Она пришла из милосердной Памяти, но неужели могла она стать настолько циничной, - странно и больно. И Тевилдо-Принц Котов, о нем мы не повествуем, но он то уж точно был, есть и будет есть... в основном, мышей.
        Да, все вы Мыши, попрятались в свои уютные норки и вяжете белые носочки из козьего пуха своим внукам, которые уже никогда не станут кошками. А из глубин Земли, так же как и много веков назад сияет звезда Полынь - Сильмарилл-светило. Кто не поддался его мрачному очарованию? Может быть Вы - бездумные Волки, потомки оборотней, но сами уже ни то, ни другое. Махать мечом - слишком просто, чтобы за это наказывали Памятью. А может быть, лукавое тепло не прижилось в Ваших Душах, Кошки, облачившиеся в черное и считающие себя правыми во всем? Ваши ли это слова, ваши ли это мысли, чем вы лучше тех кто не сделал выбор? Аххх, мерзско, моя прелессть, мерзско... Мыши не могут думать, Волки - не хотят, а Кошки вроде как свое уже отдумали. И только мелкие мыслишки шныряют тут и там, бессовестные. Ах да, как я забыл о Вас, Рыбы. Может вы и думаете в горячечном бреду алкогольных глубин, да только сказать не можете... Голлм, голлм, вкусненькая рыбка.
        Фу, фу, и зачем все и всех перемазывать грязью, в смысле мазать заново? Есть же что-то хорошее в этом мире... Ага, вот и Эльфы так считали: раз, два и обчелся...

Белая Книга лучших сказок Арды

III. НУМЕНОРЭ

Славься, Король

Так блеск Людей Запада уменьшился. Но могущество их и
величие возросли. Ибо король и его народ еще не утеряли всей
мудрости, и хоть не любили они более Валар, но еще боялись их.
"Акаллабет", Дж.Р.Р.Толкиен

       Никогда больше не буду королем, на трон садишься, как на раскаленные угли камина. Придворные, уверенные в беспросветной тупости властителя и потому услужливо-аляповатые. Королева, бесстыдная, но высоконравственная особа, не подступишься. Солнце, подглядывает за каждым моим шагом, надо приказать замазать окно в туалете масляной краской. Ветер, так и норовит растрепать и без того вульгарную прическу, ну почему именно мои волосы должны быть похожи на вязанку хвороста. Море, шумит всю ночь, что ему нужно от меня. Ай! Вот и собака, чуть что - норовит укусить. И еще этот дурацкий праздник в честь Единого. Эру! Хоть ты оставил бы меня в покое, у меня и без тебя хлопот полон рот.
       Мало этого, Олофантур Ирмо взял привычку посылать мне сны все более морально-этического свойства с назиданием. Даже сон не приносит теперь отдохновения. А икону Ниенны больше видеть не могу, когда все перестанут ею восторгаться - поверну лицом к стене. Ааа! Ну нельзя же так! У меня чуть Дар Илуватара преждевременно не случился. Не надо подкрадываться ко мне на цыпочках, а потом громко докладывать о состоянии дел в государстве. Я и так знаю, что все хорошо.
       Оставьте все меня в покое, я король или где? Вон даже крестьяне, и те по праздникам отдыхают. И ведь чуть что, король виноват, недостаточно угоден Эру, мало за государством следит, плохо с женой обращается. Народ требует наследника. Нет, пусть они это королеве скажут. Устал!
       Как скучно в государстве, где все идет хорошо. Даже неприятности у нас все во имя и на благо Эру, или на имя и во благо. Какая разница. Мысли! Отстаньте, дайте мне пожить спокойно, без вас. Ну вот, опять! А теперь, что надо Вам, о многоречивые подданые, от Вашего смиренного короля?..
       ...Они сошли с ума, задавать такие вопросы. И ничего смешного, мне пришлось отвечать им неизречимую мудрость. Попробовали бы сами. Ставить под сомнение волю Валар. Это называется "ересь", и не сдвинусь я с этого места. О Эру, Единый, который в Арда называешься Илуватаром, я тебе еще одну свечу зажгу, из умбарского воска, только избавь меня от сирых сих. Думаешь, мне легко отвечать на подобные бредни мудро и достойно?
       Так, что у нас сегодня на обед. Овсянка? А, уже лучше, тефтели недожаренные. И ведь придется есть. Благодарим тебя, Эру, за этот скромный обед, благослови нашу трапезу. Естественно, скромный, повар ворует по-черному, а попробуй накажи - "Ты потерял свою белизну, Властелин". Тьфу. Я же не виноват, что Эру недостаточно благословил этого придурка совестью. Вам смешно, а мне даже самому готовить не позволяют. Не королевское это, видите ли, дело. А что есть тогда королевское дело? Сидеть на троне и в бирюльки играть? Ну, благословенно наше государство, хоть ты тресни. Моему царственному предку было хотя бы что делать, четыреста и десять лет правил... это государство. И что, вот теперь все схвачено, за все заплачено. А я? А как же я? Придумал построить театр - надо выяснить, благословят ли сие Владыки Запада, хотел научить народ учиться - сказали: не поймут; в конце концов просто хотел узнать что думают обо мне подданые, как они зафыркали - "Вы сомневаетесь в любви к Вам". Надоело. Ни шагу без посторонней помощи...

Право шута

Я делаюсь все больше, все добрей!        
Смотрите - я уже добра, как клоун,        
Вам в ноги опрокинутый поклоном!        
Уж мне тесно средь окон и дверей!        
"Сказка о дожде", Б.Ахмадуллина

       Его Величество добр ко мне. Он не позволяет никому бить меня, хоть сам бьет достаточно. Добрый государь. Ради него я готов осмеять тысячу Верных. Ха, как весело я плачу. Вчера под окна королевской спальни пришла вдова, просила куска хлеба. Повелитель милостив, кусок хлеба ей дали, предварительно обильно смочив его ядом анчара. Хи, хи, смех со мной утром и вечером. Я сказал Государю что он несправедлив, грешен и немилосерден. Он долго смеялся, а его посох так и ходил по моим ребрам. А когда сказали, что Мордор напал на форпост Эленнатон, я сразу сказал, что проще сжечь форпост, чтобы всяким Врагам было неповадно нападать на них. Хи, хи, Король послушался, а потом весь вечер поил меня из своего кубка, боялся отравы. Как добр наш Государь, Он дважды в день смотрит на Запад со своего балкона. Владыки Запада должны быть благодарны ему за его милосердие к ним. И почему мне позволено так много говорить, когда я при всех спросил Государя, видел ли он дар более богатый, чем Дар Илуватара, он повелел посадить меня в колодки на две недели и не давать ни еды, ни вина. А то, что обо мне забыли - это не он виноват. Хорошо, что я до этого много ел, потому и выжил. Зато потом Он обласкал меня, кормил отборным горохом, спать укладывал на лучшее в Эленне и провинциях гнилое сено... А я снова смеялся, и показал государю как смешны невиновные, когда их сжигают на медленном огне. Мне нечего бояться, Государь защитит меня от всего, мне нечего бояться, кроме самого Государя. Под его владычеством Нуменорэ стала прекрасней, чем во времена Элроса. Столько тюрем, искусно украшеные места публичных казней... Ай, ну вот опять синяк останется, спасибо тебе, великодушный и мудрый владыка...