Реклама в Интернет
Начнем с фабулы известного чеховского рассказа "Заказ".
Выполняя обещание редактору одного еженедельного издания, некто Павел Сергеевич пишет у себя в кабинете святочный рассказ - "пострашнее и поэффектнее". В это же самое время в доме Павла Сергеевича собрались две дамы, студент и жена занятого сочинительством, не самого радушного хозяина. Петь "Ночи безумные" дуэтом со студентом Никоновым, обсуждать с женой бас того же Никонова, "перепускать за галстук" и сочинять Павел Сергеевич вынужден, под воздействием обстоятельств, почти одновременно. В итоге, так и не выполнив обещания, незадачливый автор едет с дамами за город. Вот как заканчивается рассказ Чехова: "Павел Сергеевич начал было протестовать, но потом махнул рукой, изорвал рукопись, выругал для чего-то редактора и, посвистывая, поскакал в переднюю одевать дам". До комичного непритязательный персонаж, но я здесь не только об этом. Напиши Чехов свой рассказ не в 1886 году, а в нынешнее время, я наверняка сказал бы, кто из современных российских прозаиков изображен под видом Павла Сергеевича. Но не будем забегать вперед, начнем по порядку.
Вспомним начальную фразу одного из произведений еще не названного читателю Павла Сергеевича N2 (до выяснения подлинного имени автора воспользуемся этим, порядковым): "Возьмем подзорную трубу"(1) - о ком, как не об авторе этих чудаковато-наивных слов, Чехов мог написать следующее: "Павел Сергеевич сел за свой письменный стол и в раздумье поднял глаза к потолку". Ну а дальше? Что дальше? Спешу заинтриговать нетерпеливого читателя и перехожу к вещам более существенным. Поговорим о, если так можно выразиться, литературной преемственности Павла Сергеевича N2 (новоиспеченного) по отношению к Павлу Сергеевичу N1 ("настоящему", чеховскому). О чем писал персонаж Чехова в своем "пострашнее и поэффектнее" святочном рассказе? О двух друзьях: Ушакове и Винкеле, чью дружбу садистско-кровавым образом прервала их же обоюдная ревность к модистке Касаткиной. Если конкретнее, то у Чехова Павел Сергеевич сравнивал два типа личности, два характера: "Ушаков и Винкель были молоды, почти одних лет, и оба служили в одной и той же канцелярии. Ушаков был женоподобен, нежен, нервен и робок, Винкель же, в противоположность своему другу, пользовался репутацией человека грубого, животного, разнузданного и неутомимого в удовлетворении своих страстей". Можно продолжить: "Робкий и застенчивый Ушаков, скрепя сердце, терпел соперника, животный же и развратный Винкель, как и следовало ожидать, дал полную волю своему чувству". Но разве не по той же схеме пишет эссе так называемый Павел Сергеевич N2 (непревзойденный мастер "скрещивания" в литературе)? Сравните: "Толкиен, будучи патриотом, воевал в первую мировую, рано влюбился, рано (по английским меркам) женился, причем, первый и последний раз. Блестящая академическая карьера в Оксфорде. Три сына и дочь"(2) и далее: "Трудно представить себе более пошлый фарс, чем "Борхес, окруженный многодетным семейством". Или еще хуже - Борхес в окопах какой-нибудь аргентино-парагвайской войны". Здесь тоже следует продолжить о "главной биографической разнице" между знаменитым английским и латиноамериканским писателями: "Толкиен был профессор, изредка сочинявший книги, а Борхес был поэт, изредка преподававший словесность". Тяга к подобного рода сопоставлению биографий и текстов двух разных авторов у новоявленного Павла Сергеевича "в крови": как бы в дополнение к цитированному здесь "Толкиену и Борхесу" современный русский прозаик написал: "Донасьен-Альфонс-Франсуа де Сад и Николай Гаврилович Чернышевский", "Василий Васильевич / Людвиг (имеется в виду Розанов и Витгенштейн). Да и вообще, кого (чего) и с кем (чем) не сравнивает в своих произведениях этот писатель-аноним: Чаадаева с британским сыщиком-любителем Шерлоком Холмсом, петербургского поэта Николая Кононова - с натуралистом Степлтоном, воспитателем и пестователем собаки Баскервилей, опять же петербургского прозаика Александра Покровского - с Карабасом Барабасом, а рассказы бывшего кавторанга(3) - с "эксцентрическим театром" известного, по произведению Алексея Толстого, рыжебородого кукловода и т. д. Кажется, только правая и левая руки не дали литературному "преемнику" и одновременно "прототипу" чеховского Павла Сергеевича повода для сравнений. Впрочем, в уже известном читателю эссе "Англичанин", о Чаадаеве, есть такие строки: "Английские католики" так же непохожи на просто англичан, как левая рука непохожа на правую: линии толще, кожа мягче, меньше силы, но больше нервической дрожи в пальцах".
А теперь разыграем следующую ситуацию: в кабинете за письменным столом сидит и потирает в раздумье лоб не вымышленный Чеховым Павел Сергеевич, а реальный, здравствующий ныне (и дай ему Бог еще здравствовать) русский писатель - так называемый N2 (почти агент 007). Автор нашел было подходящую тему, но его настойчиво уговаривают ехать за город:
" - Павел, да брось там писать, ей-богу!"
Реакция подразумевающегося здесь Павла Сергеевича известна по рассказу Чехова:
" - Сейчас, сейчас (...) Дошел до самого интересного места... Погодите, голубчики, не мешайте..."
Здесь N2, заменивший собой N1, начинает торопиться и путать в спешке слова: "Таким эдиповым (извините! эзоповым) образом..."(4), от него безвозвратно ускользает мысль: "Отечественного героя моих сумбурных заметок..."(5), он все больше сомневается в написанном: "...этот внезапный и сомнительный поворот моих рассуждений..."(6).
" - Да будет вам! (...) Бросьте! Нате, выпейте еще!"
После этих слов Павел Сергеевич уже на скорую руку составляет нечто вроде конспекта своего будущего произведения: "... родился в таком-то году, такие-то публикации там-то и там-то, тогда-то вышла такая-то книга. Автор принадлежит к такому-то поколению, направлению, течению..."(7) Окончательно недовольный голос из гостиной предвещает развязку воображаемой ситуации:
" - Да ты кончишь когда-нибудь или нет? (...) Как это бессовестно заставлять пятерых ожидать одного! Брось!".
Однако пойдем дальше. Какие дополнительные черты сходства можно найти между двумя интересующими нас писателями?
Вернемся к заключительной сцене чеховского рассказа: пресловутый Павел Сергеевич рвет только что написанную им рукопись, "для чего-то" ругает редактора и, посвистывая, скачет в переднюю одевать дам. Другими словами, жизнь в рассказе Чехова еще раз надругалась (не без помощи знакомого нам персонажа) над литературой, взяла над ней верх. Но ведь именно этот мотив второстепенности литературы по отношению к жизни, ее (литературы) "бесполезность", "частность" нередко использует в произведениях и всамделишный, т. е. здесь, в России, и сейчас, в 1998 году, живущий Павел Сергеевич. Процитирую несколько принадлежащих данному автору строк: "Как и всякая истеричная дама столь почтенного возраста, она (имеется в виду литература) преувеличивает свое влияние на жизнь"(8) или: "Вертящееся велосипедное колесо: неясным пятном маячит ось, спицы слились и исчезли, неподвижен обод в своем стремительно бесполезном беге (собственно, вот образ искусства вообще)"(9). Наконец, и вовсе обезнадеживающая литературу "вариация" на ту же тему: "... есть ли вообще смысл штудировать тексты самих поэтов X и Y, прозаиков А, В, С, драматургов P, Q, R? Есть? Нет? Нет. Достаточно знать их фамилии"(10). Ну, кто теперь скажет, что между нашими Павлами Сергеевичами нет ничего общего! И мне не остается ничего другого, как вывести на сцену главного героя этого незамысловатого сочинения. Итак (внемли, читатель!): современный русский писатель, который на протяжении всех предыдущих страниц носил вымышленное имя Павел Сергеевич N2, это - нижегородский прозаик Кирилл Кобрин! Продолжительные аплодисменты в адрес автора. Через некоторое время - занавес.
--------------------------------
1. См. эссе "Англичанин" в кн. "Профили и ситуации", СПб., 1997г.
2. См. эссе "Толкиен и Борхес", там же.
3. Капитан второго ранга.
4. См. эссе "Кавторанг Б. Барабас" в кн. "Профили и ситуации", СПб., 1997г.
5. См. эссе "Донасьен-Альфонс-Франсуа де Сад и Николай Гаврилович Чернышевский", там же.
6. Там же.
7. См. эссе "Попытка рецензии", там же.
8. См. эссе "Дребезги", "Urbi", N1, 1991г.
9. См. эссе "Профиль путешественника" в кн. "Профили и ситуации", СПб., 1997г.
10. См. эссе "Человек, которому не повезло", там же
| 5-9 июля 1999 |