.

С. Яр Избиение Младенцев. Однажды случилось, что Иван повстречал П.Я.Чаадаева в челноке - у подножия креста христова. - Петр Яковлевич, - поинтересовался Иван, - вы строили свой челнок, чтобы плыть или чтобы ДОплыть? - Плыть можно до скончания времен! - гордо ответил раздражен- ный философ, не замечая подвоха. - Но это же не дольше, чем до ИДЕАЛА ! - (так) сказал Иван П.Я.Чаадаеву в сердце своем. Часто Чаадаев говорил о бесконечных возможностях совершенство- вания человеческого духа, - на что Иван говорил ему часто: - Напротив, Петр Яковлевич, - существует масса способов достигнуть максимальной высоты духа в кратчайшие сроки - и - без всякой предварительной тренировки. Скажем, попасть на большой дороге, ночью, в руки разбойников, мужчин решительных. Иван сказал П.Я.Чаадаеву: - Чтобы быть счастливым, надо все время думать ОДНУ мысль. И желательно - о РАЗНОМ . - Идеалы - это все ИДЕАЛЫ, ОТОРВАННЫЕ ОТ ЖИЗНИ ! Клянусь, идеалы - это все ИДОЛЫ! Поэтому, идеалы - это "все!" - все это Иван сказал Чаадаеву. Удрученный такой ивановой непримиримостью, Чаадаев мрачнел и насупливался в сердце своем... Не имея ИНОГО способа духовно укрепить незадачливого философа, Иван шел даже и на недопустимые компромиссы: - И все-таки ЕСТЬ в жизни Совершенство! - - совершенно серьезно восклицал он. - Она им ЗАВЕРШАЕТСЯ! ( 1 Кор. , 13, 10 ) - так шел на компромиссы Иван. При прощаниях с Петром Яковлевичем Чаадаевым, Иван говорил ему часто: - Чаадаев! (Телескопец!) Пишите письма! Пишите письма ДАМАМ! Пишите дамам ФИЛОСОФИЧЕСКИЕ письма! - так говорил Чаадаеву Иван. - До Максимов Горьких и Владимиров Маяковских мы уже добрались! - кипятился ледяной аристократ Иван Алексеевич Бунин, - Но дайте только время - дойдет дело и до Блоков! - горячился он. - Я совершенно с Вами согласен, Иван Алексеевич! На все сто! - отвечал Иван, - И я даже более того скажу: дело дойдет - дайте только время и место! - не только до Блоков, но и до Буниных, до Толстых, до Пушкиных, и до Иисусов и даже - до Авелей! - сказал он. - Ах, Иван!, - воскликнул в отчаянии Федор Михайлович Достоевский, - если даже будет МАТЕМАТИЧЕСКИ доказано, что - истина вне Христа, я бы скорее остался со Христом, - нежели с истиной! - так в отчаянии воскликнул Достоевский. - Мне бы тоже бы хотелось бы остаться со Христом. - мечтательно сказал Иван - Ф.М.Достоевскому - в сердце своем. Тогда : - Что есть истина? - затаив обиду у себя в подполье, опять воскликнул Достоевский. - Истина? Это, естественно, ОТБОР. - спокойно возразил Иван и стал неотвратимо отбирать у Федора Михайловича одну ступеньку пьедестала почета за другой. Когда, наконец, ступенек более не стало, Федор Михайлович был ВЫНУЖДЕН сказать себе в сердце своем: - Я видел, видел Истину! И светлый образ ее запечатлелся в сердце моем навеки! - Небо и Земля - это и есть Россия ... - задумчиво сказал себе Иван. Было так: Пушкин с воодушевлением воскликнул Чаадаеву: - Твой жар воспламенял к высокому любовь!.. Тут (как всегда) вмешался Иван и сказал им обоим - в сердце своем: - Лучше бы тот ЖАР - обдавал холодным душем некоторые горячие головы! (МЕЖДУ ДНЕМ И НОЧЬЮ.) Иван всегда глубоко верил в большое поэтическое будущее Алек- сандра Сергеевича Пушкина. Поэтому, если он видел поэта барах- тающимся в бурных волнах великого дао, он со спокойного берега восклицал утопающему в сердце своем: - Я вижу в волнах силача! Плыви! Плыви, силач! ( - так говорил Иван.) - ...Куда ж нам плыть? . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . - долго думал после этого Пушкин. Когда его оставили на воле, - как вихорь рыл поля и ломал леса Александр Сергеевич Пушкин. - Не дай мне, Бог, сойти с ума! - говорил тогда Иван, укрываясь от СТИХИИ. Однажды Достоевский сказал Ивану в дружеской беседе о поэзии: - Знаешь ли, Иван, Пушкин оставил нам какую-то великую тайну, и вот теперь мы эту тайну все время разгадываем. - так сказал и (так) затосковал Федор Михайлович. - Я выскажу свою ГИПОТЕЗУ, - скромно но твердо сказал Иван (характер нордический), - Слишком рано умер этот арап. Клянусь! - он отрекся бы от себя - прошлого. Известное дело, - молодой человек любит и чув- ствует не так, как человек зрелый. И я даже более того скажу: Главное, что он НЕ ТАК МЫСЛИТ ! - так - гипотетически - разгадал великую тайну Иван. А.С.Пушкин часто и крепко обижался на Ивана и упрекал его: - Печной горшок тебе дороже! - ты пищу в нем себе варишь! Однако Иван не впадал в шок, а говорил дружески: - Я пищу в нем тебе варю ! - варил и говорил Иван. Пушкин тут же успокаивался и спрашивал тогда его: - И, что же ты мне варишь на этот раз, Иван? - Я варю тебе ВТОРИЧНЫЙ бульон! - гордо отвечал тот. - Тьмы низких истин мне дороже нас возвышающий обман, - рыдал однажды Пушкин на плече у друга-Вани. На что Иван, мыслящий одними лишь экономическими категориями, воскликнул Пушкину: - Тьмы высших истин МНЕ дороже - нас возвышающий ОБМЕН! Рыдания поэта сделались тогда еще неудержимее... - Утешьтесь, Александр Сергеевич! - переходя на "вы" , сказал Иван поэту. Как-то раз Иван взял красный фломастер и так исправил авторскую ремарку: "Священник уходит. Председатель остается, погру- женный в ГЛУБОКУЮ ЗАДУМЧИВОСТЬ. Пир - продолжается!" На что Пушкин очень обиделся и вызвал Ваню на дуэль. Иван же показал поэту дулю. Нередко случалось, что Пушкин читал Ивану вслух свой стих "Жил на свете рыцарь бедный..." - Бедный, бедный рыцарь! - неизменно восклицал тогда Иван. - Кстати, - сказал Иван Пушкину, - вы были халатно невнима- тельны к своей Туче , А. С. , - именно ОНА застилает теперь наш небосклон... Пушкин согласился. - "...Мой конь и ДОНЫНЕ носил бы меня. И хочет увидеть он КОСТИ коня..." Плохая, плохая физика! Но зато какая смелая, смелая поэзия! - издевался Иван над Пушкиным. Пушкин ел эти пилюли. Вспоминая произведения Александра Сергеевича Пушкина, Иван говорил себе в сердце своем: - Только слепой может не видеть, что - Абсолютно Черное Тело - это и есть (румяное) Солнце русской поэзии! - таков арап Николая Первого. - так говорил Иван. - Александр Сергеевич, - спросил Пушкина Иван, - что же это вы САМОУСТРАНИЛИСЬ от ОКОНЧАТЕЛЬНОГО выбора? Пушкин прикусил губу и отвернулся, - так что лица его не стало видно. Бывало, Иван и Пушкин странствовали среди долины дикой, и как-то раз случайно Пушкин обнаружил невдалеке Спасенья Верный Путь и Тесные Врата. Поэт был Очень Рад. Однако внимательно изучив Верность Пути и Тесноту Врат (откуда, кстати, прорывался нестерпимой белизны СВЕТ (при этом Иван отошел немного в ТЕНЬ)), - Все Верно, - подытожил свои сомнения Иван, - бакенбарды не пройдут! Тем не менее, многие соблазнились радужными перспективами (на- деждами). - А.С., смотрите, - они теперь вошли в эдем! Смотрите, смотрите! Они ПОТОНУЛИ в наслажденье, не омрачаемом НИЧЕМ ! - говорил Иван Пушкину, созерцая Великое Погружение. - Там - радужные НАДЕЖДЫ, но там - нестерпимой, неприемлемой белизны СВЕТ ! - сказал Пушкину Иван. - НАПРАСНО я бегу к сионским высотам. - уже в зрелые годы с горечью в голосе сказал Ивану Александр Сергеевич Пушкин. - Займитесь делом. - говорил тогда Пушкину Иван просто. - Когда я был духовной жаждою томим, - говорил Иван поэту, - ВОТ ТОГДА в пустыне мрачной я и влачился! Я тогда был ТОМИМ, я тогда ВЛАЧИЛСЯ в мрачной ПУСТЫНЕ! - говорил Иван. Я был тяжким бременем ПОДАВЛЕН! Я был СОГБЕН! - восклицал Иван не в силах остановится. Когда - изредка - Пушкин колебался, увлекая за собой и других, - Верной дорогой идете, товарищи! - без колебаний восклицал Иван в сердце своем, и добавлял: - Здесь малейшее колебание - есть уже ПОЛНЫЙ РАЗРЫВ! И кто не с нами - тот против нас! "Кто не со Мною - тот против Меня!" - еще повторял он. - Я обожаю самостоянье человека! - часто говорил Иван Пушкину. Подъезжая под Бологое, Иван каждый раз говорил Пушкину в серд- це своем: - Чтобы не очаровывать девушку-Россию, А.С., вам достаточно было ограничиться "Путешествием из Москвы в Петербург". ...Достаточно было даже просто ОГРАНИЧИТЬСЯ. - Соблазнил Россию и покинул... - горько говорил Иван Пушкину... - Ты - царь. Живи один. - так говорил Александру Сергеевичу Пушкину Иван. Когда весь охваченный нежным чувством А.С.Пушкин сочинял "Деся- тую заповедь", - Причины ваших огорчений - мне знать нельзя, - сказал Иван, - но - клянусь! - рабыня - это закономерная примета в ряду расчисленном ВЕЩЕЙ! И, по совести, - нередко, ЗАПОВЕДЬ - есть выбор между рабыней и Вселенной. И Я уже выбрал! - так говорил Иван. - Надо прямо сказать, - прямо говорил Иван поэту, - что это не самое умное занятие для мужчины - учить женщину как она должна вести себя по отношению к собственному мужу. Особенно если она - его жена! - "КТО сердцу юной девы скажет - люби одно, не изменись"?! - - твердо спрашивал Иван Пушкина. Когда претензии к Наталье Николаевне Пушкиной со стороны читаю- щей России переполняли чашу терпения Ивана, - тогда он говорил читающей и ПИШУЩЕЙ России в сердце своем: - Поэту ДОЛЖНО погибнуть! Это же обязанность каждой уважающей себя женщины - подыскать восторженному поэту подходящего трезвого дантеса. Особенно, если эта женщина - Наталья... Особенно, если она - Николаевна. Особенно, если она - Наталья Николаевна ПУШКИНА. ...Итак, поэту ДОЛЖНО погибнуть. Это называется, естественно, ОТБОР. Или - истина. - так - естественно, непринужденно и ИСТИННО - говорил Иван. Пастернак и Шаламов долго убеждали Ивана, что высший моральный принцип - это беспринципность сердца. - Ах, оставьте меня, наконец! - умолял Иван, - У вас - метафизически - нет сердца! - Быть знаменитым - некрасиво! - сказал Иван Борису Пастернаку в запальчивости. Как-то раз спорили два рафинированных аристократа - именно: Иоганн Вольфганг Гете и Иван Бунин. Гете настоятельно советовал Бунину: - Живи, - говорит, - во Всем! - Нет, - холодно возражал Бунин, - как же я могу жить во Всем?, когда напротив: Все - во мне! Тут не выдержал везде сущий Иван. Он воскликнул двум Иванам - двум капитанам - в сердце своем: - Это ВСЕ - Равно! Поэтому, НАМ с Эрнстом Неизвестным - ДОСТАТОЧНО объединительных мифов. Однажды два больших романтика: наш Иван и Федор Тютчев впику всем презренным материалистам и эмпирикам, нигилистам и скептикам решили возвести ВОЗДУШНЫЕ ЗАМКИ НА ПЕСКЕ. Тютчев выбирал место и мастерил, а Иван, приговаривая, мол "что нам стоит дом построить?..", подносил различные материалы. Все уже было почти готово, как вдруг послышался приемистый, раздражающий своей очевидностью звук. Иван все-таки отошел в сторону, обежал взором строение и присвистнул: - У нас с вами, Федор Иванович, КРЫША поехала! - "Гордись, таков и ты, поэт! И для тебя условий нет!" - добавил Иван Пушкину... Маяковскому-же он сказал: - "Поэзия (вся!) - езда в НЕЗНАЕМОЕ!" - так говорил Иван. - Минимально, талант художника - есть возвращение к архетипам. Поэтому, искусство, - говорил Иван, - ВПЕРЕД не движется. Иван говорил, что когда искусство движется вперед, оно называ- ется иначе... тогда оно называется публицистикой... - Искусство вперед не движется! Оно (,поэтому,) - наиболее ДРЕВНЕЙШАЯ из профессий! - заметил Иван. Иван сказал себе в сердце своем с воем: - О, мать сыра-земля! Великое Грехопадение - ведь это же и есть та ТРЕЩИНА, что проходит через сердце поэта!... - Поистине, - великий поэт и гениальный поэт - это одно и то же! - в корне отличное друг от друга! - так говорил Иван. Иван сказал: - Великий поэт - есть СРЕДСТВО возвращения к Единому, - напротив, - гениальный поэт - есть СЛЕДСТВИЕ возвращения к Нему. - так, возвратившись от Единого, говорил Иван. Иван сказал более обобщенно в сердце своем: - Гений - это невозвращенец от Единого. Ибо он, глупый, еще и не отрывался от Него. - В России часто вообще так: гений и невозвращенец - - это одно и то же! - так - менее обобщенно - говорил Иван. Когда Тарковский сказал, что - Простого ощущения Бога где-то над полотном ДОСТАТОЧНО, чтобы признать произведение гениальным, - - Поэтому, вновь: Бог и Единое - это одно и то же. - сказал Иван. - Я даже более того скажу: ПРОСТОГО ощущения бесконечного в конечном - достаточно, чтобы признать гениальным КОНЕЧНОЕ ! - так говорил, конечно, Иван. - И более того! - такого ощущения достаточно, чтобы признать гениальным ОЩУЩЕНИЕ ! - честно признал Иван. - ПОЭТОМУ, гениальное и безумное - это одно и то же: это - ОЩУЩЕНИЕ, - сказал Иван строго. Иван говорил себе в сердце своем: - Поистине, "Жертвоприношение" Тарковского - есть его ПОСЛЕДНЕЕ жертвоприношение. - Там, наконец, отчетливо звучит мотив мужества. Когда Ал.Блок прочитал Ивану свою речь "О назначении поэта", тот сказал ему в сердце своем: - Это непростительно для вашего назначения, Александр Алек- сандрович, - Сальери говорит у вас устами Моцарта!.. Блок очень расстроился и долго горевал. - Когда бы ВСЕ так чувствовали силу гармонии! - воскликнул Иван. Иван сказал: - Когда искусство или утопия напирает на архетипы, - ВСЕ типы чувствуют силу гармонии! И это - Очень Опасно! Ибо - в гармонии - не мог бы МИР существовать! Ибо ранее Иван сказал себе в сердце своем: - Мир - это ДИСГАРМОНИЯ гармоний и дисгармоний! Иван сказал еще в гармоническом сердце своем: - В гармонии - МИР не мог бы существовать! - Даже если бы был он - гармонией гармоний и дисгармоний. - Мир, - сказал Иван, - это так же гармонично, как и когда ПЕРЕКЛЮЧАЕТСЯ КОРОБКА ПЕРЕДАЧ. - Текст - это воля, приложенная к контексту, - так говорил Иван. Когда Борис Гребенщиков сказал, что искусство не может не быть религиозным, Иван согласился с ним в сердце своем и заметил: - Поэтому, сущности искусства и демократии - несовместимы! - хотя искусство и встроено в демократию... Будучи ВСТРОЕННЫМ, искусство в демократии поставлено НА МЕСТО! - сказал Иван. - Искусство не может не быть одиозным! - так говорил он. И так - одиозно - говорил он: - Поистине, каждый коммунизм в демократии поставлен на место! Пушкин сказал Ивану в сердце своем с большою помпой: - Вот, гений и злодейство - две вещи несовмест... - Ты думаешь?.. - спросил его Иван, - ТЫ ДУМАЕШЬ!?..... Посторонись же, гений!: Зло-Действие идет! - парировал Иван, не отрицая, однако, сути действия. - Гений - это пережиток ПРОШЛОГО! - твердо сказал Иван. - Поэтому, - сказал он Пушкину, - будь всегда на стороне НАСТОЯЩЕГО! ( - в самых тесных его пределах! ) - так говорил настоящий Иван. Иван сказал в сердце своем твердо: - Гений, будь человеком ! - СТАНЬ ЧЕЛОВЕКОМ ! Иван говорил еще Фридриху Ницше: - При известной терпимости к твоей манере выражаться, можно было бы сказать, что гений - это "свободный дух". А свобода и культура - это НЕ одно и то же... Особенно не одно и то же - культура и свободный ДУХ ! Ему же: - Поэтому, гений это - на девять десятых - целиком антикультурное понятие. Он - на девять десятых - как айсберг в океане: под ЧЕРНОЮ водой! - говорил Иван. - Не спи, не спи! - замерзнешь! - часто говорил Иван Борису Пастернаку в запальчивости. У многих была масса претензий к Ивану. Скажем, М.Ю.Лермонтов часто уверял его: - Есть чувство правды в сердце человека, святое ВЕЧНОСТИ зерно! - Я смею надеяться, - строго сказал Иван, - что есть пока еще и чувство ПРАВДЫ в сердце человека... - так надеялся Иван. - И сказать ли?, М.Ю., ведь вы и сами знаете, - говорил Иван, - что "Какое нам, в конце концов, дело до грубого крика всех этих горланящих шарлатанов, торговцев пафосом, мастеров напыщенности и всех плясунов, танцующих на фразе?" - М.Ю., я прошу вас, - говорил Лермонтову Иван, - оставьте свою тоску! Клянусь, чинара ДОЛЖНА расти из ПЕРЕГНОЯ! Не верите? - ПОСМОТРИТЕ сами! ( - Лучше один раз метафизически увидеть!, - чем сто раз увидеть. - тысячу раз говорил он.) Иван сказал себе в сердце своем: - Поистине, - из русских - Лермонтов был самым всемирным скитальцем! - Клянусь, существует лишь один истинный пророк в русской поэзии. Это - Лермонтов. - сказал Иван твердо... и тихо добавил: По небу полуночи АНГЕЛ летел... - Лермонтов - истинный пророк! Ибо он не сказал ничего РАЗНООБРАЗНОГО! - так сказал Иван и подтвердил свои слова тем, что "Смело верь тому, что вечно, Безначально, бесконечно"...- говаривал, бывало, ЛЕРМОНТОВ. - Клянусь, - сказал Иван, - Лермонтов - из более глубокой пропасти - видел более высокие звезды, чем Пушкин! - И при этом, Лермонтов - как бы персонаж Маленьких Тра- гедий Пушкина. - сказал персонаж "Избиения младенцев" ( - поэмы сугубо педагогической). - История России и есть одна из Маленьких Трагедий Пушкина. Ибо Они - об одном и том же! - так - о том же - сказал себе Иван в сердце своем. Иван - о том же - сказал также и А.С.Пушкину : - СВЕРХРАЗУМНОЕ и НЕДОРАЗУМНОЕ - это одно и то же: - это НЕРАЗУМНОЕ! Пусть для некоторых это и большая трагедия, но для жизни - это хорошо! - так - хорошо для себя и для жизни - без особых трагедий говорил Иван. Иван сказал: - Очень хочется еще похвалить Пушкина (муза так-и-так хвалу приемлет равнодушно...) Чтобы сильно не напрягаться и далеко не ходить, даю слово самому поэту (простите мне случайные ошибки - цитирую, как говорится, по памяти): Не все я в небе ненавидел, не все я в мире презирал; я сокрушил бы жизнь, уродливый кумир; не то, чтоб разумом моим я дорожил; да здравствует разум!; размышленье - скуки семя; зевай и ты; мужа Татьяна не любит; нет истины, где нет любви; Татьяна любит пародию; пародия духовными очами читает преданья сердечной, темной старины и письма девы молодой; делибаш уже на пике, а казак - без головы; ужасный век, ужасные сердца; я не ропщу о том, что отказали боги мне мешать царям друг с другом воевать; Наполеон, который не переставая повторял, что следует не только убить русского солдата, но еще и повалить его? - это он русскому народу высокий жребий указал; наша общественная жизнь слаба - вы правильно сделали, что громко сказали об этом; и мало горя мне, свободно ли печать морочит олухов; и дети и жена кричали мне с порогу, чтоб воротился я скорей, но я тем боле спешил перебежать городовое поле; законная жена - род теплой зимней шапки - голова уходит в нее вся, целиком, вместе с ушами; исполнились мои желания - Творец тебя мне ниспослал, моя косая Мадонна, чистейшей прелести чис- тейший образец; и хотя я презираю отечество мое с головы до ног; мне интересен всякий человек - от царя до будочника; смелой гипотезе Блока о том, что по-пушкински: чернь - это светская чернь, существует недвусмысленный ответ поэта: ты червь земли, не сын небес; фрагмент "Чертог сиял" импровизатором был, видимо, сымпровизирован; нет ровно ни одного основания считать, что отношения Пушкина и Достоевского к царице Клеопатре в чем либо сходны - напротив, можно уверенно сказать, что ее высокий лик в грядущем поколенье поэта приведет в восторг и умиленье - и с умилением на нем царица взор остановила; однако Евангелие от этого разве менее изумительно?; Коран - это собрание новой лжи и старых басен; в то же время незначительный человек Радищев, кажется, легче излагает доводы атеизма, нежели опровергает их; если и был когда-нибудь золотой век, то это был век девятнадцатый; в мой жестокий век восславил я Свободу; и милость к падшим от Свободы призывал; хлопец видно промахнулся - прямо в лоб ему, зажиточному, попал; для вашей глупости и злобы имели вы до сей поры бичи, темницы, топоры, довольно с вас!; прости его, и Дук его простил; народ безмолвствует?; молчи, бессмысленный народ, поденщик, раб нужды, забот; здоровью моему полезен русский холод, таков мой организм, извольте мне простить ненужный прозаизм; наше северное лето - все еще карикатура южных зим, поэтому нечего в калашный ряд...; воды глубокие плавно текут - люди премудрые тихо живут; без скандала из толпы не выйдешь; в общем, вращается весь мир вокруг поэта - ужель один недвижим будет он?; неплохо также помнить, что все, что Пушкиным написано, - написано для себя, а не для вас, а все, что напечатано, - напечатано для денег, а не для вас; короче говоря - любите самого себя, достопочтенный мой читатель - и не ошибетесь. Кто посмеет сказать, что это - не хвала, а клевета? Яростно протестую: я лишь продемонстрировал, как то, что позволено Зевесу, не только позволено Ему, но даже и всячески поощряется. Иван сказал: - Идет к развязке дело... Конечно, Маленькие Трагедии они: Маленькие, но Трагедии, Скупой, но рыцарь, Во время чумы, но пир! Однако есть там одна короткая фраза, она ставит подножку всей русской литературе, которая вся и основана на этих столпах: "Довольно. Сыт я." Недаром Золотухин у Швейцера произносит ее чуть ли не в камеру, еще и с выражением: "Довольно! Сыт! Я." Недаром в последних своих записях Смоктуновский всячески пытает- ся скрыть эту фразу (стушевать): "Довольносытя." ("Довольностыдномне пред гордою полячкой унижаться.") Просто эта фраза - такой небольшой, шитый белыми нитками, мета- физический каламбурчик: дескать, взяли, воскресили бедного Моцар- та, заставили прожить его еще лет 10 или 20, чтобы он понял все, и поставили его на одну секунду перед нами вместо этого озорного бога... И тут же опять - все прозрение куда-то сразу испарилось, и: "Мне что-то тяжело. Пойду засну." Иван сказал себе просто в сердце своем: - Не имеющий дома да не будет опасен для имеющего дом! - Всемирный скиталец, - сказал он - опасен для имеющего дом! Ибо, клянусь!, - его дом - везде (,где есть небесный свод)! - сказал Иван, стоя на продувном, под открытым небом, ветру. - Всемирный скиталец, - сказал себе Иван в неустроенном сердце своем, - это и есть Великий Люмпен! - Всемирный скиталец - это такое большо-ое Перекати-Поле. Русский Всемирный скиталец есть ТАКЖЕ Перекати-Поле. Русское Перекати-Поле! - так говорил Иван. Николай Гумилев сказал Ивану убежденно: - Я знаю, что деревьям, а не нам Дано величье совершенной жизни. - Я думаю, в большей мере Оно дано кузнечикам! - убежденно, хотя и скромно, сказал Иван. - Кузнечик дорогой, коль много ты блажен!.. - воскликнул тогда Михайло Ломоносов в восхищении. - А вот я убежден, что блаженство в большей степени присуще мировому пролетариату! - твердо сказал Иван и повернулся за подтверждением к Владимиру-Ильичу Ульянову-Ленину. М.Ломоносов сразу согласился. - Не стать ли мне КАК лилии полевые? Или - на худой ко- нец - КАК птицы небесные? - еще думал после этого Иван. Нет, - наконец решил он твердо, - Я не гораздо ли лучше их ? - Ты вечности - ЗАЛОЖНИК ! - часто говорил Иван Борису Пастернаку в запальчивости. Иван спросил у Аверина: - А правда ли, что "Матренин двор" написал А.И.Солженицын? - Правда. - ответил Аверин. - Не может быть... И не надо ничье существование измерять пользой? - Согласно А.И. - нет, не надо, - в этом ЕГО УРОК. - ответил Аверин. - Ну, а хотя бы ЛЮБОВЬ не будет спасать мира? - со слабой уже надеждой спросил еще Иван у Аверина. - Должен тебя огорчить: сильно намерена ЭТО сделать, но... толь- ко методом последовательных приближений. - ответил Аверин. - Хотя бы и на том спасибо... Но, все-таки, точно спасет? - Ей не останется другого выбора. - ответил Аверин и наклонил голову. - А советовал ли А.И. нравственность поставить выше закона? - Было дело. - вздохнул Аверин. - И при всем том БОДАЛСЯ теленок с дубом?! - воскликнул Иван. - Бодался! - с вызовом ответил Аверин. - Милые бранятся - только тешатся! - твердо сказал Иван. Солженицын многим, слишком многим советовал измерять дальнее и ближнее по ОБЩЕЙ - ближней - шкале. - Но я не могу передать СВОЮ сущность, свою ШКАЛУ, слишком далеко... и никому другому! - сказал Иван Александру Исаевичу, - так он посоветовал Солженицыну жить не по лжи... Однажды Иван и Владимир Набоков ловили бабочек на солнечном золотистом лугу. Случайно в сачок Ивана попался великий рус- ский писатель Лев Николаевич Толстой. Расставив руки и ноги, он упирался в края обруча и никак не хотел вылезать оттуда, хотя Иван с силой и вытряхивал писателя на землю. На второй час борьбы, к вечеру, Иван сказал Владимиру Набокову в сердце своем: - Это будет редкостный экземпляр для вашей коллекции, маэстро! - Люби лишь то, что редкостно... - воскликнул в ответ потомственный русский дворянин, - И МНИМО ! - подхватил, ликуя, Иван. Тут же он ловко поддержал великого русского писателя Льва Николаевича Толстого, выпавшего, наконец, из сачка - усталого, но довольного. (В дальнейшем, когда какой-нибудь великий русский писатель проповедывал, случалось, непротивление злу насилием, - - Не сачкуй! - говорил ему Иван строго.) Увидев, как Река Событий сносит все благие начинания много ВНИЗ по течению, великий русский писатель Лев Николаевич Толстой с криками "Не могу молчать!" бросился в Воду дабы показать всем КАК надо плыть, чтобы начинания оставались более благими. - Я буду руководить заплывом! - сказал ему Иван. Он взял в рот травинку и направлял великого русского писателя: Немного правее! Теперь левее! Так держать! - он направлял его так, чтобы наш борец с волнами плыл недалеко от берега и строго против течения. - Не могу молчать! - восклицал Лев Николаевич. Не могу больше молчать! - продолжал он. Но это длилось недолго, - - Не могу больше... Больше - не могу! - уже на второй час борьбы, к вечеру, простонал Лев Николаевич. Тут Иван ловко подхватил великого русского писателя Льва Николаевича Толстого, усталого и недовольного. - Честно говоря, - признался великому русскому писателю Льву Николаевичу Толстому Иван, - я ТОЖЕ часто не могу молчать... Читаем дальше