В 1937 году с огромным успехом вышла в свет книга оксфордского профессора Дж.Р.Р.Толкиена "Хоббит". Хоббиты - это не вполне человекообразный народ, живущий в вымышленной стране Шир и сочетающий признаки определённых английских животных (они, словно кролики или барсуки, живут в норах) с характерными чертами обитателей английских деревень - от сельской неотёсанности до сельской аристократичности. Само название кажется результатом скрещивания кролика (rabbit) с Гоббсом. В соседях у них - эльфы, тролли и гномы; с ними связаны также волшебник Гэндальф (Gandalph) и склизкое водоплавающее по имени Голлум. Заинтересовавшись своей сказочной страной, профессор Толкиен продолжил этот небольшой рассказ длинным и подробным романом, который, под общим заглавием "Властелин колец", был издан тремя томами: "Братство кольца", "Две крепости" и "Возвращение короля". Каждая из книг сопровождается картами, а заключительный том Толкиен - филолог, преподователь английского языка и литературы в Мертонском колледже - снабдил научными справочными материалами: в приложениях объясняются алфавиты и грамматика разнообразных языков, на которых говорят персонажи, даются полная генеалогия и хронологические исторические таблицы.

     Профессор Толкиен говорил, что это гипертрофированное продолжение "Хоббита" предназначено скорее для взрослых, нежели для детей; оно и вправду было воспринято "на ура" многими критиками, определённо достигшими уже зрелого возраста. К примеру, Ричард Хьюз написал, что попыток создать что-нибудь столь же масштабное не было со времён "Царицы фей", и что "по широте воображения "Властелин колец" почти не знает себе равных". "Вы знаете, как ни странно, его воспринимаешь с той же серьёзностью, что и Мэлори",- пишет Наоми Митчисон. И всех их смог превзойти К.С.Льюис, также из Оксфорда, написавший звучное "Даже если бы Ариосто мог соперничать с ним по изобретательности (а он не может), ему всё равно не хватало бы героической серьёзности "Властелина колец". Не отстаёт и Америка. В "Субботнем литературном обозрении" Луис Дж. Хэйл, автор книги "Цивилизация и внешняя политика", даёт такой ответ госпоже, которая, по его словам, "поверх пенсне" поинтересовалась, что он находит в Толкиене: "Что общего, милая леди, этот вымышленный мир имеет с нашим? Вы хотите узнать, в чём его смысл - подобно смыслу "Одиссеи", или "Книги Бытия", или "Фауста", выраженному одним словом? Ну что ж, этим одним словом будет "героизм". Он возвращает героичность нашему миру. Возможно ли найти в литературе смысл превыше этого?"

     Но переход от этих хвалебных речей к самой книге может удивить, оказавшись обескураживающим и разочаровывающим. Автор этой рецензии только что прочитал весь роман вслух своей семилетней дочери - "Хоббита" она изучила бесчисленное количество раз, открывая его первую страницу немедленно по завершении последней, и с тем же интересом выслушала менее занимательное продолжение. Любопытно, что заставило автора предположить, будто он пишет для вpослой аудитории? Конечно, некоторые детали не слишком подходят для детской книги, но за исключением моментов, когда педантизм автора заставляет скучать и взрослого читателя, во "Властелине колец" нет ничего недоступного семилетнему ребёнку. Это по сути своей детская книга - книга для детей, которая каким-то образом вышла из-под контроля, поскольку автор, вместо того, чтобы ориентироваться на "молодёжный" рынок, позволил себе сделать самоцелью развитие собственной фантазии; и здесь, прежде чем мы обратим внимание на неадекватность "Властелина колец" с литературной точки зрения, следует отметить, что сам профессор Толкиен не склонен переоценивать свой сказочный роман. В своём письме издателям он объясняет, что начинал его для собственного развлечения, как филологичскую игру: "Его основой стало изобретение языков. Скорее, именно "истории" были написаны для того, чтобы создать мир для этих языков, нежели наоборот. Мне стоило бы написать их на "эльфийском". По его словам, в опубликованную книгу он не включил многое из относящегося к филологии; "однако большая часть лингвистических материалов вошла в книгу или нашла воплощение в её мифологии. Как бы то ни было, для меня это во многом эссе по "лингвистической эстетике", о чём я иногда рассказываю тем, кто задаёт вопросы о сути этой книги. Её суть заключается в ней самой. Конечно, в ней нет аллегорического умысла - абстрактного, конкретного или актуального, морального, религиозного или политического". Таким образом, "Властелин колец" на самом деле - сказка-переросток, филологическая диковинка. Вся претенциозность лежит на совести очарованных почитателей профессора Толкиена, и именно эту претенциозность я собираюсь яростно атаковать.

     Самый выдающийся из почитателей Толкиена и самый заметный из его защитников - Уистен Хью Оден. Никто не станет спорить с тем, что Оден - мастер английского стихосложения и прекрасно подготовленный поэтический критик. Поэтому столь важны его комментарии о слабости стихов Толкиена - а во "Властелине колец" поэзии очень много. Однако похоже, что из-за недостатка интереса к остальным жанрам Оден не замечает того факта, что проза Толкиена столь же слаба. Его проза и поэзия находятся на одинаковом уровне, характерном для профессора-любителя. Думается, Одена ввело в заблуждение его собственное увлечение легендарной темой Поиска (Quest). Он написал книгу по литературе Поиска; он сам экспериментировал с этой темой в замечательном цикле сонетов; и стоит надеяться, что он как-то воплотит её и в более крупной форме. При этом - как иногда случается с произведениями, отражающими наши собственные интересы - он, вне всякого сомнения, столь переоценивает "Властелин колец" из-за того, что вчитывает в него нечто такое, о чём сам собирается написать. Это действительно история Поиска, однако, с точки зрения критика, исключительно пустая. Герой не испытывает серьёзных искушений, его не соблазняет коварное волшебство, сбивающих с толку проблем он почти не встречает. Перед нами, вполне в правилах традиционной британской мелодрамы, ни больше ни меньше - простое противостояние Сил Зла и Сил Добра, далёкий и чуждый злодей против маленького отважного доморощенного героя. Встречаются прожилки воображенния: древние древесные духи - энты, с их глубокими глазами, ветвистыми бородами, раскатистым голосом; эльфы, чьи благородство и красота неуловимы и не вполне присущи людям. Но даже с ними обошлись довольно-таки топорно. Особого развития в эпизодах нет - читатель видит одно и то же вновь и вновь. Профессору Толкиену недостаёт повествовательных способностей, чувство литературной формы у него отсутствует. Персонажи говорят книжным языком, который мог бы выйти из-под пера Говарда Пайла, и как личности они впечатления не производят. К концу этого длинного романа я так и не получил представления о волшебнике Гэндальфе, одном из главных персонажей - так и не смог нарисовать его в своём воображении. По большей части герои, которых смог придумать профессор Толкиен - воплощённые стереотипы: Фродо - добрый английский малый, Сэмвайз - его по-собачьи верный слуга, просторечный, почтительный и никогда не оставляющий своего хозяина. Эти персонажи, персонажами не являющиеся, втянуты в бесконечные приключения, демонстрирующих просто жалкую, на мой взгляд, скудность изобретательности. Хоббитам, эльфам, энтам и прочему Доброму Народу приходится объединяться, чтобы спасти свою страну, на которую надвигаются Силы Зла. В распоряжение главного героя, Хоббита по имени Фродо, попало кольцо, нужное Саурону, Царю Врагов (не бегут ли у вас мурашки по коже от подобного мудрёного коварства?) . Вопреки утверждениям автора, борьба за кольцо, похоже, всё-таки имеет некое особенное значение. Несущий это кольцо получает от него особые силы, но при этом чувствует его всё увеличивающуюся тяжесть; оно оказывает пагубное воздействие, которое необходимо превозмогать. Задача Фродо - избавиться от кольца прежде, чем он поддастся его влиянию.

     Эта ситуация действительно интересна и, казалось бы, потенциально выигрышна. Читатель предвкушает необычную дилему, оригинальное спасение на волосок от гибели, когда Фродо, будучи в царстве Врага, почти уже склонится к его точке зрения, страна мрака и ужасов, где он находится, покажется ему благовидным, приятным местом и он едва избегнет опасности, чуть сам не превратившись в чудовище. Но пугала, слабые и довольно блёклые, лишены притягательности и настоящей силы в них не чувствуешь. Добрый Народ на них просто шикает. Там есть Чёрные Всадники, которых все боятся, хотя они вcего-навсего призраки. Есть устрашающие парящие птицы - подумайте только, ужасные хищные птицы! Есть отвратительные огроподобные Орки, которые, впрочем, редко доходят до открытых действий. Есть огромная паучиха - ужасная ползучая тварь! - которая живёт в тёмной пещере и охотится на людей. Во всех этих ужасах от реальности нет и следа. Чтобы сверхъестественное было действенным, оно должно обладать определённой цельностью, реалистичным представлением, узнаваемыми чертами - как Гулливер, как Гоголь, как По, а не как призрачные ужасы Альгернона Блэквуда, столь разочаровывающие по сравнению с описанными с путеводительской основательностью пейзажей, в которых автор этих страшилищ вызывает. Ужасы Толкиена напоминают блэквудовские отсутствием контакта с жертвами, которые отделываются от них, словно в обычном сне, просто отталкивая или отгоняя их прочь. Развитие линии Саурона, олицетворяющего все грозящие Ширу ужасы властителя Мордора (одно название вызывает дрожь, не правда ли?), продолжается на протяжении всех трёх томов. Впервые он довольно многообещающе появляется в виде страшного обьятого пламенем жёлтого глаза в водяном зеркале. Но дальше мы так и не продвинемся. Вторжение в страну Саурона заставляет думать, что мы с ним встретимся, но он остаётся всего лишь горящим глазом, исследующим происходящее из окна далёкой тёмной башни. Могло бы и сработать, конечно, но этого не происходит: мы совершенно не чувствуем силы Саурона. И кульминация, до которой мы добирались ровно 999 обширных страниц убористого текста, оказывается чрезвычайно плоской. От кольца наконец избавляются, бросив его в огненный кратер, и царство Саурона "рушится" в банальном скоропостижном землетрясении, сжигающем всё, освобождая таким образом автора от необходимости рассказывать, что такого ужасного там было на самом деле. Фродо прошёл свой Поиск до конца, но читатель остался незатронутым ранами и тяготами его путешествия. Бессилие воображения, мне кажется, подорвало всю историю. Войны совершенно нединамичны, испытания не вынуждают напрягаться, красавицы ни на миг не заставляют сердце биться чаще, страшилища не обидят и мухи.

     Как же случилось, что столь многоречивые тома полной, на мой взгляд, галиматьи удостоились похвал, подобным вышеупомянутым? Ответ, я считаю, заключается в том, что некоторые люди - осбоенно, может быть, в Великобритании - до старости сохраняют пристрастие к макулатуре для юнцов. Взрослая макулатура им не нравится, тогда как встречая тексты для младшего школьного возраста, они возвращаются к интеллектуальному уровню обожателей "Элзи Динсмор" и "Маленького лорда Фаунтлероя", сделавших в Англии из Билли Бантера фигуру чуть ли не общенационального масштаба. Это видно по интонации, с которой они обсуждают Толкиена на газетных страницах: они исходят пузырями, визжат, воркуют, пускаясь в сравнения с Мэлори и Спенсером, к очарованию и внятности которых Толкиен даже не приблизился.

     Моё же мнение - если уж читать про вымышленные королевства, то я бы предпочёл "Poictesme" Джеймса Бренча Кэбэлла. Он, по крайней мере, пишет для взрослых читателей и не показывает драму жизни как противостояние Доброго Народа и гоблинов. Его трёхстраничный эпизод может быть содержательнее толкиеновской главы, растянутой на двадцать страниц, и он может вызвать в читателе больше тревоги одним упоминанием чего-то даже не описанного им, нежели Толкиен всей своей демонологией.

Wilson, Ed. Oo, Those Awful Orcs. - "Nation", April 14, 1956.

Перевод Лэймара.