Александр Житинский
"ФИГНЯ" (роман-буфф)
Над страной фигня летала
Неизвестного металла.
Очень много в наши дни
Неопознанной фигни.
Часть вторая. Русский чай.
Глава 5
Коммюнике
Пенкина не участвовала в общей пьянке, потому
что Биков засадил ее за коммюнике. Он обещал
Пересу коммюнике к вечеру.
Ольга никогда не писала коммюнике. Ей было
интересно.
Они устроились в том же зале, где проходила пресс-конференция.
Биков вел себя суетливо, зачем-то закрыл дверь на
ключ, часто вытирал пот.
-- Зачем дверь закрыл? -- прямо спросила Ольга.
-- Секретность, Пенкина, секретность... --
озабоченно проговорил Биков и принялся опускать
жалюзи.
За окном уже выносили из банкетного зала первых
перепившихся министров и Алексея Заблудского. Их
несли в правительственную деревню,
располагавшуюся неподалеку, в парке.
В пресс-холле стало полутемно и лирично. Биков
включил музыку и достал из холодильника ликер
"Амаретто". Пенкина с интересом смотрела на
эти приготовления к коммюнике.
Биков разлил ликер в рюмки и поднес одну Пенкиной.
Та взяла осторожно, чтобы не разлить, поскольку
Биков налил рюмочку до краев.
Сам Дмитрий, будто этого и ждал, поставил свою
рюмку на стол и внезапно грохнулся перед
Пенкиной на колени. При этом уткнулся лбом ей в
бедро. Пенкина не могла отбить атаку, ибо держала
переполненную рюмочку и боялась пролить на
голову Бикову.
-- Оля! Оленька! -- глухо взывал Биков, в проме-жутках
покрывая бедро поцелуями и стремясь расширить их
зону. -- Я увидел тебя -- и погиб! Здесь нет ни одной
женщины! Кругом сельва и пьяные члены кабинета!
Ты одна можешь меня спасти!
Ольга улучила момент и одним махом влила в себя
рюмку. Одна из проблем была решена. Ольга
отбросила рюмку и вцепилась пальцами в кудрявую
шевелюру Бикова, стремясь оторвать его голову от
своей ноги.
-- Давай... писать... коммюнике... -- с усилием
выговорила она, ибо Биков был силен, как молодой
бугаек.
-- Давай... Только... сначала... любовь... -- так же в
борьбе отвечал ей министр.
-- Где... ты... предлагаешь?.. -- полюбопыт-ствовала
Ольга, держа тяжелую голову навесу.
-- Где... угодно... На столе... Я микрофоны... уберу... --
тяжело дышал Биков.
-- Да уж... давай... с микрофонами... -- пыхтела Ольга.
Он оторвался от желанного бедра, вскочил, схватил
ее на руки и понес к столу, где только что
восседали делегации. Пенкина была увесиста, и
Биков едва донес ее до стола, где бухнул
достаточно неаккуратно.
Пенкина уселась на столе и, недолго думая,
влепила Бикову увесистую оплеуху.
-- За что? Вот они, микрофоны! -- обиделся Биков.
-- Я люблю другого, -- заявила Пенкина.
-- И люби. Кто тебе мешает?
-- У тебя несерьезные намерения.
-- Хорошо. Давай с намерениями. Выходи за меня,
Перес нас распишет, будем выпускать журнал, -- с
готовностью предложил Дмитрий.
-- Так ты, небось, женат.
Биков потупился. Было видно, что ему тяжело
говорить правду, но иначе он не может как честный
журналист.
-- Женат. Семь раз, -- сказал он.
-- Сколько?! -- вытаращила глаза Ольга. -- Ты что -- с
пеленок женился? Тебе же тридцати нет!
-- Двадцать семь, -- подтвердил Биков. -- Понимаешь,
я искренний! -- принялся искренне объяснять он. --
Каждый раз на одном и том же попадаюсь. Иду с
девушкой в ЗАГС, а она приводит подружку-свидетельницу!
И я в нее тут же -- бух! -- и влюбляюсь! Семь раз так
было.
-- А я восьмой буду, да?
-- Это навеки. Точно. Во-первых, свидетельниц нет,
кроме доньи Исидоры, а она Пересова. Во-вторых,
отсюда не убежишь. Если уж попал -- как в зону на
пожизненную каторгу. В-третьих, я ведь тебя люблю!
-- Навеки? -- задумалась Ольга. -- Нет, навеки лучше
дома. А тебе зачем сюда принесло?
Биков объяснил, что после гонений и судебных
преследований, когда Пен-клуб спас его от тюрьмы,
он решил эмигрировать ввиду невозможности
печатно применять непечатные слова.
-- А тебе это очень нужно? -- вставила Ольга.
-- Вообще-то, можно и обойтись. Я ради принципа, --
ответил Дмитрий.
Выбор был богатый: Штаты, Франция, Израиль... Но
Биков выбрал Касальянку. Здесь сразу давали
должность министра и жилье, вдобавок его друг,
поэт-авангардист, эмигрировавший в Касальянку
два года назад, написал ему, что житье райское и
чертовски духовное.
-- А он по какой статье сидел, этот друг? -- спросила
Пенкина.
-- Он не сидел. Его сажать абсолютно не за что. Он
ничего никогда не делал. Только стихи писал из
точек и запятых.
-- Значит, просто наркоман, -- решила она.
-- Чего вы все привязались! -- взвился Биков. --
Почему наркотики? В Касальянке колония добра и
света, а вы про наркотики. Я наркотиков в глаза не
видел.
-- А Интерпол видел. И наши ребята видели. С той же
эмблемой, что на вашем флаге. -- Странно, --
задумался Биков. -- Как же коммюнике писать? Про
добро и свет или про наркотики?
-- А на фига нам это коммюнике?
-- Точно! Лучше любовь! -- воспрянул Биков и полез
на стол.
Ольга оправила юбку.
-- Нет. Любви тоже не будет.
Опечаленный Биков подошел к окну и поднял жалюзи.
За окном двигалась процессия солдат-метисов. Они
несли минстров домой за руки и за ноги. Впереди
трое несли огромного министра обороны, следом
тащили его начальника штаба, далее
транспортировали бесчувственных гостей Вадима и
Ивана, потом всех остальных, включая старенького
министра торговли.
Все были пьяны в хлам.
-- Банкет удался! -- сказал Биков, и тут в дверь
постучали.
Он открыл. На пороге стоял капрал и четверка
солдат. Ни слова не говоря, двое солдат
подхватили Бикова и понесли прочь. Оставшиеся
двое взялись за Ольгу.
-- Я не пил! -- орал Биков. -- Я коммюнике составлял!
Пустите!
-- У нас приказ: отнести членов кабинета и гостей в
деревню, -- сказал капрал по-испански. Биков затих
и только беззвучно и ненормативно матерился,
глядя в бездонное небо над Касальянкой. |