За ним пришли ближе к вечеру. Он не ждал этого - иначе скрылся бы, или, по крайней мере, попытался бы скрыться. Последователи Учителя Людей за долгие годы, проведенные в роли преследуемых, отлично изучили все уловки, к которым может прибегнуть беглец, чтобы не дать властям напасть на свой след. И теперь успешно применяли это знание для поимки тех, кто пытался скрыться уже от них. Знатоки душ человеческих... Все доказательства вины были налицо. Черная Книга, великая святыня Людей, была испещрена пометками, среди которых изобиловали вопросительные и восклицательные знаки, а также краткие фразы наподобие "Ну и олух!" или "А это откуда взялось?", причем относил ись они к наиболее святым и человечным деяниям, мыслям и речениям Учителя и Его Первого Ученика. Хуже того, многие строки были отчеркнуты, и рядом с ними стояли цифры - том и страница, иногда одна-два буквы. Не надо быть великим мудрецом, чтобы догадаться: хозяин дома таким образом недвусмысленно давал понять, что считает великие откровения, запечатленные в Черной Книге, лишь пересказом с иной точки зрения (слово "извращение" Последователи не решались произнести даже мысленно) историй, написанных неким Толкином. Несомненно, все, что было написано в упомянутых историях, нашептывали Толкину агенты Светлых Сил, посланные, чтобы смутить умы и души людей и свернуть их с пути истинного, указанного Учителем. Впрочем, что с него взять: он жил еще до того, как была написана Черная Книга, жил, ослепленный ложным Светом, и умер, так и не узрев истины. Его книги не запрещалось читать, но сравнивать их с Черной Книгой, а тем более ставить их выше ее... Для древнего Светопоклонника, не изведавшего истины, такое было бы еще простительно. Но для человека - Человека - знающего правду и с рождения видящего мир в истинном свете, такое самоослепление непростительно.
       Идущий-по-Пути взял со стола тетрадь, в которой хозяин дома, нескладный светловолосый парень лет тридцати по имени Эл, записывал что-то перед их приходом. Почерк у Эла был неровный, но крупный, и Идущий без труда прочел последнюю строчку: "...Он рассказывал, что во время битвы у Мораннона был в отряде лучников..." На этом рукопись обрывалась.
       - Кто это рассказывал тебе такое? - чуть насмешливо спросил Идущий.
       - Эльф, - растерянно и слегка испуганно ответил Эл.
       - Ты что, разговаривал с эльфами? - нахмурился Идущий.
       - Ну... да, несколько раз.
       - Понятно. Это, - Идущий помахал в воздухе тетрадкой, - будет присоединено к делу. Ведите его вперед. Мне еще надо опечатать дом.

       Последователь, допрашивавший Эла, носил звание Знающего Верный Путь. Он был умен, печален и доброжелателен.
       - Значит, ты говорил с эльфами. Ты не похож ни на сумасшедшего, ни на лгуна, и я верю тебе. Но ведь эльфы давным-давно ушли за Море, ибо самозваный Творец, провозгласивший себя Единым, настолько исказил их природу, что они не могут жить в мире, где звучат отголоски песни Учителя. Там, вне Арты, Валар, что слепо следовали за Эре, отгородили для несчастных эльфов заповедник, и теперь они живут там, не смея показаться в мир, довольные своим замкнутым мирком, не помышляющие о большем. Как же ты мог говорить с ними?
       - Не все ушли. Остались даже некоторые из тех, что когда-то жили в Валиноре. Иногда они являют себя людям... они рассказывают многое, и я верю их рассказам...
       - Но если ты веришь их рассказам, то ты должен считать Последователей Учителя врагами эльфов, которые не остановятся ни перед чем, лишь бы уничтожить их. Как же ты не боишься выдавать своих друзей? Ведь ты же друг этим эльфам?
       - Ну... наверное, я могу считать себя их другом, - Эл сидел, ссутулившись, и глядел куда-то в угол. - Но никто из людей не в силах причинить им вреда... у них нет тела из плоти, но их душа способна создавать видимое обличье... они прекрасны. - На лице его появилась мечтательная улыбка.
       - Да, прекрасные бессмертные дети, не способные повзрослеть, - кивнул Знающий Путь. - Именно так говорит о них Книга.
       - Что за чушь! - вскинулся Эл.
       Знающий посуровел: назвать откровения Книги чушью - это уже прямое оскорбление Истины. Но тут же спохватился - чего еще ждать от того, кто добровольно ослепил себя, перейдя на сторону Света? Эл же, не замечая ничего, увленно рассказывал:
       - Им не дано забывать, они помнят все, что было с ними за эти бессчетные годы - и хорошее, и плохое. Разве можно помнить все это и оставаться подобными детям? Хотя... если сравнивать с нами... в таком случае, пожалуй, нас можно назвать выжившими из ума старцами. Мы говорим, что любим этот мир, но мы забываем удивляться его красоте, забываем беречь его, несмотря на неустанно повторяемые нами заветы Учителя о хрупкости мира... Мы берем от мира все больше и больше, но нам нужно не то, что красиво, а то, что полезно. А взамен... взамен мы не отдаем миру ничего. И зима для нас - это прежде всего время, когда надо покупать больше угля и дров для камина. Книга учит, что мир создан для нас - и мы выжимаем его до капли, как сочный плод, а потом разгрызаем косточку, чтобы съесть вкусную сердцевину, и нам нет дела до того, что уже никогда не вырастет дерево, способное приносить такие плоды... А эльфы... даже сейчас они видят все вокруг себя словно в первый раз, и то, что трава зеленая, для них столь же дивно и радостно, как для ребенка, первый раз увидевшего эту траву. Неправда, что они нелюбопытны и не любят перемен. Они расспрашивают меня о делах людей, и хотя многие наши деяния огорчают их, но... Мне трудно пересказать это, но обо всех наших делах эльфы судят очень мудро, и совсем не высокомерно. Только их печалит, что мы так много делаем для удобства тела и так мало - для души...
       Эл говорил и говорил, забыв, где находится, а Знающий Путь слушал его, облокотившись на стол и подперев голову кулаком. Нечасто ему попадаются такие интересные собеседники. Чаще всего приходится выслушивать бессвязную болтовню лазутчиков из соседнего Хъерварда, где не чтят Учителя, а поклоняются Перуму Разрушителю Миров. Перумиане обычно весьма воинственны и безграмотны, и хотя развязать язык им проще простого (надо только слегка разозлить их), но толку от их признаний почти никакого - они не способны даже определить, с какой стороны света явились, не говоря уже обо всем остальном. А тут... надо же - Светлый! Друг Эльфов! И не дурак...
       Первые лучи Сай-эре осветили крыши домов, когда Эл устало спросил:
       - Ну, я вот все рассказал... а дальше?
       - Ты хочешь отречься от своего заблуждения? - мягко спросил Знающий.
       - Да нет... знаю я, как вы поступаете с теми, кто отрекся. Мне такой проверки не выдержать. Я бы и рад, но не выйдет у меня. Я знаю, что бывает с теми, кто попадается во второй раз. А я обязательно попадусь. Я ведь книги Толкина читал. И с эльфами говорил. А после них ваша Черная Книга... это даже не смешно. Это просто... просто совсем не то. Не отсюда. Не из этого мира. Может, где-то так и было. Но не здесь. Я не знаю, как сказать. Но...
       - Печально, - вздохнул Знающий. - Я давно не встречал такого собеседника - умного, начитанного, знающего, способного понять... Да, пожалуй, ты прав: если бы ты отрекся, ты уже не был бы самим собой и заслуживал бы всяческого презрения. А твоя преданность избранному тобой пути в сочетании с твоим умом заслуживают высокой награды. Тебя ждет почетная смерть - сожжение заживо. Так умирали избранные, и Пламя их души, сливаясь с пламенем костра, возносило их дух на новую ступень...
       Эл, побледнев от непереносимого ужаса, согнулся пополам, и его стошнило.
      м - Я... не хочу... - выдавил он, отплевываясь. - Пусть лучше расстреляют... из луков... так быстрее...
       - Я вижу, ты не понимаешь величия мученической смерти, - промолвил Знающий, морщась от зловония. - Но ты не лишен мудрости, и мне хотелось бы, чтобы тебе хотя бы перед смертью открылась истина. Тебе будет даровано Прозрение Учителя, чтобы в миг смерти ты смог узреть путь, на который тебе надлежит встать после того, как твоя душа освободится от оков плоти... Прощай! - И Знающий хлопнул ладонью по столу. Два дюжих стражника уволокли плачущего и кричащего Эла, по дороге сочувственно увещевая его:
       "Да ладно тебе, все там будем, вся жизнь - мука мученическая, а ты подумай, каково было Учителю..."

       Увидев жаровню с раскаленными прутьями, стоящую на Привратной Площади, Эл обвис в полуобмороке, а потом с внезапной силой рванулся, выдернул одну руку из широких ладоней стражника, дотянулся до кинжала, висевшего на поясе у того, и попытался заколоться.
       Но запястье тут же сдавили жесткие пальцы, а укоризненно-печальный голос прогудел:
       - Ну что ты, парень, право... Ведь мы же не палачи какие-нибудь, мы же тебе добра хотим... Вот Учителю глаза выжигал Его бывший ученик, предавший Его, и насмехался при этом, желая, чтобы заговорил Возлюбивший Мир, но ни единое слово, ни единый стон...
       Эл потерял сознание. На площади, кроме него, стражников и исполнителя с печальным и добрым взглядом, никого не было. Собираться толпой и пялиться на чужие страдания считалось неприличным. Смотрели из застекленных галерей, которыми были опоясаны дома, окружавшие площади - Привратную, где вершились приготовления человека к уходу за Грань Мира, и Центральную, где осуществлялся сам уход. С галерей открывался чудесный вид на площадь, народу они вмещали много, а стекла были покрыты особым составом - изнутри было видно все, снаружи же стекла были совершенно непроницаемы для взора. Впрочем, когда Эла привели в себя, увидеть он уже ничего не мог. Он не кричал, только слабо, как подыхающий пес, скулил от боли в выжженных глазницах. Но никто, кроме тащивших его стражников, не слышал этих недостойных звуков - все заглушала скорбная песня струн лаиэллинн. Это была неизменная часть церемонии Дарования Огненных Крыл, так же, как ирисы и маки, которые плачущие люди бросали под ноги осужденному, бредущему от Привратной площади к Центральной. После чего, утирая кружевными платочками слезы, спешили занять лучшие места у окон с видом на костер.
       Вдоль застекленных галерей шныряли мальчишки-торговцы, предлагая ароматические шарики, душистые веера и прочие меры защиты для обоняния - во время последней части Дарования Огненных Крыл Уходящий издавал совершенно неэстетичные ароматы.
       - Духи "Эленнор"! - выкрикивали мальчишки. - Начисто отбивают запах дыма! Нюхательные соли "Элхе" - один вдох, и никто не скажет, что вы плачете фальшивыми слезами!
       Впрочем, зрительские галереи были недавно перестроены по последнему слову науки, и архитекторы утверждали, что особой конструкции окна оградят зрителей не только от неуместных запахов, но и от звуков. Увы, последнее утверждение в этот раз проверить так и не удалось. Эл не кричал - при первом же вдохе глотнул горячего едкого дыма и только хрипел и кашлял, пока не задохнулся. Яду ему никто не предложил - считалось, что такие предложения унижают мученика, готового принять достойную смерть...