Реклама в Интернет

Вадим Фадин

Искушение воздушного змея

В садах аэропортов нет чудес. О садах, например, Семипалатинска просто смешно говорить - всякому ясно, что это не сады Семирамиды, - а сад у ташкентского аэропорта запомнится разве только тому, кто продрогнет до костей, проведя в нем чудесную летнюю ночь

Именно в этот раз и нельзя было переночевать в саду, с его журчанием то ли арыков, то ли фонтанов: на каждой скамейке уже кто-то лежал, непременно почему-то на спине; все храпели. Собственно, это и натолкнуло путешественника на мысль; если нельзя, то - хочется, такова натура человека: он умрет, а преступит запрет. Свободная скамейка в конце концов нашлась, только не в саду, а по другую сторону вокзала, с видом на летное поле; с видом и со звуком.

Усталость оказалась сильнее рева самолетов, но еще сильнее оказался холод: где-то между волком и собакой он вынудил перебраться в душный зал ожидания.

Теперь нипочем не объяснить, почему - таким бродяжьим способом... Но просто самолет прилетел в полночь, и, хотя возле аэропорта, при безостановочном движении огней и теней, смешивались и шум техники с непонятной речью, и запах сгоревшего керосина с шашлычным дымом, все же ясно было, что сам город хлебный, Ташкент, в этот час будет негостеприимен, проявив не больше радушия, чем аэродромная гостиница, построенная, как и прочие подобные заведения в советской земле, для того лишь, чтобы отваживать бесприютных; после тщетных попыток проникнуть внутрь пришлось вернуться к вокзалу, уже не торопясь, а растягивая время, чтобы осознать себя в новом пространстве, тем более, что не по-русски темная ночь напустила таинственности: вокруг что-то журчало, что-то гудело или рычало, что-то блистало, а в черных кронах прятались змеи. Густоту растительности невозможно было определить во мраке - быть может, и не существовало тут ни густоты, ни растительности, - однако лежащие на скамейках одинокие тела все же были видны. Это показалось заманчивым - провести ночь на свежем воздухе вместо того, чтобы маяться в прокаленном за день здании, - соблазнительным для того, кто еще ни разу не спал на уличной скамейке. Новичку в этом деле после первой ночи пришлось согласиться, что американским бездомным, которых так любила показывать наша хроника, приходится туго: просидеть до утра на досках было бы легко, но лежать - увольте.

Но это все не о садах.

В самый разгар сна, в шестом часу, в зале началась уборка, и пришлось вылезти из обжитого кресла и побрести к буфету - вспомнив, правда, на полпути о намерении позавтракать непременно на восточном базаре - и из-за того осекшись. Городские автобусы уже шевелились вдали, и, чтобы не упустить отходящий, уже размявший члены, он побежал, не глядя вокруг - не потому, что сад вдруг стал неинтересен, а потому, что в жестком солнечном свете померещилось вокруг нечто чахлое и пыльное; возможно, тут и были настоящие райские кущи, но смотреть на них не хотелось - из чувства самосохранения. Потом запомнились только подстриженные под гребенку плотные кусты вдоль аллеи, потому что из одного в другой прямо перед ногами перешла дорогу крыса. Теперь тем более не хотелось вглядываться в пейзаж, чтобы не обнаружить еще и рептилий. От последних, впрочем, не стоило бы открещиваться столь решительно, еще не зная обстановки - ведь некоторые из них в нашем представлении неотделимы от образа некоего соблазнительного древа. С поры расцвета того утекло слишком много воды - прошли тысячелетия, - и его потомки вполне могли успеть преобразиться, переродиться, сродниться с другими видами, и кто знает, не росли ли возле вокзала во множестве деревца добра вперемежку с деревцами зла? Во множестве тут следовало водиться и змеям - воздушным, коль скоро дело происходило возле аэродрома. При сильном желании можно было заметить, как один змей воспарил над каким-то кряжистым баобабом (аксакалом, саксаулом - я не разбираюсь) - и искушал, и искушал.

Не стоило считать, каких деревьев выросло больше. То, что добро вырождается на земле, - очевидно; странно, что вырождается и зло. Воздушный змей выглядел прекрасно, как все они, но ему решительно нечем было соблазнить нашего пассажира - не полетами же в поднебесье, тем паче, что тот, насмотревшись по телевизору на летные происшествия, а в одном и сам приняв посильное участие, стал бояться не то что летательных аппаратов - падающих звезд. Потому он и торопился в город - пересесть на поезд.

Искушение воздушного змея, при людской толстокожести, ни к чему не приводит. Вообще, небо открыто, наверно, не для людей, а скорее для животных - змеев, змей, птиц, рыб; эта метафора явно нарочита, но в ней нет шутки: только что, нынешним утром, я видел улетающих живых рыбок.

Нет, не рыбок в своей голове, они плавают сами по себе, не вторгаясь в повествование; этих же, втиснутых вместе с водорослями в банку из-под варенья, достала зачем-то из рюкзака на свет девушка, стоявшая в очереди на таможенный досмотр. С нею была целая компания, человек пять, студентов, переселявшихся в другую страну; между разговорами о гражданстве и о видах на жительство проскользнуло слово и о рыбках - иначе я не разглядел бы их в банке, столь они были ничтожны. Я не разглядел их и теперь, зато живо сообразил, что в воде, да еще под водорослями, можно контрабандой провозить алмазы.

В студенческом багаже проглядывались еще и клетки, полускрытые в холщовом мешке, - не знаю, обитаемые ли. Возможно, девушка везла в землю обетованную каких-нибудь хомяков или морских свинок - за нехваткою там своих грызунов.

Позже в конце очереди появился свежеподстриженный ризен-шнауцер. Бедный, он не знал, что ему предстоит сидение в темном грохочущем трюме, в холоде, среди чужих чудовищных запахов. Разговорившийся с ним прохожий рассказывал, утешая, сколько дешевого мяса ждет его на том конце пути, - прохожий, попутчик, вероятно, да все ж не змей.

Провожающие вглядывались в помещение таможни с улицы, готовые в случае осложнений прийти на помощь. День стоял яркий, стекло отсвечивало, и можно было только догадываться, проплыли ли рыбки в баночке с бриллиантами, не разбежались ли грызуны, чтобы перепортить провода в самолетах, и заодно оказалась ли в порядке виза у шнауцера. Как раз пса никто не провожал, он улетал со всей семьей. И хозяин, без грима, не повернул головы, чтобы из витрины в последний раз увидеть здешний пейзаж (не сады, а склады), зато хозяйка, празднично оживленная, с интересом скользила взглядом по чужим силуэтам, демонстрируя им взамен траурные глаза мима. Со своего места она не могла видеть реявшего над зданием змея, но этого и не требовалось: она уже вкусила...



Об авторе



{Главная страница} {Наши авторы} {Детский сад} {Птичка на проводах}
{Камера пыток} {Лингвистическое ревю} {Ссылки}
{Творческий семинар} {Пух и перья}