Амандил слушал речь короля, опустив голову, стараясь скрыть растущий страх. Неужто король сошел с ума? Вчерашний пленник, умелый и коварный, вряд ли забудет тяжесть оков и унижение, став советником. Что ему Нуменор? Чужая земля, родина врагов.

Он словно со стороны услышал свой голос:

- Позволь сказать мне, о государь!

- Говори, - несколько удивился Ар-Фаразон.

Амандил встал:

- Мой государь и вы, мужи Совета! Разве может тот, кто тысячи лет был врагом Йозайана, заботиться о благе его? Не прельщайтесь его искусством, ибо оно может привести нас к гибели! И если ты, государь, хочешь, чтобы в Совете твоем был Зигур, я покину этот Совет, ибо не хочу прилагать руку к гибели Йозайана!

Ар-Фаразон смерил его взглядом. Высокий, худощавый, темноволосый, с резкими чертами лица, князь Андуниэ был полной противоположностью ему самому. В своих черных одеждах - как тень блистательного золотоволосого короля. Ар-Фаразон улыбнулся одними губами.

- Что ж, отныне ты, Арбизан Андузирон, не входишь в мой Совет. Отправляйся в свой дом и жди моего решения.

Амандил молча поклонился и покинул Зал Совета.

Всю дорогу до Андуниэ он молчал. Болело сердце.

Капитан королевской стражи бесстрастно наблюдал за сборами. Последними по широким ступеням спустились князь и его сын. Князь был одет в черное, и лишь узкий серебристый обруч с ясным самоцветом - венец властителей Андуниэ - на черных с проседью волосах нарушал его траур.

Капитан еще раз пересчитал взглядом всех, вверенных его конвою: князь Арбизан, его сын Нимрузир, жена Нимрузира - вон она, в повозке. Так, вот младший из сыновей Нимрузира, его капитан хорошо знает, они вместе плавали в Средиземье - Уриан, замкнутый и сдержанный, подводит коня князю. Старик напрасно отказался ехать в карете. А где же старший? Император приказал особо проследить за ним, и, зная нрав Исилдура, капитан не может не отметить, что приказ отдан не зря. А, вот и он, у дверцы кареты, говорит что-то молодой женщине - наверное, это Алмиэн, его жена. Красивая пара - высокий, широкоплечий, дерзко-красивый Исилдур Воитель, и она - под стать ему, так и лезут в голову запретные эльфийские слова, словно у людей своих нет!

И все в черном, и домочадцы, и слуги. Лишь у Исилдура блистает на груди серебряная брошь с полупрозрачным камнем, покрытая тонкой вязью эльфийских рун. Запретная вещь - а что сделаешь? Подарок государя Тар-Палантира... тьфу, Ар-Инзиладуна. Правда, Исилдур Воитель не боится никого и ничего, и так выходит, что все называют его эльфийским именем, даже государь! Но уж и не любит император Воителя - слов нет. Уж недолго, верно, Исилдуру носить голову на плечах.

Наконец капитан дал знак, и кавалькада двинулась - окруженные блистательными гвардейцами всадники в черном и повозки.

Это был невеселый дом. Старый князь проводил дни в своих покоях, из окон которых было видно море. Никто не смел нарушить его уединения. Все дела перешли в руки его сына, а Амандилу осталось лишь прошлое.

Когда он был совсем еще юн, король Ар-Гимилзор переселил насильно почти всех Верных сюда, в Орростар. Князя Нолондила король оставил править Андуниэ, а его сына решил сделать воином. Но Амандил стал мореходом. Среди безбрежного простора моря или на чужих берегах он чувствовал себя свободным, а возвращаясь на Остров, попадал в клетку. И тогда только в тишине библиотеки, среди древних книг он мог укрыться от всепроникающего надзора.

Тар-Палантир вернул им все отнятое, и судьба улыбнулась самому чтимому роду Нуменора. И прекрасная Мириэль остановила взор свой на статном загорелом мореходе... но у него уже были дети...

Не к добру был тот долгий взгляд, ибо потом ни на кого не смотрела так дочь короля, и никто не встал между нею и Фаразоном.

Потом были годы счастья и годы тревоги. И вот - все кончено, и жизнь прошла, и непроглядная тень укрыла родной Остров... Он сделал все, что смог - строятся в гавани корабли и уплывают на восток, в Средиземье, спасая людей от гнева короля - тирана и отступника. Больше он не может ничего, и осталось лишь ждать грозы. И любоваться морем.

"Прекрасная госпожа моя! Я так редко берусь теперь за перо, что Вы, верно, устали ждать моих писем. Я все никак не привыкну к скалам на побережье и к большому городу. Так тяжело видеть каждый день, как уходят корабли, и знать, что уже никогда не доведется ступить на палубу и услышать хлопанье парусов, наполняемых ветром..."

Мириэль отложила письмо. Это - последнее, и больше, наверное, не будет, потому что разжалован и выслан в Роменну Гимилрен, который передавал ей эти письма. Оборвана последняя связь, что еще давала ее жизни какой- то смысл, пусть даже смысл этот был - ждать редких тайных писем и потом перечитывать их по многу раз. Круг одиночества замкнулся.

О, если бы она посмела оборвать свою жизнь тогда, когда жестокая рука еще не коснулась ее. Но Мириэль боялась смерти, пустоты и неизвестности. И продолжала жить все эти годы, ощущая себя уже мертвой. Вокруг нее никого не осталось: кто - в ссылке, кто - в изгнании, кто - в могиле. Одинокая затворница, слово которой ничего не значит.

Она вздохнула. Что еще написать в последнем письме, кроме того, что уже сказано?

Прочитав письмо, князь помрачнел и погрузился в размышления, а вечером созвал своих детей.

- Скверные дела творятся в Арменелосе, - голос Амандила был невыразителен и ровен. - Король повелел срубить и сжечь Нимлот.

Элендил почувствовал, как захлестывает его волна древнего священного ужаса. Нимлот, Священное Древо - не просто символ древней связи, знак традиции, но залог жизни народа и процветания Острова. Уничтожить его - значит разорвать всякую связь с прошлым, разорвать ту нить, что связывает отцов и детей.

Амандил же добавил:

- Плохой советник погубит государя. Помните ли - Тар-Палантир предрек, что с гибелью Нимлот прервется и род королей, род Элроса?

Исилдур встрепенулся, но смолчал. "Не все ли равно? - подумал он. - Такому королю лучше погибнуть. Хотя... ведь и мы того же рода". Ему вдруг стало страшно. Весь род Элроса - значит, и отец, и брат, и малыш Элендур? Ну нет, Золотоликий! Сам ты можешь хоть с Менельтармы прыгать, но моих детей я тебе погубить не дам!

Он размышлял весь вечер, строя планы и отбрасывая их. Самым героическим был, несомненно, план проникнуть во дворец и убить Саурона. Только вряд ли его можно так просто убить, а стража никого не пустит во дворец с оружием, тем более Исилдура. Да и глупо надеяться, что смерть Саурона отвратит топор от ствола дерева и голов Верных. Ничем не лучше и план удрать всем в Средиземье. У Ар-Фаразона хватит ума послать против беглецов войско. И опять же, от судьбы не скроешься даже в чертогах эльфов.

"Но в доспехах Судьбы всегда есть брешь", - вспомнил он фразу из древней повести. Есть! Как же ей не быть! Теперь бы дождаться утра, и чтобы отец ни о чем не догадался...

Перед сном он зашел в детскую. Элендур уже лежал в постели, но засыпать не спешил - придвинув к изголовью высокий светильник, он с увлечением читал толстую книгу, в которой Исилдур признал "Описание берегов к северу от Белфаласа и народов, их населяющих, составленное Имраном, Капитаном Кораблей государя Тар-Калмакиля".

- Тебе пора спать, сэнья, - Исилдур присел на край кровати. - Дочитаешь завтра.

Мальчик со вздохом отложил книгу и улегся.

- Атто, а эльфы хорошие? - вдруг спросил он.

- А ты как думаешь? - спросил Исилдур.

- Я люблю слушать рассказы про эльфов, и древние повести люблю читать, - сказал Элендур. - Особенно про нолдор. Правда, что они умеют делать самоцветы?

- Правда, сэнья. Помнишь то кольцо, которое я подарил маме? Оно эльфийское.

- Значит, полуэльфом быть хорошо? Азран сказал мне сегодня, что я полуэльф, потому что в нашем роду были нолдор...

Исилдур улыбнулся. В мерцающем свете ночника его сын был похож на юного эльфа - темные кудри, ясный взор, чистые черты лица.

- Полуэльфом был Элрос, сын Эарендила Морехода. Он стал первым королем Нуменора, и от него идет род королей. Мы того же рода, но со времен Элроса ушло не одно поколение. Так что ты, малыш, с эльфами в очень отдаленном родстве.

- Жалко, - сказал Элендур. - А когда я вырасту большой, и ты поплывешь в Средиземье, ты возьмешь меня с собой?

- Обязательно возьму.

- И я увижу эльфов? Настоящего эльфийского короля?

- Да. Его зовут Гил-галад, и он правит в чудесной стране...

- Гил-галад - это значит Звездный Свет, да? Какое красивое имя... - Элендур мечтательно прикрыл глаза.

Через минуту мальчик уже спал. Исилдур еще немного посидел рядом, потом тихо ушел.

Гнедой конь нес его к Арменелосу. К золотому Арминалету. Он оделся как наемник из колоний, и мало кто узнал бы сейчас Исилдура Воителя в мрачном вояке без герба. Так он и добрался до столицы неузнанным.

Весь день он бродил по городу, прислушиваясь к разговорам. Толковали обо всем: о торговле с колониями, о том, что государь Ар-Фаразон - да будет он царствовать вечно! - приказал устроить праздник на открытие Храма, и по этому случаю будет бесплатное вино целый день. В небольшой лавочке говорили двое - один, судя по мягкому выговору, был из Андуниэ. Его собеседник, по виду ремесленник, говорил, что князь Бельтарик ввел в Орростаре новый налог, и куда теперь податься простому человеку? Вот и в Андустаре наместник сидит, и житья не стало, подтверждал андуниец и добавил со вздохом:

- Прежние-то князья по старому закону судили, справедливо. А наместник рабов навез и не думает ни о чем.

- Все-то вам, андунийцам, не по нраву! Князь Арбизан, слышно, старой веры держится, с демонами водится...

Да, город переменился. Стал пышней, богаче, но не краше. Словно яблоко с червоточиной. И даже говорить люди стали по-другому - резче и надменней. И - рабы. Приспешники императора привезли из колоний этот унизительный обычай. Слишком много стало в Арминалете людей в глухих ошейниках, на которых написано имя хозяина.

Слуги - это Исилдур понимал. Человек волен предложить другому свою верность, а этот другой - ответить верностью. Защита, покровительство, родство - этому можно верить. Но как довериться человеку, униженному несвободой? Чтобы рядом был ненавидящий? Воистину, они утратили разум.

И еще одно изменило город. Храм. Его сверкающий купол был виден отовсюду. Громада темного камня подавляла, внушала страх. Ах, Арминалет Фаразин, Золотой Град Королей, какая бездна скрывается под блистающей красою твоей?

Исилдур едва дождался заката. С наступлением темноты улицы стали пустеть, и это было ему на руку. Во дворец не просто проникнуть, но есть ходы, которые известны не всем. Например, мало кто знает, что из Старых Садов можно пробраться к Белому Дворику, где и растет Нимлот.

Стены Белого Дворика были невысокими - простая ограда, легкая и изящная. Оба входа, из галереи и из Большого Дворца, кончено, охраняются, но снаружи. А в самом Дворике никого нет. Луна была в первой четверти, но света хватало. "Пресветлый Охотник, помоги!" - на всякий случай сказал про себя Исилдур и перемахнул через ограду.

Лунные блики мерцали в воде, рассыпались жемчугом в струях фонтана. Нимлот в нежном серебристом свете казалась совсем беззащитной. Светлые листья устилали землю, лишь немногие еще держались на ветвях, склоненных под тяжестью плодов. Исилдур коснулся ладонью ствола и ощутил живое тепло. Тепло, которому вскоре суждено было развеяться дымом и пеплом. Продолговатый плод почти упал в руку. Прохладный, тугой - вся жизнь и все тепло спали внутри.

Исилдур расстегнул плотную кожаную куртку и бережно спрятал его в потайной карман. Еще раз погладил ствол дерева - прощясь.

И тут раздались шаги и звон оружия. Для смены караула было слишком рано. Исилдур прислушался. Судя по долетевшим обрывкам фраз, это капитан дворцовой стражи проверял посты. Мысленно Исилдур призвал все ураганы открытого моря на голову ретивого служаки и, заслышав звук отворяющихся ворот, метнулся через весь дворик к стене. В последний момент нога соскользнула с едва заметного выступа - и когда только успел ступить в воду? - и Исилдур оказался лицом к лицу с тремя солдатами. Опешив от неожиданности, они не сразу схватились за мечи, и со второй попытки Исилдур все-таки перебрался через стену. Однако и караульные зевали недолго. Его настигли уже в Садах. Двое - в кольчугах, с длинными мечами против его короткого. Исилдур мгновенно обмотал плащ вокруг левой руки и бросился в сторону. Один из солдат упал, сбитый с ног сильным ударом, но другой, явно поопытней, был не так прост. Будь это в бою, Исилдур убил бы его, но вот так - не мог. И он побежал. Сады были уже полны солдат, и без стычки не обошлось. Исилдуру все же удалось прорваться - ценой четырех ран и двух или трех жизней, а они не думали, что его будет ждать конь.

Проехав предместья, он остановил коня на задворках какой-то небогатой усадьбы и почти сполз на землю. От плаща остались лишь клочья, рука не слушалась. С трудом Исилдур расстегнул куртку. Рубашка под ней намокла от крови. Почти теряя сознание от боли, он разорвал рубашку и кое-как перевязал раны, пытаясь унять кровь. Потом снова натянул куртку и свистом подозвал коня. Забрался в седло.

- Давай, дружок, домой, - сказал он.

Дороги он не помнил - все было как в бреду. Да он, наверное, и впрямь бредил в лихорадке. Какие-то рощи, окольные дороги... Но все же добрался до дома.

У заднего крыльца спешился, и, стараясь держаться прямо, шагнул навстречу отцу. Земля ушла из-под ног, кто-то успел поддержать его.

- Атаринья, - позвал он еле слышно. - Я принес... там...

У него не было уже сил расстегнуть куртку, но Элендил сделал это сам. Серебристый продолговатый плод лег в его руку - и, увидев это, Исилдур потерял сознание.

В доме изгнанников поселились страх и надежда. Отчаянный поступок Исилдура словно бы разорвал паутину безнадежности, и люди воспряли духом. Эта надежда была подобна живому ростку, до поры спящему под снегом, ибо то были воистину холодные и злые времена. Во многих домах Верных был едва ли не траур - столь ужасным предзнаменованием было сожжение Нимлот. Ходили слухи о кровавых жертвоприношениях в Храме, о чародействе Зигура, которому все больше и больше верит король. Даже за закрытыми дверями опасались говорить свободно.

Исилдур лежал тяжело больной. Официально было известно, что он поехал на охоту в горы и там на него напали разбойники, которые милостью пришельцев из колоний развелись на благословенном Острове. Но многие - в особенности темноволосые андунийцы, слишком уж мягко выговаривавшие слова адунаика - слегка улыбались, говоря об этом.

Смерть стояла у изголовья Исилдура, и искусные лекаря не могли ничего поделать. Но Исилдур не собирался умирать - он был молод и силен, он хотел жить...

- Есть ли надежда, Халлас? - Элендил задавал этот вопрос уже не в первый раз. Врачеватель покачал головой:

- Он может умереть завтра, а может прожить еще двести лет. И если он сумеет дожить до весны, смерть отступит.

Элендил отвернулся к окну. Там было видно море, и вечерний свет медленно угасал в небе. Холодный зимний ветер бился о стены замка.

- Что ж, я хотел бы надеяться. Но я устал...

Халлас изумленно взглянул на князя и увидел, каким бременем был для него этот год - темные тени легли под глазами, горькие складки у губ.

Внезапно Элендил насторожился. Откуда-то доносились приглушенные всхлипыванья. Он пересек коридор и на ступеньке лестницы, ведущей в башню, увидел Элендура. Мальчик сидел, уткнувшись лбом в колени, и плакал. Элендил легко поднял его и прижал к себе. Тот попытался одновременно вывернуться и вытереть слезы, что, конечно, ему не удалось.

- Не плачь, сэнья, не надо.

- Я знаю, - еле слышно ответил мальчик. - Они сами текут. Мама вчера тоже плакала.

- Весной твой отец выздоровеет, вот увидишь.

Элендур вытер слезы рукавом и с надеждой посмотрел на деда.

- И мы посадим дерево, да?

- Какое дерево? - удивился Элендил.

- Из семечка. Чтобы снова была Нимлот.

- Кто тебе это сказал?

- Я слышал, как Эндар, мой учитель, говорил маме и дяде Анариону, что если дерево прорастет, то и мой отец будет жить, - серьезно сказал Элендур. - Они думали, что я сплю, а я слышал.

- Все верно, малыш.

Весна настала резко и неожиданно. Кончились зимние шторма. Травы бурно пошли в рост, и лопнули разом почки деревьев. В саду распустились снежные звезды айглоса. А в укрытом от холодных ветров уголке пробился из земли серебристый росток с тремя нежными листками.

И сбылось предсказание врачевателя - Исилдур стал поправляться. Едва поднявшись с постели, он вышел в сад. Посмотрел на росток - узкие серебрящиеся листья, нежный стебель - и улыбка осветила его исхудавшее бледное лицо.

Элендур, подросший за зиму, серьезный и преисполненный сознания важности своего дела, помогал садовнику Эйзару ухаживать за новым побегом Нимлот.

Те, что все еще именовали себя Верными, еще теснее сплотились вокруг своего опального князя. Ар- Фаразон преследовал их, не гнушаясь ничем, и все больше кораблей отплывало из Роменны, чтобы никогда не вернуться назад.

"Знак возвращенья - ойолайрэ ты мне давала в дорогу. Но не вернуться нам, не воротиться, и не зажжется огонь путеводный. И ойолайрэ, память прощанья, скоро увянет в земле чужой..." - эту песню открыто не пели.