Александр Житинский
"ФИГНЯ" (роман-буфф)
Над страной фигня летала
Неизвестного металла.
Очень много в наши дни
Неопознанной фигни.
Часть вторая. Русский чай.
Глава 13
Нормативный Биков
Покинув гостеприимную чайную, гости деревни по
совету хозяина чайной направились в храм, чтобы
представиться отцу Василию, главе духовной
власти Касальянки.
Женщины находились в просветленно-возвышенном
состоянии и то и дело порывались читать стихи --
одна по-русски, другая по-испански -- однако, ни та,
ни другая никаких стихов не знали, поэтому это
напоминало песни без слов композитора
Мендельсона.
-- Я здесь уже... и все вокруг... тарам-та-та... Как
хорошо, и листики зеленые, и тараканов нет, и мух!
За океаном наша Родина, тарам-та-та, могучая,
непобедимая! Тарам! -- примерно такой
стихотворный текст выговаривала Пенкина,
Исидора же бормотала что-то по-испански,
временами изображая пальцами игру на
кастаньетах.
Биков мрачнел. Ему хотелось чаю и Пенкину. И даже
Исидору. Он уже месяц не видел живого женского
тела.
Они вошли в церковь и перекрестились кто как умел.
Навстречу им от алтаря уже шествовал молодой
священник с окладистой русой бородой. За ним
служка нес поднос с дымящимися чашками чая. Отец
Василий нес в руке крест, который один за другим
поцеловали все гости, включая католичку Исидору.
-- Мир вам, дети мои! -- провозгласил отец Василий и
перекрестил их.
Пенкина, повинуясь какому-то чисто генетическому
наитию, припала к руке батюшки и поцеловала ее.
Исидора сделала то же самое, соблюдая неведомый
ей ритуал. Бикову ничего не оставалось делать, он
поспешно и немного стыдясь прикоснулся губами к
тыльной стороне ладони отца Василия.
-- Может быть, вы хотите причаститься? -- спросил
отец Василий.
-- Хотим! -- искренне выпалила Пенкина.
Биков не знал, что это такое. Он почувствовал, что
его втягивают во что-то ненужное и вредное для
его нынешней должности.
Первой причащалась Ольга. Батюшка уединился с
нею у алтаря и спросил, в чем она желает покаяться.
-- Грешна, батюшка! Согрешила с товарищем по
оружию, -- доложила Пенкина.
-- Он женат? -- спросил отец.
-- Нет. Стала бы я с женатым!
-- И ты не замужем?
-- Конечно, нет!
-- Это не грех, дочь моя.
-- Правда? -- просияла Пенкина и в порыве
благодарности еще раз поцеловала руку батюшки.
-- Что еще? -- спросил он.
-- Да вроде... -- стала припоминать она заповеди. --
Не убивала, не крала...
-- Унынию предавалась?
-- Никогда! -- заявила Пенкина.
-- Так ты безгрешна, дочь моя. Причащайся.
Священник перекрестил ее, а служка поднес чашку
чая. Пенкина выпила и просветлела до такой
степени, что стала слегка просвечивать. Порхая,
она вернулась к своим.
Разговор отца Василия с Исидорой был более
длительным и напряженным, ибо выяснилось, что
Исидора украла чек на миллион долларов и
раскаивается в этом, а также переспала с доброй
тысячей мужчин, подавляющая часть которых были
женаты. Правда, унынию тоже не предавалась.
Выслушав глубокое раскаяние Исидоры на ломаном
русском языке, отец Василий причастил и ее.
Настала очередь Бикова.
Пока причащали женщин, он мучительно решал для
себя вопрос -- стоит ли впутываться в эту авантюру
с неясными последствиями. Литераторское
любопытство победило. Поэтому, подойдя к отцу, он
коротко доложил:
-- Грешен, батюшка. Ругался матом. Публично. Также
склонял к сожительству многих девушек и женщин.
-- Успешно? -- поинтересовался отец.
-- Большей частью, -- скромно сказал Биков.
-- Да, матом нехорошо... -- опечалился батюшка. --
Грех тяжкий. Раскаиваешься хоть?
-- Да понимаете... -- начал Биков, но отец перебил
его.
-- Значит, не раскаиваешься.
-- Как же не ругаться, отец? Вы же знаете, как живем!
-- начал оправдываться Биков.
-- Знаю... Самому иногда хочется выразиться, когда
радио "Свобода" послушаю -- что там у вас
делается... -- задумался отец.
-- Если б другие слова были... Не матерные...
-- А вот ты и придумай их! -- озарился отец Василий.
-- Тебе церковь памятник поставит.
-- И прокуратура, -- мрачно сострил Биков.
Отец Василий подвел Бикова к распятию, на котором
висел металлический Иисус.
-- Что такое русский мат? -- задал риторический
вопрос священник. -- Взяли два половых, извините,
органа, одни ягодицы и один глагол и построили
изощреннейшую лексику! Это только у русских.
Посмотри, как разнообразна человеческая
анатомия, -- указал он на распятого Христа. --
Сколько всяких мест, куда можно посылать! В ухо,
например. Чем хуже, чем...
-- Понял, -- кивнул Биков. -- Каюсь! Причащайте! -- он
уже горел творчеством.
Мысль отца Василия показалась ему крайне
плодотворной. Быстро проглотив чай и
почувствовав небывалую легкость и духовность, он
потребовал авторучку, бумагу и келью для работы.
Все это ему было предоставлено тут же.
И пока Ольга и Исидора в сопровождении
вызванного экскурсовода осматривали чайные
плантации Касальянки, Биков в келье творил
нормативный русский мат, используя в качестве
пособия икону, на которой был изображен все тот
же распятый Иисус.
Для подкрепления ему дали термос с чаем. Уже на
второй чашке Биков понял, что в министры не
вернется и от чая не откажется никогда. Такого
творческого подъема он никогда не испытывал,
даже когда писал знаменитые свои стихи "Я
люблю тебя больше, чем нужно, я люблю тебя больше,
чем нежно..."
Он начал с традиционных посылов в разные места,
как внутрь, так и наружу.
С посылами внутрь было просто. Кроме
ненормативных мест, имелось еще по крайней мере
три дырки, куда можно было загнать неугодного
собеседника.
-- Пошел ты в ухо! -- пробовал Биков на слух и
записывал. -- Пошел в нос! Иди ты в рот!
"Слабовато... -- размышлял он. -- Для детсада
годится, но уже для начальной школы надо что-то
покрепче".
Его внимание привлекла обычно неиспользуемая
часть тела, и он, радуясь находке, сочинил сразу
несколько крепких выражений:
"Пошел ты в пуп!" или "Пошел на пуп!"
"Пуп тебе!"
"На пупа нам это надо"
"Пуп знает что"
"Пуп на!"
"Пуп с ним"
Пытаясь образовать глагол, Биков с радостью
заметил, что народная мысль уже работала в
направлении пупа, потому что слово "опупел"
было широко известно. Но не довели дело до конца.
Вообще, при таком подходе многие идиомы сами
собой включались в обиход нормативного мата.
Например "зуб на зуб не попадает", "что в
лоб, что по лбу" -- и это существенно расширяло
возможности и показывало, что Биков на
правильном пути. Возможно, все это и было матом
когда-то, но потом сузилось до срамных мест.
Но подлинное творчество началось после третьей
чашки чая. Биков разделся до трусов и, бросая на
Спасителя восторженные взгляды, выкрикивал,
записывая:
-- Пуп тебе в бицепс!
-- Сидим в глубоком ухе!
-- Иди в ноздрю!
-- Отпупили его, отзубатили и выбровили на зуб!
-- Ты что, пупок, оволосател?
Покончив с посылами, Биков приступил к святая
святых мата -- выражениям с матерью. На выбор
имелось несколько вариантов:
"Вез твою мать"
"Нес твою мать"
"Тряс твою мать" и
"В лоб твою мать".
Биков оставил их в качестве запасных, чтобы
ничего не пропадало, но это все было не то. Он
отпил еще из чашки, глядя на распятого Спасителя,
и вдруг его осенило:
-- Спас твою мать! -- заорал Биков и, довольный,
добавил от души любимое ругательство капитана
Джеральда Маккензи в новой транскрипции:
-- Спасена мать!
Отсюда, от этого чудесного глагола, пути вели в
подлинные кущи мата, облагороженного глубоким
первозданным смыслом избранного слова.
"Я вас всех спасал!"
"Спасенный в рот"
"Мы с этим делом наспасались"
"Спасенная в ухо".
И даже слово "спасибо" при этом становилось
отчетливо матерным.
Биков исписал шесть страниц и понес их отцу
Василию. Священник нацепил очки и ознакомился с
текстом.
-- Родной вы мой! -- растроганно проговорил он,
целуя Бикова. -- Вы меня просто спасли! -- Он
сконфуженно умолк, поскольку допустил матерное
выражение. -- Ну, вы поняли... Это я немедленно пущк
в народ. Люди у нас интеллигентные, но, сами
понимаете, сразу не отвыкнешь. Допускают.
Привьется у нас, а там, глядишь, и до России
докатится, спасена мать!
Он немедленно передал словарь на ксерокс, и через
полчаса служка понес кипу листов в деревню как
новый, освященный церковью, кодекс бранных слов и
выражений.
Бикову захотелось водки, но он пересилил себя.
Это был рецидив прошлого, как и сорвавшееся с уст
"Ни хуя себе!", когда он увидел плоды своей
работы, размноженные на копировальном аппарате.
В это время вернулись с полей донья с Ольгой,
бережно неся мешочки с зеленым чаем, который им
подарили сборщицы. Ольга зажгла свечу и
поставила ее перед иконой Богоматери.
-- Матерь Божья, помоги рабам твоим Ивану и Вадиму!
-- прошептала она, крестясь.
|