Говорится, что Морвен в своих безумных скитаниях вышла к тому камню и прочитала надпись; и вскоре после этого умерла, однако она не знала всей истории, и ее муки были меньше мук Хурина. Все, что знал Моргот об исполнении своего проклятия, также знал и Хурин, но ложь и злая клевета были перемешаны с правдой; и смотря глазами Моргота, он волей-неволей видел все вещи искривленными. [надпись на полях: судьба Морвен должна быть частично додумана. Встретились ли Морвен и Хурин снова? ⁽¹⁾]

С этого места чернила и отчасти стиль повествования опять меняются. Следующий отрывок представляет собой первую запись, касающуюся освобождения Хурина, со времен Квенты 1930 года.

500

Моргот особенно желал изобразить в черном свете все, что делали Тингол и Мелиан, ибо он ненавидел и боялся их; и когда, наконец, он решил, что время пришло, через год после гибели его детей, он освободил Хурина от оков и позволил идти, куда тот пожелает. Он сделал вид, что поступает из великодушия к поверженному врагу, но его истинной целью было, чтобы Хурин способствовал его лжи. И хотя Хурин верил немногому, что сказал или сделал Моргот, он ушел в горе, будучи отравленным ложью Темного Владыки.

Двадцать восемь лет Хурин был пленником в Ангбанде, и когда он был освобожден, ему было шестьдесят лет ⁽²⁾, но силы не покинули его, несмотря на всю тяжесть его горя, ибо соответствовало целям Моргота, чтобы было так. Хурин был доставлен под охраной к восточным рубежам Хитлума, где ему было позволено свободно идти дальше.

Ни один из тех, кто знал его [в] юности, не мог не узнать Хурина, хотя мрачен стал его вид, а волосы и борода стали длинными и седыми. Но в его глазах был мрачный свет. Он шел прямо, и опирался на длинный черный посох, но был опоясан мечом. Великое удивление и великий страх прошли по земле Хитлума, когда там услышали, что вождь Хурин вернулся. Люди Востока были напуганы, опасаясь что их Властелин снова покажет свою вероломность, вернув земли Людям Запада, а они, в свою очередь, будут порабощены. Ибо дозорные сообщили, что Хурин пришел из Ангбанда.

- Мы видели большой конный отряд, - говорили они, - черных воинов Тангородрима, прошедших через Анфауглит, и с ними пришел этот человек; он был окружен почетом.

Поэтому вожди Людей Востока не смели тронуть Хурина и позволили ему передвигаться свободно. В этом они оказались мудры, ибо остатки его людей опасались Хурина, как того, кто был в союзе с Морготом и в чести у него. Как уже говорилось, все освобожденные пленники в то время были подозреваемы в соглядатайстве и предательстве. Такая свобода еще более озлобила сердце Хурина, ибо как он того ни желал, он не мог поднять мятеж против новых хозяев страны. Он собрал небольшой отряд бродяг и изгоев, скрывавшихся в холмах, но они не могли причинить значительного ущерба пришельцам после появления Турина в Хитлуме пять лет назад.

Хурин теперь узнал от изгоев настоящую историю о делах Турина в палатах Бродды; он смотрел на Асгона ⁽³⁾ и его людей и говорил так:

- Люди изменились. Находясь в рабстве обрели они сердца рабов. Я не желаю власти ни над ними, ни где-либо еще в Средиземье. Я покину эту землю и уйду один, если никто из вас не пойдет со мной. Ибо у меня нет больше цели, если я не найду возможности исправить ошибки моего сына.

Асгорн ⁽⁴⁾ и еще шестеро отчаянных людей вызвались идти с ним. Хурин привел их в чертоги Лоргана, что провозгласил себя Владыкой Хитлума. Лорган, услышав об их приходе, испугался и созвал других вождей и их людей в свой дом для защиты. Но Хурин пришел к воротам, с презрением глядя на Людей Востока ⁽⁵⁾.

- Не бойтесь, - сказал он, - я не нуждался бы в товарищах, если бы шел сражаться с тобой. Я пришел лишь попрощаться с господином этой земли. Я больше не испытываю приязни к ней, загрязненной вами. Владей ей так, как умеешь, пока твой Владыка не призовет тебя для рабского служения, к чему ты годен лучше.

Лорган не был огорчен, узнав, что так легко и быстро избавится от опасности Хурина, не нарушив воли Ангбанда, и ответил так.

- Как тебе угодно, друг, - сказал он, - я не желал и не делал тебе зла, и надеюсь, что если ты вернешься к Владыке, ты расскажешь ему правду.

Хурин посмотрел на него в гневе:

- Ты не друг мне, раб и невежда! - сказал он, - И не верь лжи, которую я слышу: я никогда не был на службе у Врага. Я один из Эдайн, и остаюсь им. И никогда не быть дружбе между мной и вами.

Услышав, что Хурин не пользуется покровительством Моргота, или отрекся от него, многие из людей Лоргана обнажили мечи, желая покончить с ним. Но Лорган удержал их, ибо был осмотрительнее и хитрее иных, и потому скорее предположил, каковы цели Владыки.

- Теперь уходи, Седая Борода, иди к своей злой судьбе, - сказал он, - Ибо это твоя гибель. Глупость, насилие и самоубийство - вот все подвиги твоих потомков! Будь проклят.

- Тол ахарн! - ответил Хурин, - месть придет. Я не последний из Эдайн, буду ли я проклят или благословен.

И с этими словами он ушел и покинул земли Хитлума.

501

О скитаниях Хурина не говорят предания, пока в конце того года он не пришел в Нарготронд. Говорится, что он собрал вокруг себя иных беженцев и никому не подчиняющихся людей, что жили в глуши, и на юг с ним пришло более ста человек. Но тому, что он пришел в Нарготронд, нет никакого объяснения, кроме того, что его вели собственное проклятие и судьба Камней. Некоторые говорили, что┘

[Некоторые говорили, что,] возможно, он не знал, что Глаурунг мертв, и надеялся, обезумев, свершить месть над этой злой тварью. Ибо Моргот скрыл бы гибель Глаурунга, если бы мог сделать это, поскольку, во-первых, эта потеря стала горем для него и ударом по его гордости, а во-вторых, он хотел бы скрыть (особенно от Хурина) самые достойные или самые успешные из дел Турина. Но это едва ли могло быть так ⁽⁶⁾, ибо смерть Глаурунга была тесно связана со смертью детей Хурина; к тому же слухи о поражении Глаурунга под Бретилом широко распространились. Конечно, Моргот запер людей в Хитлуме, насколько он мог этого добиться, и мало новостей о событиях в других землях доходило к ним; но пока Хурин шел в южные земли или встречал других скитальцев в глуши, он должен был слышать известия о битве в ущелье Тейглина.

Более вероятно, что он направлялся туда, чтобы обнаружить известия о Турине. Ни в Бретил, ни в Дориат он еще не приходил.

В начале он шел в поисках пути в Гондолин, и ради дружбы с Тургоном (которая некогда была крепка), но не нашел его. Его злая судьба не располагала к этому (и проклятие Моргота висело над ним). Более того, после Нирнаэт Тургон прилагал все усилия к сокрытию своего королевства. Поэтому Хурин нашел┘

Хурин шел, чтобы обнаружить Гондолин. Безуспешно. Он проходил через Бретил, и его мука усилилась. Там не приняли его - говорили, что Халетрим не желали снова быть опутанными тенью его сына. Но ? [? новый] Владыка ⁽⁷⁾ отдал Хурину драконий шлем. Сердце Хурина ожесточилось против Тингола. Он обошел его [Дориат] и направился в Нарготронд. Зачем? В поисках известий о Турине. К тому же, он восхищался Фелагундом.

Новости о падении Нарготронда дошли до сыновей Феанора, они встревожили Маэдроса, но не огорчили Келег[орм]а и Куруфина. Но когда пришли новости о гибели дракона, возникли домыслы о судьбе его сокровищ. Кто стал их хозяином? Люди думали, что кто-то из предводителей Орков. Но это был один из Гномов [sic] Как Мим нашел их? Он должен происходить из другой расы ⁽⁸⁾.

490-5

Турин становится военачальником в Нарготронде под именем Иарваэта, был прозван Мормегилом, Черным Мечом. [позже изменено: Турин становится военачальником в Нарготронде. Он говорит, что он владыка Куартола, и называет себя Тхурингуд, Тайный Противник, но был назван Мормегилом, Черным Мечом].

Гвиндор раскрывает Финдуилас его истинное имя, Турин в гневе ⁽⁹⁾.

494

Моргот подогревает ненависть Людей Востока к Эльфам и Эдайн, и посылает Орков поддержать их. Лорган, услышав о красоте Ниэнор, стремится взять ее силой. Морвен и Ниэнор бегут со своей земли и приходят в Дориат. Они ищут известия о Турине ⁽¹⁰⁾.

495

Туор бежит из Хитлума через Кирит Нинниах и приходит в Ниврост. Он встречает Гелмира и Арминаса. Ульмо является ему на берегу у горы Тарас, и посылает к нему Воронвэ. Туор и Воронвэ идут на поиски Гондолина, достигая его к зиме. Долгая Зима 495-6: лед и снег лежали с ноября по март (5 месяцев).

Гелмир и Арминас приходят в Нарготронд и предупреждают о силах, собирающихся в Ущельях и под Эрид-Ветиан [sic]. Турин отвергает их предупреждение.

Хандир Бретилский сражен в бою с Орками у Перекрестка Таэглина [sic]. Его сын Брандир Хромой избирается Вождем, хотя многие предпочитают Хунтора или Харданга, его двоюродных братьев.

Турин и Ородрет терпят поражение в Тум-Халадской Битве из-за Ужаса Глаурунга. Гвиндор убит. Глаурунг разоряет Нарготронд и зачаровывает Турина.

Турин нарушает слово, данное Гвиндору: попытаться спасти Финдуилас, которая была захвачена. Вместо этого, под действием чар Глаурунга он идет в Дорломин, чтобы найти Морвен и Ниэнор.

Финдуилас убита Орками у Перекрестка Таэглина и похоронена Людьми Бретила в Хауд-эн-Эллет.

Туор видит Турина в разоренной местности Эйтил Иврин, но не знает, кто он такой.

Глаурунг вступает во владение Нарготрондом.⁽¹¹⁾

496

В начале года Турин приходит в Дорломин. Он убивает Бродду в его чертогах. Смерть Садора. Турин с Асгоном и другими Эдайн-изгоями бежит в горы, после чего сам покидает Дорломин. Он приходит в Бретил и узнает о судьбе Финдуилас.

Морвен и Ниэнор отправляются в Нарготронд, но их охрана (под началом Маблунга) рассеяна, Морвен исчезает в глуши, Ниэнор заколдована Глаурунгом, теряет память и бежит в дебри.

Ниэнор приходит в Бретил, где ее называют Ниниэль ⁽¹²⁾.

496

Под именем Турамбар Турин становится вождем воинов Бретила. Брандир признается в любви Ниниэль, но она любит Турамбара.

497

Диор Полуэльф женится на Линдис Оссириандской ⁽¹³⁾.

498

Турин женится на Ниниэль (осень) ⁽¹⁴⁾.

499

Глаурунг нападает на Бретил. Турин выходит против него с Хунтором и Дорласом. Дорлас устрашается и покидает их. Хунтор убит упавшим камнем. Турин убивает Глаурунга. Глаурунг перед смертью открывает Турину и Ниэнор, кто они такие. Ниэнор бросается в Таэглин. Турин убивает Брандира и кончает с жизнью. Люди Бретила воздвигают Талбор, или Стоящий Камень в память о них.

Мим приходит в Нарготронд и вступает во владение сокровищами ⁽¹⁵⁾.

500

Рождаются Элрун и Элдун - близнецы-сыновья Диора.

Моргот освобождает Хурина. Хурин приходит в Хитлум ⁽¹⁶⁾.

501

Хурин покидает Хитлум и вместе с Асгоном и еще шестью спутниками идет в Узкоземье.

Хурин оставляет товарищей и ищет вход в Гондолин, и соглядатаи Моргота узнают, в каких местах он находится.

Хурин приходит к Камню и там находит умирающую Морвен. Хурин взят в плен Хардангом, вождем Бретила, но его выручает его родственник Мантор, двоюродный брат Харданга. В этом восстании убиты Мантор и Харданг. Обел Халад горит. Хурин снова встречает Асгона, собирает людей и идет в Нарготронд ⁽¹⁷⁾.

502

Туор женится на Идриль, дочери Тургона.

Хурин приходит в Нарготронд и убивает Мима малого гнома. Он и его люди забирают сокровища и несут их в Дориат. Хурин принимает соболезнования ⁽¹⁸⁾.

О судьбе Хурина и Морвен

И о Ожерелье Гномов, Сигил Элу-наэт

Ожерелье Беды Тингола

Так кончается повесть о Турине Злосчастном, и об одном из худших дел Моргота против Людей древнего мира. Некоторые говорят, что Морвен в своих безумных скитаниях вышла к могильному камню, и узнала, что дети ее мертвы, хотя и не знала, каким образом закончилась их история. Она села возле камня, ожидая смерти, и там, как позже говорилось, наконец, нашел ее Хурин.

Так кончается повесть о Турине Злосчастном, и об одном из худших дел Моргота против Людей древнего мира. Но Моргот не знал ни сна ни покоя от злых дел, и это не было концом его действий против Дома Хадора; ибо он не насытил свою злость против него, хотя Хурин был перед его оком, а Морвен в безумии скиталась в глуши.

Несчастлив был жребий Хурина.

Все, что знал Моргот об исполнении своего проклятия, также знал и Хурин, но были смешана с правдой, и все благое было скрыто или искажено. Он смотрел глазами Моргота и волей-неволей видел все вещи искривленными.

Особенным желанием Моргота было изобразить в черном свете все, что делали Тингол и Мелиан, ибо он ненавидел и боялся их; и когда, наконец, он решил, что время пришло, через год после гибели его детей, он освободил Хурина от оков и позволил идти, куда тот пожелает.

Моргот делал вид, что им движет жалость к полностью поверженному врагу и восхищение его стойкостью.

- Будь такая стойкость проявлена на верной стороне, - сказал он, - она была бы вознаграждена иначе. Но я больше не нуждаюсь в тебе, Хурин, на исходе твоей малой жизни.

Но он лгал, ибо целью его было, чтобы Хурин содействовал его злым помыслам против Эльфов и Людей до своей смерти.

И хотя Хурин верил немногому, что сказал или сделал Моргот, зная, что тот не знает жалости, он получил свободу и ушел в горе, будучи отравленным ложью Темного Властелина.

Двадцать восемь лет Хурин был пленником в Ангбанде┘

Говорится, что охотники Лоргана шли с собаками по его следам, и не сбивались с его тропы, пока он и его товарищи не поднялись в горы. Когда Хурин остановился, с высоты он разглядел над облаками пики Криссаэгрима. Он вспомнил Тургона, и в его сердце возникло стремление снова идти в Сокрытое Королевство. Он не слышал о событиях, происшедших в Гондолине, и не знал, что теперь Тургон ожесточил свое сердце против мудрости и милосердия и не позволял пройти никому и ни по какой причине ⁽²⁰⁾. И теперь, когда все пути оказались закрыты перед надеждой, он решился повернуть к Криссаэгриму, но не сказал о своей цели товарищам, ибо до сих пор был связан клятвой не сообщать никому, что он знает о месте пребывания Тургона.

Несмотря на это, ему требовалась помощь, ибо он никогда не жил в глуши, в то время, как изгои привыкли к трудной жизни охотников и собирателей, они несли с собой достаточно продовольствия, столько, сколько могли взять, хотя Долгая Зима сильно уменьшила их запасы. Поэтому Хурин сказал им:

- Мы должны покинуть эту землю, ибо Лорган не оставит нас в покое. Спустимся в долину Сириона, куда наконец придет весна!

И Асгон ⁽²¹⁾ провел их через один из древних проходов, который вывел их из Митрима на восток. Они спускались вниз от источников Литира, пока не вышли к порогам, что образует Сирион в южной части Узкоземья ⁽²²⁾. Здесь они расположились с великой осторожностью, ибо Хурин слабо верил в свободу, что дал ему Моргот. И верно, ибо Моргот получал известия обо всех его движениях, и хотя в горах Хурин был потерян, его снова обнаружили, когда он спустился. После этого за ним следовали и наблюдали, хотя и с достаточной хитростью, так что он редко подозревал об этом. Все создания Моргота избегали его взгляда, не пытаясь устраивать засаду или досаждать ему ⁽²³⁾.

- Потом пойдем в Бретил, до которого осталось недалеко, - сказал Хурин. - Мне нужно попасть туда, ибо там погиб мой сын.

Ночью они находили приют в первых зарослях деревьев на окраинах Бретилского Леса. У его северных границ был только один короткий путь, к югу от Бритиаха. Хурин шел в небольшом отдалении от остальных, и на следующий день, перед рассветом, пока они спали в глубокой усталости, он покинул их. Он перешел брод и направился в Димбар.

Когда люди проснулись, он был уже далеко, а над рекой стоял густой утренний туман. Когда прошло время, а Хурин не возвращался и не отвечал на крики, они испугались, что его схватил зверь или враг. Асгон сказал:

- Мы стали слишком неосторожными. Земля спокойная, слишком спокойная, но здесь глаза под листьями и уши среди камней.

Когда туман рассеялся, они пошли по следу Хурина, но он вывел их к броду и затем оборвался.

- Если он оставил нас, вернемся на наши земли, - сказал Рагнир ⁽²⁴⁾, самый молодой человек в отряде, который слабо помнил дни перед Нирнаэт, - рассудок старика помутился: во сне он говорил со странными голосами из тени.

- Возможно, это так, - ответил Асгон, - Но кто еще был столь стоек, после такого горя? Нет, он наш истинный владыка, и я клянусь следовать за ним.

- Даже к востоку от брода? - спросили остальные.

- Нет, ибо мало надежды на этом пути, - ответил Асгон, - и я не думаю, что он пойдет по нему далеко. Все мы знаем его цель: попасть в Бретил - таковы его намерения. Мы на границе. Будем искать его там.

- Но люди нам не любят странников, - сказал Рагнир.

- Там живут добрые люди, - возразил Асгон, - а [Господин >] Владыка Бретила - родич наших вождей ⁽²⁵⁾.

Но другие сомневались, ибо не было вестей из Бретила в течение нескольких лет.

- Возможно, там правят Орки, - говорили они.

- Скоро мы сами узнаем положение вещей, - сказал Асгон, - Я думаю, Орки немногим опаснее Людей Востока. Если мы останемся изгоями, я предпочту скрываться в лесах, чем в холодных холмах.

Асгон повернул в сторону Бретила, и остальные пошли за ним. Ибо он был отважен сердцем, и люди говорили, что ему способствует удача. До конца дня они ушли вглубь леса, и их появление было замечено, ибо Халадин бдительно наблюдали за своими границами. [В полночь>] ранним утром, когда пришельцы спали, их лагерь был окружен. Когда часовой поднял крик, его сразу же схватили и заткнули рот кляпом.

Асгон вскочил и приказал своим людям не обнажать оружия.

- Смотрите, - крикнул он, - мы пришли с миром. Мы Эдайн из [Митрима > Хитлума >] Дорломина.

*- Возможно, это так, - ответили пограничные стражники, - Но сейчас тусклое утро. Наш предводитель будет судить вас, когда будет больше света.

Халадин было намного больше, чем людей Асгона, и они были взяты в плен. У них отобрали оружие и связали руки. Потом их отвели к предводителю Эбору, и он спросил их имена и цель прибытия.

- Итак, вы Эдайн с Севера, - сказал он, - это видно по вашему выговору и одежде. Вы ищете дружбы, возможно это и так. Но увы! Злые дела происходят здесь, и мы живем в страхе. Моего господина Мантора, предводителя воинов северного рубежа, здесь нет, и я повинуюсь Халаду, Вождю Бретила. Я должен передать вас ему. Сейчас вы отправитесь туда.

Эбор говорил учтиво, но он не надеялся на Вождя. Ибо новым Вождем был Харданг, сын Хундада. После смерти бездетного Брандира он стал Халадом, поскольку его, Халадина из родичей Халет, выбрали все вожди. Он не любил Турина, и после всего, что случилось, не любил никого из Дома Хадора, с которым не был связан кровью. Также не было дружбы между ним и Мантором, также одним из родичей Халет.

К Хардангу Асгон и его люди были проведены тайными тропами с завязанными глазами. Через какое-то время они пришли в дом Вождей в Обел Халад ⁽²⁶⁾. Им развязали глаза, и провели вовнутрь. Харданг, что сидел на высоком троне, посмотрел на них недоброжелательно.

- Я слышал, вы пришли из Дорломина, - сказал он, - Но я не знаю, зачем вы пришли.* Мало хорошего пришло в Бретил из ваших земель, и теперь я вижу: это владения Ангбанда. Холодный прием встретите вы здесь, проползшие, чтобы соглядатайствовать на нашем пути!

Асгон сдержал свой гнев и ответил ему спокойно:

- Мы не таились, когда шли сюда, о вождь. Мы умеем передвигаться в лесах не хуже твоего народа, и непросто было бы взять нас, имей мы причины бояться вас. Мы - Эдайн, и служим не Ангбанду, но Дому Хадора. Мы верим, что люди Бретила подобны нам и друзья всем верным людям.

- Чтобы быть верным, - ответил Харданг, - недостаточно происходить из Эдайн. Ибо мало любят здесь Дом Хадора. Зачем люди этого Дома снова пришли сюда?

Асгон не знал, что отвечать, ибо, видя враждебность [Господина >] Вождя, он решил за лучшее пока не упоминать Хурина.

- Я вижу, ты не хочешь говорить все, что знаешь, - сказал Харданг, - Да будет так. Вот мой суд. Когда здесь был Турин, сын Хурина, он избавил землю от Ангбандского Змея. За это я оставляю вас жить. **Но он презирал Брандира, праведного Вождя Бретила, и убил его, пойдя против справедливости и милосердия. За это я не дам вам убежища. Возвращайтесь, откуда пришли. Идите, ибо если вы вернетесь, это будет вашей смертью!

- Но нам не вернули оружия, - сказал Асгон, - Или ты прогонишь нас в глушь без лука или клинка, на погибель среди зверей?

- Люди Хитлума больше не поднимут оружия в Бретиле с моего разрешения, - ответил Харданг, - Уведите их прочь!

Но когда их выводили из дома, Асгон крикнул:

- Это справедливость Людей Востока, но не Эдайн! Мы не были с Турином здесь, ни в злых, ни в благих его делах. Мы служим Хурину. Он еще жив. Скрывшись в своих лесах, не забыл ли ты Нирнаэт? Если придет сюда он, ты и его будешь оскорблять в своей злобе?

- Если придет Хурин, говоришь ты? - сказал Харданг, - Когда уснет Моргот, быть может.

- Нет, - ответил Асгон, - Он вернулся. С ним мы шли до твоих границ. У него здесь есть цель, говорил он. Он придет!

- Тогда я буду здесь, чтобы встретить его, - сказал Харданг, - но не ты. Теперь уходи!

Он говорил с презрением, но его лицо побелело от внезапного страха, что произошли странные вещи, предвещавшие еще более плохое. Тогда великий страх тени Дома Хадора пал на него, и сердце его затмилось. Ибо он не обладал твердым сердцем, как Хунтор и Мантор, потомки Хириль.

Асгону и его отряду вновь завязали глаза, чтобы они не разведали троп Бретила, и отвели обратно к Северному рубежу. Эбор был огорчен, когда услышал, что произошло в Обел Халаде, и разговаривал с ними более учтиво.

- Увы! - сказал он, - вы снова должны уходить. Но смотрите! Я возвращаю вам снаряжение и оружие. Ибо мой повелитель Мантор сделал бы так, по меньшей мере. Но он, теперь храбрейший человек среди нас, по повелению Харданга является Предводителем стражи на Перекрестке Тайглина. Там мы наиболее опасаемся нападения, и чаще всего сражаемся. Это большее, что я могу сделать для вас вместо него, но прошу вас - не входите в Бретил снова, ибо если вы сделаете это, мы будем вынуждены исполнить слово Харданга, которое он послал на все рубежи: убить вас без предупреждения.

Тогда Асгон поблагодарил его, и Эбор отвел их к пределам Бретила, и пожелал им удачи.

- Что же, твоя удача не подвела нас, - сказал Рагнир, - мы по крайней мере не убиты, хотя и были близко от этого. Но что мы будем делать теперь?

- Я все еще желаю найти моего господина Хурина, - ответил Асгон, - и сердце говорит мне, что он еще придет в Бретил.

- Куда мы не можем вернуться, - сказал Рагнир, - если не ищем смерти, скорейшей, чем от голода.

- Если он придет, то пойдет, полагаю, северным рубежом, между Сирионом и [Тайглином>] Таэглином, - ответил Асгон, - спустимся к Перекрестку [Тайглина>] Таэглина. Там мы скорее всего услышим новости.

- Или звон тетивы, - сказал Рагнир. Однако они послушались совета Асгона и ушли на запад, держась подальше от мрачных пределов Бретила.

Но Эбор был встревожен, и послал к Мантору, сообщив о приходе Асгона и его странных словах о Хурине. Но слухи об этом уже шли через весь Бретил. И Харданг сидел в Обел Халаде в сомнениях, и держал совет со своими друзьями.**

В предшествующем тексте два отрывка заменяют в машинописи два более коротких отрывка, которые были отвергнуты. Первый из них, выделенный звездочками в начале и конце, продолжается с "Возможно, это так, - ответили пограничные стражники" на стр. 262 до "Но я не знаю, зачем вы пришли" на стр. 263. Отвергнутый отрывок читался так:

- Возможно, - ответил предводитель стражников, - но сейчас тусклое утро. Другие будут судить вас, при лучшем свете.

Халадин было намного больше, чем людей Асгона, и они были взяты в плен; у них отобрали оружие и связали руки, и в таком виде их доставили к новому вождю Халадин.

Его звали Харатор, он был братом Хунтора, погибшего в ущелье Таэглина. После смерти бездетного Брандира он унаследовал власть потомков Халдада. Он не любил Дом Хадора и в нем не было их крови. Он сказал Асгорну, когда пленников привели к нему:

- Из [Хитлума>] Дорломина пришли вы, как я слышал, и ваша речь выдает это. Но зачем вы пришли, я не знаю.

Согласно ссылке на следующих страницах я буду называть этот отрывок А1, а его замену - А2. Второй замененный отрывок, отмеченный двумя звездочками в начале и в конце, продолжается с "но он презирал Брандира" на стр. 264 по "и Харданг сидел в Обел Халаде в сомнениях, и держал совет со своими друзьями" на стр. 265. Отвергнутый отрывок:

- Но он презирал Брандира, праведного Вождя Бретила, и убил его против справедливости и милосердия. За это я возьму вашу свободу. Вас будут держать в оковах, и я не смягчу свое решение, до тех пор, пока достойная причина не будет явлена мне.

Затем он приказал взять их и запереть в пещере, и охранять день и ночь. Но когда их уводили, Асгорн крикнул:

- Это справедливость Людей Востока, но не Эдайн! Мы не были с Турином здесь, ни в злых, ни в благих его делах. Мы служим Хурину, который еще жив. Скрывшись в своем маленьком лесу, помнишь ли ты Нирнаэт и его великие подвиги?

- Если придет Хурин, говоришь ты? - сказал Харданг, - Когда уснет Моргот, быть может.

- Нет, - ответил Асгон, - Он вернулся. С ним мы шли до твоих границ. У него здесь есть цель, говорил он. Он придет!

- Тогда мы будем ждать его. И вы тоже, - сказал Харатор, жестоко усмехнувшись. Но после в его сердце родились опасения - страх, что Асгорн говорит правду, что произошли странные вещи, предвещая еще худшее. Тогда он устрашился, как бы тень Дома Хадора не накрыла его малый народ, а он не обладал твердым сердцем, как его брат Хунтор.

Отвергнутый текст переходит прямо к "И Хурин, придя в Димбар" на стр. 271. Приведенный здесь отрывок я буду называть В1, а его замену - В2.

Среди черновых рукописей найден следующий текст, который я назову С, где отец отразил развитие истории. Написанный очень быстро и небрежно, со многими сокращениями, которые я раскрыл, он предшествует и является основой для двух замененных отрывков А2 и В2.

Скитания Хурина.

? Как объяснить, что Асгорн и отряд попадают в плен? Они не кажутся теми, чей приход в Бретил приведет к "падению тени" из-за страха и ненависти в сердце Харатора.

Я считаю, что два плена (Асгорн и его люди, и Хурин, позже) слишком повторяют друг друга, а Харатор здесь слишком жесток. Его приговор таков, что из-за убийства Глаурунга их жизни сохранены, но из-за убийства Брандира они изгнаны: он не хочет иметь никаких дел с Домом Хадора.

Асгорн говорит, что это жестокое обращение. Он требует вернуть оружие, "или как еще им выжить в глуши?" Но Харатор говорит, что никто из людей Дорломина не будет носить оружие в Бретиле. Асгорн, когда их уводят, спрашивает, не поступит ли тот с Хурином по орочьему обычаю. "Мы подождем и увидим," - отвечает Харатор.

[Этот параграф был перепечатан, сразу же, как только был написан [Мантор, предводитель >] Предводитель / стражи Тайглина возвращает их оружие и в вежливой форме просит их уйти, но предупреждает, что "состояние войны" объявлено (что дает Господину / Стерегущему право приказывать всем несущим службу), и что если они опять перейдут границу Бретила, он или прочие предводители стражи или наблюдатели будут стрелять в них. Они уходят, но скрываются, наблюдая за перекрестками, однако пропускают Хурина, вышедшего из Димбара. Хурин не должен пройти через Перекресток Тайглина или найти Хауд-эн-Эллет (это не имеет значения в данном случае и перегружает Хауд).]

Асгорну и его отряду завязывают глаза, когда ведут в Обел Халад, и выводят тем же путем, каким ввели (чтобы они не узнали большего о дорогах Бретила). Они скрываются у рубежей этой области, и пропускают Хурина, который пересек Бритиах и пришел к Перекрестку Тайглина.

Область около Бритиаха и вдоль Сириона была землей Мантора (брата Хунтора, который упал в ущелье). Но Мантор, как один из военачальников и родичей Халадин, командовал основными силами, державшими Перекресток Тайглина (Харатор не любил Мантора, ибо многие желали избрать того Стерегущим - закон позволял это. И возможно, Мантор желал власти.) Предводитель стражи близ Бритиаха был Энтор, младший брат Хунтора и Мантора [> был его сторонник Эбор, (назначенный Мантором)]. Таким образом, Мантор скоро услышал о том, что произошло: ибо его семья поддерживала и восхищалась Турином, и гордилась родством с Домом Хадора. Поэтому Энтор [> Эбор] послал вестников к Мантору, сказать, что Хурин, спасшийся из Ангбанда, может прийти.

В последней части Нарн упоминание о Хунторе [< Торбарте] было расширено, в сравнении с его прототипом Албартом, сначала просто одним из добровольцев, сопровождавших Турина на битву с Глаурунгом, поименованным лишь из-за того, что он упал и утонул у Кабед-эн-Араса. В первом из тех отвергнутых отрывков (А1, стр. 265) новый владыка Бретила после смерти Брандира - Харатор, "брат Хунтора, погибшего в ущелье Таэглина", о нем было сказано, что "он не любил Дом Хадора и в нем не было их крови". Эти слова, повторенные в пересмотренном А2 (стр. 263), очень важны в этой истории.

Существенный элемент ранней истории Народа Халет - смешение линии его вождей с Домом Хадора, случившееся после "двойной свадьбы" Галиона, сына Хадора и (неназванной) дочери Халета Охотника, и его дочери Глорвендиль и Хундора, сына Халета (Серые Анналы, ╖171 и комментарии). Двойная свадьба сохранилась и в измененной позже истории Эдайн, когда генеалогическое место Халета Охотника было занято Халмиром (стр.236). Окончательные родственные связи выглядят так:

Но эти отношения были еще более осложнены вводом еще одной связи с Домом Беора через свадьбу Белдис и Хандира Бретилского (см. таблицы на стр. 231, 237).

Таким образом, Турин - троюродный брат Брандира с "хадорианской" стороны, троюродный брат с халадинской стороны, и троюродный племянник с "беорианской" стороны - генеалогическая картина, восхитившая бы сердце Хэмфаста Гэмджи. Указывая на эти взаимоотношения в отдельной записи того времени, отец замечал, что "Турин был бы лучше принят Халадин, если бы его истинное имя и происхождение стало бы известно или предполагаемо", поскольку он был родичем их вождей. С другой стороны, Харатор, "не любил Дом Хадора и в нем не было их крови", хотя он также был троюродным братом Турина - его двоюродная бабка Харет была бабкой Турина.

Генеалогическая таблица Халадин (стр.237) принадлежит тому же периоду. Харатор показан седьмым вождем Халадин, наследовавшим Брандиру, и братом Хунтора: они были сыновьями Хундада, сына Хундара, погибшего в Нирнаэт.

Враждебность нового вождя к Дому Хадора является существенной идеей истории Хурина в Бретиле с самого начала. Но в последнем параграфе текста С (стр.267) мы видим упоминание семьи внутри большого клана, которая, напротив, гордится родством с Домом Хадора и не разделяет мыслей нового вождя.

В С значение Хунтора меняется: он становится мертвым братом Мантора (и не может быть одновременно братом Харатора). Более того, Мантор уже введен в историю в черновике "Скитаний Хурина", но не появляется до обнаружения Хурина у Хауд-эн-Эллет (стр.275 окончательной версии), как предводитель стражи тех мест. В С он становиться родичем Хурина и наследником ценностей и добродетелей Эдайн. Как было введено его родство с Домом Хадора, видно по изменениям в конце отвергнутого отрывка В1 (стр.266): "[Харатор] не обладал твердым сердцем, как его брат Хунтор" > "как Хунтор и Мантор, потомки Хириль ^*".

---

^*- до того, как Хириль введена как вторая дочь Халмира, его дочь Харет впервые была названа Хириэль.

---

Хириль здесь вводится в линию Народа Халет, и родовое древо пополняется четвертым ребенком Халмира: Халдир, Хундар, Харет и Хириль. В измененном В2 (стр.264) фраза принимает вид: "он не обладал твердым сердцем, как Хунтор и Мантор, потомки Хириль". То, что мать Мантора была дочерью Хириль, обозначено позже в тексте "Скитаний Хурина", стр.289.

В С Харатор еще назван так, но он должен иметь новое имя и новое происхождение, отделяющее его от "хадорианских" симпатий Хунтора и Мантора. Новое имя, Харданг, возникает в измененном тексте А2 (стр.263), и наличие этого имени в схеме в Нарн показывает, что этот текст был написан, когда работа отца над "Скитаниями Хурина" подходила к завершению, если не была завершена. Там сказано (стр. 256), что когда Брандир Хромой был избран вождем Бретила, многие предпочитали его двоюродных братьев Хунтора или Харданга, и (стр.258) что Мантор был родичем Хурина и двоюродным братом Харданга.

Эта новая "семья внутри большого клана" появляется в черновых изменениях к таблице Халадин (стр.237), которую я привожу в сжатой форме:

Дата рождения Харданга приведена как 470, Хунтора - 467, а Мантора - 469.

Из С (стр. 267) также следует новая концепция социальной организации Людей Бретила, и новый смысл названия Халадин. Сказано, что Мантор был "одним из военачальников и родичей Халадин", и "многие желали избрать его Стерегущим". В этой связи, в отдельной записи (написанной на обороте записи об отношении к Турину, относящейся к стр. 268) говорится:

Титул вождя Бретила - не владыка и не господин. Они избирались из рода Халдада и назывались Халадин, Стерегущие. Так как хал(а) на древнем языке Беора и Халдада - наблюдение, стража. Халад означает Стерегущий (Халдад - сторожевой пес).

Эти новые идеи возникают в исправленном А2 (стр.263), где сказано, что Харданг - Халад, один из Халадин, родич Халет, из которых избираются все вожди. Также сказано, в продолжение мыслей С, что Харданг не был другом Мантора, который также был одним из Халадин. В противоположность этому, в первом варианте отрывка (стр.265) Харатор назван Предводителем Халадин, где под Халадин имеется в виду весь народ.

В последнем параграфе С (стр.267) появляется младший брат Хунтора и Мантора, Энтор, предводитель стражи у Бритиаха (в добавлениях к генеалогической таблице Халадин это имя - Энтор - дается мужу Хириль, нигде не названному иначе, а имя мужа Мелет, вероятно, Агатор). Перенос имени Энтора в эту фразу и замена Эбора, "сторонника Мантора (назначенного им)" свидетельствует, что отец хотел вырезать слова "младший брат Хунтора и Мантора", но не сделал этого, что подтверждается тем фактом, что Эбор, когда он появляется в исправленном А2 (стр.263), ссылается на "моего господина Мантора, предводителя воинов северного рубежа", которого там нет. Мантора нет там, поскольку, как указано в С, он "командует основными силами, держащими Перекресток Тайглина". Асгон и его спутники вошли в Бретил с севера, у Бритиаха, и покинули его тем же путем, снова встретив Эбора и вернув свое оружие.

Другое темное место связано с неудачей отряда Асгона встретить возвращавшегося Хурина. Отец имел две мысли на этот счет. Отвергнутый четвертый параграф С (стр.267) показывает, что он (заключив, что Асгорн и его люди не были пленены) склонялся к тому, что они вышли из Бретила возле Перекрестка: "предводитель стражи Тайглина" возвращает им оружие, и они продолжают скрываться в окрестностях. Там они пропускают Хурина, "вышедшего из Димбара" (т.е. входящего в Бретил с севера после пересечения Бритиаха, как и Асгорн). Хурин, он пишет, не должен войти в Бретил через Перекресток и быть обнаруженным у Хауд-эн-Эллет (эта история уже была в черновиках).

Но в итоге он, непонятным образом, передумал и (в пятом параграфе) сохранил существующую историю, где Хурин был обнаружен стражей у Перекрестка. Теперь он писал, что Асгорн и его люди были изгнаны из Бретила в той же области, где и вошли, и "скрывались около рубежа этой области" - отсюда их неудача встретиться с Хурином. Но в измененном В2 (стр.265) он решает не оставлять их у северных рубежей леса, и они спускаются к Перекрестку.

Теперь я возвращаюсь к тексту, продолжающему окончание второго переписанного отрывка (В2) на стр. 265. Необходимо держать в голове, что машинописный текст в этом месте принадлежит к периоду до важных изменений, выразившихся в замене двух упоминавшихся отрывков. Поэтому предводитель Бретила остается Харатором, термин Халад не встречается, и его жилище не называется Обел Халад. После переписывания существующих текстов с учетом новых концепций, отец счет существенным исправить эти моменты. Эти исправления очень многочисленны, но большей частью повторяются (как исправление Господина на Халада или вождя), и отметка каждого такого случая в тексте сделает его нечитаемым. Поэтому я игнорирую отвергнутые имена и титулы (это относится также к короткому отрывку на стр.263-4 между двумя исправленными частями: там имя Харданг является фактически исправлением напечатанного Харатор).

И Хурин, придя в Димбар, собрался с силами и в одиночку отправился к мрачному подножию Эхориад ⁽²⁷⁾. Вся эта страна была холодной и заброшенной, и когда перед ним встали крутые скалы, и Хурин увидел, что дальше пути нет, он остановился и огляделся вокруг с малой надеждой. Он стоял перед краем огромного завала из камней, под отвесной каменной стеной, и не знал, что это все, что осталось от древнего Пути Бегства: Сухая Река была перекрыта и сводчатые врата - завалены ⁽²⁸⁾.

И Хурин посмотрел вверх, в серое небо, думая что ему удастся еще раз разглядеть Орлов, как удалось давным-давно в юности ⁽²⁹⁾. Но он видел лишь тучи, гонимые ветром с Востока, и облака, обвивавшие недоступные вершины. И ветер свистел в камнях. Но наблюдение Великих Орлов теперь было усилено, и при слабом свете они хорошо различали Хурина далеко внизу. И сам стремительный Соронтар, поскольку новость показалась ему важной, принес весть Тургону.

Но Тургон сказал:

- Нет! Моргот пока не спит. Вы ошиблись.

- Нет, не так, - ответил Соронтар, - если Орлы Манве могли бы так ошибаться, Господин, твое укрытие не осталось бы тайным.

- Тогда твои слова предвещают дурное, - сказал Тургон, - ибо они значат лишь то, что даже Хурин Талион склонился перед волей Моргота. Мое сердце закрыто.

Но когда он отослал Соронтара, он долго сидел в раздумьях, и был встревожен, вспомнив о делах Хурина. И он открыл свое сердце, и послал Орлов найти Хурина и, если удастся, доставить в Гондолин. Но было слишком поздно, и они не увидели его ни в свете, ни в тени.

Ибо Хурин пришел в отчаяние перед молчанием Эхориад, и лучи закатного солнца, пронзившие облака, окрасили его белые волосы красным. И он громко кричал в глуши, не остерегаясь ничьих ушей, и проклинал безжалостную землю, "жестокую, как сердца Эльфов и Людей". Наконец, он встал на огромный камень, раскинул руки, и глядя в сторону Гондолина, позвал громким голосом:

- Тургон, Тургон! Вспомни Топи Сереха! - и снова, - Тургон! Хурин зовет тебя. О Тургон, слышишь ли ты в своих скрытых чертогах?

Но не было ответа, и все, что он услышал - ветер в сухой траве.

- Так же он свистел в Серехе на закате, - сказал он.

И когда он сказал это, солнце скрылось за Горами Тени, и тьма накрыла его, и ветер затих, и тишина наступила в пустошах.

Но даже здесь были уши, услышавшие слова, которые сказал Хурин, и глаза, увидевшие его жесты. И доклад скоро дошел до Темного Трона Севера. И Моргот улыбнулся и теперь точно узнал, где скрывается Тургон, ибо из-за Орлов еще ни один его соглядатай не заглядывал за Окружные Горы. Это было первое зло, которое принесла свобода Хурина ⁽³⁰⁾.

Когда тьма опустилась, Хурин сошел с камня и в печали уснул глубоким сном. И во сне он услышал голос рыдающей Морвен, и ему показалось, что голос доносился из Бретила. Поэтому, когда с наступлением дня он проснулся, он встал и вернулся обратно к броду, и словно ведомый невидимой рукой, [он прошел вдоль реки Таэглин, пока к вечеру третьего дня не достиг места>] он пошел вдоль границ Бретила, пока через четыре дня не вышел к Таэглину, и вся его скудная еда была истрачена, и он начал голодать. Но он шел, подобно тени человека, движимой темным ветром, и ночью вышел к Перекрестку, и вошел в Бретил.

Ночные часовые видели его, но такой ужас охватил их, что они не смели ни сдвинуться с места, ни закричать, ибо они думали, что привидение из какого-то кургана бродит во тьме около него. И много дней спустя люди боялись оказаться у Перекрестка ночью, кроме как большим отрядом и с зажженными огнями.

Но Хурин прошел, и к вечеру шестого дня наконец пришел к месту сожжения Глаурунга, и увидел высокий камень, стоящий у края Кабед Наэрамарт.

Но Хурин не смотрел на камень, ибо знал, что там написано. Он увидел, что не один. В тени камня кто-то сидел, преклонив колени. Бездомный странник, сломленный годами, казалось, слишком измотан дорогой, чтобы скрыть свой приход. Но лохмотья были остатками женского одеяния┘ Как только Хурин в молчании остановился, странница откинула свой изорванный капюшон, медленно подняв лицо, изможденная и истощенная, как долго охотившийся волк. Седая, с острым носом и сломанными зубами, тощей рукой она закрывала плащом грудь. Но внезапно она взглянула на него, и Хурин узнал ее глаза. Ибо хотя они теперь и были дики и полны страха, отблеск света все еще оставался в них, несмотря на испытания - эльфийский свет, за который давным-давно она получила имя Эледвен, самая гордая из смертных женщин в древние дни.

- Эледвен, Эледвен! - закричал Хурин, и она встала и, спотыкаясь, шагнула вперед. И он обхватил ее руками.

- Наконец ты пришел, - сказала она, - я слишком долго ждала.

- Дорога была темна, я пришел как только смог, - ответил он.

- Но ты опоздал, - сказала она, - слишком опоздал. Они потеряны.

- Я знаю, - сказал он, - но ты - нет.

- Почти, - сказала она, - Я очень устала. Я уйду вместе с солнцем, - она схватилась за его плащ.

- Мало времени осталось, - сказала она, - если знаешь, расскажи мне! Как она нашла его?

Но Хурин не ответил, он сел напротив камня, держа Морвен в своих руках, и они больше не говорили. Солнце село, и Морвен вздохнула, сжала его руки и затихла. И Хурин знал, что она умерла.

Так ушла Морвен, гордая и благородная, и Хурин в сумерках смотрел на нее, и ему казалось, что черты печали и жестоких испытаний разглаживались. Холодным, бледным и застывшим стало ее лицо.

- Она не была побеждена, - сказал он, и закрыл ее глаза, и неподвижно сидел возле нее, пока не кончилась ночь. Ревели воды Кабед Наэрамарт, но он не слышал ни звука и ничего не видел, ничего не чувствовал, ибо его сердце превратилось в камень, и он думал, что будет сидеть там, пока тоже не умрет.

Начался холодный ветер, и сильный дождь бил ему в лицо, и внезапно он встал, и глубокий черный гнев охватил его, как дым, и все его желания были - отомстить своим недругам и недругам родичей: в своих страданиях он обвинял всех, кто имел с ними дело.

Он встал и поднял Морвен, и внезапно понял, что нести ее - выше его сил. Он был голодным, старым и уставшим. Он медленно положил ее на землю рядом с камнем.

- Полежи здесь еще немного, Эледвен, - сказал он, - Даже волк не причинит тебе большего вреда. Но народ этой суровой земли пожалеет о дне, когда ты умерла здесь!

Затем Хурин побрел прочь и вернулся к броду через Таэглин, и там он упал рядом с Хауд-эн-Эллет, и тьма охватила его, и он лежал, погруженный в сон. Утром, когда свет разбудил его, он был обнаружен стражей, которую послал Харданг, чтобы наблюдать за этим местом.

Первым его увидел человек по имени Саргот, и он смотрел на него в удивлении и был напуган, ибо он догадался, кто этот старик.

- Идите сюда! - крикнул он другим, шедшим за ним, - Смотрите! Это, должно быть, Хурин. Пришельцы говорили правду. Он пришел!

- Верю, что ты, как всегда, нашел неприятности, Саргот, - сказал Форхенд.

- Халад не будет доволен такой находке. Что делать? Может, Харданг будет больше рад услышать, что мы остановили неприятности на его границах и прогнали их прочь.

- Прогнать прочь? - сказал Авранк. Он был сыном Дорласа ⁽³¹⁾, низкорослым и мрачным, но сильным, и пользовался расположением Харданга, как и его отец, - прогнать? Что толку от этого? Он придет опять. Может статься - его путь из Ангбанда, если это то, что ты предполагаешь. Смотри! Он выглядит зловеще, и у него меч, но он крепко спит. Нужно ли, чтобы он проснулся, и случились новые несчастья? [Добавлено:] Если ты хочешь угодить вождю, Форхенд, его нужно прикончить здесь.

Такова была тень, упавшая тогда на сердца людей, поскольку власть Моргота расширялась, и страх распространялся все более далеко и широко. Но не все сердца были затемнены.

- Позор вам! - крикнул Мантор, их предводитель, подошедший позже и слышавший, что они говорили, - и тебе больше всех, Авранк, хотя ты и молод! По крайней мере ты должен был слышать о подвигах Хурина Хитлумского, или ты слышал только сплетни, что рассказывают у домашнего очага? Что делать, действительно? Убить его во сне, советуешь ты? Из ада приходят такие мысли!

- Это он пришел оттуда, - ответил Авранк, - если это действительно Хурин. Кто знает?

- Это скоро выяснится, - сказал Мантор, и подойдя к Хурину, встал на колени, поднял его руку и поцеловал ее.

- Встань! - крикнул он, - помощь близка! И если ты Хурин, нет такой помощи, которую я счел бы достаточной.

- И нет такой помощи, за которую он не отплатит злом, - сказал Авранк, - он пришел из Ангбанда, говорю я.

- Неизвестно, что он может сделать, - сказал Мантор, - но мы знаем, что он сделал, и наш долг не оплачен.

Затем он снова громко воскликнул:

- Привет тебе, Хурин Талион! Привет тебе, Предводитель Людей!

Тогда Хурин открыл глаза и вспомнил злые слова, что слышал в полусне перед пробуждением, и увидел вооруженных людей. Он с трудом встал, нащупал свой меч и глянул на них свирепо, в гневе и презрении.

- Трусы! Вы хотели убить спящего старика? Вы похожи на Людей, но думаю, внутри вы Орки. Идите! Убейте меня проснувшегося, если осмелитесь подойти. Но думаю, вы не обрадуете вашего Черного Повелителя. Я Хурин сын Галдора, и Орки помнят это имя.

- Нет, нет, - сказал Мантор, - не думай так. Мы Люди. Но в эти злые дни сомнений мы задавлены ими. Здесь опасно. Почему бы тебе не пойти с нами? По крайней мере, мы дадим тебе еду и отдых.

- Отдых? - сказал Хурин, - вы не дадите мне его. Но еда мне нужна, я приму ее.

Тогда Мантор дал ему немного хлеба, мяса и воды, но он подавился ими и выплюнул вон.

- Далеко ли до дома вашего господина? - спросил он, - пока я не увижу его, еда, в которой вы отказали моим близким, не пойдет мне в горло.

- Он бредит и презирает нас, - проворчал Авранк, - что я могу сказать?

Но Мантор смотрел на него с жалостью, хотя и не понимал его слов.

- Дорога будет долгой для уставшего, господин, - сказал он, - дом Харданга Халада скрыт от посторонних.

- Тогда ведите меня туда, - сказал Хурин, - я буду идти, пока смогу. У меня есть цель в этом доме.

Вскоре они отправились в путь. Из своего большого отряда Мантор оставил большинство нести свою службу, но сам пошел сопровождать Хурина, взяв с собой Форхенда. Хурин шел как мог, но через некоторое время стал спотыкаться и падать, но всегда вставал и пытался идти дальше, не позволяя поддерживать его. Таким образом, сделав много остановок, они пришли в палаты Харданга в Обел Халад, глубоко в лесу, и он знал об их приходе, ибо Авранк, нарушив приказ, обогнал их и принес вести, не скупясь в своем докладе на грубые слова о Хурине, о том, как он проснулся и как плевал на их еду.

Поэтому они обнаружили палаты хорошо охраняемыми, и множество людей [во внутреннем дворе >] за оградой, и людей в дверях. В воротах [двора >] ограды их остановил предводитель стражи.

- Сдайте пленника мне, - сказал он.

- Пленника! - сказал Мантор, - у меня нет пленника, а только человек, которого ты должен уважать.

- Это слова Халада, а не мои, - сказал предводитель, - но ты можешь пойти со мной. У него есть слово и для тебя.

Тогда они отвели Хурина к вождю, и Харданг не приветствовал его, но, сидя на своем высоком троне, разглядывал Хурина с головы до ног. Но Хурин отвел его пристальный взгляд, и держал себя так стойко, как только мог, хотя и опирался на посох. Так он и стоял в молчании, пока не осел на землю.

- Вот, - сказал он, - я вижу, в Бретиле так мало стульев, что гость должен сесть на пол.

- Гость? - спросил Харданг, - Но не званный мной. Но принесите старому карлу стул. Если он соизволит сесть на него, хотя и плевал в нашу пищу.

Мантор стоял в смущении из-за такой грубости, пока не услышал смех в тени за троном. Он посмотрел туда и увидел Авранка, и его лицо затмил гнев.

- Прошу прощенья, господин, - сказал он Хурину, - здесь недоразумение.

Затем, повернувшись к Хардангу, он выпрямился:

- У моего отряда теперь новый предводитель, мой Халад? - спросил он, - ибо иначе я не понимаю, как человек, нарушивший мой приказ и оставивший службу, может стоять здесь безнаказанно. Он принес вести раньше меня, как я вижу, но кажется, он забыл имя гостя, или Хурин Талион не останется здесь.

- Это имя было сообщено мне, - ответил Харданг, - и его злые слова также были донесены. Таков Дом Хадора. Но обязанность странника - первому назвать свое имя в моем доме, а я ожидал услышать его. А также узнать его цель, раз он говорит что она у него здесь есть. И это не твоя служба - распоряжаться перед чужими.

Затем он повернулся к Хурину, который сидел, согнувшись, на низком стуле. Его глаза были закрыты, казалось, он не обращал внимания на то, что было сказано.

- Хорошо, Хурин Хитлумский, - сказал Харданг, - какова твоя цель? Это дело требует спешки? Или ты все соберешься с мыслями, отдохнешь и скажешь позже, успокоившись? Возможно, мы найдем тебе менее тяжелую еду? - тон речи Харданга теперь был мягче, ибо он был осторожным человеком, и [вычеркнуто: в своем сердце не был уверен в прочности своего трона] видел неудовольствие на лицах других людей, не только Мантора.

Внезапно Хурин встал у его ног:

- Хорошо, Господин Камыш Болотный, - сказал он, - не ты ли сгибаешься при каждом вздохе? Берегись, как бы мой удар не расплющил тебя! Иди и соберись с духом, прежде чем я снова заговорю с тобой! Презирающий седины, скряга, морящий голодом странников. Этот стул подойдет тебе лучше, - и с этими словами он бросил свой стул в Харданга, разбив ему лоб, развернулся и пошел прочь из палат.

Некоторые люди расступились, освобождая ему дорогу, из жалости или из страха перед его гневом, но Авранк выбежал ему наперерез.

- Не так скоро, карл Хурин! - крикнул он, - по крайней мере, я не сомневаюсь больше в твоем имени. Ты принес свои манеры из Ангбанда. Но мы не потерпим орочьих дел в наших палатах. Ты напал на вождя на его собственном троне, и теперь ты пленник, несмотря на твое имя.

- Я благодарю тебя, Предводитель Авранк, - сказал Харданг, все еще сидевший на троне, пока кто-то останавливал кровь, истекавшую из его рассеченной брови, - теперь свяжите старого безумца и заприте его. Я буду судить его позже.

И они связали руки Хурина ремнем и надели петлю на его шею, и увели прочь, а он не сопротивлялся, ибо гнев оставил его, и он шел с закрытыми глазами, как во сне. Но Мантор, хотя Авранк неодобрительно смотрел на него, положил руки на плечи старика и направлял его, чтобы тот не спотыкался.

Но когда Хурин был заперт в пещере [вычеркнуто: рядом с той, где все еще были заключены Асгорн и его люди], и Мантор не мог ему помочь, он вернулся в зал. Там он обнаружил Авранка, говорящего с Хардангом, и хотя они замолчали, как только он вошел, он уловил их последние слова. Говорил Авранк, и Мантору показалось, что он убеждает немедленно казнить Хурина.

- Так, Предводитель Авранк, - сказал он, - сегодня события хорошо сложились для тебя. Я видел тебя, словно на охоте: раздразнил старого барсука и хочешь убить его, когда тот укусил. Не так скоро, Предводитель Авранк! И ты, Харданг Халад. Такие дела господин не делает сразу. Приход Хурина и его встреча здесь много значат для всего народа, и они захотят услышать все, что было сказано здесь, перед тем, как приговор будет вынесен.

- Ты должен идти, - сказал Харданг, - возвращайся к службе на рубежах, пока Предводитель Авранк не примет командование.

- Нет, господин, - сказал Мантор, - у меня нет обязательств. Я выхожу из-под твоего подчинения с сегодняшнего дня. Я оставил командование на Саргота ⁽³²⁾, лесного человека, который и старше и мудрее, чем тот, кого назвал ты. В должное время я вернусь на свои собственные рубежи ^{** (33)}. Но сейчас я соберу народ.

^** Ибо Мантор был потомком Халдада и владел небольшой землей на восточных границах Бретила, на берегу Сириона, там, где он протекает через Димбар. Но все люди Бретила были свободными, владея своими поместьями и большим или меньшим участком земли по своему праву. Их Предводитель выбирался из потомков Халдада, из уважения к делам Халет и Халдара, и даже если власть предводителя была отдана, как власть господина или короля, старшему в старшей линии, народ имел право выбрать другого и сместить его, в чрезвычайных случаях. И многие хорошо знали, что Харданг пытался сместить Брандира Хромого.

Как только он вышел в дверь, Авранк схватил свой лук, чтобы застрелить Мантора, но Харданг остановил его.

- Не сейчас, - сказал он.

Но Мантор не опасался этого (хотя некоторые люди в палатах также нацелили луки) и вышел прочь, и послал всех, кого смог найти и отправить, призвать на сбор всех хозяев поместий и других, кто мог бы прийти. [вычеркнуто: в обычае Халадин ⁽³⁴⁾ для решения всех дел, кроме войны, жены также созывались на совет и имели такой же голос, что и мужья].

Слухи очень быстро распространялись через леса, и рассказы обрастали подробностями при пересказах, одни говорили одно, а другие другое, но большинство одобряло Халада, а Хурина выставляли подобным какому-нибудь злобному вождю Орков, ибо Авранк также побеспокоился насчет гонцов. Вскоре там собралась огромная толпа народа, и небольшой городок ⁽³⁵⁾ возле Палат Вождей наполнился навесами и шалашами ⁽³⁶⁾. Все мужчины были при оружии, ибо опасались внезапной тревоги с рубежей.

После того, как он отправил гонцов, Мантор отправился в тюрьму Хурина, но стража не позволила ему войти.

- Стойте, - сказал Мантор, - вы же хорошо знаете наш добрый обычай, что любой заключенный может принять друга, чтобы тот посмотрел, как он живет, и дал ему совет.

- Друг должен быть выбран заключенным, - ответили стражники, - но у этого дикого человека нет друзей.

- Один есть, - сказал Мантор, - и я прошу остаться здесь и предложить ему принять меня.

- Халад запретил нам делать исключения в его охране, - сказали они.

Но Мантор хорошо знал законы и обычаи своего народа и ответил:

- Без сомнения. Но в этом он не прав. Почему пришелец связан? Мы не связываем стариков и странников только потому, что они говорили в безумии дурные слова. Этот же заперт за нападение на Харданга, но Харданг не может судить его своим решением, но должен представить свое обвинение на суд Народа [вычеркнуто: и другие должны сидеть на креслах во время слушаний]. При этом он не должен запрещать осужденному получать совет и помощь. И если он мудр, он должен был понимать, что не стоит самому выдвигать свое обвинение. Возможно, другой говорил за него?

- Верно, - согласились они, - приказ отдал Авранк.

- Тогда забудьте его, - сказал Мантор, - ибо Авранк сам состоит под другим приказом: продолжать службу на границе. Выбирайте между молодым бродягой и законами Народа.

Тогда стражники впустили его в пещеру, ибо Мантор был очень уважаемым человеком в Бретиле, а люди не любили [господ >] вождей, пытавшихся угнетать народ. Мантор обнаружил Хурина сидящим на скамье. Ножные кандалы охватывали его лодыжки, но руки не были связаны, и немного нетронутой еды лежало перед ним. Он не поднимал глаз.

- Привет тебе, господин, - сказал Мантор, - вещи не идут, как должны, и не я распоряжаюсь ими. Но теперь ты нуждаешься в друге.

- У меня нет друзей, и я не желаю видеть никого в этой земле, - сказал Хурин.

- Один стоит перед тобой, ответил Мантор, - не гони меня. Ибо сейчас, увы, дело между тобой и Хардангом Халадом должно быть передано на суд Народа, и будет лучше, поскольку это разрешено нашим законом, если друг поможет тебе советом и будет защищать на суде.

- Я не нуждаюсь ни в защите, ни в совете, - сказал Хурин.

- По крайней мере, тебе нужен совет, сказал Мантор, - укроти на время свой гнев и возьми еды, чтобы быть сильным перед своими врагами. Я не знаю, какова твоя цель, но она осуществится быстрее, если ты не будешь голодать. Не убивай себя, пока есть надежда.

- Убить себя? - воскликнул Хурин, вскочил и прислонился к стене, его глаза были красными, - Лучше меня поведут в кандалах перед толпой лесовиков, чтобы я слушал, какую смерть они выберут для меня? Я убью себя сам, первым, если мои руки будут свободными.

Затем внезапно, как попавший в ловушку старый зверь, он метнулся вперед, Мантор не успел увернуться, и он сорвал с его пояса нож. После этого он упал обратно на скамью.

- Ты можешь взять этот нож в подарок, - сказал Мантор, - хотя мы не считаем самоубийство благородным делом для тех, у кого остались причины жить. Спрячь этот нож и сохрани его для лучшего применения! Но будь осторожен, это злой клинок из кузниц Гномов. Теперь, господин, не возьмешь ли меня в друзья? Ничего не говори, но поешь со мной.

Тогда Хурин посмотрел на него, и гнев покинул его глаза, и они вместе молча пили и ели. И когда они закончили, Хурин сказал:

- Своим голосом ты превозмог меня. Никогда после Дней Ужаса я не слышал человеческого голоса столь благородного. Увы, увы! Это вызывает в моем мозгу голоса в доме отца, когда тень казалась так далекой.

- Может быть, - сказал Мантор, - моя бабка Хириль была сестрой твоей матери.

- Значит, ты не только друг, но и родич, - сказал Хурин.

- Не я один, - сказал Мантор, - нас меньше, и мы не так богаты, но мы тоже Эдайн и связаны с твоим народом многими узами. Твое имя долго было в почете здесь, но вести о твоих делах не дошли бы сюда, если бы Халдир и Хундар не ушли на Нирнаэт. Там они пали, но [семеро >] трое из их отряда вернулись, ибо Маблунг Дориатский спас их и излечил их раны ⁽³⁷⁾. С тех пор дни стали темными, и на многие сердца пала тень. Но не на все.

- Голос твоего Вождя звучит из тени, - сказал Хурин, - и твой Народ поддерживает его даже в делах бесчестных и жестоких.

- Горе затмило твои глаза, господин, смею тебе сказать. Но чтобы это не стало правдой, давай держать совет вместе. Ибо я вижу грядущую опасность, для тебя и для моего народа, но возможно, мудрость поможет предупредить ее. Харданг меньше своих предков, но я не видел в нем зла до твоего прихода. Ты принес с собой тень, Хурин Талион, в которой меньшие тени становятся темнее.

- Темные слова для друга, - сказал Хурин, - я долго жил под Тенью, но выдержал и не уступил ей. Если здесь и есть тьма надо мной, то это тьма горя, что лишило меня света. Но в Тени у меня нет части.

- Несмотря на это, говорю я тебе, - сказал Мантор, - она следует за тобой. Я не знаю, как ты добился освобождения, но в мыслях Моргота ты не забыт. Берегись.

- Не обольщайся, старый дурак, говоришь ты, - сказал Хурин, - я до сих пор слушаю тебя из-за твоего благородного голоса и нашего родства, но не более! Будем говорить о других вещах или прекратим.

Тогда Мантор смягчился и долго оставался у Хурина, пока вечер не затмил пещеру. Они еще раз поели. Мантор распорядился, чтобы Хурину принесли свет, и оставил его до утра, и с тяжелым сердцем ушел в свой шалаш.

На следующий день было объявлено, что народный сбор и суд состоятся следующим утром, ибо уже пятьсот знатных людей пришли, а по обычаю это было достаточное число, могущее заменить полный сбор Народа. С утра Мантор пошел навестить Хурина, но стража сменилась. Теперь три человека из дома Харданга стояли на дверях и были настроены недружелюбно.

- Пленник спит, - сказал их начальник, - и это хорошо: может быть, это успокоит его ум.

- Но я его доверенный друг, как было объявлено вчера, - сказал Мантор.

- Друг должен оставить его в покое, пока он спит. Для чего важного хочешь ты разбудить его?

- Почему мой приход разбудит его легче, чем шаги тюремщиков? - спросил Мантор, - я хочу видеть, как он спит.

- Ты думаешь, все кроме тебя лгут?

- Нет, нет, но я думаю, что некоторые легко забывают наши законы, когда они не соответствуют их целям, - ответил Мантор.

Однако он решил, что сделает мало добра Хурину, если продолжит спорить дальше, и ушел прочь. Поэтому многие вещи остались невыясненными между ними слишком долго. Когда он вернулся, день шел к концу. Никто не преградил ему вход, и он обнаружил Хурина лежащим на нарах [добавлено:] и с гневом заметил, его запястья были скованы короткой цепью.

- Задержка друга лишает надежды, - сказал Хурин, - я долго ждал тебя, но теперь я засыпаю, и мои глаза слипаются.

- Я приходил в середине утра, - сказал Мантор, но они сказали, что ты еще спишь.

- Я дремал, - сказал Хурин, но твой голос мог разбудить меня. Я поддался усталости, когда прекратил голодать, последовав твоему совету, друг, но еда принесла мне дурного больше, чем хорошего. А теперь я должен спать. Приходи утром.

Мантор был неприятно удивлен. Он не мог видеть лица Хурина, но нагнулся и прислушался к его дыханию. Затем он встал, но взял немного оставшейся еды, спрятал ее под плащом и вышел.

- Как ты нашел дикого человека? - спросил начальник стражи.

- Склоняющимся ко сну, - ответил Мантор, - Его надо разбудить завтра. Подними его рано. Принеси еды на двоих, ибо я приду и позавтракаю с ним ⁽³⁸⁾.

На следующий день, задолго до объявленной середины утра, Совет начал собираться. Почти тысяча человек уже была там, большей частью старшие мужчины [вычеркнуто: и женщины]⁽³⁹⁾, так как наблюдение за рубежами все же должно было поддерживаться. Вскоре весь Круг Совета был заполнен. Он имел форму большого полумесяца, образованного семью рядами дерновых скамей на ровной площадке, вырезанной в склоне холма. Высокая изгородь огораживала его со всех сторон, и единственным входом были тяжелые ворота в частоколе, запиравшие открытый край полумесяца. В середине нижнего ряда сидений был установлен [добавлено:] Ангбор или Камень Судьбы, / огромный плоский камень, на котором сидел Халад ⁽⁴⁰⁾. Те, кого приводили к суду, стояли перед камнем, лицом к собранию.

Стоял громкий гул голосов, но звук рога установил тишину, и вошел Халад со многими людьми из своего дома. Ворота закрылись за ним, и он медленно прошагал к Камню. Там он повернулся к собранию и поприветствовал Совет согласно обычаю. Сначала он призвал Манве и Мандоса, в манере, перенятой Эдайн у Элдар, а затем, на старом наречии Народа, к тому времени вышедшем из повседневного использования, объявил, что Совет созван должным образом - три сотни первый Совет Бретила - и созван провести суд по вопросу жизни и смерти.

Когда по обычаю все собрание выкрикнуло на том же наречии: "Мы готовы!", он занял свое место на [камне >] Ангборе, и воззвал на наречии Белерианда ⁽⁴¹⁾ ко всем присутствующим:

- Трубите в рог! Пусть заключенный предстанет перед нами ⁽⁴²⁾!

Рог протрубил дважды, но некоторое время никто не входил, и звук гневных голосов стал слышим за изгородью. Тогда ворота резко открылись, и шесть мужчин вошли, таща Хурина.

- Меня ведут насильно, - кричал он, - Я не войду ни в какой Совет, связанным как раб, даже если бы здесь сидели Короли Эльфов. И пока я связан, не признаю власть и справедливость ваших приговоров.

Но люди поставили его на землю перед Камнем и удерживали там силой.

Теперь обычай Совета был таков, что когда человек приведен на него, Халад должен выступить обвинителем и сначала кратко перечислить проступки, в которых тот обвиняется. После этого в его праве, самому или через друга, отклонить обвинения или предложить защиту. И когда это сказано, если какие-то вещи останутся под сомнением или будут опровергаться другой стороной, должны быть призваны свидетели.

Поэтому Харданг ⁽⁴³⁾ встал и, повернувшись к собранию, начал перечислять обвинения.

- Этот заключенный, которого вы видите, - сказал он, - называет себя Хурином сына Галдора, некогда Дорломинским, но долго пробывшим в Ангбанде, откуда он пришел сюда. Быть может, так и случилось ⁽⁴⁴⁾.

Но Мантор встал и вышел к Камню.

- С вашего позволения, мой господин Халад и Народ, - крикнул он, - как друг заключенного я взываю к своему праву спросить. Обвинение против него связано только лишь с ударом лично Халада? И держит ли Халад какую-либо обиду на него?

- Обида? - крикнул Халад, и гнев затмил его ум, так что он не понял намерений Мантора, - Действительно! Это ведь не новый вид головного убора для Совета. Я пришел сюда со свежеперевязанными ранами.

- Это так, - сказал Мантор, - но если это так, я говорю, что дело не может продолжаться таким образом. По нашему закону никто не может рассматривать собственную обиду, и он не может вести суд, пока рассматривается такое обвинение. Таков ли закон?

- Закон таков, - ответило собрание.

- Значит, - сказал Мантор, - пока рассматривается это обвинение, кто-то иной, чем Харданг сын Хундада, должен быть вызван к Камню.

Тогда было названо много имен, но больше всего голосов, причем самых громких, называло Мантора.

- Нет, - сказал он, - я отношусь к одной из сторон и не могу судить. Более того, это право Халада - назначить в данном случае на это место кого-либо еще, и несомненно, он это знает.

- Благодарю тебя, - сказал Харданг, - хотя я не нуждаюсь в самозванном законнике, чтобы учить меня.

Затем он осмотрелся вокруг себя, выбирая, кого назвать. Но он был охвачен черным гневом, и вся мудрость оставила его. Если бы он назвал кого-либо из старейшин, присутствовавших там, события могли пойти по-иному. Но в то злое мгновение он сделал выбор, и к всеобщему удивлению крикнул:

- Авранк сын Дорласа! Кажется, Халад также нуждается в друге, когда законники столь наглы. Я вызываю тебя к Камню.

Наступила тишина. Но когда Харданг спустился, а Авранк взошел на Камень, громкий ропот поднялся, словно предвестие грядущей бури. Авранк был молодым мужчиной, недавно женившимся, и его молодость была болезненно воспринята всеми старейшинами, сидевшими там. [Ибо он не располагал к себе>] Он не располагал к себе, ибо хотя он был смел, он презирал других, как и его отец Дорлас до этого. / И [вычеркнуто: еще] ходили темные слухи о Дорласе, [вычеркнуто: его отце, близком друге Харданга,] ⁽⁴⁵⁾ ибо хотя ничего не было известно с определенностью, он был найден убитым далеко от места битвы с Глаурунгом, и окровавленный меч, лежавший рядом с ним, был мечом Брандира ⁽⁴⁶⁾.

Но Авранк не обратил внимания на ропот и вел себя легкомысленно, будто бы это дело было незначительным и скоро закончится.

- Хорошо, - сказал он, - если так положено, давайте больше не занимать времени. Дело достаточно ясно, - затем, встав, он продолжил обвинения:

- Этот заключенный, дикий человек, - сказал он, - пришел из Ангбанда, как вы уже слышали. Он был обнаружен в пределах наших границ. Не случайно, ибо как сказал он сам, у него здесь есть цель. Что это за цель, он не пояснил, но она не может быть поступком доброй воли. Как только он увидел нас, он начал нас оскорблять. Мы дали ему пищу, но он выплюнул ее. Я видел, что так поступали Орки, если были достаточно глупы, чтобы не быть к нам благодарными. Он пришел из Ангбанда, это ясно, каково бы не было его имя. Но худшее последовало дальше. По собственной просьбе его привели к Халаду Бретилскому - из-за этого человека, теперь называющего себя его другом. Но когда он вошел в палаты, он не назвал своего имени. И когда Халад спросил его, какова его цель, и предложил сначала отдохнуть, а отдохнуть позже, если тот пожелает, он начал бредить, оскорблять Халада, неожиданно бросил стул в его лицо и причинил ему большой вред. Хорошо, что у него не было ничего более опасного, иначе Халад был бы убит. Таковы были его прямые намерения, и слабо уменьшает его вину то, что не произошло худшего, того, наказание за что - смерть. Но как бы то ни было, Халад восседал на высоком троне в своих палатах: оскорбить его там - злое дело, напасть на него - преступление.

Таково обвинение против заключенного: что он пришел со злыми намерениями, особенно в отношении Халада Бретилского (по поручению Ангбанда, можно предполагать), что в присутствии Халада он оскорбил его, что пытался убить его на его собственном троне. Наказание ему пусть вынесет Совет, но справедливым наказанием была бы смерть.

Многим казалось, что Авранк говорил справедливо, и всем - что он говорил умело. Ибо пока никто не подал голоса с противоположной стороны. Тогда Авранк, не скрывая улыбки, встал снова и сказал:

- Заключенный может ответить на обвинения, если пожелает, но пусть будет краток и не неистовствует.

Но Хурин ничего не сказал, хотя его мускулы напряглись, несмотря на то, что его держали.

- Заключенный, ты не будешь говорить? - сказал Авранк, но Хурин не дал ответа.

- Что ж, пусть так, - сказал Авранк, - если он не желает говорить, даже чтобы опровергнуть обвинения, здесь больше нечего сделать. Обвинения достаточны, и тот, кто вызван к Камню, должен предложить Совету меру наказания, которая кажется справедливой.

Но тогда встал Мантор и сказал:

- Сначала мы должны спросить его, почему он не говорит. И ответить на этот вопрос может его друг.

- Вопрос поставлен, - сказал Авранк, пожав плачами, - если ты знаешь ответ, дай его нам.

- Потому что он связан [добавлено: по рукам и ногам], сказал Мантор, - никогда до сих пор мы не приводили на Совет человека в оковах, если его вина неочевидна. Тем более одного из Эдайн, чье имя покрыто славой. Да, его вина неочевидна, сказал я, ибо обвинитель оставил несказанным много того, что должен выслушать Совет, прежде, чем вынести приговор.

- Но это глупость, - сказал Авранк, - Адан он или нет и какого бы не было его имя, заключенный неуправляем и злобен. Путы - необходимая предосторожность. Те, кто стоят близко от него, должны быть защищены от его насилия.

- Если ты хочешь вызвать насилие, - ответил Мантор, - есть ли путь проще, чем открыто бесчестить гордого человека, в старых годах и великом горе. К тому же, здесь тот, кто ослаблен голодом и долгими путешествиями, безоружный перед толпой. Я спрашиваю людей, собравшихся здесь, считаете ли вы такую осторожность достойной свободных людей Бретила, или скорее предпочтете уважение к старости?

- Оковы надеты на заключенного по приказу Халада, - сказал Авранк, - в этом он использовал свое право, чтобы избежать повторения насилия в его палатах. Поэтому его приказ не может быть отменен, кроме как всем собранием.

Тогда раздались громкие крики:

- Освободите его, освободите! Хурин Талион! Освободите Хурина Талиона!

Не все присоединились к этим возгласам, но не было голосов и с другой стороны.

- Нет, нет! - сказал Авранк, - Кричать бесполезно. В этом случае мы должны проголосовать в установленном порядке.

Теперь, по обычаю дел важных и сомнительных, голоса Совета подсчитывались камнями: каждый приходящий нес с собой два камушка: черный и белый для "нет" и "да". Но их сбор и подсчет мог занять много времени, а Мантор видел, что с каждым мгновением настроение Хурина становится все хуже.

- Есть другой путь, более простой, - сказал он, - здесь нет опасности, чтобы оправдать путы, так думают все, кто подал свой голос. Халад находится в Круге Совета, и он может сам отменить свой приказ, если пожелает.

- Он пожелает, - сказал Харданг, ибо ему казалось, что настроение собрания беспокойно, и он надеялся этим своим действием вернуть его расположение, - пусть заключенный будет освобожден и предстанет перед вами.

Тогда оковы были сняты с рук и ног Хурина. Он распрямился и развернулся от Авранка к собранию.

- Я здесь, - сказал он, - Я назову свое имя. Я Хурин Талион сын Галдора Орхала ⁽⁴⁷⁾, Владыка Дорломина и некогда военачальник в армии Фингона, Короля Северного Королевства. Никто не осмелится отрицать это! И этого должно быть достаточно. Я не буду умолять вас. Делайте, что хотите! Неужели я буду перебраниваться с выскочкой, которому вы позволили сесть на высокое место. Пускай он лжет дальше! [вычеркнуто: Но если мои друзья желают говорить и выяснить правду о том, что случилось, позвольте ему сказать. Слушайте, кто хочет!]

Во имя Владык Запада, что за народ вы или кем вы стали? Когда Тьма разорила все вокруг, вы терпеливо сидите здесь и слушаете, как этот беглый страж требует смертного приговора для меня - потому что я проломил череп наглого юнца, неважно - на троне или вне него? Он должен был выучить, как обращаются со старшими, до того, как вы сделали его своим вождем.

Смерть? Во имя Манве, если бы я не вытерпел мучений этих двадцати и восьми лет, если я был таким, каким уходил на Нирнаэт, вы бы не осмелились сидеть здесь лицом ко мне. Но я больше не опасен, как я слышу. Так вы храбры. Да, я могу стоять несвязанным и терпеть насмешки. Я сломан войной и стал покорным. Покорным! Но не будьте так уверены! - он поднял свои руки и сплел ладони.

Но тогда Мантор положил руку на его плечо в отстраняющем жесте, и сказал на ухо:

- Мой господин, вы ошибаетесь в них. Большинство - твои друзья, или станут ими. Но это также гордые свободные люди. Позволь мне теперь говорить с ними!

Харданг и Авранк ничего не сказали, но улыбнулись друг другу, ибо полагали, что речь Хурина не принесет пользы его стороне. Но Мантор воскликнул:

- Позвольте Владыке Хурину сесть, пока я говорю. Вы лучше поймете и возможно простите его гнев, когда выслушаете меня.

Слушайте, Народ Бретила. Мой друг не опроверг главное обвинение, но утверждает, что с ним плохо поступили и вынудили к такому поведению. Господа [вычеркнуто: и почтенные жены], ⁽⁴⁸⁾ я был предводителем пограничных стражей, которые нашли его спящим на Хауд-эн-Эллет. Или казался спящим, ибо лежал ослабленным на грани пробуждения и лежа слышал, я боюсь, сказанные слова.

Я помню, там был человек по имени Авранк сын Дорласа, один из моего отряда, и он должен быть там и сейчас, ибо таков был мой приказ. Когда я подошел, я слышал, что этот Авранк совещался с человеком, который первым нашел Хурина и догадался о его имени. Народ Бретила, я слышал, что он говорил так. "Будет лучше убить этого старика спящим и предотвратить дальнейшие трудности. Тогда Халад будет доволен". Так говорил он.

Может теперь вы меньше удивитесь, что когда я разбудил его и он увидел вокруг себя людей с оружием, он ответил нам резкими словами. По меньшей мере один из нас заслужил их. То же и с пренебрежением нашей пищей: он взял ее из моих рук, и не выплевывал ее над ними. Он выплюнул ее потом, ибо подавился. Неужели, господа, вы никогда не видели полуголодного человека, который не может проглотить пищу сразу, хотя и нуждается в ней? А этот человек был в глубоком горе и в глубоком гневе.

Нет, он не презрел нашу пищу. Слушайте меня и верьте, ибо свидетели могут быть приведены. В своей темнице Владыка Хурин ел со мной, ибо я обращался с ним учтиво. Это было два дня назад. Но вчера он засыпал и не мог говорить понятно и не стал советоваться со мной о сегодняшнем испытании.

- Мало удивительного в этом! - крикнул Харданг.

Мантор остановился и посмотрел на Харданга:

- Действительно мало удивительного, мой господин Халад, - сказал он, - ибо его еда была отравлена.

Тогда Харданг в гневе воскликнул:

- Должны ли измышления безумца и далее утомлять нас?

- Я говорю не об измышлениях, - ответил Мантор, - свидетель последует. Но вопреки обычаю, которому я следовал, пока говорил, я отвечу сейчас. Я забрал из темницы еду, которую Хурин ел перед этим. Перед свидетелем я дал ее псу, и тот заснул, как мертвый. Возможно, Халад Бретилский не сам придумал это, но тот, кто страстно желал угодить ему. Но с какой законной целью? Несомненно, чтобы избежать возможного насилия, хотя он уже закован и в темнице? Зло среди нас, Народ Бретила, и я обращаюсь к собранию, чтобы исправить его.

Тогда великое волнение и ропот поднялись в Круге Совета, и когда Авранк встал, призывая к тишине, шум только возрос. Наконец, когда собрание немного успокоилось, Мантор сказал:

- Могу ли я продолжить, ибо еще много надо сказать?

- Продолжай, - сказал Авранк, - но пусть твои пустые слова будут покороче. И я должен предупредить вас всех, мои господа, слушайте этого человека с осторожностью. Его добрая воля не подтверждается. Узник и он состоят в близком родстве.

Эти слова были неразумными, ибо Мантор сразу же ответил:

- Это в самом деле так. Матерью Хурина была Харет дочь Халмира, некогда Халада Бретилского, а ее сестра Хириль была матерью моей матери. Но это родство еще не доказывает во мне лгуна. Более того, если Хурин Дорломинский родич мне, он родич всему Дому Халет. Да, и всему этому Народу. Несмотря на это, его полагали изгоем, грабителем, диким человеком без чести.

Давайте теперь перейдем к основному обвинению, которое, говорит обвинитель, может караться смертью. Вы видите перед собой пробитую голову, которая, кажется, сидит устойчиво на своих плечах и может использовать свой язык. Она была повреждена броском маленького деревянного стула. Злое дело, скажете вы. И еще хуже, что оно причинено Халаду Бретилскому на его высоком троне.

Но, мои господа, злые дела могут быть возбуждены другими событиями. Пусть каждый из вас в мыслях поставит себя на место Харданга сына Хундада. Хорошо, пусть Хурин, Владыка Дорломина, ваш родич, перед вами: глава великого Дома, человек, чьи дела воспеты Эльфами и Людьми. Но сейчас он стар, лишен прав, сломлен горем и утомлен долгой дорогой. Он просит увидеть вас. А вы спокойно сидите на вашем троне. Вы не встаете. Вы не говорите с ним. Но вы осматриваете его сверху донизу, пока он стоит, пока не падает на пол. Тогда из милосердия и учтивости вы кричите: "Принесите старому карлу стул!"

О чудо и позор! Он кидает его вам в голову. О чудо и позор, говорю я, ибо вы бесчестите свой трон, свои палаты, вы бесчестите Народ Бретила!

Мои господа, я свободно допускаю, что все было бы лучше, если бы Владыка Хурин проявил свое терпение, поистине удивительное терпение. Почему он не ждал, чтобы увидеть, какие еще унижения он должен вынести? Несмотря на то, что я стоял в палатах и видел все это, я до сих пор удивляюсь и прошу вас сказать мне: по нраву ли вам тот человек, которого мы сделали Халадом Бретилским?

Великий рев поднялся в ответ на этот вопрос, пока Мантор не поднял руку, и все внезапно стихло. Но под покровом шума Харданг подошел к Авранку для разговора, но во внезапной тишине их слова прозвучали слишком громко, так что Мантор и другие также услышали, что Харданг сказал:

- Я не помешаю тебе выстрелить ⁽⁴⁹⁾!

- Я ищу время, - ответил Авранк.

Но Мантор продолжал:

- Я ответил. Я вижу, вам не по нраву. Тогда что же бы вы сделали с метателем стула? Связали его, надели на шею веревку, заперли в пещере, заковали в оковы, отравили его пищу и наконец, притащили сюда и требуете смерти? Или дали бы ему свободу? Или, прошу прощения, приказали бы этому Халаду сделать это?

Вслед за этим поднялся еще больший рев, люди вставали с дерновых скамей, потрясали руками и кричали:

- Свободу! Свободу! Освободить его!

И были слышны другие крики множества голосов:

- Долой этого Халада! Запереть его в пещеры!

Многие старики, сидевшие в нижнем ряду, выбежали вперед и склонились перед Хурином, прося прощения, и один из них дал ему посох, а другой - чистый плащ и широкий серебряный пояс. И когда Хурин одел это и взял в руки посох, он вышел к Камню [добавлено: Ангбору], не как проситель, но с видом короля, и обратившись к собранию, крикнул громким голосом:

- Благодарю вас, Вожди Бретила, присутствующие здесь, освободившие меня от бесчестья. Теперь справедливость снова есть в вашей земле, хотя она и уснула, и долго пробуждалась. Но теперь, в свою очередь, я предъявляю обвинение.

Спрашивалось, какова моя цель здесь? А что думаете вы? Разве не Турин мой сын и не Ниэнор моя дочь умерли в этой земле? Увы! Вдали отсюда я узнал многое о горестях, что пришли сюда. Разве не удивительно, что отец должен искать могилы детей? Но более удивительным кажется мне, что никто здесь при мне даже не упомянул их имен.

Стыдно ли вам, что вы позволили Турину моему сыну умереть за вас? Что только двое осмелились идти с ним навстречу ужасному Червю? Что никто не осмелился поддержать его, когда битва окончилась, хотя худшее из зол было бы тогда остановлено?

Возможно, вы стыдитесь. Но не в этом мое обвинение. Я не спрашиваю, почему никто в этой земле не мог сравниться в доблести с сыном Хурина. Но если я прощаю эти несчастья, прощу ли я следующее? Слушайте, Люди Бретила! Там, под Стоящим Камнем, что воздвигли вы, лежит старая нищая женщина. Долго бродила она в вашей земле, без огня, без пищи, без милосердия. Теперь она мертва. Она была - Морвен, моя жена, Морвен Эледвен, госпожа эльфийской чистоты, что родила Турина убийцу Глаурунга.

Если вы, имеющие хоть каплю жалости, будете кричать мне, что невиновны, то я спрошу, кто виновен? По чьему приказу она была изгнана умирать с голода у ваших дверей, словно бездомная собака?

Ваш Вождь задумал это? Я верю, это так. Ибо разве не поступил бы он со мной таким же образом, если бы мог? Таковы его дары: бесчестье, голод, яд. Нет ли и вашей части в них? Разве вы не выполняли его волю? Так доколе, Вожди Бретила, будете вы терпеть его? Доколе будете вы позволять этому человеку, именуемому Хардангом, сидеть на вашем троне?

Теперь Харданг стоял ошеломленный, и его лицо стало белым от страха и удивления. Но до того как он что-либо сказал, Хурин протянул к нему свою длинную руку.

- Смотрите! - крикнул он, - вот он стоит, с усмешкой на лице! Считает ли он себя в безопасности? Ибо у меня отобрали меч, я старый и утомленный, думает он. Нет, слишком часто он называл меня диким человеком. И он увидит его! Только руки, руки, чтобы сжать его глотку, полную лжи.

С этими словами Хурин покинул камень и сделал шаг в сторону Харданга. Но тот отступил перед ним, призвав к себе людей из своего дома, и они отошли через ворота. Тогда многим показалось, что Харданг признал свою вину, и они обнажили оружие, и сошли со скамей, крича против него ⁽⁵⁰⁾.

Возникла опасность битвы внутри священного Круга. Ибо другие встали на сторону Харданга, некоторые без любви к нему и его делам, но из верности и стремления защитить его от насилия, пока он не ответит перед Советом.

Мантор встал между двумя партиями, призывая опустить руки и не допустить крови в Круге Совета, но искра, которую он сам зажег, разгорелась в пламя, которое он не в силах был потушить, и напор людей оттеснил его в сторону.

- Прочь Халада! - кричали они, - Прочь Харданга, в пещеры его! Долой Харданга! Да здравствует Мантор! Мы хотим Мантора!

И они обрушились на людей, преграждавших путь к воротам, так что Харданг получил время, чтобы скрыться.

Но Мантор вернулся к Хурину, в одиночестве оставшемуся на Камне.

- Увы, господин, - сказал он, - Я боялся, что этот день таит великую опасность всем нам. Здесь я мало могу сделать, но могу попытаться предотвратить большее зло. Они скоро уйдут, и я должен следовать за ними. Ты пойдешь со мной?

Много людей с обеих сторон пало на воротах, пока их не взяли. Там храбро сражался Авранк, и он отступил последним. Он бросился бежать, но неожиданно вскинул лук и выстрелил в Мантора, стоявшего на Камне. Но стрела пролетела мимо и ударилась в Камень, сломалась и выбила искру рядом с Мантором.

- Следующий раз будет скоро! - крикнул Авранк и побежал вслед за Хардангом.

Затем мятежники выбежали из Круга и преследовали людей Харданга до Обел Халада, расположенного в полумиле. Но до того как они добежали туда, Харданг достиг палат и запер их перед ними. Там он был осажден. Палаты Вождей находились во дворе, огороженном круглыми земляными стенами, возвышавшимися над внешним сухим рвом. В стенах были единственные ворота, от которых выложенная камнем дорога вела к высоким дверям. Нападавшие прошли в ворота и быстро окружили все палаты, и тогда немного успокоились.

Мантор и Хурин вошли в ворота, и Мантор хотел начать переговоры, но осаждавшие сказали:

- Какой смысл в словах? Крысы не выйдут наружу, пока вокруг псы.

А некоторые закричали:

- Наши родичи убиты, мы хотим отомстить за них!

- Тогда, - сказал Мантор, - позвольте мне, по крайней мере, сделать то, что я могу.

- Делай, - ответили ему, - но не подходи близко, а то можешь получить острый ответ.

Тогда Мантор встал в воротах и возвысил свой голос, выкрикивая обеим сторонам, что они должны удержаться от братоубийства. Он предложил, чтобы все, кто внутри, могли свободно уйти, сложив оружие, даже Харданг, если он даст слово предстать перед Советом на следующий день.

- И никто не придет туда ни с каким оружием, - сказал он.

Но пока он говорил, из окна выстрелили, и стрела прошла возле уха Мантора и глубоко воткнулась в столб ворот. Потом все услышали голос Авранка:

- Третий раз будет точнее, - сказал он.

Тогда ярость тех, кто снаружи, вспыхнула с новой силой, многие ринулись к воротам и попытались выломать их, но осажденные провели вылазку, и многие были убиты или ранены, а другие, находившиеся во дворе, были ранены выстрелами из окон. Тогда нападавшие, впав в сумасшедший гнев, принесли хворост и много дров, положили в воротах и кричали.

- Смотрите! Солнце садится. Мы даем вам время до заката. Если вы не выйдете, мы сожжем палаты и вас внутри!

Затем все вышли со двора, чтобы избежать выстрелов из луков, но встали кольцом вокруг внешнего рва.

Солнце село, и никто не вышел из палат. И когда стемнело, нападавшие вернулись во двор, неся дрова, и складывали их под стенами палат. Затем некоторые принесли горящие сосновые факелы и побежали к стенам, чтобы поджечь вязанки. Один был застрелен насмерть, но остальные достигли поленниц, и вскоре они начали гореть ярким пламенем.

Мантор стоял, ошеломленный видом разрушенных палат и злым делом сожжения людей.

- Из темных дней нашего прошлого пришло это, - сказал он, - до того, как мы повернули наши взгляды на Запад. Тень над нами.

Он почувствовал прикосновение руки к своему плечу, обернулся и увидел Хурина, стоявшего позади него и с жестоким лицом смотрящего на горящий хворост. Хурин смеялся.

- Странный вы народ, - сказал он, - То холодные, то горящие. Сначала в гневе, потом в милосердии. Под пятой своего вождя или пятой на его горле. Долой Харданга! Да здравствует Мантор! Ты готов "здравствовать"?

- Народ должен выбрать, - ответил Мантор, - а Харданг еще жив.

- Надеюсь, недолго, - сказал Хурин.

Вскоре пламя жарко разгорелось, и Палаты Халадин загорелись во многих местах. Люди внутри забрасывали вязанки землей и заливали водой, и поднялся густой дым. Тогда некоторые попытались бежать под его прикрытием, но лишь немногие прорвались через кольцо людей. Большинство было схвачено, некоторые убиты, пытаясь сражаться.

С задней стороны палат была небольшая дверь, выходившая на крыльцо рядом с внешними стенами, в противоположной стороне от высоких дверей. Задние стены были ниже, поскольку палаты были построены на склоне холма. Когда в огне были уже балки кровли, Харданг и Авранк выползли через заднюю дверь, взобрались на стену и упали в ров, и не были замечены до тех пор, пока не попытались выбраться. Тогда к ним с криками подбежали люди, хотя они и не знали, кто это. Авранк бросился в ноги одному из тех, кто мог схватить его, так что тот рухнул на землю, а Авранк, вскочив, скрылся в сумерках. Но другой воин метнул копье в спину убегавшего Харданга, и тот упал с тяжелой раной.

Тогда люди увидели, кто это, подняли его и привели к Мантору.

- Поставьте его не передо мной, - сказал Мантор, - а перед тем, кому он причинил обиду. У меня нет ненависти к нему.

- Нет? - сказал Харданг, - Тогда ты должен быть уверен в моей смерти. Я думаю, ты всегда завидовал мне из-за того, что народ выбрал на трон меня, а не тебя.

Думай что хочешь! - сказал Мантор и отвернулся прочь. Тогда Харданг увидел Хурина, стоявшего позади. И Хурин остановился, с мрачным видом глядя на Харданга, но отблески пламени освещали его лицо, на котором Харданг не увидел ни капли милосердия.

- Ты сильнее меня, Хурин Хитлумский, - сказал он, - таков страх твоей тени, что вся мудрость и щедрость покинули меня. И сейчас я не думаю, что мудрость или жалость спасут меня от тебя, ибо у тебя их нет. Ты пришел уничтожить меня и хотя бы не отрицаешь этого. Но твою последнюю ложь я обращу против тебя прежде, чем умру. Никогда┘ - но с этими словами кровь хлынула из его рта, он упал и больше ничего не говорил.

Тогда Мантор сказал:

- Увы! Он не должен был умереть так. Какое бы зло он не совершил, он не заслужил такого конца.

- Почему нет? - сказал Хурин, - Он изрыгал ненависть из своего грязного рта до конца. Какую ложь говорил я против него?

Мантор вздохнул.

- Возможно, неумышленную ложь, - сказал он, - Но последнее обвинение, предъявленное тобой, было ложным, полагаю я. И у него не было возможности опровергнуть его перед Советом!

Хурин скрестил руки.

- Оно не ложное, - воскликнул он, - она лежит там, где я сказал. Морвен! Она мертва!

- Увы! Господин, я не сомневаюсь, что она лежит там. Но я считаю, что Харданг знал не больше, чем я, пока ты не сказал. Скажи мне, господин, шла ли она дальше, в эти земли?

- Я не знаю. Я нашел ее, как я сказал. Она мертва.

- Но, господин, если она не шла дальше, но остановилась у Камня, где сидела в горе и отчаянии над могилой сына, в чем я уверен, тогда┘

- Тогда что? - спросил Хурин.

- Тогда, Хурин Хадорион, из тьмы своего горя узнай это! Мой господин, так велико горе и так велик ужас событий, случившихся там, что ни один мужчина и ни одна женщина после основания Камня не бывали на этом месте. Нет! Сам Ороме мог сидеть у камня со своей Охотой, и мы не знали бы. До тех пор, пока он бы не дунул в свой великий рог, и даже на этот призыв мы бы не откликнулись!

- Но если Мандос Справедливый скажет, вы не услышите и его? - сказал Хурин, - Пусть теперь некоторые из вас пойдут туда, если в вас есть милосердие! Или вы оставите лежать ее, пока не побелеют ее кости? Или это очистит вашу землю?

- Нет, нет! - сказал Мантор, - я найду несколько мужчин с твердым сердцем и милосердных женщин, ты отведешь нас туда и мы сделаем все, как ты прикажешь. Но идти туда - долгий путь, а этот злой день уже стар. Нужен новый день.

На следующий день, когда весть о том, что Харданг мертв, разнеслась широко, огромная толпа народа требовала Мантора, крича, что он должен стать Вождем. Но он сказал:

- Нет, это должно быть объявлено перед полным Советом. Пока такое не может произойти, ибо Круг осквернен, и есть вещи более срочные. Во-первых, у меня остался долг. Я должен идти на Поле Червя к Камню Злосчастных, где их мать Морвен лежит непогребенной. Кто пойдет со мной?

Тогда жалость охватила сердца тех, кто слушал его, и хотя некоторые отступили в страхе, многие решились идти, хотя среди них было больше женщин, чем мужчин.

Они долго шли в тишине по дороге, ведшей их вдоль низвергающихся стремнин Келеброса. Около восьми лиг составлял этот путь, и темнота уже спустилась, когда они пришли к Нен Гирит ⁽⁵¹⁾, и там они провели ночь. На следующее утро они спустились по крутому пути к Выжженному Полю и нашли тело Морвен у подножия Стоячего Камня. Они смотрели на нее с жалостью и удивлением. Ибо казалось им, что видят великую королеву, чье достоинство не могут отнять ни годы, ни нищета, ни все горести мира.

Тогда они решили сохранить ее честь и в смерти, и кто-то сказал:

- Это темное место. Давайте заберем ее отсюда и отнесем Госпожу Морвен во Двор Могил и положим среди мертвых Дома Халет, с которыми она в родстве.

Но Хурин сказал:

- Нет, хотя Ниэнор нет здесь, но пусть лучше она покоится рядом с сыном, чем с чужими людьми. Так она выбрала сама.

Затем они вырыли могилу для Морвен над Кабед Наэрамарт, на западной стороне Камня, и когда земля накрыла ее, вырезали на Камне: Здесь также лежит Морвен Эледвен. Они пели на древнем языке похоронные песни, сложенные давным-давно для тех людей их народа, кто пал во время Похода, далеко за Горами.

И пока они пели, пошел дождь и вся эта заброшенная местность наполнилась скорбью, и рев реки был похож на плач многих голосов. И когда все закончилось, они пошли назад, и Хурин шел, опираясь на посох. Но говорили, что с того дня страх покинул это место, хотя скорбь осталась, и оно всегда оставалось безлистым и голым. Но до гибели Белерианда женщины Бретила приходили туда с цветами весной и с ягодами осенью, и пели о Серой Госпоже, тщетно искавшей сына. И провидец и арфист из Бретила, Глируин, сложил песнь, где говорилось, что Камень Злосчастных никогда не будет осквернен Морготом и не падет даже тогда, когда Море покроет всю землю. Так и случилось в действительности, и до сих пор Тол Морвен одиноко стоит над водой, вдали от новых берегов, что возникли в дни гнева Валар. Но Хурин не лежит там, ибо его судьба вела его дальше, и Тень следовала за ним.

Когда отряд вернулся к Нен Гириту, они сделали привал, и Хурин смотрел назад, за Таэглин, где закатное солнце проглядывало сквозь облака. Он не хотел возвращаться в Лес. Но Мантор смотрел на восток и был в тревоге, ибо и там вставало красное зарево ⁽⁵²⁾.

- Господин, - сказал он, - оставайся здесь, если желаешь, и пусть остаются другие, уставшие. Но я, последний из Халадин, боюсь, что огонь, который разожгли, еще не погашен. Я должен быстро идти назад, пока безумие людей не разрушило весь Бретил.

Но пока он говорил это, стрела вылетела из-за деревьев, он запнулся и упал на землю. Люди бросились на поиски лучника и увидели мужчину, бежавшего как олень в сторону Обела, и они не смогли схватить его, но видели, что это Авранк.

Мантор сидел, прислонившись спиной к дереву.

- Плохой стрелок попадает в цель с третьего раза, - сказал он.

Хурин склонился, держась за посох, и посмотрел на Мантора.

- Но и ты не достиг своей цели, родич, - сказал он, - ты был доблестным другом, и я думал, ты был близок к своей цели. Мантору больше подошло бы сидеть на троне Вождей.

- У тебя верный глаз, Хурин, чтобы проникать в чужие сердца, но не в свое собственное, - сказал Мантор, - Да, твоя тьма прикоснулась и ко мне. Теперь увы! Халадин закончились, ибо моя рана смертельна. Не это ли твоя истинная цель, Человек Севера: принести нам разорение, настроить против своих же? Дом Хадора победил нас - четверо пали под его тенью.

Брандир, Хунтор, Харданг, Мантор. Этого не достаточно? Почему ты не уйдешь и не оставишь эту землю, пока она не погибла?

- Я уйду, - сказал Хурин, - но если колодец моих слез еще не высох, я оплачу тебя, Мантор, ибо ты спас меня от бесчестья и любил моего сына.

- Тогда, господин, используй для мира немного жизни, которую я выиграл для тебя, - сказал Мантор, - Не неси свою тень другим!

- Почему, разве я не должен продолжать бродить по миру? - сказал Хурин, - Я буду идти, пока тень не настигнет меня. Прощай!

Затем Хурин отошел от Мантора. Когда мужчины стали осматривать его рану, они поняли, что она смертельна, ибо стрела глубоко вошла в его бок. Они решили как можно быстрее нести Мантора в Обел, где о нем бы позаботились умелые лекари.

- Слишком поздно, - сказал Мантор, выдернул стрелу, издал громкий крик и затих. Так закончился Дом Халет, и меньшие люди правили в Бретиле в то время, которое ему осталось.

Но Хурин стоял в молчании, и когда отряд уходил, унося тело Мантора, он не повернулся. Он смотрел на запад, пока солнце не село в темные тучи и свет не померк. Тогда он в одиночестве побрел в сторону Хауд-эн-Эллет.

Сноски