Лев Троцкий. Письма из ссылки --------------------------------------------------------------- Редактор-составитель Ю.Г.Фельштинский From: y.felshtinsky@verizon.net Date: 9 Feb 2004 --------------------------------------------------------------- 1928 Редактор -составитель доктор исторических наук Ю. Г. ФЕЛЬШТИНСКИЙ Москва Издательство гуманитарной литературы 1995 ББК 63.3(2)71 Т 75 Троцкий Л. Д. Т 75 Письма из ссылки. 1928/Ред.-сост. Ю. Г. Фельштинский.-- М.: Издательство гуманитарной литературы, 1995,-- 261, [1] с. ISBN 5-87121-006-6 В настоящее издание включены письма Троцкого, написанные им в 1928 г., во время нахождения в алма-атинской ссылке. Все документы взяты из Архива Троцкого, хранящегося в Хогтонской библиотеке Гарвардского университета (США), и на русском языке публикуются впервые Для студентов и преподавателей вузов, учителей школ, научных сотрудников, а также всех, интересующихся политической историей XX века. 0x01 graphic 0x01 graphic ISBN 5-87121-006-6 Ю. Г. Фельштинский, 1995 ОТ РЕДАКТОРА-СОСТАВИТЕЛЯ В настоящее издание включены избранные письма Л. Д. Троцкого, написанные им в течение 1928 г. в Алма-Ате, куда он был сослан в январе и где оставался до высылки из Советского Союза, последовавшей в начале 1929 г. 1928 год можно считать рубежом советской истории по целому ряду причин. Внутри страны завершил свое недолгое сущес1вование нэп и началась принудительная коллективизация крестьянского хозяйства. Во внешней политике бурное экспансионистское десятилетие 1918--1927 гг. завершилось неудачной революцией в Китае и сменилось относительно мирным периодом 1928--1937 гг. В партийной жизни в этот год была ликвидирована так называемая левая оппозиция, самым ярким представителем которой был Троцкий Левая оппозиция возникала дважды в критические для большевистской системы моменты, когда приходилось решать серьезные внешнеполитические вопросы, а от решения этого зависело либо само существование советского правительства, либо победа революции в соседних странах. Классическим примером была оппозиция Брестскому миру. С точки зрения абсолютных коммунистических интересов Брестский мир являлся катастрофой. Он, несомненно, убивал все шансы на стремительную революцию в Германии, а значит -- на революцию в Европе. Это было настолько очевидно большевист-ско-левоэсеровскому активу, что большая часть партийных функционеров стала в оппозицию к ленинской группе, поддержав либо откровенно левацкую позицию Бухарина, либо-- более осторожную и, несомненно, самую правильную (с точки зрения коммунистических интересов) позицию Троцкого. Для левых коммунистов, для сторонников Троцкого и для большинства левых эсеров (отличавшихся от большевиков еще большим догматизмом) вопроса о построении социализма в одной стране не существовало: они считали это невозможным. Здесь следует сделать оговорку. В конце концов построить социализм в "отдельно взятой стране" оказалось все же возможным, но для этого пришлось уничтожить тех самых коммунистических романтиков, которые соглашались строить его исключительно в соответствии с максималистской догмой, а не исходя из реального положения дел в Советской России. И сегодня, зная их судьбу, приходится отдать должное интуиции противников "социализма в одной стране": защищая свою точку зрения, они боролись за собственную жизнь. Позиция Ленина, в отличие от его оппонентов, была абсолютна рационалистичной. Его прежде всего интересовала власть. А затем уже можно было думать и о европейской революции. В такой схеме не оставалось места ни для революционного романтизма левых эсеров, ни для риторики левых коммунистов. Больше того, в ней не оставалось места и для немедленной революции в Германии, поскольку тогда вопрос о власти в России лишался практического значения: в этом случае центром мирового коммунистического движения стал бы Берлин, а советское правительство "Соединенных Штатов Европы" возглавили бы Карл Либкнехт и Роза Люксембург, нo уж никак не Ленин с его оппортунистической, "правой" идеей брестской передышки. Вот так и развернулись карты участников игры: с одной стороны, Ленин, пытающийся прежде всего закрепить власть свою и своей группы; с другой -- догматики-идеалисты, интуицией, а кто и здравым рассудком понимавшие, что в отдельно взятом социалистическом обществе им не остается места и нужно биться за немедленную мировую революцию как единственный способ оправдать жизнь. В этой игре победил Ленин. Блестящий тактик партийной борьбы, он переиграл своих оппонентов во время голосования в ЦК по вопросу о Брестском мире и, воспользовавшись нерешительностью левых коммунистов и Троцкого, провел свою резолюцию через партийный съезд, а во время съезда Советов сумел уничтожить еще и конкурирующую левоэсеровскую партию. С разгромом левых эсеров Ленин окончательно утвердил свою власть, пожертвовав ради этого возможной революцией в Германии. И до конца 1922 г., когда стало очевидно, что дни его сочтены, а сам он уже не всесилен, внутрипартийная борьба не достигала уровня 1918 г. В начале 1923 г. внутри Политбюро у Ленина появился серьезный конкурент: Сталин. Опасен он был прежде всего тем, что, как лучший ученик, прекрасно усвоил те методы руководства, которыми только и можно было держать в руках партию нового типа. Через собственный секретариат Сталин пытался захватить контроль над ленинской организаци- ей. Он ни разу не предъявил открыто своих претензий и лишь несколькими второстепенными поступками выдал свой намерения. Ленин начал борьбу. Однако с конца 1922 г. он был не только неизлечимо болен, но и явно растерян. Он создал систему, управлять которой "по-ленински" не мог никто, кроме него самого. И Ленин предложил коллективное руководство, пытаясь заменить себя всеми, но не доверяя при этом никому в отдельности и делая одного члена Политбюро, по существу, надсмотрщиком над другим. В Политбюро его предложения не приняли всерьез. Тогда Ленин написал документ, известный как "Завещание", -- о непригодности каждого конкретного члена Политбюро на роль главы государства. Он вновь предложил заменить себя коллективным руководством, а Сталина -- снять, но не сказал при этом, кого следует поставить на его место (что лишний раз свидетельствовало о растерянности Ленина). Этот документ Политбюро, однако, решило проигнорировать, причем неверно было бы считать, что его публикация была неприятна лишь Сталину. Важнейший просчет Ленина в том и заключался, что он написал завещание, в равной степени невыгодное всем упомянутым в нем лицам. Из членов Политбюро за публикацию завещания высказался один лишь Троцкий. Самоуверенный Троцкий не занимался созданием собственных структур: он был настолько убежден в своей незаменимости для революции, что уповал именно на нее. И неоднократно оказывался прав. Не имея организации, Троцкий считался до октября 1917 г. одним из виднейших революционеров, в то время как Ленину для утверждения своего влияния необходимы были и организация, и деньги, что особенно проявилось в 1917 г., после прибытия Ленина в Петроград, когда он добивался признания своей группы. Троцкий же, не скомпрометировав себя проездом через Германию, был, по существу, приглашен возглавить Петроградский Совет. Именно Троцкий -- а не сидящий в подполье после очередного провала (неудачной июльской попытки переворота) Ленин -- подготовил захват власти Петросоветом, в котором доминировали большевики. И Ленин, впервые открыто появившийся лишь после переворота 26 октября на Втором съезде Советов, получил взятую для него Троцким власть и возглавил новое правительство, которым, по существу, должен был бы руководить Троцкий. Поэтому, несмотря ни на какие расхождения, именно послеоктябрьский период отличается близостью отношений Ленина с Троцким. До захвата власти Троцкий был конкурентом на руководство движением, и Ленин боролся с ним как мог. Но, убедившись, что этого блистательного революционера интересует лишь революция как та- ковая, а не власть, Ленин увидел в нем союзника и друга. В 1923 г. безуспешно пытаясь сместить Сталина, Ленин предложил Троцкому откровенный союз, точнее (если учесть состояние Ленина) -- попросил о помощи. Но Троцкий отказал. К ленинским интригам он не хотел иметь отношения даже тогда, когда речь шла о Сталине, которого Троцкий всегда недолюбливал и на которого смотрел свысока. При этом он не просто отказал Ленину в совместной борьбе, но демонстративно занял нейтральную позицию. В этом был известный расчет. В момент смерти Ленина, в январе 1924 г., всего через шесть лет со дня большевистского переворота, кому как не Троцкому должно было принадлежать руководство советским правительством? И Троцкий не спешил из Сухуми на похороны Ленина, чтобы отстаивать власть. В полном соответствии со своими принципами он ждал, пока Политбюро предложит ему руководство. Но Политбюро не предложило... В этот момент и родилась, по существу, оппозиция Троцкого, вернее, -- оппозиция Троцкому: назначение на пост Ленина Рыкова означало не что иное, как возвышение Сталина на посту генсека. Первоначально оппозиция эта состояла из одного Троцкого, с которым боролось большинство Политбюро, прежде всего Зиновьев, Каменев, Сталин. Троцкий же, веривший лишь в революционные максимы, а не в организации мафиозного типа, сначала не хотел признавать, что с ним борются, а осознав это, не мог понять почему. Он был, безусловно, прав, когда позднее указывал, что его конфликт со Сталиным начался до смерти Ленина. Но сам по себе конфликт еще ничего не объяснял: у Ленина с Троцким было еще больше конфликтов. Тогда вполне в марксистском духе Троцкий начал создавать целую теорию, в которой чаще всего повторялись слова "термидор" и "бюрократизм", и тем пытался объяснить природу сталинизма и сущность своих разногласий со Сталиным. Он ни в чем не признавал виновным себя, Ленина или систему. Лишь в 1934 г. он записывает в дневник: "Ленин создал аппарат. Аппарат создал Сталина". Одиночество Троцкого в изначальной борьбе с ним большинства Политбюро и та удивительная сплоченность в деле травли Троцкого, которая наблюдается в 1924--1925 гг., объясняется в определенной степени психологическим фактором: в партийных кругах блистательного Троцкого откровенно недолюбливали за его самоуверенность, граничащую с высокомерием, за слишком выделявшуюся яркость ею натуры. Не случайно у постепенно вытесняемого и отстраняемого от дел Троцкого в эти годы не оказывается единомыш- ленников, о чем свидетельствует почти полное отсутствие документов и писем за 1924--1925 гг. в его архиве: ему не с кем было вести переписку. Ситуация резко меняется к концу 1925 г. Теперь уже оттеснять начинают Зиновьева и Каменева. Сталин порывает с ними, и бывшие враги -- Троцкий, с одной стороны, Зиновьев и Каменев, с другой, -- становятся союзниками. Однако для образования действительной оппозиции не хватает платформы. Признать, что речь идет о борьбе за власть, оппозиционеры не могли, это значило проиграть дело в самом начале, так как партийные низы наверняка поддержали бы руководство нынешнее, а не бывшее. Необходимо было сформулировать разногласия, вокруг которых могла бы сплотиться значительная часть недовольного партактива. В области внутренней политики эти разногласия были сформулированы в 1926 г.: критика нэпа слева. Нет смысла утверждать, что разногласия между оппозиционерами, теперь уже по праву называемыми "левыми", и большинством партийного актива были надуманы или что Троцкий, Зиновьев и Каменев взялись защищать именно левофланговую (а не обратную) точку зрения случайно. Искренность позиции самого Троцкого сомнений вызывать не может: он всегда находился на левом краю революционного спектра. Но историк, силящийся объяснить, почему "правые" Зиновьев и Каменев, выступавшие в октябре 1917 г. против большевистского переворота, оказались в левой оппозиции Троцкого, а лидер левых коммунистов и сторонник революционной войны Бухарин -- главой правого крыла партии (в котором был в тот момент и Сталин),-- столкнется с большими трудностями. Оформившаяся в 1926 г. оппозиция критиковала внутреннюю политику советского правительства по целому ряду вопросов. Главным образом она выступала против частного хозяйства, т. е. против нэпа, хотя критике подвергалась не новая экономическая политика как таковая, а "частный собственник". Однако одной внутриполитической платформы для оппозиции было недостаточно. Как и в 1918 г., стержнем ее должен был стать конфликт по вопросу о внешней политике. Первоначально оппозиция пыталась развязать дискуссию о генеральной стачке в Англии. Но распространенный ею в этой связи документ, написанный ужасным языком и подписанный видными партийными деятелями, в целом оказался крайне неудачным и даже нелепым; к этой теме оппозиционеры больше не возвращались. Тогда же они попытались сформулировать разногласия с правительством в вопросах, касающихся Коминтерна. Но в этот достаточно академический спор посторонний читатель-партиец никак не мог вникнуть; и непонятная далекая для него тема никак не могла превратиться в платформу аппозиции. Возможно, из этих поисков внешнеполитической проблемы так ничего и не вышло бы, но началась наконец давно подготовлявшаяся революция в Китае. Этого для оппозиции было более чем достаточно: вопрос О китайской революции и стал стержневым вопросом конфликта. Все развивалось по схеме 1918 г , только на месте Ленина был Сталин, на месте Бухарина -- Троцкий. Подобно левым коммунистам в 1918 г , оппозиционеры убеждали партийные массы в том, что политика советского правительства в отношении китайской революции непременно приведет к ее поражению. Подобно Ленину в 1918 г., Сталин не хотел рисковать, так как понимал, что при активном вмешательстве в китайские дела неизбежен конфликт с Японией, а к нему Советский Союз был явно <не готов. В конце концов, как Ленин в свое время, Сталин пожертвовал революцией в Китае ради передышки, аналогичной брестской: китайская революция действительно завершилась поражением, но время было выиграно, и первый серьезный конфликт с Японией вспыхнул лишь в 1938 г. Здесь не место анализировать действительные и мнимые противоречия во внешней и внутренней политике между руководством Сталина и оппозицией Троцкого. Достаточно указать, что Сталин разрешил возникшую проблему много изящнее, чем это сделал за десятилетие до того Ленин: лишь только начав применять санкции, Сталин добился от оппозиции согласия капитулировать и прекратить фракционную деятельность. В 1918 г Ленин тут и остановился: он предал весь инцидент с левыми коммунистами забвению, никого из них не наказал и продолжил свою прежнюю политику. Сталин же оппозиционеров сослал (т. е. поступил с ними примерно так же, как Ленин с левыми эсерами). Дальнейшие события стали хрестоматийным образцом сталинской тактики: его следующий шаг состоял в том, что он в целом взял на вооружение программу капитулянтов, чем лишил их единственного оружия в борьбе с правительством. При этом в реализации новой программы он пошел даже дальше оппозиционеров -- не просто ограничил возможности "нэпманов", а отменил нэп как таковой; не остановился на ограничительных мерах в отношении крестьянства, а провел насильственную коллективизацию. В результате его победа над оппозицией была абсолютной: полититически и идеологически оппозиция была уничтожена (физическое уни- чтожение было лишь отсрочено). И в 1928 г. критика ссыльными оппозиционерами действий советского правительства выглядела довольно беспомощно. Настоящая книга является продолжением серии публикаций из архивов Троцкого, изданных ранее: Архив Троцкого. Коммунистическая оппозиция в СССР. 1923--1927. В четырех томах (М., 1990); Л. Троцкий. Сталин. В двух томах (М., 1990); Л. Троцкий. Портреты революционеров (М., 1991); Л. Троцкий. Дневники и письма (М., 1994); Л. Троцкий. Преступления Сталина (М., 1994). Все документы, включенные в данное издание, хранятся в Архиве Троцкого в Хогтонской библиотеке Гарвардского университета (Бостон) и на русском языке публикуются впервые. Большая часть документов воспроизводится полностью Некоторые -- в извлечениях. Опущенные редактором места обозначены в книге знаком [...]. Слова и инициалы, вставленные редактором, даны в квадратных скобках [ ]. Даты написания документов, взятые в квадратные скобки, определены редактором. В оглавлении в квадратных скобках указаны архивные номера соответствующих документов Архива Троцкого. Публикация производится с любезного разрешения администрации Хогтонской библиотеки Гарвардского университета. Юрий Фельштинский ПЕРВОЕ ПИСЬМО К ПРЕОБРАЖЕНСКОМУ В нескольких номерах "Правды" была напечатана обширная статья "Значение и уроки Кантонского восстания". Статья эта поистине замечательна как содержащимися в ней ценнейшими сведениями, основанными на материалах из первоисточника, так и, с другой стороны, отчетливым изображением противоречий и путаницы принципиального характера Начать с оценки социальной природы самой революции. Мы знаем, что это буржуазно-демократическая, рабоче-крестьянская революция. Раньше она должна была развертываться под знаменем Гоминьдана* -- теперь против Гоминьдана. Но характер революции, по оценке автора, да и во всей официальной политике, остается буржуазно-демократическим. Теперь обратимся к главе, трактующей о политике советской власти. Здесь сказано: "В интересах рабочих декреты кантонского совета постановили: ...контроль производства в руках рабочих, осуществляющих этот контроль через посредство фабзавкомов... Национализация крупной промышленности, транспорта и банков". Далее называются такие меры: "Конфискация всех квартир крупной буржуазии в пользу трудящихся"... Итак, у власти стояли кантонские рабочие в лице своих советов. Фактическая власть принадлежала коммунистической партии, т. е. партии пролетариата. Программа состояла не только в конфискации помещичьей земли, поскольку она вообще имеется в Китае; не только в рабочем контроле над производством, но и в национализации крупной промышленности, банков и транспорта, а также в конфискации буржуазных квартир и всего имущества в пользу трудящихся. Спрашивается, если это методы буржуазной революции, то как же должна выглядеть в Китае социалистическая револю- 0x08 graphic * Гоминьдан -- "национальная партия" -- политическая партия в Китае, созданная в 1912 г С 1927 г. по 1949 г.-- правящая партия Китай-екой республики. После 1949 г -- правящая партия Китайской республики на Тайване.-- Прим. ред.-сост. ция? Какой другой класс ее совершал бы и какими такими другими приемами? Мы видим, что при реальном развитии революции формула буржуазно-демократической революции, рабоче-крестьянской, в применении к Китаю в данный период, на данной стадии его развития оказалась бессодержательной фикцией, пустышкой. Те, которые настаивали на этой формуле до кантонского восстания, а тем более теперь, после опыта восстания, повторяют -- в других условиях -- принципиальную ошибку Зиновьева, Каменева, Рыкова и др. в 1917 г. Можно сказать: но ведь аграрная революция в Китае еще не разрешена? Верно, но она и у нас не была разрешена до диктатуры пролетариата. Аграрная революция, притом гораздо более глубокая, чем та, которая возможна в Китае в силу исторических условий китайского землевладения, была у нас совершена не буржуазно-демократической, а пролетарско-социалистической революцией. Можно сказать, что Китай не созрел для социалистической революции. Но это будет абстрактная, безжизненная постановка вопроса. А разве Россия, изолированно взятая, созрела для социализма? Она созрела для диктатуры пролетариата как для единственного метода разрешения всех национальных проблем; что же касается социалистического развития, то оно, исходя из экономических и культурных условий страны, неразрывно связывается со всем дальнейшим развитием мировой революции. Это относится полностью и целиком к Китаю. Если 8-- 10 месяцев тому назад это был прогноз (довольно-таки запоздалый) , то теперь это непререкаемый вывод из опыта кантонского восстания. Ссылаться на то, что кантонское восстание было в значительной мере авантюрой и что в нем реальные классовые отношения выразились в искаженном виде, было бы неправильно. Прежде всего автор цитированной статьи считает кантонское восстание отнюдь не авантюрой, а вполне закономерным этапом в развитии китайской революции. Такова вообще официальная точка зрения: совместить оценку революции как буржуазно-демократической с одобрением программы действий кантонского правительства. Но даже с точки зрения, оценивающей кантонское восстание как путч, нельзя прийти к выводу о жизненности формулы буржуазно-демократической революции. Восстание было вызвано явно несвоевременно -- на волне революционного упадка во всей стране, но классовые силы и неотвратимо вырастающие из них программы обнаружились восстанием с полной закономерностью. Лучшим доказательством этого является то, что обнаружившееся в кантонском восстании соотношение сил можно и должно было предвидеть заранее, и оно было предвидено. Вопрос этот теснейшим образом связан с важнейшим вопросом о Гоминьдане. Кстати сказать, автор статьи с вынужденным удовольствием рассказывает о том, что одним из боевых лозунгов кантонского переворота был клич: "Долой Гоминьдан" Знамена и кокарды Гоминьдана срывались и растаптывались А ведь мы еще совсем недавно слышали уже после "измены" Чан Кайши и после "измены" Ван Цзинвэя торжественные обещания: "Знамени Гоминьдана не отдадим" Эх-ма, горе-революционеры... Рабочие Кантона запретили гоминьданскую партию, объявив ее вне закона во всех ее течениях. Что это значит? Это значит, что для разрешения основных национальных задач буржуазия не только крупная, но и мелкая не выдвинула такой силы, бок о бок с которой партия пролетариата могла бы разрешать задачи "буржуазно-демократической революции". Но Вы забываете о многомиллионном крестьянстве и об аграрной революции?.. Подленькое возражение. . Ведь ключ к позиции в том и состоит, что задача овладения крестьянским движением ложится на пролетариат, т е. на коммунистическую партию непосредственно, и задача эта может быть на деле разрешаема только так, как ее разрешали кантонские рабочие, т. е в форме диктатуры пролетариата, методы которой уже на первых порах неизбежно перерастают в социалистические методы. Общая же судьба этих методов, как и диктатуры в целом, в последнем счете разрешается ходом мирового развития, что, конечно, не исключает, а, наоборот, предполагает правильную политику пролетарской диктатуры, состоящую в укреплении и развитии союза рабочих и крестьян и во всемерном приспособлении к национальным условиям, с одной сторона, к ходу мирового развития, с другой После опыта кантонского восстания играть формулой буржуазно-демократической революции -- значит идти против китайского октября, ибо без правильной общей политической ориентировки революционные восстания, каким бы героизмом и самопожертвованием они ни отличались, не могут дать победы. Правильно, что китайская революция "перешла в новую, более высокую фазу", но это правильно не в том смысле, что она будет завтра уже и послезавтра подниматься вверх, а в том, что она обнаружила бессодержательность лозунга буржуазно-демократической революции Энгельс говорит, что партия, которая упустила благоприятную ситуацию и потерпела вследствие этого поражение, сходит на нет Это относится и к китайской партии. Поражение китайской революции никак не меньше поражения в Германии в 1923 году. Конечно, "сходит на нет" надо понимать с толком Многое говорит за то, что ближайший период будет в Китае периодом рево- люционного отлива, медленного усваивания уроков тягчайших поражений и, следовательно, ослабления непосредственного влияния компартии. Отсюда для нее вытекает необходимость принципиально-тактического углубления всех вопросов А это невозможно без открытого и всестороннего обсуждения всех проделанных до сих пор роковых ошибок. Конечно, работа самоуглубления не должна быть работой самоизоляции. Нужно крепко держать руку на пульсе рабочего класса, чтобы не ошибиться в оценке темпа и не только своевременно распознать, но и подготовить новую волну подъема [Л. Троцкий] 2 марта 1928 г. ПИСЬМО СОСНОВСКОМУ* Письмо Ваше получил три дня тому назад; в пути оно было примерно 20 дней. Надо это принять во внимание в дальнейшей переписке. Из Вашего письма неоспоримо вытекает, что Барнаул не в пример лучше Нарыма: слава премудрым, зачеркнувшим в подорожной Нарым и надписавшим Барнаул С Ищенко я уже обменялся телеграммами и написал ему письмо. Хочу написать Ваганяну; адрес его узнал из Вашего письма. Вы еще упоминаете о Вардине и Сафарове. Не можете ли сообщить, в каких они настроениях и какое впечатление на "их произвело глуповато-плаксивое письмо двух "рыцарей печального образа"?** Особенно замечателен их аргумент по линии тред-юнионизма. В опубликованном документе было сказано, что, несмотря на все ошибки руководства и просчеты, искусственное замедление темпа развития и пр., советское правительство делает неизмеримо больше для рабочего класса, чем могло бы и хотело бы сделать любое буржуазное правительство при том же примерно уровне богатства страны. Наши два филистера -- по официальному камертону -- возражают: но ведь это -- тред-юнионистский критерий; ведь задача советского правительства не только в том, чтобы повышать материальный уровень и пр., и пр., но и в том, чтобы строить социализм. Ах, какие умные и светлые личности! Ну где же лам, не верующим в социализм, догадаться о такой премудрости... Если бы все рабочие во 0x08 graphic * Очевидно, Сосновскому. [Приписка Троцкого в верхнем левом углу письма] ** Имеются в виду Зиновьев и Каменев -- Прим. ред.-сост всем мире считали, что критерий диктатуры пролетариата выше "цехового" или тред-юнионистского критерия, тогда не о чем было бы и заботиться. Но ведь вся суть в том, что буржуазия и социал-демократия запугивают рабочих против диктатуры пролетариата именно ссылками на то, что диктатура сама по себе ведет к обнищанию пролетариата, причем берут сравнительные коэффициенты жизненного уровня рабочих независимо от развития производительных сил Вот на этот-то основной довод социал-демократической сволочи против СССР и против диктатуры пролетариата вообще мы и отвечаем: никогда бы рабочие буржуазной России не имели-- при данном уровне производительных сил страны -- тех условий существования, какие они имеют ныне, несмотря на все "ошибки, просчеты и сдвиги" И вот этот довод наши кающиеся филистеры называют тред-юнионистским! Спасибо за газетные вырезки о кулачестве Они мне очень и очень пригодятся. Обратили ли Вы внимание на передовицу в "Правде" от 15 февраля, посвященную хлебозаготовкам. Там передовица поистине замечательна. Цитирую: "Из ряда причин, определивших затруднения в хлебозаготовках, следует отметить следующее. Выросла и разбогатела деревня. Вырос и разбогател прежде всего кулак. Три года урожая не прошли даром". Значит, помехой хлебозаготовкам, а значит, и строительству социализма является тот факт, что "деревня разбогатела". Вот так-так, "три года урожая не прошли даром", поучительно говорит статья. Не прошли даром!! Можно подумать, что автор говорит о трех землетрясениях или о трех эпидемиях чумы. Оказывается, что "увеличение доходов крестьянства . при относительном отставании предложения промтоваров (!!!) дало возможность крестьянству вообще, кулаку в особенности, удержать у себя хлебные продукты..." Дальше мы читаем, что хотя кулак -- тот самый, для которого три эпидемии урожая не прошли даром,-- хотя и не является "основным держателем хлебных продуктов", но -- слушайте -- "но он является хозяйственным авторитетом в деревне (почему это?), у него есть смычка с городским спекулянтом (откуда это?), дающим за хлеб дороже (почему это?), и он (кулак) имеет возможность вести за собой середняка..." Свят, свят, свят, что за паника перед кулаком? Почему это кулак имеет возможность вести за собой середняка? Так ведь буквально и сказано Да ведь это же антипартийный документ, а не передовица. Да автору Барнаула мало. Да я бы перечеркнул Барнаул, да написал сверху Нарым... Дальше говорится: "Линия нашей партии в деревне в целом ряде районов оказалась искривленной". В каких это районах? Какие районы составляют исключения? Об этом не сказано, но зато мы узнаем, что "парторганизации... далеко не везде еще наладили работу с беднотой". В целом ряде районов... Не везде.. Хорошо бы это уточнить географически: тогда бы мы узнали, идет ли дело об одной десятой или о девяти десятых страны. Но наиболее яркое место начинается только дальше: " В наших организациях, как в партийных, так и иных, народились в последнее время известные чуждые партии элементы, не видящие классов деревни... и пытающиеся вести работу таким образом, чтобы никого не обидеть в деревне, жить в мире с кулаком и вообще сохранить популярность среди всех слоев деревни". Поразительное дело, откуда эти элементы "народились" в то время, как четыре года идет процесс ожесточенной "большевизации" партии именно по линии крестьянского вопроса (1923--1927)? И очевидно, эти элементы (хорошо бы их по имени и отчеству) не только "появились", но и оказали такое влияние на политику, в результате которого "кулак является хозяйственным авторитетом в деревне... и имеет возможность вести за собой середняка". Остается еще один вопрос: как же эти "чуждые партии элементы" -- дальше они называются "переродившимися элементами": значит, не появились, а переродились -- как же эти чуждые, переродившиеся элементы не обнаружились на важнейших вопросах партийной жизни за последние годы? Как же они не прилипли к социал-демократическому уклону? То, что они чужды партии и переродились, обнаружилось как-то мимоходом, по поводу хлебозаготовки, в порядке сюрприза. Можно ли сомневаться, что эти чуждые или переродившиеся являлись и являются наиболее отъявленными ненавистниками "социал-демократического уклона", наиболее пламенными сторонниками "строительства социализма в нашей стране", и от них еще предстоит немало сюрпризов в будущем. Хлебозаготовки -- большой вопрос, но ведь есть и еще большие вопросы: например, война или революция в Европе. Если кулак имеет возможность вести за собой середняка, а в партии народились, появились или переродились элементы, пуще всего желающие жить в мире с кулаком, то в случае больших событий, осложнений и поворотов это может весьма крепко сказаться. Это должно сказаться. Это тот самый хвост, который по линии хлебозаготовок ударил (пока еще легонько) по голове. В случае войны этот хвост попытается заменить голову, во всяком случае поставит свои крепкие условия. А барнаульцы, на- рымчане, алмаатинцы и прочие исты будут безусловно и безоговорочно защищать то самое "социалистическое строительство", которого они якобы не признают. В качестве практических мер проводится конфискация у кулачества "хлебных излишков", причем "Правда" рекомендует 25% передавать бедноте (из конфискованного). Эта мера куда круче принудительного займа 150.000.000 пудов у верхних 10% крестьянских дворов. А ведь по поводу этого и подобных предложений говорилось, что это -- отмена нэпа, продразверстка, военный коммунизм и пр. Наслушавшийся этих речей хвост ныне бьет по голове и, видно, бьет не так уж легонько, потому что передовица "Правды" говорит далее: "Разговоры о том, что мы будто бы отменяем нэп (слушайте!), вводим продразверстку, раскулачивание и т. д., являются контрреволюционной болтовней, против которой необходима решительная борьба". Автор знаменитого лозунга "Обогащайтесь" явно в обиде: моим добром да мне же челом. Обвинения в военном коммунизме пригодны для литературной "дискуссии" с социал-демократическим уклоном, но когда кулак ущемляет тебе хвост, тут не до литературы, тут даже кое-что из марксизма вспомнишь... А дальше опять угрозы по адресу "контрреволюционных болтунов, толкующих об отмене нэпа", и требования очистить партию от "чуждых и примазавшихся элементов" (да ведь только что ударили по "чужакам" -- или не по тем?). Легкомысленный автор статьи воображает, что с чуждыми, появившимися, примазавшимися и переродившимися можно справиться при помощи передовиц. Нет, это дело куда серьезнее. Годы фальсификации марксизма создали целое поколение, которое "хочет жить в мире со всеми слоями (кроме слоя уклонистов)". А под этим новым поколением и переродившимися частями старого произошли огромные сдвиги социального порядка, причем и "три года урожая не прошли даром". Образовался тяжелющий хвост, который пробует свои силенки: сперва на "социал-демократическом уклоне", потом на хлебозаготовках, а затем доберется и до вопроса о власти в полном объеме. Нет, дорогой друг, мы еще понадобимся и очень... Наше преимущество в том, что мы правильно предвидим. Маркс говорит в своей "Гражданской войне", что прудонисты и бланкисты оказались вынужденными делать во время коммуны прямо противоположное тому, чему они учили до наступления коммуны. Такого же рода сюрпризы мы видим теперь не только на примере хлебозаготовок, но и на примере кантонского восстания. Нам говорили, что Советы пригодны только для социалистической революции, а в Китае идет борьба с феодализмом. А что вышло на деле? В Кантоне, т. е. отнюдь не в крупнопромышленном центре Китая, низвержение реакции -- хотя бы эпизодическое -- передало власть в руки рабочих, власть эта сразу же приняла форму Советов, а Советы провозгласили не только конфискацию крупного землевладения (поскольку оно имеется), но и национализацию крупных промышленных и транспортных предприятий. "Ловко писано в бумаге" (положим, не очень ловко), а на деле оказалось наоборот. На эту тему у меня были большие письменные и устные споры с Зиновьевым осенью прошлого года. Имея их в виду, он говорил потом об "отрыжках". А вот факты прошли проверку!.. Ну, довольно о больших вопросах. Вопреки Вашему предположению в кинематографе мы не были ни разу. Объясняется это, вероятно, тем, что нас трое, а Вы один. Раковский находится в Астрахани, а не в Красном Яре. [Л. Троцкий] 5 марта 1928 г. ПИСЬМО И. СМИРНОВУ Дорогой Иван Никитич, получил наконец сегодня Ваше письмо из Новобаязета. А я-то думал, что у вас там тропическая природа, к столу бананы, в саду прирученные леопарды и пр. Увы, увы. Хорошо звучащее имя "Новобаязет" прикрывает, как оказывается, глухую дыру... То, что Вы пишете по поводу хлебозаготовок и размещения крестьянского займа, кажется мне бесспорным как острый выход из затруднений, в которые долго влезали с закрытыми глазами. Впрочем, об этом я довольно подробно писал Сосновскому и потому ограничиваюсь здесь приложением копии моего письма к нему. Австралиец-то наш оказался снова парижанином и, как пишут, оказался не случайно и не бескорыстно: пришлось идти к Каноссу. Из Москвы уже получена сегодня -- в числе большой пачки писем -- первая реакция на письмо двух рыцарей, которые в силу злой иронии судьбы оба оказываются "Санчо-Пансами". Сейчас они уже политически как бы сливаются в одну фигуру. Про Зиновьева один человек остроумно сказал, что у него "эпидермическая левизна". Он хотел этим выразить ту мысль, что у Зиновьева -- при отсутствии какого бы то ни было серьезного багажа способности и склонности к обобщающему мышлению -- есть, однако, инстинктивное стремление, как бы заложенное в эпидерме, дер- нуться при каждой новой оказии влево. Но именно этот "накожный" характер левизны, приближающий ее к чесотке, ставит ей очень узкие пределы: там, где для левизны нужна мускулатура, Зиновьев пасует. А какое же серьезное историческое действие возможно без мускулатуры? Вот почему Зиновьев пасует каждый раз там, где вся его предшествующая левизна испытуется действием. В июле 1923 года он написал рыхлые, как всегда, и широковещательные тезисы по поводу немецкой революции, а закончил их таким предложением: "назначить на годовщину революции (9 ноября) антифашистскую демонстрацию". Против постановки ребром вопроса о вооруженном восстании ("назначение срока") он упирался органически, хотя дело облегчалось для него тем, что революция-то происходила за лесами, за полями. Он написал не менее широковещательные тезисы по вопросу о всеобщей стачке в Англии, закончив их словами: "Само собой разумеется, что необходимо и дальнейшее сохранение Англорусского комитета"... Как и в отношении немецкой революции 1923 г., он сдался только после боя. Его тезисы о китайской революции -- не только до, но и после переворота Чан Кайши заканчивались выводом: "Компартия должна, разумеется, оставаться в составе Гоминьдана"... Здесь он на уступки не пошел, и это полностью обеспечивало его позиции в китайском вопросе. Он выдвинул затем лозунг поддержки уханского правительства постольку, поскольку. Осенью прошлого года, когда роль Гоминьдана определилась во всех его оттенках как контрреволюционная, он продолжал отстаивать лозунг буржуазно-демократической революции в Китае, видя в лозунге пролетарской диктатуры -- троцкизм. (Мне вспоминается, как при первой же встрече с Каменевым в мае 1917 года в ответ на мои слова, что у меня с Лениным разногласий нет, Каменев сказал: "Я думаю -- при апрельских-то тезисах"... Ведь и Каменев, и десятки других, не говоря уж о Лядовых, считали позицию Ленина троцкистской, а не большевистской...) Позиция Зиновьева в отношении нового этапа китайской революции была, как видим, не "случайна". Зиновьев знает эту свою "ахиллесову пяту" и поэтому все свои левые резолюции и статьи заранее сопровождает такими оговорочками, чтоб можно было отпрянуть перед действием. На этом построена вся его тактическая стряпня на Пятом конгрессе, с его насквозь двойственными резолюциями. Специфически зиновьевское истолкование единства партии тоже было такой ого-ворочкой, чтоб в случае чего можно было отпрянуть. Как Вы, разумеется, прекрасно помните, все мы отдавали себе в этом ясный отчет. Но мы прибавляли: отпрянуть будет на этот раз трудновато, так как придется ведь прыгать вниз, в ничтожество. Но и это его не удержало... Что касается Каменева, то у него, наоборот, всякое инстинктивное побуждение направлено всегда вправо, в сторону самоограничения, соглашения, обхода и пр. Из всех молений ему ближе всего моление "Да минует меня чаша сия". Но в противовес Зиновьеву, у него есть известная теоретическая школа мысли. Правда, ленинские рубцы заплыли жирком, но не окончательно все же. Он скорее Зиновьева понял необходимость разрыва Англо-русского комитета; он, по-видимому, соглашался с необходимостью выхода компартии из Гоминьдана, но помалкивал; думаю, что он, если б не был в Италии, мог бы лучше Зиновьева понять, что формула демократической диктатуры пролетариата и крестьянства была после мая 1927 года таким же пережитком для Китая, как для России -- после февраля 1917 года. И на этот раз Каменев лучше и яснее понимал, что означает "капитуляция". Но политическая природа взяла свое, Зиновьев отскакивает от своих левых выводов, Каменев боится оказаться жертвой своих правых устремлений. Но сходятся они во всех важных вопросах на одной и той же линии. Как назвать эту линию? Ни тпру, ни ну. Я многим товарищам рассказывал, вероятно, и вам, свой коротенький разговор с Владимиром Ильичом вскоре после Октябрьской революции. Я говорил ему примерно так: "Кто меня удивляет, так это Зиновьев. Что касается Каменева, то я его достаточно близко знаю, чтобы предвидеть, где у него кончится революционер и начнется оппортунист. Но Зиновьева я лично совсем не знал, а по описаниям и отдельным выступлениям его мне казалось, что это человек, который ни перед чем не останавливается и ничего не боится". На это В. И. ответил: "Он не боится, когда нечего бояться". На этом разговор оборвался сам собою. Конечно, можно поставить "ехидный" вопрос: если все это было известно заранее, то каким же образом оказался возможен блок? Но такая постановка несерьезна. Блок не имел персонального характера. Насчет Англо-русского комитета нас поучали: дело, мол, не в вождях, а в массе. Такая постановка фальшива и оппортунистична: ибо дело идет не только о массе, но и о линии. Из-за массы нельзя отказываться от линии. Но в борьбе за массы при условии правильной линии можно вступать в блок не только с чертом или его бабушкой, но и с двойным "Санчо-Пансой". [Л. Троцкий] [После 5 марта 1928 г.] ПИСЬМО Р М. РАДЕК* Большое Вам спасибо за письмо и за книжки, которые сегодня получились. На указанные Вами статьи в "Правде" о Кантоне я обратил сугубое внимание и уже переписывался по этому поводу с Карлом и др. Впрочем, ответа от них я еще не имел Статьи в "Коммунистическом Интернационале" я до сегодняшнего дня не имел, так как этого журнала не получаю. Большое спасибо за присылку последнего номера. Ваши ссылки на статьи в "Известиях" мне ничего не говорят, к сожалению, так как "Известий" здесь не получаю, да и вряд ли стоит их получать. Но я буду очень благодарен, если товарищи, следящие за "Известиями", будут мне посылать вырезки наиболее интересных статей (с непременным указанием, из какого номера и от какого числа). Эта просьба относится не только к "Известиям", но и ко всем другим газетам, кроме "Правды" и "Экономической жизни", которые я получаю правильно и столь же правильно прочитываю. Вчера и сегодня получились впервые иностранные газеты, главным образом из Астрахани от Христиана Георгиевича [Раковского], но есть и из Москвы, я только не знаю от кого, так как не успел еще разобраться в сегодняшней почте после пятидневного отсутствия. Я впервые был с Левой на охоте. Это в сотне верст отсюда, по направлению к северу, за Илийском: это на реке Или, которая вытекает из западного Китая и впадает в озеро Балхаш (потрудитесь взглянуть на географическую карту). Первая поездка была сравнительно малоудачна и достаточно утомительна; привезли мы всего-навсего 14 уток. Вы пишете. "Если нужны какие-нибудь иностранные книжки, сообщите мне, я вышлю". Я послал Сереже целый ряд списков нужных мне книг. Должен, однако, сказать, что отсюда мне очень трудно высказывать определенные пожелания относительно книг, так как сведения о новых русских книгах доходят до нас с запозданием, а сведения о новых иностранных книгах не доходят пока вовсе. Между тем мне, по характеру моей работы, необходимы главным образом новые издания Я хочу попытаться обозреть послевоенное десятилетие: мировую экономику, мировую политику, международную и "внутреннюю", по крайней мере для важнейших мировых стран или для наиболее типических, и наконец -- мировое революционное движение. Я имею в виду не историческую работу в собственном смысле слова, т е не 0x08 graphic * Жена Карла Радека--Прим. ред-сост. изложение всех важнейших фактов в их последовательности, а обобщение основных черт послевоенного периода и извлечение необходимых выводов в отношении международного революционного движения. Вот в этих рамках мне и нужна как наша русская, так и иностранная литература, книги, журналы, газеты, отдельные статьи и вырезки из статей (с непременным точным указанием, откуда сделана вырезка). Конечно, при этом есть риск того, что некоторые книжки я буду получать в двух экземплярах. Но так как я поддерживаю все более интенсивную переписку с остальными товарищами, отрезанными от Москвы, то я буду с ними обмениваться интересующими их изданиями От Карла [Радека] я получил вчера первую открытку. Она написана гораздо более по-русски, чем Вы допускаете в Вашем письме. Телеграммами мы с ним обменялись уже давно Ввиду огромности отделяющих нас расстояний, мы посылаем отсюда письма, не дожидаясь ответа Карлу я писал уже три или четыре раза. Так же примерно поступают Наталия Ивановна и Лева Жатва с разбросанных нами семян начинает поступать только сейчас. Это очень хорошо, что Радек засел за свою большую работу о Ленине. Не сомневаюсь, что мы получим первую серьезную работу, которая своим естественным удельным весом вытеснит жалкую и дрянную халтуру, загромождающую ныне книжные полки. Христиан Георгиевич работает над сенсимонизмом, который он хочет взять в свете эпохи, последовавшей после Великой французской революции. В своем письме мне Раковский пишет, что каждому из нас полезно взять какую-либо крупную тему, чтобы заново перечитать и передумать круг основных вопросов, группируя их вокруг стержня определенной темой. Это совершенно правильно Еще, кажется, Гете сказал, что для того, чтобы сохранить обладание над тем, что имеешь, нужно его каждый раз завоевывать заново. Сегодня (только сегодня) получился номер "Правды" с "письмом" Пятакова. Еще вчера я получил письмо от Ищен-ки с возмущением по поводу пятаковского письма. Признаться, особенного возмущения я не ощущаю, да и "неособенного" не чувствую. Давно его считаю отрезанным ломтем. Это человек способный, с математически-административным складом мысли, но политически не умный. Ленин и В этом вопросе оказался прав, когда предупреждал, что на Пятакова нельзя полагаться в больших политических вопросах. Политические заскоки, в ту или другую сторону, у него и в нормальные времена происходили примерно раз в неделю, и он нуждался в разговоре с кем-либо из более политически мыслящих товарищей, чтобы снова обрести равновесие, не очень устойчивое. Для такого человека заграничная изолированность есть политическая смерть. Письмо в редакцию есть самоэпитафия. (Л. Троцкий] 15 марта 1928 года ПИСЬМО БЕЛОБОРОДОВУ Дорогой Александр Георгиевич! Письмо Ваше от 2 марта получил я вчера, 10 марта. Это рекорд скорости. Вот Вам лучшее доказательство: Вы в Вашем письме говорите, на основании "Правды", о покаянной писульке Пятакова. А между тем номер "Правды" с этой самой писулькой получен нами только сегодня. Вы пишете о фальшивом и неумном документе Пятакова с возмущением. Я могу Вас вполне понять, но, признаться, этого чувства сам не испытываю, так как давно считаю Пятакова человеком политически конченым. В минуты просветления он сам не раз говорил, тоном усталости и скептицизма, что его политика не интересует и что он хочет перейти на положение "спеца". Я ему, полушутя, полусерьезно не раз говорил, что если он в одно прекрасное утро проснулся бы Бонапартом, то он взял бы свой портфель и отправился бы в канцелярию, придумавши на ходу в оправдание себе какую-нибудь жалкую лжемарксистскую "теорию"... Когда у нас с Вами выходили хоть и острые, но мимолетные споры, то меня именно больше всего огорчало, что некоторые товарищи не хотят как будто видеть, что Пятаков есть политический покойник, который притворяется живым и придумывает наспех всякие софизмы, чтобы придать себе видимость революционера-политика. Конечно, какая-нибудь очень большая европейская или мировая революционная волна может воскресить и Пятакова: ведь воскресал же Лазарь [Каганович], хотя уже смердел... В таком случае Пятаков, предоставленный самому себе, непременно наделает ошибок влево. Словом, Ленин был прав и на этот раз, когда писал, что на Пятакова в больших вопросах полагаться нельзя. Я, конечно, не думаю отрицать, что отход Пятакова, как и Зиновьева или Каменева, безразличен с точки зрения развития идей большевизма. Такого взгляда я никогда не вы-сказывал. Каждый отдельный человек, если он чего-нибудь стоит, означает гирьку или даже целую гирю на весах классовой борьбы. С Пятаковым мне приходилось разговаривать и спорить сотни раз, и в компании, и с глазу на глаз. Уже это одно свидетельствует, что я отнюдь не безразлично относился к вопросу о том, будет ли Пятаков с нами или против нас. Но именно эти многочисленные беседы и споры убедили меня в том, что мысль Пятакова -- при всех его способностях -- совершенно лишена диалектической пружины и что в характере его гораздо больше озорства, чем силы воли. Для меня было давно ясно, что при первом испытании на "разрыв" сей материал не выдержит. Очень меня огорчает, что Вам приходится отдавать такую значительную часть времени чисто канцелярской работе. Вы ведь один из самых молодых среди нас, и нынешнее вынужденное отстранение от настоящей работы очень и очень следовало бы Вам использовать для теоретического самовооружения. Впрочем, в этом совете, как видно из Вашего письма, Вы не нуждаетесь -- а нуждаетесь Вы в свободном времени, которое поедает у Вас канцелярия. Очень это обидно. То, что в канцелярии у Вас накурено и душно, есть уже дополнительное безобразие Я бы на Вашем месте обратился в исполком, или в партком, или в Рабкрин с требованием не разглагольствовать о рационализациях вообще, а произвести элементарнейшее улучшение, запретив курение в рабочем помещении и в рабочее время. Я Вам жаловался на неполучение иностранных газет, и Вы на это откликнулись в Вашем письме. Но как раз со вчерашнего дня я стал понемногу получать иностранные газеты, прежде всего от Раковского из Астрахани, но, по-види-мому, также и из Москвы (я еще не разобрался как следует в почте последних дней, так как пять дней пробыл в отсутствии). Вы меня соблазняете каннскими утками, гусями и лебедями. Но я как раз вчера вернулся с охоты на уток, гусей и лебедей. На охоту ездил я здесь с сыном впервые, на реку Или, это верст за сто отсюда. Охота там очень богатая, хотя мы выехали слишком рано, перелет только-только начинается. Но главная беда в трудности физических условий охоты. В Илийске (это в 73 верстах отсюда) есть еще кой-какой кустарник, а дальше идет уже голая солончаковая степь, на которой произрастает лишь полынок, а в затопляемых местах -- камыш. В этих местах обитают только киргизы, притом в большинстве крайне бедные. Первая ночевка была у нас, правда, в избе местного представителя "мясопродукта". Изба эта представляет собою подземелье, с чуть поднимающимися над землей окошечками, мебели никакой, кроме кошмы. На полу в 18 кв. аршин опало нас 14 человек. Тут же в комнате помещался и очаг, на котором кипятили грязную воду под чай. Второй ночлег был в киргизской юрте, еще меньше размером, еще более грязной и еще более уплотненной. В результате я вывез всего-навсего 14 уток, но зато гораздо большее количество насекомых. Тем не менее я на днях думаю повторить поездку, так как первого апреля охота уже заканчивается. Но на этот раз возьму со своих спутников обязательство ночевать на вольном воздухе: это неизмеримо приятнее. [Л. Троцкий] 17 марта 1928 г. ПИСЬМО ГРЮНШТЕЙНАМ Дорогие друзья. Ваше письмо от 24 марта получилось сегодня, 12 апреля, это еще срок сравнительно "приемлемый" -- бывает гораздо хуже. В день получения от вас телеграммы я вам послал открытку -- надеюсь, что вы ее получили. Ваше письмо особенно хорошо тем, что дает более или менее ясное представление о вашей жизни. Но, к сожалению, представление-то получается не очень отрадное. Выходит так, что вам чинят препятствия по части переписки, по части рыбной ловли и охоты. Если это так, то тут, несомненно, отсебятина местных властей. У нас здесь было сперва то же самое, но после протестующей телеграммы в Москву положение изменилось. Думаю, что и вам необходимо решительно опротестовать всякого рода бессмысленные помехи. Час получения почты является "кульминационным" пунктом у нас здесь, как и у вас в Чердыни. В течение первых недель почты вообще не было. Мы отсюда посылали открытки и телеграммы по всем тем дружеским адресам, которые в то время знали. Ваш адрес дошел до нас одним из последних. Постепенно стали получаться ответы, сперва по телеграфу, а затем и письмами. Аккуратнее всех пишут Раковский и Сосновский, с которыми мы успели обменяться уже несколькими письмами. Раковский, сверх того, посылает мне из Астрахани иностранные газеты. Стал я получать иностранные газеты и из Москвы, а также и книги... От И. Н. Смирнова мы имели уже письмо с места, т. е. из Но-вобаязета (Армения). Эта дыра может поспорить с Чер-дьшью, хотя и находится на другом конце карты. От Серебрякова была только открытка: он служит в Турксибе, устроился хорошо, "о жалуется на скуку. От Радека была открытка: он много читает и работает, жалуется на почки (об этом, впрочем, писал нам не он сам, а жена его). Было письмо от Белобородова (Усть-Кулом, область Коми). В этом поселении трудно достать даже свечи и керосин. Там же живет и Валентинов. От Ищенко было письмо из Каин-ска (улица Краскома, No37), он там служит и жалуется на то, что архибюрократическая работа отнимает у него время, которое он хотел бы посвятить работе на себя. Ищенко пи-сал под свежим впечатлением глупенького пятаковского письма, которым он очень возмущается. Очень бодрое письма было от Каспаровой из Кургана (Советская ул., No109). Теперь, как пишут нашему сыну, выслан из Москвы также и сын Каспаровой. От Мрачковского (Великий Устюг, Куроч-кинская, 11) до сих пор были только две телеграммы. В полученной на днях второй телеграмме Мрачковский жалуется на неполучение от меня писем, между тем, первое письмо я написал ему еще 28 февраля, т. е. больше месяца тому назад. Н. И. Муралов работает в Окрплане (город Тара, улица Фурье, 3): от него мы получили уже два письма. Было также письмо от Преображенского из Уральска (Некрасовская площадь, дом 13). Преображенский также занят на советской работе, бок о бок с членом ЦК правых эсеров Тимофеевым. Он много работает теоретически. Сейчас он, впрочем, в Москве: у него там родился сын... Смилге в Нарым я писал несколько раз; получил от него и группы находящихся вместе с ним товарищей телеграмму, но письма оттуда еще не было (Почтовое отделение Колпачево, Нарым). Была еще телеграмма от [И. Я.] Врачева из Вологды, от Юшкина и Дроздова из Андижана, с пути. Эльцин находится в Усть-Выми (Область Коми), теперь туда попал тов. Сермукс, от которого мы на днях имели телеграмму. Вот, кажется, и все товарищи, с которыми мы установили или устанавливаем переписку -- я исключаю при этом Москву. Сегодня одновременно с вашим письмом мы получили письмо от Раковского, он много работает -- и в Губплане, и литературно. Для Института Маркса -- Энгельса он разрабатывает тему о сенсимонизме. Кроме того, он работает над своими воспоминаниями. Вот, кажись, и все важнейшие данные, которые вкратце могу сообщить вам сейчас о наших друзьях. Я работаю над послевоенным десятилетием. В перспективе этой работы -- обобщение опыта послевоенной международной революционной борьбы на основе оценки основных тенденций послевоенной экономики и политики. Часть материалов я привез с собой, часть книг должен привезти младший сын, которого мы ждем сюда в течение ближайших двух недель. Кроме того, перевожу с немецкого памфлет Маркса "Карл Фогт" и собираюсь переводить небольшую книжку английского утописта Годскина -- для издательства Института Маркса -- Энгельса. В смысле бытовом мы устроились достаточно благоприятно -- особенно по сравнению с другими друзьями. До последней простуды здоровье мое было достаточно хорошо. Сейчас у меня бронхит после гриппа, но дело идет уже, по-видимому, на поправку. С Наталией Ивановной '[Седовой-Троцкой] менее благополучно: у нее рецидив малярии. Здесь местность исключительно малярийная, санитарные условия из рук вон плохие. Местный врач подозревает, что и у меня не только грипп, но и малярия. Мы возлагаем большие надежды на летний сезон, когда можно будет перебраться в горы, верстах в восьми отсюда: там сады я дачи, вернее, летние бараки. Климат там несравненно лучше, летом там прохладнее, и малярия туда почти не достигает. Переселяться на дачу можно в начале мая. Посылаю вам при этом в копии "отчет" о своих охотничьих похождениях, написанный для охотников, Преображенского и Муралова, и для "кандидата" в охотники, Раковского. Сейчас-то охотничий сезон окончен, приходится ждать первого августа. В промежутке мы собираемся ловить рыбу. Отчеты об успехах и неудачах будем рассылать своевременно. Надеюсь, что и вы получите возможность пустить в дело ваши охотничьи и рыболовные инструменты. [Л. Троцкий] 12 апреля 1928 года МОЙ ОТВЕТ ПРЕОБРАЖЕНСКОМУ [ВТОРОЕ ПИСЬМО ПРЕОБРАЖЕНСКОМУ] Письмо Ваше тоже шло примерно 22 дня. При этих условиях трудненько обмениваться мнениями по животрепещущим вопросам. А я китайский вопрос отношу к самым животрепещущим, ибо там еще идет борьба, действуют партизанские армии и вооруженное восстание поставлено в порядок дня, как, вероятно, Вам известно из резолюции последнего пленума Коминтерна. Прежде всего отведу мелочь, но досадную. Не говорите, что напрасно я полемизирую с Вами под псевдонимом Зиновьева. Тут Вы не правы целиком. Думаю, впрочем, что недоразумение вызвано разнобоем в сроках переписки. Я писал о кантонских делах в период получения знаменитого письма двух мушкетеров, причем из Москвы сообщали, что им даны секретари для обличения "троцкизма". Я не сом- невался, что Зиновьев извлечет на свет те письма мои по китайскому вопросу, где я доказывал, что демократической диктатуры пролетариата и крестьянства, как особой эпохи революции, в Китае не выйдет ни в каком случае, ибо там для этого неизмеримо меньше предпосылок, чем у нас было, а известно уже из опыта, а не из теории, что у нас демократическая диктатура пролетариата и крестьянства как таковая не реализовалась. Таким образом, все мое письмо было написано под углом зрения бывших и будущих "разоблачений" со стороны Зиновьева. Когда я говорил об обвинении в игнорировании крестьянства, то я нимало не забывал о некоторых моих спорах с Вами в Китае -- никак я не мог вкладывать в Ваши уста это шаблонное обвинение по моему адресу: Вы-то, надеюсь, признаете, что можно, нимало не игнорируя "крестьянство", прийти к выводу о том, что единственный путь для разрешения крестьянского вопроса -- диктатура пролетариата. Так что совершенно напрасно Вы, дорогой Е. А. -- не сердитесь, пожалуйста, за охотничье сравнение -- берете на себя роль шумового русака, который решает, что ружье направлено против него, тогда как гон идет совсем по другому следу... О том, что в Китае не выйдет никакой демократической диктатуры пролетариата и крестьянства, я стал размышлять со времени образования уханского правительства, я основывался при этом именно на анализе самых основных социальных фактов, а не, их политическом преломлении, которые, как известно, бывают довольно своеобразны, ибо зависят также от фактов второго порядка, в том числе от национальной традиции. Я убедился, что основные социальные факты уже проложили себе дорогу через все своеобразие политических надстроек, когда крушение Ухана в корне разрушило легенду о левом Гоминьдане, который будто бы охватывает девять десятых всего Гоминьдана. Ведь в 1924-- 1925 годах было чуть ли не общим местом, что Гоминьдан есть рабоче-крестьянская партия. "Неожиданно" оказалось, что это партия буржуазно-капиталистическая. Тогда создана была версия о том, что это-де верхушка, но что подлинный Гоминьдан, девять десятых Гоминьдана есть революционно-крестьянская партия. "Неожиданно" опять-таки оказалось, что левый Гоминьдан полностью и целиком громил крестьянское движение, которое в Китае, как известно, имеет большие традиции, имеет свои традиционные организационные формы и которое очень широко развернулось за эти годы. Вот почему, когда вы в духе абсолютной абстракции пишете: "Нельзя сказать, выдвинет ли китайская мелкая буржуазия какие-либо партии, аналогичные нашим эсерам или таковые создадутся из отколовшихся правых коммунистов" и т. д., то я на этот довод от "теории невероятностей" отвечаю следующее во-первых, даже если бы эсеры оказались созданы, то из этого вовсе не вышло бы никакой диктатуры пролетариата и крестьянства, как не вышло и у нас, несмотря на несравненно более благоприятные условия; во-вторых, вместо того чтобы гадать, не окажется ли мелкая буржуазия способна в будущем -- т. е. при дальнейшем обострении классовых отношений -- сыграть более или менее самостоятельную роль, не выстрелит ли палка? Лучше спросить, почему она оказалась неспособна сыграть эту роль в недавнем прошлом, когда ей были предоставлены наиболее благоприятные для этого условия: компартию загнали в Гоминьдан, объявили последний рабоче-крестьянской партией, поддерживали его всем авторитетом Коминтерна и СССР, крестьянское движение широко разворачивалось и искало выхода руководства, интеллигенция была широко мобилизована с 1919 года и пр., и пр., и пр. Вы пишете, что Китаю "предстоит еще огромная, ожесточенная, кровавая, длительная борьба за такие элементарные вещи, как национальное объединение Китая". Правильно, но отсюда-то и вытекает невозможность мелкобуржуазного руководства и даже полуруководства революцией. Объединение Китая есть сейчас интернациональная задача, никак не менее интернациональная, чем существование СССР, разрешить эту задачу можно только путем "огромной, ожесточенной, кровавой, длительной борьбы" с мировым империализмом и его экономической и политической агентурой в Китае, буржуазией, в том числе и "национальной" Вы пишете, что Китаю предстоит еще "колоссальная проблема аграрного буржуазно-демократического переворота" В этом был для Ленина корень вопроса. Ленин указывал, что крестьянство еще как сословие способно сыграть революционную роль в борьбе против сословия поместного дворянства и неразрывно с ним связанной бюрократии, увенчивающейся царским самодержавием. На следующем этапе, говорил Ленин, от рабочих отделятся кулаки, отделится значительная часть середняков, но это будет уже переход к пролетарской революции как части международной революции. Как же обстоит дело в Китае? Там нет поместного дворянства Там нет крестьянского сословия, связанного единством интересов против помещиков. Аграрная революция в Китае направляется против городской и сельской буржуазии. Радек на это упирал неоднократно -- теперь это наполовину понял даже Бухарин Ведь в этом же корень дела Вы пишете "Социальное содержание первого этапа будущей третьей китайской революции может быть охарактеризовано как социалистический переворот". Но тут мы рискуем удариться в бухаринскую схоластику и вместо живой характеристики диалектического процесса заняться терминологическим расцеплением волос. Каково было содержание нашей революции с октября 1917 г. до июля 1918 г.? Мы оставляли фабрики и заводы в руках капиталистов, ограничиваясь рабочим контролем, отнимали земли у помещиков и проводили мелкобуржуазную эсеровскую программу социализации земли; мало того, мы в этот период имели соучастника во власти в лице левых эсеров. Можно с полным правом сказать, что "социальное содержание первого этапа Октябрьской революции не может быть охарактеризовано как социалистический переворот". Яковлев, кажется, и еще кое-кто из красных профессоров много мудрили над этим. Ленин сказал, что мы попутно завершили буржуазную революцию. Китайской же революции ("третьей") придется уже на своем первом этапе бить по кулаку, отнимать концессии у иностранных капиталистов -- ибо без этого никакого объединения Китая, в смысле подлинного государственного суверенитета в экономике и политике, не выйдет; другими словами, уже первый этап третьей китайской революции будет иметь в себе меньше буржуазного содержания, чем первый этап Октябрьской революции Кантонские же события (как раньше китайские и пр.) показали, что и "национальная" буржуазия, имея за своей спиной Гонконг, иностранных советников, иностранные корабли, занимает такую позицию по отношению ко всякому мало-мальски самостоятельному движению рабочих и крестьян, что контроль рабочих над производством выйдет там еще меньше, чем вышел у нас. Придется, по всей вероятности, отбирать фабрики и заводы, сколько-нибудь значительные, уже на первых порах "третьей китайской революции". Правда, Вы пытаетесь просто отвести показания кантонского переворота. Вы говорите: так как "кантонское восстание было авантюрой, т. е. не было предприятием, вырастающим из движения масс, то каким образом такое предприятие может создать новое положение?"... Ну, знаете, это совсем уже недопустимое упрощение вопроса. Что в кантонском перевороте были элементы авантюризма, против этого я менее всего склонен спорить. Но изображать кантонские события, как карманный фокус, из которого не следует никаких выводов, это уж слишком упрощенная попытка уклониться от учета действительного содержания кантонского опыта. В чем состояла авантюра? В том, что руководство, стремясь перекрыть себя за прошлые грехи, чудовищно форсировало ход событий и привело к выкидышу. Движение масс было налицо, но недостаточное, незрелое. Неправильно думать, будто выкидыш неспособен научить нас ничему относительно материнского организма и родового процесса. Огромное, теоретически решающее значение кантонских событий для основных вопросов китайской революции состоит именно в том, что мы здесь -- "благодаря" авантюре (да, да) -- получили то, что так редко бывает в истории и в политике: почти что лабораторный опыт гигантского масштаба. Мы за него дорогонько заплатили, но тем меньше у нас права отмахиваться от его уроков. Условия опыта "мели почти "химически чистый" характер. Все предшествующие решения записали, закрепили, затвердили, как дважды два, что революция буржуазно-аграрная, что только те, которые "перепрыгивают", могут говорить о диктатуре пролетариата (опирающейся на союз его с крестьянской беднотой, составляющей восемьдесят процентов китайского крестьянства) и пр., и пр., и пр Предшествующий съезд китайской компартии проходит под этим знаком На месте присутствует специальный представитель Коминтерна тов. Н. Относительно нового ЦК. Кит-компартии нам сообщали, что он выше всяких подозрений. Борьба с так называемым троцкизмом развертывается в это время самым бешеным темпом, в том числе и в Китае. Между тем у порога кантонских событий ЦК Киткомпартии выносит, по словам "Правды", резолюцию о том, что китайская революция приняла перманентный характер, причем на этой же точке зрения оказался и представитель Коминтерна тов Н. Под "перманентным" характером революции нужно в данном случае понимать следующее: пред лицом архиответственной практической задачи (хотя бы и преждевременно поставленной) китайские коммунисты и даже представитель Коминтерна, учтя весь опыт прошлого и всю, так сказать, политическую наличность, пришли к выводу, что крестьян повести против аграриев (городской и сельской буржуазии) могут только рабочие, руководимые коммунистами, а из победы такой борьбы может вырасти только диктатура пролетариата, опирающаяся на союз с сотнями миллионов крестьянской бедноты Как в Парижской коммуне, тоже заключавшей в себе элементы лабораторного опыта (ибо восстание развернулось там в изолированном от всей страны городе), прудонисты и бланкисты действовали наперекор своим доктринам и тем ярче обнаруживали -- по Марксу -- действительную логику классовых отношений, так и в Кантоне руководители, напичканные по самую маковку пре- дубеждениями против страшилища "перманентной революции", приступивши к действию, оказались с первого же шага повинны в этом самом первородном перманентном грехе. Куда же девалось драгоценное противоядие мартыновщины, прививавшееся лошадиными и ослиными порциями? Нет-с, если бы это была только авантюра, т. е. некий фокус-покус, ничего не показывающий и ничего не доказывающий, то сия авантюра совершилась бы по образу и подобию своих творцов; ан нет, авантюра-то прикоснулась к земле, напиталась соком действительных (хотя и не созревших) массовых движений и отношений, и посему сия "авантюра" взяла своих собственных творцов за мотню, невежливо приподняла, потрясла в воздухе и потом поставила на голову, пристукнувши для устойчивости черепом об камень кантонской мостовой Как свидетельствуют последние на сию тему резолюции и статьи, эти самые "творцы" все еще стоят на головах и "перманентно" дрыгают в воздухе ногами Смешно и недопустимо говорить о "несвоевременности" делать выводы из живых событий, в которые должен вдуматься каждый рабочий революционер. Во время восстания Хэ Луна и Ие Тина я хотел открыто поставить вопрос о том, что после завершения гоминьдановского круга развития претендентом на власть может быть только авангард пролетариата. Это предполагает новую его установку, новую его самооценку -- после переоценки объективной установки -- и тем самым исключает авантюристский подход к делу: "Мы-де подождем в каком-нибудь уголке, мужик подхватит, а там кто-нибудь и как-нибудь возьмет власть и что-нибудь сделает". Некоторые товарищи говорили мне тогда: "Несвоевременно поднимать этот вопрос по поводу Хэ Луна, который, по-видимому, уже раздавлен". Я нисколько не переоценивал восстание Хэ Луна, но тем не менее считал, что оно является последним сигналом в пользу необходимости пересмотра ориентировки в делах китайской революции. Если б тогда эти вопросы были своевременно поставлены, то, может быть, они заставили бы задуматься идейных авторов кантонской авантюры, и китайская партия не была бы так беспощадно истреблена; а если нет, то в свете нашего прогноза и нашего предупреждения кантонские события вошли бы пол-новеснейшим уроком в сознание сотен и тысяч, как например, предупреждение Радека насчет Чан Кайши накануне шанхайского переворота. Нет-с, все сроки прошли. Когда возродится китайская революция, не знаю. Но остающееся в нашем распоряжении время надо целиком использовать для подготовки, притом по свежим следам событий. Вы пишете, что нужно изучить историю Китая, его эконо- мику, статистику и пр. Против этого спорить нельзя (если это не довод за отложение вопроса до греческих календ). Должен, однако, в свое оправдание сказать, что с момента своего приезда в Алма-Ату я только занимаюсь Китаем (Индией, Полинезией и пр. -- для сопоставлений). Пробелов у меня, конечно, гораздо больше, чем заполненных мест, но все же должен сказать, что во всех новых (для меня) книгах, которые я продолжаю читать и сегодня, я уже не встречаю ничего принципиально нового. А главное все же -- подтверждение опытом предвидения: сперва относительно Гоминьдана в целом, затем относительно левого Гоминьдана и уханского правительства и, наконец, в отношении "задатка" под третью революцию -- в виде кантонского переворота. Вот почему я считаю, что откладывать нельзя. Два последних вопроса. Вы спрашиваете, прав ли был Ленин, когда защищал против Бухарина во время войны ту мысль, что России еще предстоит буржуазная революция? Да, прав. Бухаринская постановка была схематичной и схоластичной, т. е. представляла собою ту самую карикатуру на перманентную революцию, которую Бухарин подсовывает мне теперь. Но ведь есть другая сторона того же вопроса: прав ли был Ленин, когда против Сталина, Рыкова, Зиновьева, Каменева, Фрунзе, Калинина, Томского и пр. и пр. и пр. (я уже не говорю про всех Лядовых) выставлял свои апрельские тезисы? Прав ли он был, когда против Зиновьева, Каменева, Рыкова, Милютина и пр. и пр. он защищал захват власти пролетариатом? Вы лучше моего знаете, что если бы Ленину не удалось в апреле 1917 года прибыть в Петербург, то Октябрьской революции не было бы До февраля 1917 года лозунг диктатуры пролетариата и крестьянства был исторически прогрессивным; после февральского переворота тот же лозунг--у Сталина, Каменева и пр. стал реакционным лозунгом. От апреля до мая 1927 года я стоял за лозунг демократической диктатуры пролетариата и крестьянства для Китая (вернее, соглашался на этот лозунг), поскольку общественные силы еще не дали своей политической проверки, хотя обстановка в Китае была неизмеримо менее благоприятна для этого лозунга, чем в России; после того, как эта проверка дана в гигантском историческом действии (опыт Ухана), лозунг демократической диктатуры стал реакционной силой и неизбежно будет вести либо к оппортунизму, либо к авантюризму. Вы ссылаетесь далее на то, что для октябрьского прыжка мы имели февральский разгон. Это правильно. Если бы мы хотя бы к началу северного похода стали в "освобож- даемых" районах строить Советы (а массы к этому стремились), мы получили бы необходимый разгон, разложили бы армии врагов, получили бы свою армию и пришли бы к власти, -- если не во всем Китае сразу, то в очень значительной его части. Сейчас, конечно, революция идет на снижение. Указание легкомысленных борзописцев на то, что революция у нового подъема, так как-де в Китае неисчислимые казни и жесткий торгово-промышленный кризис, есть преступное идиотство. После трех величайших поражений кризис не возбуждает, а, наоборот, угнетает пролетариат, а казни разрушают политически обособленную партию. Мы вошли в период отлива. С чего начнется новый прилив? Или иначе сказать: какие обстоятельства дадут пролетарскому авангарду во главе рабочих и крестьянских масс необходимый разгон? Этого я не знаю, окажется ли для этого достаточно только внутренних процессов или понадобится толчок извне, покажет будущее. Допускаю, что первый этап движения может в сокращенном виде повторить, в измененной форме, уже пройденные этапы революции (например, какую-нибудь новую пародию на "общенациональный фронт" против Чжан Цзолиня*); но этот первый этап будет достаточен разве только на то, чтобы дать компартии выдвинуть и провозгласить перед 'народными массами свои "апрельские тезисы", т. е. свою программу и стратегию завоевания власти пролетариатом Если же мы войдем и новый подъем, который будет развиваться несравненно более быстрым темпом, чем предшествующие, с запоздалой уже сегодня схемой "демократической диктатуры", то можно заранее дать голову на отсечение, что в Китае найдется очень много Лядовых, но вряд ли найдется Ленин для того, чтобы (против всех Лядовых) произвести тактическое перевооружение партии на другой день после революционного толчка. [...]. [Л. Троцкий] [Конец апреля 1928 года] ТРЕТЬЕ ПИСЬМО ПРЕОБРАЖЕНСКОМУ Дорогой Е. А. Вчера получил Ваше письмо, посланное воздушной почтой Таким образом, все письма дошли, причем последнее письмо шло 16 дней, т. е. на б дней меньше обычных писем. 0x08 graphic * Глава мукденской (фэнтяньской) милитаристской клики в Китае, поддерживаемой Японией, генерал В 1927 г жестоко подавил восстание коммунистов, казнив через повешение 25 человек -- Прим ред -сост. Третьего дня я отправил Вам подробнейший ответ на Ваши возражения по части китайской революции. А сегодня, проснувшись, вспомнил, что не ответил Вам (как будто) на тот аргумент, который Вы считаете важнейшим, насколько я понимаю. Вы пишете: "Ваша основная ошибка заключается в том, что Вы характер революции определяете в основе по тому, кто ее делает, какой класс, т. е. по субъекту действия, а объективному содержанию процесса придается как будто второстепенное значение". Дальше Вы приводите в качестве примера ноябрьскую революцию в Германии, революцию 1789 года во Франции и будущую китайскую революцию. Этот аргумент есть, в сущности, только "социологическое" (говоря высоким штилем) обобщение всех остальных Ваших конкретных экономических и исторических соображений. Но я хочу ответить на Ваши соображения и в их обобщенной социологической формулировке, ибо при этом "основная ошибка" (Ваша, а не моя) выступает наиболее явственно. Как характеризовать революцию: по классу, который ее совершает, или по социальному содержанию, которое она в себе несет. Противопоставление одного другому в такой общей форме заключает в себе теоретическую ловушку. Якобинский период французской революции был, конечно, периодом мелкобуржуазной диктатуры, причем мелкая буржуазия -- в полном соответствии со своей "социологической" природой -- прокладывала пути для крупной буржуазии. Ноябрьская революция в Германии была началом пролетарской революции, но задержанная на первых же своих шагах мелкобуржуазным руководством успела только сделать кое-что из недоделанного буржуазной революцией. Как же назвать ноябрьскую революцию: буржуазной или пролетарской? И то, и другое будет неправильно. Место ноябрьской революции определится тогда, когда мы дадим и механику этой революции и определим ее результаты. Между механикой (понимая под нею, разумеется, не только движущую силу, но и руководство) и между результатами противоречия в таком случае не окажется: и механика, и результаты имеют "социологически" межеумочный характер. Но я позволю себе спросить Вас: а как Вы назовете венгерскую революцию 1919 года? Вы скажете: пролетарской. Почему: ведь "социальное-то содержание" венгерской республики оказалось капиталистическим. Вы ответите: это социальное содержание контрреволюции, а не революции. Правильно. Примените теперь это к Китаю. "Социальное содержание может быть при диктатуре пролетариата (опирающейся на союз с крестьянством) в течение известного времени еще не социалистическим, но путь к буржуазному развитию от диктатуры пролетариата может вести только через контрреволюцию. Поэтому на счет социального содержания приходится сказать: "будем посмотреть". В том-то и дело, что политическая механика революции, которая, конечно, в последнем счете опирается на экономическую базу (не только, однако, национальную, но и интернациональную) , не может быть, однако, абстрактно-логически выведена из этой экономической базы. Во-первых, самая база очень противоречива, и "зрелость" ее не поддается голому статистическому определению; во-вторых, экономическую базу, как и политическую обстановку, надо брать не в национальных, а в интернациональных рамках, учитывая диалектическое взаимодействие национального и интернационального; в-третьих, классовая борьба и ее политическое выражение, развиваясь на экономических основах, имеют, однако, и свою собственную логику развития, очень властную, из которой нельзя выскочить. Когда Ленин говорил в апреле 1917 года, что спасти Россию от разложения и гибели может только диктатура пролетариата, то Суханов (наиболее последовательный оппонент) отвечал двумя основными доводами: 1) социальное содержание буржуазной революции еще не осуществлено; 2) Россия экономически еще не созрела для социалистической революции. Что отвечал Ленин? Созрела или не созрела это опять-таки "будем посмотреть"; статически этого определить нельзя; это определится по ходу вещей, притом не иначе, как в международном масштабе. Но независимо от того, говорил Ленин, как это социальное содержание определится в конце концов, сейчас, сегодня, нет другого пути для спасения страны -- от голода, войны и закабаления, кроме захвата власти пролетариата. Вот это самое и приходится теперь сказать по отношению к Китаю. Неправильно, во-первых, будто аграрная революция составляет основное содержание нынешней исторической борьбы. В чем должна состоять эта аграрная революция? В черном переделе. Но таких черных переделов в китайской истории было немало. А потом развитие снова возвращалось "на круги своя". Аграрная революция есть истребление китайских землевладельцев и китайских чиновников. А национальное объединение в Китае и экономический суверенитет означают освобождение от мирового империализма, для которого Китай остается важнейшим предохранительным клапаном против крушения европейского, а завтра-- американского капитализма. Аграрный переворот в Китае без национального объединения и таможенной автономии (по существу: монополии внешней торговли) не открыл бы Китаю никакого выхода и никаких перспектив. Этим и предопределяется гигантский размах и чудовищная острота той борьбы, которая предстоит в Китае, -- теперь, после опыта, уже проделанного всеми участниками. Что же в этих условиях должен сказать себе китайский коммунист? Ужели же он может рассуждать так: социальное содержание китайской революции может быть только буржуазным (сие доказано такими-то и такими-то таблицами); нельзя поэтому ставить себе задачей диктатуру пролетариата; социальное содержащие предписывает в своем крайнем случае коалиционную диктатуру пролетариата и крестьянства; но для коалиции (речь идет, конечно, о политической коалиции, а не о "социологическом" союзе классов) нужен партнер; Москва меня учила, что таким партнером является Гоминьдан-- сперва весь, потом без правых, потом левый Гоминьдан; однако левого Гоминьдана не оказалось; что же тут делать? Очевидно, остается мне, китайскому коммунисту, утешаться тем соображением, что "сейчас еще ничего нельзя сказать, выдвинет ли китайская мелкая буржуазия какие-либо партии .." или не выдвинет. А может, вдруг выдвинет? Китайский коммунист, который стал бы рассуждать по этому рецепту, зарезал бы китайскую революцию. Дело идет, разумеется, меньше всего о том, чтобы призвать Киткомпартию к немедленному восстанию для захвата власти. Темп целиком зависит от обстоятельств. Задача состоит в том, чтобы компартия насквозь прониклась тем убеждением, что третья китайская революция может победоносно завершиться только диктатурой пролетариата под руководством компартии. Причем это руководство надлежит понимать не "вообще", а в смысле непосредственного обладания полной революционной властью. А каким темпом придется строить в Китае социализм, это "будем посмотреть". [Л. Троцкий] [Конец апреля 1928 года] ПИСЬМО КЛЕМЕНТЬЕВУ И ТАМАРКИНУ Дорогие товарищи Клеменьев и Тамаркин! Вот уже четвертый месяц, как мы живем в Алма-Ата. В достаточной мере здесь освоились и более или менее представляем себе завтрашний день. Сообщу Вам самое основное. Климат здесь оказался совсем не таким южным и не таким благоприятным, как мы думали с самого начала. До сих пор весна еще никак не соберется с силами. Всего неделю тому назад выпал большой снег, который, правда, держался всего сутки. Сейчас погода перемежающаяся: два дня солнечных и теплых, два -- три дня пасмурных, дождливых и холодных. Окончательного установления теплой погоды ждут только во второй половине мая. Город весь в садах, это правда. Но в то же время он весь в пыли и в малярии, особенно средняя и нижняя его части. Мы живем в средней части. Квартира наша (улица Красина, 75) помещается в одном дворе с губернским архивом. Сама по себе квартира хороша, имеется даже электричество (это случайность, в частных домах электричества здесь почти нет), но, как уже сказано, часть города, в которой мы живем, в климатическом отношении не очень хороша. На лето, т. е. к концу мая, предполагаем выехать в более возвышенную местность. На склоне гор, верстах в 5 -- 8 отсюда, имеются так называемые дачи, т. е. летние деревянные бараки. Малярия туда, как говорят, не добирается. Общие бытовые условия в городе неблагоприятны. Почти в течение всех трех месяцев, что мы здесь живем, в городе ощущался недостаток в хлебе, да и в большинстве других продуктов и промышленных товаров. Везде и всюду очереди. Цена за пуд муки доходила до 8--10 рублей*, пуд овса 4--5 рублей, сноп клевера 50 -- 60 коп. В течение последних месяцев содержание лошади обходилось извозчику в месяц примерно в 100 -- 120 рублей. В настоящий момент хлебный кризис обострился до последней степени. Очевидно, эти факты, поскольку они становятся известными через печать и другими путями, вызывают беспокойство товарищей относительно нашего здесь существования Настойчиво прошу не беспокоиться, мы живем в достаточно благоприятных условиях, особенно по сравнению с другими товарищами, и имеем все необходимое. Одновременно с этим ходят слухи о моей болезни. Я получаю запросы письмами и по телеграфу с разных сторон. Положение в этом отношении таково: в первый период после приезда я хворал; затем наступил период полного физического благополучия; сейчас наступил третий период; температура время от времени повышается, два -- три дня недомогания, затем все входит в норму и снова возобновляется через несколько дней. Очевидно, это какие-то маля- 0x08 graphic * 3 мая мука "вскочила" до 17 руб рийные циклы. Я стал за ними следить. В общем же я вполне работоспособен. Хуже с Наталией Ивановной, у которой малярия возобновилась в довольно острых и болезненных формах. Пользуясь работоспособностью и свободой от практических занятий, я много занимаюсь. Главная работа сосредоточивается вокруг оценки послевоенного десятилетия (международное хозяйство, международная политика, международное революционное движение). Начал я с Востока: Китай, Япония... Вторая работа, на которую меня подбил Преображенский, -- это воспоминания. Более благоприятных условий для этой работы, чем здесь, в Алма-Ата, не дождешься... Кроме того, перевожу не изданный до сих пор памфлет Маркса "Карл Фогт" с немецкого и небольшую книжку английского утописта Годскина с английского. Книг мы сюда привезли хоть и не столько, как врали газеты, а во много раз меньше, но все же несколько ящиков. Теперь уж стали получаться книги из Москвы и даже из-за границы. Выписываем "Правду" и "Экономическую жизнь". Из Баку, Тифлиса, Воронежа товарищи посылают местные газеты Тов. Раковский присылает из Астрахани еженедельно пачку иностранных газет. Тов. Сосновский снабжает интересными вырезками из сибирской печати. Иностранные газеты получаются также время от времени из Москвы. Местная библиотека довольно обширна -- что касается старых книг. К сожалению, они совершенно не каталогизированы и большей частью лежат хаотическими кучами. Я имею доступ к ним и извлекаю из этих куч то, что мне нужно. Конечно, для систематической научной работы здешнее книгохранилище совершенно не достаточно, тем более что, как уже сказано, новых книг здесь крайне мало. Переписку я веду очень значительную, причем она имеет "тенденцию к быстрому возрастанию. В день первого мая мы получили здесь два десятка телеграмм, в большинстве групповых. Письма идут из Москвы 15--18 дней. В дополнение сообщу еще, что дважды ездил на весеннюю охоту, причем мы привезли с сыном изрядное количество уток. Охотничий сезон закончился здесь первого апреля; сейчас готовимся к рыбной ловле. Вот вкратце самое существенное, что я могу сообщить о своем житье-бытье. Незачем говорить, что настроение у нас троих хорошее и бодрое. Получаемые нами в большом числе письма также дышат бодростью. Я совершенно согласен со всем, что Вы пишете о Пята- кове. Да, он уже года два тому назад говорил мне, что хочет отойти от политики и стать чиновником. Он не раз повторял это. Крепко жму руки, желаю здоровья и правильного использования нынешней ,"передышки" -- в форме учебы. [Л. Троцкий] Алма-Ата, 3 мая 1928 г. ПИСЬМО МРАЧКОВСКОМУ Дорогой Сергей Витальевич. Получили наконец от Вас первое письмо. Оказывается, что письма не доходили по той причине, что их не писали. Я Вам послал за это время пять писем (не считая открыток): 1) 28 февраля, 2) 8 марта, 3) 12 марта (о кантонских событиях), 4) 20 марта -- копия моего письма Сосновскому, 5) 12 апреля, отчет о своей охотничьей поездке. Открытки у меня не записаны -- одна или две. Получили ли Вы все это? Большинство писем, а может быть, и все, посланы заказным порядком. Очень огорчительно, что Вы хвораете, и очень тревожит крайняя Ваша, простите, недисциплинированность по частя самосохранения. Тов. Орловская * вполне права, учиняя над Вами режим медицинской диктатуры. Мы отсюда полностью и целиком к этому режиму присоединяемся; просим только о том, чтобы гайки были подвинчены потуже. Где же и ограждать сердце, как не на полном покое: полгодика полежать-- означает в дальнейшем два-три годика лишних попрыгать. И в отношении охоты -- при усталости сердца -- необходимо наложить на себя известное ограничение. Я очень хорошо знаю, как сие трудно и заранее сочувствую полностью, тем не менее надо во что бы то ни стало укрепить себя. Напрасно Вы, дорогой Сергей Витальевич, думаете, что Ваша телеграмма Пятакову встретила тут у нас возражения. Наоборот, мы очень весело смеялись, когда узнали о ней из Москвы, недели за две до того, как узнали от Вас, а может быть, и раньше. Такого рода телеграмма стала сейчас же известна по Москве и тем самым превратилась в полити-ческий факт из сердитой шутки. Значит, цель достигнута полностью, что и требовалось доказать. От Уфимцева и Семашко мы получили первомайские те- 0x08 graphic * Жена Мрачковского -- Прим. ред.-сост. леграммы из Котласа, где они находятся вместе с Познанским. Вчера же я получил впервые весть от т. Розанова. Он находится в Кустанае (ул. Калинина, д. 77). Выехал он с температурой за 38, большую часть времени проводит в постели. Переписываю дальше часть его письма: "Сейчас становится лучше, однако работать еще не смогу, предполагаю лето использовать на укрепление здоровья. Так тянуть трудно. Но в "немощном теле" дух вполне здоровый; настроение всегда бодрое: ценности не переоцениваю, "покаянники" не раздражают, за исключением А. О. [Альский], -- уж очень согбенной и жалкой представляется мне его фигура, приложенная к его заявлению". Получил вчера также письмо от Преображенского. Должен сказать, что в числе аккуратных корреспондентов пока значатся только Раковский, Сосновский, Муралов и Преображенский. Остальные пишут не столь аккуратно, хотя писем получается все-таки очень много. Благодаря большому числу корреспондентов и приходится пользоваться копиями писем, написанных одному для ответа другим, иначе пришлось бы весь рабочий день занимать перепиской. Преображенский сообщает, что Полина [Виноградская] меняет Москву на Казахстан. Сегодня утром получилась телеграмма от Богуславского: "Беспокоюсь отсутствием ответа моих два письма; телеграфируйте -- Кузнецкая, 8, здоровье, бытие". Между тем я от Богуславского до сих пор не получил ни одной строки, хотя написал ему открытку. Вероятнее всего, письма его еще в пути. От Муралова письмо шло 33 дня (получил вчера). Николай Иванович только готовился к весенней охоте, Иртыш у него еще был покрыт льдом в момент отправки письма, а у нас здесь охота закончилась тридцать три дня тому назад. От Ищенки получилась вчера же открытка. Он жалуется на неполучение от меня ответа. Опять-таки я писал ему не меньше четырех раз, почти всегда заказным, но письма, очевидно, еще странствуют. От Григорова пришла открытка с пути, он здоров и бодр. Вчера же получил письмо от Валентинова, который, как Вы знаете, живет вместе с Ал. Георг. [Белобородовым]. Вчера пришла телеграмма от ростовцев: "Горячий привет апрельский группы ростовских большевиков Алферова, Пинега, Леснова", телеграмма из Мариинска. Вчера же опять-таки пришла телеграмма из Термеза, со значительным запозданием из-за порчи пути: "Первомайский привет Шумская, Радаевич, Микина". Из первомайских телеграмм эта по счету 22-я или 23-я, почти все групповые; есть среди них телеграммы из Москвы, Харькова, Кавказа и проч. Такова корреспонденция за последние два дня. Правда, не каждый день корреспонденция бывает так обильна, но так как число корреспондентов растет, то и переписка имеет тенденцию к постоянному возрастанию. Я Вам посылал свои соображения по поводу кантонских событий. Это письмо послано было 12 марта. Надеюсь, что Вы его получили. Е. А. [Преображенский] прислал некоторые свои возражения по этому предмету; Вы, конечно, помните, что мы кое в чем расходились с ним еще прошлой осенью. Разумеется, он ни на минуту не колебался в таких вопросах, как недопустимость участия в Гоминьдане или в Уханском правительстве. Единомыслие по этим двум пунктам, плюс лозунг Советов и конфискации крупного (по китайским условиям) землевладения, решало для своего времени вопрос. Но теперь китайская революция требует пересмотра основной установки. Вернее сказать, она требует этого с осени прошлого года. Об этом я, как помните, писал настойчивые письма из Нальчика, но наткнулся на чисто центристские возражения Зиновьева и на колебания кое-кого из наших. Сейчас как по всему ходу событий в Китае, так и по ходу событий в Коминтерне (резолюция последнего Исполкома, предстоящий международный конгресс), необходимо по этому поводу занять ясную и точную позицию. Вопрос этот ни в каком случае не менее важен, чем, скажем, вопрос об отношении к кулаку или индустриализации у нас. Я Вам посылаю здесь копию своей переписки с Е. А. по китайским делам. Первого письма своего не посылаю, так как оно должно у Вас иметься. В заключение еще несколько слов о житье-бытье. Мы ждали Сережу из Москвы в начале апреля. Он там задержался из-за экзаменов и выехал только 28 апреля, но сегодня, 8 мая, его еще здесь нет. Лева выехал его разыскивать на путях между Нишпеком и Алма-Ата. Получена как будто телеграмма, что Сергей где-то в пути. Ждем их обоих сегодня. За последние дни здесь сразу установилась очень жаркая погода, связанная с малярийным поветрием. У Наталии Ивановны малярия восстановилась полностью уже месяца полтора-два тому назад. Я до последнего времени состоял под сомнением, но вот уже недели две, как сомнения рассеялись, я так же записался в число маляриков. Местность здесь заражена малярией чрезвычайно. Я Вам, кажется, уже писал, что к весне мы собирались переселиться в так называемые сады. Это повыше, в горах, верстах в восьми от той части города, где мы живем. И это дело, к сожалению, задержалось по некоторым внешним причинам. Переезд состоится, вероятно, не раньше, как дней через 10--12. О работе своей я Вам уже писал, хотя работаю много, но по обширности темы работа подвигается медленно. Да и мне хочется воспользоваться здешней обстановкой для более основательной работы. Вот, кажись, все важнейшее, что могу Вам сообщить на сей раз. [Л. Троцкий] 8 мая 1928 г. ЦИРКУЛЯРНОЕ ПИСЬМО Чтоб не задерживать, посылаю пока это письмо. На Ваше отвечу завтра-послезавтра. Л. Троцкий Дорогой друг. Мы не можем вести отсюда политику "накоротке", высказываясь эпизодически по отдельным, хотя бы и существенным, вопросам. Из огромных "неудобств" нашего положения вытекает, однако, и некоторое маленькое преимущество: мы можем высказываться лишь обобщенно, обо всей ситуации в целом. Мы должны обратиться к Шестому конгрессу Коминтерна -- насколько окажется возможным, коллективно -- с изложением нашего отношения к нынешней международной и внутренней политике. Смысл заявления: высказать то, что есть. Никаких преувеличений, никакого игнорирования нынешних официальных попыток вырваться из трясины, но и никакой дипломатии, лжи, фальши, развращающего политиканства в духе Зино-вьеза--Каменева--Пятакова, себялюбивого, чиновничьего, насквозь безответственного, понтиепилатовского умывания рук в духе Крестинского или смердяковского пресмыкательства в духе Антонова-Овсеенко. Об этом, впрочем, незачем и говорить. Мы должны сказать правду, только правду, всю правду. Внутренние вопросы необходимо поставить под международным углом зрения. Никакая внутренняя политика не поможет без правильного и выдержанного курса международной пролетарской революции. Да и немыслима правильная внутренняя политика без правильного, широко продуманного международного курса. Надо ребром поставить вопрос об убийственных ошибках начиная с 1923 года -- Болгария-- Германия--Эстония--Англия--Китай... Весь авторитет, накопленный в течение десятилетий, закрепленный Октябрем, был направлен на срыв революции: сперва -- эпизодически, по недомыслию, близорукости, короткомыслию, а в последний период -- в силу новой системы, которая возвела все вышеозначенные качества в теорию. Еще в 1851 году Энгельс писал: "Если революционная партия пропускает решительные моменты, не произнося сво-его слова, или если она вмешивается и не побеждает, тогда ее можно считать на некоторое время погибшей". У нас были систематические упущения революционных моментов и, что еще хуже, "вмешательства", направленные против объективной логики революционного развития. Упущенные решительные моменты: Германия, Болгария, Англия, Китай. Оппортунистические вмешательства наперекор ходу развития: Англия, Китай. Авантюристские вмешательства, вразрез с логикой движения: Эстония, Кантон. Напоминаю только наиболее грандиозные примеры. Таким путем можно, как выражается Энгельс, "погубить на некоторое время партию". Под могущественными толчками империалистской эпохи мас-са снова левеет и приливает к нам. А когда ситуация достигает решающего обострения, мы оппортунистически срываем ее, а затем пытаемся авантюристски исправить неисправимое. Получается бочка Данаид, которой нельзя заполнить никогда. Только одна иллюстрация, зато свежая и поистине потрясающая. ЦК Киткомлартии объявлялся -- против нас -- безупречным. Затем, вдруг, он оказался меньшевистским. Сня-ли. Создали новый, истинно большевистский -- все это за кулисами. После Кантона новый сюрприз: безупречный ЦК второго издания оказался сторонником "перманентной революции". Калейдоскоп руководства, без правильно идейной жизни, без критики опыта, без преемственности и революционного вызревания. Вопрос о всестороннем обсуждении и теоретической про-работке всех вопросов китайской революции никак не менее важен, чем вопрос нынешнего, внутреннего, экономического поворота. Еще раз: никакая "самая лучшая" внутренняя политика не даст победы, если революция будет срываться ложной революционной стратегией и, главное, если Интернационал не будет учиться на ошибках. А последнее невозможно, поскольку сокрытие ошибок превращается в вопрос государственного престижа и охраняется государственными средствами. Это вопрос жизни и смерти для международной пролетарской революции. О линии в Китае по существу. Лозунг бур