"Дорогая мисс Хилл, посылаю вам с этим письмом очередной нахальный вклад, призванный увеличить мои беды. Не знаю, что говорит по этому поводу закон. Полагаю, что, поскольку придуманные имена нельзя рассматривать как частную собственность, юридических препятствий к опубликованию своего продолжения у этого юного осла не будет не будет, если только ему удастся отыскать издателя с хорошей или сомнительной репутацией,который согласится принять подобную чушь". (Дж.Р.Р.Толкин, Письмо ╧ 292 к Джой Хилл, представляющей его интересы в издательстве "Allen&Unwin", касательно намерения некоего "почитателя" опубликовать продолжение "Властелина колец". См. Carpenter H., Tolkien Ch (ed.) Letters of J.R.R.Tolkien, London: Allen and Unwin, 1978, P. 371). Если бы не отсылка к "любимой книге", роман "молодого петербургского автора" оказался бы не хуже и не лучше большинства произведений потока "фэнтэзи", захлестнувшего ныне книжный мир. Законы жанра реализуются в нем с доскональной точностью. Налицо: положенное количество слов, написанных с Большой Буквы (Клад Ореме, Ущелье Прыгающих Камней, Третья Сила), положенное число мелких драк и крупных битв на квадратный сантиметр печатного текста, перемежающихся с рассуждениями о вселенском равновесии и трудности выбора, налицо отрицательный персонаж с бунтарскими наклонностями, трудный выбор делающий и вселенское равновесие нарушающий, столь беспринципный и гадкий, что редкие проявления человечности тотчас же пробуждают к нему симпатию (прием в художественной прозе отнюдь не новый), налицо положительные персонажи, мило комичные, которые всегда не прочь выпить кружку пива и со вкусом помахать мечами.

       Сюжет романа предельно прост. Непоседливый хоббит Фолко вместе со странствующим гномом Торином покидает родную Хоббитанию - из самых благих побуждений: сообщить заинтересованным лицам тревожные известия, явно свидетельствующие о том, что силы Тьмы не дремлют. В мире воистину неспокойно: по мирному Гондору рыщут разбойничьи шайки, в Могильниках путников подстерегают призраки с призрачными мечами, в Морийских копях завелся новый ужас. Выяснением сих загадочных обстоятельств и занимаются на протяжении романа Фолко, Торин и прочие. На этот раз силы Тьмы воплотились в человеке по имени Олмер, коллекционирующем Кольца, что некогда принадлежали Девяти Призракам (см. Дж.Р.Р.Толкин, "Властелин Колец"). Олмер ищет последнее, девятое Кольцо, силы Дора ищут управу на Олмера, а Весы Мира в зависимости от успеха той или иной стороны покачиваются из стороны в сторону. В финале воинство Олмера одерживает победу над ополчением Светлых Сил, однако своевременным ударом кинжала с непростой историей Фолко отчасти спасает положение. Впрочем, вместе с Серыми Гаванями, последнимм оплотом эльфов, разрушен старый мир, все перебили друг друга, и победителя определить затруднительно. История большинства главных героев не заканчивается с последней страницей романа - что наводит на мысль о вероятности нового продолжения... И так до бесконечности.
       Нет, роман ничем не нарушает традиций фэнтэзи, невозможно утверждать, хорош он или плох. Он - никакой. Или такой, как все прочие. Если бы не имена. Не топонимика и элементы сюжета, являющиеся принадлежностью совсем иного произведения. Произведения, остающегося явлениям исключительным в истории мировой литературы. Произведения, к жанру фэнтези не имеющего ни малейшего отношения, несмотря на то, что жанр этот обязан своим рождением именно ему. Говоря о произведении в единственном числе я имею в виду не одну конкретную книгу, но неповторимый и совершенный вторичный мир, созданный Дж.Р.Р.Толкином и описанный в его законченных и незаконченных произведениях, от "Властелина Колец" до "Очерков Мифологии". Именно такого рода заимствованиям и аллюзиям автор "Кольца Тьмы" и обязан повышенным интересом к своей книге. В противном случае произведение его, надо полагать, прошло бы в достаточной мере незамеченным. Как многие переводные романы. Разительного отличия от Терри Брукса и Кэтрин Курц в данном случае не наблюдается. Индивидуальных особенностей стиля - тоже. "Молодой петербургский автор" сознательно воспользовался уже готовым успехом. Не перипетии сюжета, не психологизм характеров, не красочность подробностей и красоты изложения создают роману популярность, отнюдь. Представим себе на мгновение, что из канвы романа устранены все отсылки к Дж.Р.Р.Толкину, а с обложки - фраза: "Свободное переложение "Властелина Колец""... Комментарии излишни.
       Такого рода явление, как "дописывание" готовых сюжетов, как ни странно, завоевывает - не скажем, в литературе, но в коммерческом мире - все большую и большую популярность. Находятся многочисленные продолжатели "эпохальных" и просто хорошо зарекомендовавших себя с покупательской точки зрения книг - как в случае с "Унесенными ветром" и бесконечными "романами с продолжением". Никаких иных целей, кроме личного обогащения, такого рода попытки, как правило, не преследуют. Одно то, что "последователь" считает возможным создать еще страниц шестьсот там, где автор поставил точку, почитая свое произведение законченным, уже говорит о том, сколь "глубоко" постиг продолжатель авторский замысел. Да продолжатель к этому и не стремится. Зачем? Главное, чтобы на первый взгляд было "похоже". Главное, чтобы с обложки потенциального покупателя привлекало не только твое собственное скромное имя, но имя, способное сделать книге рекламу. По праву ли использованное - это никого не заботит. В этом смысле Ник. Перумов заслуживает хвалебной статьи - как человек, поставивший себе в жизни цель и цели этой добившийся. Цели-заработать на чужом имени сколь можно больше.
       Безусловно, понятие апокрифа в литературе существует. Однако слова "апокриф" и "плагиат" до сих пор синонимами не являлись. Переосмысление канонического сюжета, создание на его основе произведения действительно оригинального - как в случае Ж.Жироду, Т.Манна и Дж.Гарднера - не имеет ничего общего с чисто коммерческим использованием чужого материала и чужого имени. Говоря об именах, в случае "Иосифа и его братьев" и "Гренделя" речь идет о переосмыслении сюжетов, вопрос об авторстве которых затрагивать затруднительно. Что касается Дж.Р.Р.Толкина, очевидно, нелишним было бы осведомиться о мнении тех, кто обладает авторскими правами на художественное наследие создателя "Властелина Колец". Маловероятно, что "Кольцо Тьмы" станет настольной книгой родственников покойного Профессора либо вызовет похвальные отзывы в издательстве "Харпер-Коллинз". О том, как воспринял бы жест Н.Перумова сам Дж.Р.Р.Толкин, красноречиво свидетельствует процитированное выше письмо: как видим, и здесь автор "продолжения" неоригинален. Правда, предшественники его оставили свой след в истории - только в негодующем письме Дж. Толкина. И это справедливо.
       Особенность произведений Дж.Р.Р.Толкина такова, что каждому слову их - веришь. Наверное, так достигается цельность и убедительность созданного автором сложного вторичного мира. Веришь потому, что так пожелал профессор Толкин и сумел при помощи одному ему ведомых средств, художественных или магических,- достичь желаемого. Что, на мой взгляд, рождает почтительное отношение к словам и замыслам автора: так, наверное, происходит всегда, когда прикасаешься к книге талантливой и мудрой, непохожей на другие, книге-откровению. В случае "Кольца Тьмы", однако, бережного отношения ожидать не приходится, Ощущение, что автор знает историю созданного Дж.Р.Р.Толкином мира лучше, нежели сам Дж.Р.Р.Толкин, не оставляет доверчивого читателя. Мудрый Н.Перумов, несомненно, обогатил словари Средиземья новыми словами и понятиями: "тангары" и "хазги" (этнография), "триалоны короля Элессара" и "скильдинги времен Арахорна II" (валютная система). По ходу развития сюжета заинтересованные лица узнают о мире Арды много нового и неожиданного: о Восьмом Колене Гномов (в истории Дж.Р.Р.Толкина их только семь) и загадочном Черном Дереве Нур-Нур ("ни хоббит, ни гномы сроду не слыхали... об этом дереве"(I, стр. 640); следовало бы добавить к этому списку имя Профессора Толкина...), о "доме Высокого" и "Ночной Хозяйке", об "Огнистых Червях" и "Кольцеруких". О по-прежнему действующих Мертвецких Кольцах (т.е. Кольцах Людей) и предсказании "Оремэ Великого, последнего из Валаров, что являлся в Средиземье Смертным" (предсказание сопровождалось указующим жестом в сторону дальнего гребня мордорских гор, из чего следует, что "Оремэ Великий" разгуливал по Средиземью вплоть до Второй Эпохи). О том, что прославленный в песнях Наугламир, Ожерелье Гномов, был переделан "Элутинголом-Эльфом" на обруч-корону (II. С. 461-464), а Унголиант - понятие скорее географическое, нежели зоологическое: "подземный мир ужаса и первозданного зла, который иные именуют Унголиант" (I. С. 309), от него же начинается Великая Лестница, тоже явление новое в мифологической системе эльфов. Клянутся Перворожденные, как правило, именно ею; "Эльфы когда-то считали, что, поклявшись Великой Лестницей, Перворожденный или же смертный дает самое крепкое обещание (I. С 309). Для сравнения: чувства менее возвышенные светлые силы выражают тоже весьма нетрадиционно: "Имя?!!! Имя, разрази тебя Варда!" (II. С. 200). (Ср. у Толкина в "Сильмариллионе" - "Из всех Великих, живущих в этом мире, Эльфы: более всего чтут и любят Варду... и взывают к ней из сумрака Средиземья, и прославляют ее имя в песнях в час, когда на небе зажигаются звезды...") Энты, оказывается, со времен Войны Кольца достигли в кулинарии неожиданного разнообразия; "Он (Древобород) наполнил (чаши) из трех различных кувшинов, мягко светившихся - один нежно-золотистым, другой розовато-шафранным, третий - изумрудно-зеленым цветом" (I. С.630) Так модифицируется единственный упомянутый во "Властелине Колец" напиток Энтов). Налицо нестандартность мировосприятия: Мориа, легендарные чертоги гномов напоминают завод-гигант ("Шестой Глубинный Ярус", "Сто Одиннадцатый Зал", "Двадцать Первый Чертог"),| наукообразность стиля наводит на мысль о философском трактате ("мало-помалу Кольца из первозданно-разрушительной субстанций превратились в сложное соединение на первый взгляд несоединимых сущностей",- II. С.529), встречаются и просто канцеляризмы: "Что творится в Средиземье, мне известно, разумеется, в самых общих чертах" (Гэндальф. I. С.'349).
       Нет, нельзя, никак нельзя, утверждать, что автор не внес в роман ничего нового... Впрочем, проверенные заимствования предпочтительнее.
       На страницах романа доверчивый читатель, как ему и было обещано, встретит много старых знакомых: Радагаста (из мага-покровителя зверей и птиц переквалифицировавшегося в лавочника - торговца оружием), Гэндальфа и Сарумана. Можно было ожидать, что столь ничтожным числом заимствованных персонажей автор не ограничится, однако кто же проживет триста лет, кроме Бессмертных? Приходится придумывать своих: впрочем, им всегда можно приписать уже известных читателю предков... Архизлодей Олмер - сын Боромира, юный авантюрист Фолко, уж конечно, родич Meриадока Великолепного - и т. д.
       Выдумыванием имен Ник Перумов себя явно не затрудняет: если истерлинг - значит Бродда, если эльф - так Амрод, гном - уж непременно Торин; действуют в его романе Эарнил (он же Олмер) и Барахир. Выдумыванием сюжета - тоже не всегда. Начало романа почти в точности повторяет канву "Властелина Колец". А устав от "переделывания", автор заполняет целые страницы подробным пересказыванием толкиновских текстов: "Istari" из "Unfinished Tales", стихотворное переложение истории Наугламира.
       Но если подражать, так уж во всем. Вставные стихотворные отрывки, в создании которых Дж.Р.Р.Толкин достигает редкого разнообразия и совершенства формы и стиля, гармонически вплетаются в прозаическую ткань романа "Властелин Колец", - позже профессор Шиппи назовет это "эльфийской традицией". Ник Перумов, безусловно, не собирается обойти стороной столь хорошо зарекомендовавший себя у Дж.Р.Р.Толкина прием. Впрочем, образчики поэзии Перумова составляют столь же единие целое с созданным им произведением, сколь, скажем, "Баллада об Эарендиле" - с романом "Властелин Колец". Вот характерный образчик поэзии Mоpcкого Народа:

И кто же тот, чья же рука,
Так затянула облака?
Кто Мглу соткавший на Морях
В от нас закрытых областях?

("Они пели еще долго, и Фолко удивился той странной боли и непонятной тоске, что звучала в этой песне...", I. С. 670). Автор не упоминает удивился ли многострадальный Фолко традиционному "заполнителю" "же", встречающемуся пять раз в шести строчках подряд, из сочувствия к читателю не приведенных целиком.
       Не менее характерный образчик поэзии:

И ветер с заката раздует пожар,
Который возжжет оробевший Валар...

(II. С. 142)

       Несмотря на попытки глубокомысленных рассуждений о свободе выбора и равновесии Добра и Зла, менталитет героев Перумова достаточно прост и невзыскателен. Что делает положительный герой, "затылком почувствовав чей-то холодный, недружелюбный, но в то же время испуганный взгляд"? "Резко развернувшись, Фолко изо всех сил запустил тяжелой корягой туда, где, как ему казалось, находился неизвестный" (I. С.50). Миролюбивому Фолко, однако, непонимание со стороны лучших друзей не грозит. "Эх, двинуть бы ему сейчас топорищем по затылку, а когда очухается - вызнать, кто он да откуда!" (I. С.569) - мечтательно замечает кроткий гном Малыш, вместе с Фолко спасающий мир от наступающей Тьмы. Надлежащие указания дает им премудрый Радагаст: "Я говорю - идите по следу Олмера, Короля без Королевства, идите и убейте его!" Чтобы сгладить неприятное впечатление, очень хотелось бы привести ставшие уже каноническими слова Гэндальфа по Дж.Р.Р.Толкину (не Н.Перумову): "Многие из живущих заслуживают смерти, а многие из умерших - жизни. Ты можешь вернуть ее им? То-то же. Тогда не спеши осуждать и на смерть" (пер. Н.Григорьевой, В.Грушецкого). Одного этого достаточно, чтобы понять сколь мало оснований имеют под собой утверждения о романе-продолжении. Как справедливо замечено в предисловии, "в построении художественной структуры произведения он (Перумов) совершенно самостоятелен". Было бы гораздо лучше, если бы в самостоятельности этой автор продвинулся бы еще совсем немного и возводил бы оную художественную структуру не на заимствованной основе.
       Однако есть в романе и светлые личности, не наделенные агрессивностью самоотверженных спасителей мироздания. Ну конечно же, это - орки. Трогательно-благородные создания, даже для злобных хоббитов и вконец озверевших гномов уроки их не проходят даром: "Противники остановились. Орк первым опустил меч. "Ты даже не знаешь, о чем мы хотели тебя спросить, а уже лезешь драться", - с укором сказал он" (II. С.36) "Потом предводитель орков неожиданнно поклонился хоббиту и сделал знак остальным... "Вот и все, а ты дрался, - сказал от Торину, - Вы можете оставаться здесь сколько угодно, вас никто не тронет" (II. С.38). "Орки тоже знают, что такое благодарность, во всякой случае мы, чьи предки служили Белой Руке..." (II. С.807).
       Обсуждать этические позиции автора бесполезно, да и малоинтересно. Скажем лишь, что они близки этому веку ("На первый план в "Кольце Тьмы" выступает философский конфликт XX века - конфликт свободной человеческой воли и ее подчинении любому (идеологическому, религиозному, нравственному) правилу", О. Кустова) и бесконечно далеки от того, что утверждал в своих произведениях - и своими произведениями - профессор Толкин. "Хозяева Заморья отгородились от нас, продолжая, однако, предписывать нам. свои законы! Кто может лишить человека свободы?!" - взывает Н.Перумов вместе со своими героями (I. С.675). И стремление это понятно. Стремление к тому, чтобы делать все, что заблагорассудится, к тому, что, в случае, если слово "свобода" не сразу пришло в голову, называется понятием "вседозволенность". Герой-бунтарь Перумова требует доступа в западные земли (добавим; возможности творить там что захочет) - как смели эти тираны, Владыки Запада, лишить его подобной возможности? Н. Перумов такого рода свободой безусловно, обладает - свободой от каких бы то ни было сомнений и запретов, свободой внутренней: воспользоваться произведением не просто исключительным и высокоталантливым, но и доказавшим на протяжении полувека свою "рентабельность" в коммерческом плане для создания романа собственного, и в результате называться не плагиатором, не "литературным пиратом", но первопроходцем и "восставшим автором", предложившим "новое художественное решение". Это ли не свобода?