, чтобы советская бюрократия приступила к систематическому истреблению большевиков, она сама должна была окончательно порвать внутренние связи с большевизмом. На протяжении последних 15 лет мы систематически следили за ретроградной эволюцией советской бюрократии: от большевизма к центризму и от центризма к оппортунизму, притом к самому злокачественному из всех, именно к бюрократическому оппортунизму империалистической эпохи. * Способность теоретического мышления есть не готовый "дар природы", а искусство, которому надо учиться, как столярному ремеслу или игре на скрипке. На это можно возразить, что не каждый человек является столяром или скрипачом, но все люди "мыслят". * Но мы не слышали, чтоб Маркс или Энгельс пересмотрели свою оценку Коммуны. Эти "аморалисты" - лучшие нравственные образцы человеческой расы - так и умерли нераскаянными. Известно, что друзья называли Маркса "мавром". Попики из Лондонского бюро должны бы наименовать его кафром66, ибо, как видим, он полностью разделял "кафрскую мораль" большевиков. * Однако было бы ошибкой думать, что "здравый смысл" пытается переступить свои законные пределы под влиянием бескорыстного тщеславия. Нет, он преследует весьма практические цели. В качестве мелкого буржуа здравый смысл не только простак, но и плут. Насилие над революционной моралью и пренебрежение к ее хронологии понадобились только для того, чтобы помочь реакционному палачу против его революционных жертв. Хотя моралисты, отброшенные на вторую линию защиты, и вынуждены ставить знак равенства между троцкизмом и сталинизмом, но на самом деле, т. е. практически, они сами принадлежат к тому же политическому лагерю, что и Сталин, и находятся в прямом или косвенном союзе с Третьим Интернационалом и в смертельной борьбе с Четвертым. [Л.Д.Троцкий] [Январь -февраль 1938 г.] Телеграмма67 Троцкий считал бы крайне желательным разъяснить в последних статьях некоторые конкретные моменты процесса68: покаяния врачей Кремля, мнимое покушение Бухарина на Ленина и пр. Просим немедленного ответа. В "Таймс", март [...]69, по ошибке сказано, что Раковский подвергался допросу в течение 90 часов. У Троцкого речь идет в этом месте о Мрачковском, казненном в августе 1936 г. В "Таймс", 7 марта, редакция назвала Алксниса70 и Гамарника71 маршалами. Этого звания они не имели. [Л.Д.Троцкий] [8 марта 1938 г.] Обращение к митингу72 Изнутри позиций, завоеванных пролетариатом, Сталин наносит социализму такие удары, каких не наносил еще никто. Если кто саботирует экономическое и культурное развитие СССР, то это Сталин. Если кто подкапывает военную мощь СССР, то это Сталин. Если кто отравляет ряды революционного авангарда изменой и предательством, то это Сталин. Если бы объединенная мировая реакция хотела найти агента по собственному выбору, она не нашла бы ничего лучшего, чем Сталин. Московские процессы представляют единственную в истории попытку обмануть все человечество. Однако, если нет предела подлости, то есть предел доверчивости. Затушеванная мысль и поруганная совесть пробуждаются. Прогрессивное человечество готовится извергнуть из себя отраву сталинизма. Мысленно я и моя подруга Наталья присутствуем на вашем митинге протеста и возрождения. Мы видим в ваших рядах образ Льва Седова, павшего на посту борца. С нами или без нас вы доведете освободительную борьбу до конца. Троцкий 9 марта 1938 г. Письмо73 Дорогие друзья! В дни московского процесса лондонская газета "Дейли Экспресс" просила меня дать специально предназначенную для нее статью о процессе. Посылая по телеграфу статью, я никак не думал, что она из Лондона вернется в Нью-Йорк и появится в печати Херста. Пусть добродетельные ханжи, поддерживающие Сталина-Вышинского, приходят по этому поводу в ужас. Меня это мало трогает. Дело шло вовсе не о литературном "сотрудничестве" с Херстом. Моя и моих сотрудников задача состояла в том, чтобы по всем доступным нам каналам ввести в мировой оборот как можно большее количество фактов и доводов против палачей и тем попытаться остановить их руку. Если бы мне пришлось расклеивать плакаты, предупреждающие население о холере, я одинаково пользовался бы стенами школы, церкви, кабака, игорного дома и даже худших заведений. Л.Троцкий 13 марта 1938 г. [Письмо Ф.Кирчвей] Frida Kirchway, Editor The Nation 20 Vesey Street New York City, N[ew] Y[ork]74 13/3/38 [г.] Mrs.75 Фрида Киршвей, "Nation" Милостивая государыня! Письмом от 20 декабря 1937 г. Вы предложили мне дать для "Nation" статью, излагающую мою "философию". Я отвечаю Вам с запозданием по ряду причин, которые здесь нет надобности перечислять. Во время московских процессов, где при помощи несчастных жертв ГПУ пятналось и чернилось мое имя, имя Льва Седова, моего покойного сына и моих единомышленников, Вы занимали позицию, которую в лучшем случае можно назвать позицией благожелательного нейтралитета по отношению к фальсификаторам, клеветникам и палачам. Некоторые из Ваших ближайших сотрудников, вроде небезызвестного Луиса Фишера, выступали как прямые литературные агенты Сталина - Вышинского - Ягоды - Ежова. Вы сами, сударыня, с шумом вышли из "Комитета защиты Троцкого", когда Вам показалось, что расследование комиссии, возглавляемой д-ром Дьюи, способно бросить тень на целомудрие сталинской Фемиды76. Обращаясь ко мне теперь с предложением изложить для "Nation" мою "философию", Вы, очевидно, пришли к выводу, что выдвинутые против меня обвинения подложны. Заявили ли Вы об этом открыто? Московские подлоги не упали, однако, с неба. Объяснили ли Вы вашим читателям, что вы не поняли своевременно смысла московских процессов, ибо за весь последний период ложно оценивали эволюцию правящей клики Кремля? Отмежевались ли вы от торговцев ложью типа Уолтера Дюранти и Луиса Фишера, которые в течение ряда лет систематически обманывали американское общественное мнение и тем облегчили работу московских фальсификаторов и палачей? Вы опубликуете, надеюсь, на страницах "Nation" это письмо, которое составляет существенный элемент моей "философии". Л.Т[роцкий] 13 марта 1938 г. [Письмо М.Зборовскому и Л.Эстрин] 16 марта 1938 г. Дорогие друзья, Отвечаю на ваш No 21 от 4 марта. Во-первых, на полученные от вас письма Наталья Ивановна еще не способна ответить: она слишком подавлена и слаба. Она очень вам благодарна за все сообщения и подробности и напишет как только оправится. 2) Статью о Л.Седове вы, конечно, получили. Она предназначена была для "Бюллетеня" и для французского издания. Мы надеемся, что французский перевод будет очень тщательно и хорошо отредактирован с литературной стороны. Надо, чтобы книжка хоть до некоторой степени была достойна лица, которому она посвящена. Мы надеемся, что вы примете все необходимые меры. 3) Дня два тому назад мы послали кое-какие материалы для "Бюллетеня" по поводу процесса. Я постараюсь в ближайшие 2-3 дня выслать еще коротенькие статьи: о процессе и о невозвращенцах77. Надеюсь, что они придут вовремя. 4) Поведение Вальтера [Кривицкого] свидетельствует, что мундир ГПУ носят многие меньшевики, кадеты и пр. Когда они порывают со Сталиным, обнаруживается их подлинная политическая физиономия, без мундира. 5) Относительно статей товарища Бармина. Они прибыли в такой момент, когда у нас здесь была большая тревога (попытка покушения того типа, который был применен в Болгарии против Солоневичей). Я вынужден был на известное время покинуть квартиру без рукописей и документов. Затем пришла весть о смерти Левы, потом процесс. В этих условиях очень трудно было посвятить время рукописи Бармина78. К тому же из письма Левы я понял, что переговоры о напечатании ведутся непосредственно из Парижа и что с моей стороны требуется скорее мнение, чем практические шаги. Я успел прочитать только первую половину рукописи. Написано хорошо и интересно, но скорее для русского читателя, чем для иностранцев, ибо изложение предполагает слишком многое известным. Для того, чтобы вышла книга, следует дать ей политическую оправу. Для этого необходимо порыться в советских газетах соответственных годов и связать личные воспоминания и характеристики с наиболее яркими эпизодами и поворотами советской политики, особенно советской дипломатии. Думаю, что иначе американцы не возьмут книги. Нужно не забывать двух обстоятельств: а) ужасающий кризис на книжном рынке; б) огромное количество книг об СССР. Так как книга не заключает в себе никаких сенсационных разоблачений, то она может встретить интерес иностранцев-американцев лишь в том случае, если даст им возможность понять некоторые пружины советской дипломатии. Во всяком случае, я готов принять любые практические шаги, если они от меня требуются. Нужно только, чтобы товарищ Бармин ясно сформулировал свои планы и намерения в отношении этой книги. 6) Само собою разумеется, что я с величайшей готовностью прочту работу Д.79 и помогу всем, чем смогу. Заранее хочется сказать: чем больше конкретных подробностей, тем лучше. Передайте автору горячий привет от Н.И.[Седовой] и от меня. Мы получили коротенькое немецкое письмо с искренней благодарностью. Не ответили до сих пор потому, что вообще еще очень трудно отвечать. Д. понимает это лучше всех других, ибо ее постиг столь же тяжкий удар, как и нас. 7) Я бы очень хотел иметь сведения о финансовых источниках "Бюллетеня". В этом отношении нужно соблюдать величайшую осторожность, чтоб не стать жертвой провокации со стороны ГПУ. [Л.Д.Троцкий] Жрецы полуправды "The Nation" и "The New Republic" Наиболее плачевную и недостойную роль в американской печати играют сейчас "Нэйшен" и "Нью Рипаблик". Эти газеты претендуют на роль оракулов "либерального" общественного мнения. Своих идей у них нет. Социальный кризис, открывшийся в 1929 г. и застигший "либералов" врасплох, заставил их ухватиться за СССР, как за якорь спасения. В популяризовании успехов планового начала и в осторожном противопоставлении его капиталистической анархии эти господа нашли временно свое призвание. У них по-прежнему не было никакой самостоятельной программы действий для Соединенных Штатов; зато они могли ныне идеализированным образом СССР прикрывать свою собственную растерянность. На деле "дружба" с Москвой означала примирение буржуазного либерализма с бюрократией, задушившей Октябрьскую революцию. Чем больше росли привилегии нового правящего слоя и чем он становился консервативнее в защите своих привилегий, тем больше росло число его друзей среди буржуазных интеллигентов и либеральных снобов, отдающих дань моде. Вдохновителями этих настроений стали Уолтер Дюранти и Луис Фишер, прямые сикофанты советской олигархии. Под их указку ограниченные профессора, посредственные поэты, адвокаты, не успевшие стать знаменитыми, честолюбивые вдовы и просто скучающие дамы стали всерьез принимать свою дружбу с советским посольством в Вашингтоне за служение интересам Октябрьской революции. Многие из них проявили готовность защищать Советский Союз до последней капли крови... конечно, не своей, а "троцкистов". В героический период революции представителем прогрессивного американского общественного мнения в Москве был Джон Рид. В это время Уолтер Дюранти сидел в Риге в качестве профессионального клеветника на революцию и ее вождей. За последние годы Дюранти стал главным звеном между советской бюрократией и "либеральным" общественным мнением Соединенных Штатов. Нравственный контраст между Джоном Ридом и Уолтером Дюранти хорошо отражает политическое противоречие между большевизмом и сталинизмом. Если руководители "Нэйшен" и "Нью Рипаблик" умудрились не понять этого противоречия, то потому, что мелкие торговцы ложью типа Дюранти или Луиса Фишера им неизмеримо родственнее по духу, чем героический Джон Рид80. Можно ли удивляться, если нынешняя бюрократия Кремля пришлась демократическим оракулам несравненно больше по душе, чем революционная партия Ленина? Как раньше они не понимали законов революции, так теперь они не понимают законов реакции. Они надеялись, что бюрократия, не без их благотворного воздействия, будет становиться все более респектабельной и "гуманной". Из голов этих людей до сих пор еще не выветрилась вера в непрерывный и автоматический прогресс. Они не сумели сделать никаких выводов даже из того факта, что демократическая мелкая буржуазия, плотью от плоти которой они являются, в течение нескольких лет превратилась в Германии в армию фашизма. Еще менее способны были они понять злокачественную эволюцию советской бюрократии. Жалок тот, кто на больших исторических поворотах ограничивается эмпирическими догадками вместо того, чтобы проникнуть в имманентную логику классовой борьбы. В психологическом смысле подсудимые - только инструменты в руках инквизиции ГПУ. В историческом смысле инквизитор Сталин - только инструмент в руках бюрократии, попавшей в тупик. Сама бюрократия есть лишь инструмент мирового империалистического давления. Советские массы ненавидят бюрократию. Мировой империализм считает ее пройденным этапом и готовится опрокинуть ее. Бюрократия хочет обмануть массы. Она хочет обмануть мировой империализм. Она лжет на два фронта. Чтобы правда не вышла наружу или не проникла извне внутрь, она никого не выпускает из страны и никого не впускает в нее. Она окружает СССР невиданным в мире частоколом пограничной охраны и неисчислимой сворой пограничных собак. Период, когда мировой империализм подвергал советскую страну блокаде, давно отошел в прошлое. Теперь блокаду вокруг СССР организует сама советская бюрократия. Из революции она вынесла только культ полицейского насилия. Она думает, что при помощи сыскных собак можно изменить курс истории. Она борется за свое существование с таким концентрированным бешенством, с каким не боролся еще ни один из правящих классов истории. На этом пути она за короткий срок дошла до преступлений, до которых не успел еще дорасти даже фашизм. В этой диалектике Термидора демократические оракулы ничего не понимали, ничего не понимают и - не станем делать себе иллюзий - ничего не поймут. Иначе они вынуждены были бы немедленно закрыть "Нэйшен" и "Нью Рипаблик" и тем опрокинуть равновесие солнечной системы! Так как термидорианская реакция выросла из революции, то "Нэйшен" и "Нью Рипаблик" неизменно стремились доказать, что революция и реакция - это одно и то же. факты били в глаза: оракулы закрывали глаза на факты. Они систематически одобряли или, по крайней мере, замалчивали ту работу фальсификаций, лжи, подкупа, которую сталинская бюрократия совершала во всем мире. Они прикрывали расправу над оппозиционерами, которая длится уже 15 лет. Между тем в предостережениях недостатка не было. Литература левой оппозиции достаточно богата на всех языках. В течение 15 лет она показывала шаг за шагом, как методы бюрократии входили во все большее противоречие с потребностями нового общества; как бюрократия, вынужденная маскировать свои корыстные интересы, не только усваивала механику лжи всех господствующих классов, но, ввиду остроты положения в стране, едва вышедшей из революции, придавала этой механике неслыханно отравленный характер. На неоспоримых фактах и документах мы показывали, как из термидорианской реакции выросла целая школа фальсификаций - сталинская школа, которая отравила собою все сферы общественной идеологии; мы разъясняли, как и почему именно Сталин ("повар острых блюд", по определению Ленина уже в марте 1921 г.) стал вождем жадной и консервативной касты узурпаторов революции; мы предсказали московские процессы за 10 лет до того, как они возникли, и разъяснили для самых отсталых, что судебные подлоги являются лишь конвульсиями термидорианской агонии. Наконец, в 1937 г. Международная комиссия в Нью-Йорке, состоящая из людей морально авторитетных и привыкших к критическому мышлению, подвергла обвинения Сталина-Вышинского терпеливому и тщательному анализу. Она не нашла в них ничего, кроме лжи, фальсификаций, подлогов. Она заявила об этом открыто на весь мир. Вердикт Комиссии был в сущности предназначен для среднего "человека с улицы", для фермера, мелкого торговца, для малоразвитого рабочего, словом, для того большинства, которому условия существования отказывают в необходимом образовании и кругозоре. От редакторов "Нэйшен" и "Нью Рипаблик", этих патентованных учителей народа, можно было бы требовать, казалось, хоть немножко собственного критического смысла. Они могли бы, например, вспомнить из старых школьных учебников, как термидорианская реакция во Франции объявила якобинцев "роялистами" и "агентами Питта"81, чтобы оправдать кровавую расправу над ними в глазах масс. От профессиональных моралистов можно бы, казалось, ждать хоть немножко нравственного чутья. Разве моральное перерождение советской бюрократии не било в нос? Увы, у моралистов не оказалось даже простого обоняния! Московские процессы не только застигли эту публику врасплох, но и надолго нарушили безмятежность ее духа. Сборник всех статей "Нэйшен" и "Нью Рипаблик" по поводу трех больших процессов - какая это была бы панорама ограниченности, самовлюбленности, лицемерия и, прежде всего, растерянности. Нет, этого они не ждали! Как это могло бы случиться? Однако, если им не хватает проницательности и чутья, то чувство самосохранения жреческой касты свойственно им в высшей мере. Отныне все их поведение определялось заботой о том, чтобы замести следы, т. е. не дать заметить верующим, что внутри оракула сидели все время не очень дальнозоркие жрецы. Теоретически эти фарисеи с негодованием отбрасывают принцип "цель оправдывает средства", не понимая, что великая историческая цель автоматически отметает недостойные средства. Зато для поддержания традиционных мелких предрассудков и особенно собственного авторитета в глазах простаков они всегда готовы прибегать к уловкам и подлогам мелкого масштаба. Сперва они попытались открыто выполнить долг "друзей", т. е. адвокатов ГПУ. Но это оказалось слишком рискованно. Они поспешно перешли на позицию философского агностицизма и дипломатического невмешательства. Они объявили процессы "загадочными". Они воздерживались от суждения. Они предостерегали от преждевременных заключений. "Мы не можем извне ничего решить". "Полная истина вскроется, может быть, через 100 лет". "Мы не должны вмешиваться в дела советской юстиции". Словом, в уклончивой форме они пытались примирить мировое общественное мнение с теми подлостями, которые творились в Москве. Эти люди хотели во что бы то ни стало остаться в дружбе с палачами революции, не беря на себя, однако, прямой ответственности за подлоги ГПУ. Но и на этой второй линии демократическим лицемерам не удалось долго продержаться. Под ударами разоблачений они еще более снизили тон: конечно, обвинения явно невероподобны, но... но под ними все же "что-то" скрывается. "Мы не со сталинцами, но мы не верим и троцкистам". Истину представляют только праведники из "Нэйшен" и "Нью Рипаблик". Если они были слепы вчера и позавчера, то это лучшая гарантия того, что они отлично видят сегодня. "Под московскими обвинениями что-то скрывается". Еще бы! Если правящая клика истребляет все, что осталось от большевистской партии, значит, у нее для этого имеются повелительные причины. Искать эти причины надо, однако, в объективных интересах бюрократии, а не в речах Вышинского и не в подлогах Ежова. Но мы уже знаем: диалектика классовой борьбы остается для этих эмпириков книгой за семью печатями. Чего можно требовать и ждать от философов и публицистов, которые ничего не предвидели, ничего не видели и которых процессы застигли полностью врасплох? Обанкротившимся оракулам ничего не остается, как делить вину пополам: 50 процентов возложить на палача, 50 процентов на его жертву. Мелкий буржуа стоит посередине и рассуждает по формуле: "с одной стороны" и "с другой стороны". Если капиталисты слишком неуступчивы, то рабочие слишком требовательны. Эту линию золотой середины "Нэйшен" и "Нью Рипаблик" доводят лишь до логического конца, когда половину своей нравственной лимфы расходуют на ГПУ, другую половину - на действительных и мнимых "троцкистов". В результате либеральный американец узнает от своих учителей, что Зиновьев и Каменев были только наполовину террористами; что Пятаков саботировал промышленность только шесть месяцев из двенадцати; что Бухарин и Рыков состояли шпионами всего лишь двух, а не четырех стран; и что Сталин является всего лишь полуфальсификатором и полунегодяем. Каин82? Может быть, Каин, но не больше как на 50 процентов. Их философия отражает их мирок. По своей социальной природе они - интеллигентные полубуржуа. Они питаются полумыслями и получувствами. Они хотят лечить общество полумерами. Считая исторический процесс слишком неустойчивым предприятием, они никогда не ангажируются больше, чем на 50%. Так эти люди, живущие полуправдой, т. е. худшей формой лжи, стали подлинным тормозом для действительно прогрессивной, т. е. революционной мысли. Какой-нибудь "Нью Массес" есть просто мусорный ящик, который сам предостерегает против себя своим собственным запахом. "Нэйшен" и "Нью Рипаблик" гораздо более "благопристойны", "благообразны" и менее... ароматны. Но тем более опасны. Лучшая часть нового поколения американской интеллигенции может выйти на широкую историческую дорогу лишь при условии полного разрыва с оракулами "демократической" полуправды. Л.Троцкий 19 марта 1938 г. Койоакан Важное свидетельство 25 марта президент Рузвельт заявил представителям печати, что Соединенные Штаты по-прежнему остаются страной убежища для всех подвергающихся политическим или религиозным преследованиям, как, напр[имер], "католики в Барселоне, антифашисты в Италии, троцкисты в России, евреи, протестанты и католики в Германии и Австрии..." Каждый мыслящий человек поймет то значение, какое получает в этой связи упоминание о "троцкистах в России". Никто не заподозрит президента Соединенных Штатов в симпатиях к так наз[ываемому] "троцкизму". Но дело идет вовсе не об этом. Дело не идет также и о простом праве убежища. Ибо, если бы троцкисты были хоть на 1% тем, чем их изображает московская юстиция, они не могли бы претендовать на право убежища. Ни одна страна не станет раскрывать своих ворот людям, которые под прикрытием фальшивых политических лозунгов занимаются шпионажем, саботажем, отравлениями и тому подобными преступлениями. К тому же во время двух последних процессов московские обвинители особенно старались доказать, что "троцкисты" находятся в соглашении с Японией против Соединенных Штатов. Если, несмотря на все это, президент С[оединенных] Ш[татов] назвал "троцкистов" в числе тех преследуемых политических течений, которые могут рассчитывать на право убежища в С[оединенных] Ш[татах], то это значит лишь, что Рузвельт не верит московским обвинениям. Политический и моральный вес этого факта тем больше, что Рузвельт выражает в данном случае твердо сложившееся убеждение подавляющего большинства цивилизованного человечества. Л.Т[роцкий] 29 марта 1938 г. [Письмо М.Зборовскому и Л.Эстрин] 14 апреля 1938 г. Дорогие товарищи: 1) Получили No 64 "Бюллетеня", который хорошо сделан. Н.И.[Седова] очень сильно тронули статьи П.Т.83 и Э.Р.84: они искренно и хорошо написаны. К сожалению, есть все же опечатки. Так, в некрологе на странице 8, 16 строка, сказано: "психических поражений". Между тем должно быть: "психических поранений". Это неприятная опечатка; следовало бы исправить в ближайшем номере. В статье по поводу процесса говорится: "вендетта"85 вместо "месть". В русском языке слово "вендетта" не употребляется (впрочем, может быть, это было в прошлом номере, я не могу сейчас найти). 2) Посылаем вам проект "Переходной программы"86. Этот проект должен быть напечатан также в "Бюллетене". Ввиду больших размеров документа можно разбить его на две или даже на три части. Можно также выпустить двойной номер за два месяца. Вы сами решите в зависимости от хода событий. Из этого документа можно (но не обязательно) выделить теперь же главу об СССР: "Положение СССР и задачи переходной эпохи" и напечатать ее в ближайшем номере, если рукопись придет достаточно рано, в чем я, впрочем, сомневаюсь. Эта рукопись должна быть напечатана без подписи, как официальный проект программы. Если проект в ближайшие дни будет одобрен Камилем87 и его друзьями, то он должен быть напечатан в "Бюллетене", как и в других изданиях от их имени. В противном случае документ должен быть напечатан, как проект редакции "Бюллетеня". Об этом надо условиться с Камилем. 3) В ближайшие 2-3 месяца вы не должны ждать от меня новых больших статей. Я обязался в течение ближайших 18 месяцев написать книгу о Сталине88 и закончить книгу о Ленине. Все мое время, по крайней мере в течение ближайших месяцев, будет посвящено этой работе. Во всяком случае, я о "Бюллетене" не забуду. 4) Для книги о Сталине мне нужна будет ваша помощь. Послезавтра я вышлю вам список всей литературы по Сталину, какая у меня имеется. Уже сейчас могу сказать, что у меня нет книги Барбюса89. Не знаю, не было ли в архиве Льва специальных папок, касающихся Сталина? Книга будет носить исторический, биографический и психологический характер, а не теоретико-полемический. Может быть, вы сами выскажете какие-либо предложения или предложите какие-либо материалы? Я вам сейчас не отвечаю на все ваши последние вопросы, так как очень спешу. Работа над проектом программы отняла у нас всех здесь много времени. Послезавтра надеюсь написать более подробно. Крепко жму ваши руки [Л.Д.Троцкий] [Письмо В.Сержу] 15 апреля 1938 г. Дорогой Виктор Львович! Мы с Н.И.[Седовой] с благодарностью получили в свое время ваше письмо, посвященное смерти сына, и с благодарностью читали вашу теплую статью о нем90. В вашем письме вы затрагиваете мимоходом вопрос о наших разногласиях и называете их "второстепенными". С этим я, к сожалению, согласиться никак не могу. Если разногласия между большевизмом и меньшевизмом являются второстепенными, то что же означает в таком случае слово "первостепенный"? "Revolution Proletarienne"91 есть орган мелкобуржуазного прудонизма92-синдикализма. Если оставить в стороне гуманитарные и либеральные протесты против казней, подлогов и пр., то "Р[еволюсьон] П[ролетарьен]" является совершенно реакционным органом, который только отвлекает известную группу лиц от рабочего движения. Если ваши разногласия с нами второстепенны, то почему же вы сотрудничаете не в наших изданиях, а в изданиях, смертельно враждебных нам по самому существу своей программы? В десятках статей и писем я доказывал, что политика ПОУМ есть, в лучшем случае, политика Мартова. Вы никогда не отвечали ни на один из моих аргументов. Зато вы в критический момент публично солидаризировались с ПОУМом и взяли на себя ответственность за его политику. Так можно действовать лишь, когда сознательно идешь навстречу полному разрыву и непримиримой борьбе. Как же можно при этом говорить о "второстепенных" разногласиях? Банкроты анархизма, объединившиеся с буржуазией и со сталинцами против рабочих, не нашли ничего лучшего для прикрытия своего банкротства, как открыть международную кампанию по поводу... Кронштадта. Вместо того, чтоб заклеймить предателей революции и фальсификаторов истории, вы немедленно же выступили на их защиту. Ваши оговорки и смягчения не улучшают дела, а только ухудшают. Наши враги получают возможность говорить: "Даже Виктор Серж, у которого с Троцким только второстепенные разногласия, и тот признает, что..." и т. д. Другими словами: вы заняли позицию не на правом фланге Четвертого Интернационала, а на левом фланге его непримиримых противников. Между тем все эти ПОУМы являются лишь пузырями на поверхности исторического потока. Действительно революционным фактором ближайшего периода будет только Четвертый Интернационал. Я очень жалею, что вы не поставили ваш превосходный талант на службу этому действительно прогрессивному движению. Со своей стороны я и сейчас готов сделать все, чтобы создать все условия сотрудничества. "Второстепенные" разногласия действительно второстепенны, неизбежны и не могли бы помешать сотрудничеству. Но при одном условии: если вы сами для себя решите, что вы принадлежите к лагерю Четвертого Интернационала, а не к лагерю его противников. Искренний привет от Н.И.[Седовой]. Крепко жму вашу руку и желаю всего лучшего. Ваш Л.Д.[Троцкий] Необходимое пояснение Речь эта, как показывает дата, относится к 1925 г., когда автор еще твердо надеялся на то, что советская бюрократия преодолеет тенденции бюрократизма и создаст исключительно благоприятную обстановку для развития научной мысли. В силу ряда исторических причин эта надежда до сих пор не оправдалась. Наоборот, советское государство подверглось за истекшие после того 13 лет полному бюрократическому окостенению и приняло тоталитарный характер, тлетворный для развития науки и искусства. В силу жестокой иронии истории действительный марксизм стал ныне в Советском Союзе наиболее запретной из всех доктрин. В области общественной науки скованная советская мысль не только не сказала нового слова, но наоборот, впала в жалкую схоластику. Тоталитарный режим оказывает гибельное влияние также и на развитие естественных наук. Тем не менее, развитые в этой речи соображения сохраняют свою силу и в той части, которая касается взаимоотношений между социальным режимом и научной мыслью. Их нужно приурочивать, однако, не к сегодняшнему советскому государству, продукту перерождения и разложения, а к тому социалистическому государству, которое вырастет из дальнейшей победоносной борьбы международного рабочего класса. Л.Т[роцкий] 18 апреля 1938 г. К "Д.И.Менделеев и марксизм"93 Редактору газеты "Дейли Гералд" Милостивый государь! В словаре всех цивилизованных народов существует слово цинизм. Как классический пример обнаженного цинизма следовало бы отныне ввести во все энциклопедии защиту британским правительством интересов клики капиталистических эксплуататоров. Я не ошибусь поэтому, если скажу, что мировое общественное мнение с величайшим интересом ждет голоса Британской рабочей партии по поводу возмутительной роли британской дипломатии в вопросе об эксплуатации правительством Мексики акционерной нефтяной компании "Агила". Юридическая сторона вопроса ясна ребенку. В целях эксплуатации естественных богатств Мексики британские империалисты поставили себя под покровительство и вместе с тем под контроль мексиканских законов и мексиканских властей. Никто не вынуждал к этому господ капиталистов ни военным насилием, ни дипломатическими нотами. Они действовали вполне добровольно и сознательно. Теперь г. Чемберлен94 и лорд Галифакс хотят заставить человечество поверить, что британские капиталисты обязались признавать законы Мексики лишь в тех пределах, в каких сами найдут это нужным. При этом случайно оказывается, что совершенно беспристрастное истолкование мексиканских законов Чемберленом-Галифаксом буква в букву совпадает с истолкованием заинтересованных капиталистов. Британское правительство не может, однако, отрицать того, что в истолковании законов Мексики компетентны только мексиканское правительство и высший суд этой страны. Лорду Галифаксу, который питает такие симпатии к законам и судам Гитлера, мексиканские законы и суды могут казаться несправедливыми. Но кто дал британскому правительству право контроля над внутренней политикой и судопроизводством независимого государства? В этом вопросе уже заключена часть ответа: британское правительство, привыкшее распоряжаться сотнями миллионов колониальных рабов и полурабов, пытается те же методы применить и в отношении Мексики. Встретив мужественное сопротивление, оно поручает своим юристам придумать наспех аргументы, в которых юридическая логика заменена империалистическим цинизмом. Экономическая и социальная сторона проблемы столь же ясна, как и ее правовая сторона. Административный комитет вашей партии поступил бы, на мой взгляд, правильно, если бы создал специальную комиссию для изучения того, что британский и вообще иностранный капитал внес в Мексику и что он извлек из нее. Такая комиссия могла бы в короткий срок представить британскому обществу потрясающий баланс экономической эксплуатации! Небольшая клика британских магнатов в полном смысле слова выкачивает жизненные соки Мексики, как и ряда других отсталых или слабых стран. Чистейшим фарисейством являются торжественные речи о внесении иностранным капиталом "цивилизации", о его содействии развитию народного хозяйства и пр. Дело идет в действительности о расхищении естественных богатств страны. Природе нужны были многие миллионы лет, чтоб заложить в почву и под почву Мексики золото, серебро и нефть. Иностранные империалисты хотят расхитить эти богатства в возможно короткий срок, пользуясь дешевой рабочей силой и покровительством своей дипломатии и своего флота. Посетите любой центр горной промышленности: сотни миллионов долларов, извлекаемые иностранным капиталом из почвы, ничего, ровно ничего не дают культуре страны: ни дорог, ни зданий, ни городского благоустройства. Даже помещения самих кампаний похожи нередко на казармы. Зачем, в самом деле, расходовать мексиканскую нефть, мексиканское золото, мексиканское серебро на нужды далекой и чужой Мексики, когда на получаемые барыши можно строить дворцы, музеи, театры в Лондоне или в Монако? Таковы эти цивилизаторы! Взамен исторгаемых богатств они оставляют дыры в мексиканской земле и расстроенное здоровье мексиканских рабочих. Ноты британского правительства ссылаются на "международное право". Даже ирония опускает бессильно руки перед этим доводом. О каком международном праве идет речь? Очевидно, о том, какое восторжествовало в Эфиопии, и которому британское правительство готовится дать свою санкцию. Очевидно, о том самом праве, которое самолеты и танки Муссолини и Гитлера возвещают в Испании уже второй год при неизменной поддержке британского правительства. Это последнее вело бесконечные переговоры об уводе из Испании иностранных "добровольцев". Наивное общественное мнение долго воображало, что дело идет о приостановлении интервенции иностранных фашистских бандитов. На самом деле британское правительство требовало от Муссолини одного: чтобы он увел свои войска от Испании после того, как он обеспечит победу Франко. В этом случае, как во всех других, задача состояла не в том, что защищать "международное право" или "демократию", а в том, чтобы оградить интересы британских капиталистов в испанской горной промышленности от возможных покушений со стороны Италии. В Мексике британское правительство проводит, в основном, ту же политику, что в Испании; только в отношении Испании - в пассивной форме, в отношении Мексики - в активной. Мы присутствуем сейчас при первых шагах этой активности. Во что она развернется дальше? Этого сейчас никто не может предсказать. Чемберлен этого еще не знает и сам. Одно можно утверждать с уверенностью: дальнейшее развитие политики покушений британского империализма на независимость Мексики будет в огромной степени зависеть от поведения британского рабочего класса. Здесь нельзя отделываться неопределенными формулами. Нужна твердая решимость, чтоб парализовать преступную руку империалистского насилия. Я кончаю поэтому, как начал: мировое общественное мнение ждет твердого голоса Британской рабочей партии! P.S. Некоторые империалистические газеты пытались представить меня инициатором экспроприации. Такой вздор не заслуживает даже опровержения. Обо всех этапах борьбы группы иностранных капиталов против мексиканских законов я как частное лицо пользующееся гостеприимством этой страны, узнавал из газет. Но этого было слишком достаточно, чтоб составить себе мнение. Высказать вслух это мнение есть элементарный долг каждого участника освободительной борьбы пролетариата. Л.Т[роцкий] 22 апреля 1938 г. Койоакан [Письмо М.Зборовскому и Л.Эстрин] 25 апреля 1938 г. Дорогие товарищи! 1) Посылаю вам для "Бюллетеня" новую работу "Их мораль и наша"95. Статья велика и может либо составить двойной номер "Бюллетеня" либо быть напечатана в двух номерах. Предоставляю это на ваше усмотрение. Можно напечатать эту статью раньше, а "переходную программу" позже, уже после конференции96 со всеми вытекающими поправками. Вы должны будете решить сами эти вопросы в зависимости от обстоятельств. 2) Я считаю, что вы имеете от меня теперь материал на 4 месяца. За это время я, может быть, пошлю короткие статьи на актуальные политические темы. Но вы ничего от меня не ждите. 3) Очень желательно было бы привлечь Бармина к участию в "Бюллетене". Согласен ли он на это? Предложите ему, пожалуйста, если он желает вступить в прямую переписку со мною. Я буду этому очень рад. 4) В Вашем письме вы указываете, какие конспиративные поправки вы внесли в корреспонденцию, чтобы сделать автора неукзнаваемым. Такие сообщения представляют явную неострожность, так как письма могут по дороге читаться агентами ГПУ. 5) Ваш план создать русский клуб, конечно, очень привлекателен. Весь вопрос в подборе людей. Как относится к этой идее т. Бармин? Его участие представляется мне очень важным. Его имя получило теперь большую известность. К нему могут обращаться колеблющиеся советские люди за границей и пр. Было бы даже желательно указать на это в той или другой форме в самом "Бюллетене", разумеется, если сам Бармин согласен с этим. 6) Я работаю параллельно над книгами о Сталине и о Ленине и весьма надеюсь на ваше сотрудничество. Жму руку [Л.Д.Троцкий] [Письмо М.Зборовского и Л.Эстрин Л.Д.Троцкому] 25 апреля 1938 г. Дорогой Лев Давыдович, Мы уже давно без известий от Вас и даже еще не знаем Вашего мнения относительно No 64 "Бюллетеня", хотя и послали Вам уже No 65 и должны начать готовить No 66. Ждем от Вас материалов и указаний. 1. Немедленно по выходе No 65 "Бюллетеня" нам позвонил В.[Кривицкий] и попросил о свидании. Мы встретились с ним, он спросил, кто является автором статьи о невозвращенцах (мы не сочли нужным скрывать от него, что это Ваша статья). "Для меня очень важно, что написано в `Бюллетене'. Мне стыдно за Л.Д.[Троцкого], что он написал такую статью. Очевидно, он плохо информирован". После этого он выразил желание написать Вам подробное письмо при условии, что кроме нас обоих и Вас лично никто этого письма не увидит. Мы не считали возможным отказать ему в посредничестве и условились с ним встретиться. Во время первой встречи с ним он продиктовал несколько страниц черновика письма к Вам и очень обстоятельно, в течение многих часов разговаривал с нами и объяснил нам, о чем он хочет Вам написать. Это нечто вроде исповеди, из которой Вам станет ясна психология его, Райсса, и всего их окружения (так он, по крайней мере, думает). Поскольку письмо В.[Кривицкого] подробно изложит его точку зрения, мы не считаем целесообразным передавать Вам содержание нашего разговора с ним. Он просил Вам передать, что письмо его следует с ближайшей почтой. 2. Из следственных документов по делу об убийстве Людвига [Порецкого] удалось выяснить следующее: а. Убийцы - Аббиат97 и Мартинья98 - в феврале 1937 г. были в Мексике. Полиции не удалось установить, зачем они туда поехали. Считаем нужным обратить внимание на то обстоятельство, что они поехали туда сразу же после Вашего приезда. б. Аббиат, хотя и француз, но русского происхождения. До 1920 г. они жили в Петрограде. Сестра его оставалась в Ленинграде до 1929 г., где была замужем за неким Ерикаловым (Василий). После развода со своим мужем в 1929 г. она выехала за границу. Жила все время в Париже. В октябре 1937 г. (сразу же после убийства) она уехала обратно в Москву, где находится сейчас, переписывается с матерью регулярно. Интересен тот факт, что письма ее опускаются в почтовый ящик в Париже. Адрес ее в Москве: Л.А.Керзон, 13 улица Фрунзе, квартира 50. 3. В Амстердаме объявился Пятигорский99. Он говорит, что выехал в начале 1938 г. из Москвы. У него австрийский паспорт. Ведь он же в свое время был близок к вам? Странно, что его выпустили. Нет ли тут какой-нибудь провокации? Во франц[узской] прессе появилось сообщение, что агент ГПУ, некий Жорж Минк, выехал в Мексику для организации покушения. Сердечный привет Н.И.[Седовой] и Вам. Крепко жмем руку. [М.Зборовский, Л.Эстрин] Проблема Labor Party Вопрос о Labor Party никогда не был для революционных марксистов вопросом "принципа". Мы всегда исходили из конкретной политической обстановки и тенденций ее развития. Несколько лет тому назад, до кризиса 1929 г. и даже позже, до возникновения СИО100, можно было надеяться на то, что революционная, т. е. большевистская, партия будет развиваться в Соединенных Штатах параллельно с радикализацией рабочего класса и успеет своевременно стать во главе его. В этих условиях было бы бессмыслицей заниматься абстрактной пропагандой в пользу неизвестной "Рабочей партии". Положение с того времени, однако, радикально изменилось. Могущественно выросшие профессиональные союзы в условиях углубляющегося кризиса капитализма толкаются и будут толкаться все более неудержимо на путь политической борьбы и тем самым - на путь сплочения в Labor Party. Если многие официальные вожди трэд-юнионов, несмотря на повелительный голос обстановки и возрастающее давление масс, сохраняют более чем сдержанную позицию в вопросе о Labor Party гораздо большую остроту, чем во все предшествующие периоды101. Тем не менее можно с достаточной уверенностью предсказать, что сопротивление бюрократии окажется сломленным. Революционная организация, которая заняла бы по отношению к этому прогрессивному движению отрицательную или нейтрально выжидательную позицию, обрекла бы себя на изоляцию и сектантское вырождение. Социалистическая рабочая партия (секция Четвертого Интернационала) отдает себе ясный отчет в том, что в силу ряда неблагоприятных исторических причин ее собственное развитие отстало от радикализации широких слоев американского пролетариата и что именно в силу этого проблема создания Labor Party ставится всем ходом развития в порядок дня. СРП не ограничивается, однако, подобно сталинцам, ловстонистам и пр., абстрактным лозунгом Рабочей или Рабоче-Фермерской партии, отвергает беспринципные верхушечные комбинации под прикрытием этого лозунга, а выдвигает систему переходных ценностей, чтоб оплодотворять ими массовое движение в пользу Labor Party. Сохраняя свою полную организационную и политическую независимость, СРП ведет систематическую и непримиримую борьбу против консервативной трэдюнионской бюрократии, которая противится созданию Labor Party или стремится превратить ее во вспомогательное орудие одной из буржуазных партий. Разъясняя и пропагандируя в профессиональных союзах, на собраниях и пр. свою программу переходных требований, СРП неутомимо разоблачает на живом опыте масс реформистские и пацифистские иллюзии трэдюнионской бюрократии и ее социал-демократических и сталинских союзников. Когда и как сложится Labor Party и через какие этапы и расколы она пройдет, покажет будущее. Защищая Labor Party от атак буржуазии, СРП не берет и не возьмет на себя, однако, за эту партию никакой ответственности. На всех этапах ее развития СРП занимает по отношению к Labor Party критическую позицию, поддерживает прогрессивные тенденции против реакционных и вместе с тем непримиримо критикует половинчатый характер прогрессивных (центристских) течений. Для СРП Labor Party должна стать, с одной стороны, передаточным механизмом для воздействия на более широкие круги рабочих. По самому существу, Labor Party может сохранить прогрессивное значение лишь в течение сравнительно короткого переходного периода. Дальнейшее обострение революционной ситуации неизбежно взорвет оболочку Labor Party и позволит СРП сплотить под знамена Четвертого Интернационала революционный авангард американского пролетариата. [Л.Д.Троцкий] Апрель 1938 г. [Письмо М.Зборовскому] 15 мая 1938 г. Дорогой товарищ, 1. Помимо мелких статей или документов я послал вам за последние недели две большие работы: "Агония капитализма..." 102 и "Их мораль и наша". Я уже писал вам, что, по моему мнению, лучше начать с "Морали". Если у вас есть ценные корреспонденции, то "Мораль" можно разбить на два номера. 2. Составление номеров и техника производят вполне благоприятное впечатление. 3. Французский перевод статьи об Л.Седове плох, очень много искажений смысла. Видно, что перевод производился либо совершенно неопытным переводчиком, либо крайне спешно и неряшливо. Это ужасно досадно. Желательно, разумеется, чтобы статья о морали вышла также по-французски, но при условии очень тщательного и безукоризненного перевода. В противном случае лучше и совсем не выходить. 4. Те анекдоты, которые ходят по Москве, следовало бы опубликовать в "Бюллетене". 5. Письма от Кривицкого я не получил. Факт его сотрудничества в "Социалистическом вестнике" является в моих глазах демонстрацией разрыва с большевизмом, т. е. марксизмом. Можно сотрудничать, вернее сказать, нельзя не сотрудничать при нынешних условиях даже в консервативной буржуазной прессе: здесь цели ясны всякому и никто не смешает данного автора с данной газетой. Но когда бывший представитель ГПУ на другой день после разрыва начинает сотрудничать в органе меньшевиков, то это не может быть понято иначе, как акт солидаризации с меньшевиками. Покровительственное замечание редакции, что, мол, автор еще не вполне отказался от предрассудков большевизма, имеет крайне унизительный для Кривицкого характер. 6. Я получил французскую книгу Цилиги103. Это по самой природе своей провинциальный меньшевик, только экзальтированный. Книга дает очень мало новых фактов. В теоретическом и политическом отношении совершенно несостоятельна и заключает в себе ряд недостойных вылазок против бывших товарищей Цилиги по тюрьме, как, например, Солнцев и другие. 7. Передайте, пожалуйста, товарищу Бармину, что я был бы очень рад вступить с ним в прямую переписку. Сообщите ему мой адрес и пусть он мне напишет свой. 8. Теперь о самом главном, т. е. о вашем возможном содействии моей работе по Сталину. Так как американские товарищи тоже занимаются розысками и подбором материала, то я предлагаю установить хотя бы грубое разделение труда, именно по хронологической линии: американцы будут подбирать материалы главным образом до 1925 года, а парижане с 1925 года до сегодняшнего дня. Разумеется, это не исключает того, что вы сможете мне доставлять материалы, относящиеся и к первому периоду, если эти материалы вам более доступны, чем американцам. Что касается последнего периода, т. е. после 1925 года, то мне нужны наиболее важные факты, статьи, речи или, по крайней мере, важнейшие цитаты, характеризующие все этапы и зигзаги политики Сталина. [Л.Д.Троцкий] Надо учиться думать (Дружеский совет по адресу некоторых ультра-левых) Некоторые профессионалы ультра-левой фразы пытаются во что бы то ни стало "исправить" тезисы Интернационального Секретариата Четвертого Интернационала о войне в соответствии со своими застарелыми предрассудками. Особенным нападкам подвергается то место тезисов, где говорится, что, оставаясь во всех империалистических странах в непримиримой оппозиции к своему правительству во время войны, революционная партия будет, однако, в каждой стране сообразовывать свою практическую политику с внутренней обстановкой и международными группировками, строго различая при этом рабочее государство от буржуазного государства, колониальную страну от империалистической страны. "Пролетариат капиталистической страны, находящейся в союзе с СССР104, - гласят тезисы, - сохранит полностью и целиком свою непримиримую враждебность по отношению к империалистическому правительству собственной страны. В этом смысле не будет разницы с политикой пролетариата страны, воюющей против СССР. Но в характере практических действий могут оказаться значительные различия, вызываемые конкретной обстановкой войны" (стр. 22, пар[аграф] 44)105. Ультра-левые считают, что это положение, правильность которого доказана всем ходом развития, является исходной точкой... социал-патриотизма106. Так как отношение к империалистическим правительствам должно быть "одинаково" во всех странах, то эти стратеги запрещают видеть какие бы то ни было различия за пределами собственной империалистической страны. Теоретическая основа их ошибки заключается в том, что они пытаются установить для политики во время войны принципиально другие основания, чем для политики во время мира. Допустим, что во французской колонии Алжире вспыхивает завтра восстание под знаменем национальной независимости и что итальянское правительство, движимое своими империалистическими интересами, готовится отправить восставшим оружие. Каково должно быть в этом случае поведение итальянских рабочих? Я намеренно беру пример восстания против демократического империализма и вмешательства в пользу восставших со стороны фашистского империализма. Должны ли итальянские рабочие воспрепятствовать отправке корабля с оружием для алжирцев? Пусть какой-нибудь ультра-левый посмеет ответить на этот вопрос утвердительно. Каждый революционер, заодно с итальянскими рабочими и с восставшими алжирцами, с негодованием отвергнет такой ответ. Если бы даже в фашистской Италии разразилась в это время всеобщая стачка моряков, и в этом случае стачечники должны были бы сделать исключение в пользу тех судов, которые несут помощь восставшим колониальным рабам; иначе они были бы жалкими трэдюнионистами, а не пролетарскими революционерами. Одновременно с этим французские моряки, даже если у них в порядке дня не стояло бы никакой стачки, были бы обязаны приложить все усилия к тому, чтобы воспрепятствовать отправке оружия против восставших. Только такая политика итальянских и французских рабочих была бы политикой революционного интернационализма. Не значит ли это, однако, что итальянские рабочие смягчают в данном случае свою борьбу против фашистского режима? Ни в малейшей степени. Фашизм может оказать "помощь" алжирцам только для того, чтобы ослабить своего врага Францию и наложить затем свою хищную руку на ее колонию. Революционные итальянские рабочие ни на минуту не забудут об этом. Они будут призывать алжирцев не доверять вероломному "союзнику" и сами будут в то же время продолжать непримиримую борьбу против фашизма, "главного врага внутри собственной страны". Только таким образом они могут вызвать доверие к себе со стороны восставших, помочь самому восстанию и укрепить собственные революционные позиции. Если сказанное верно по отношению к мирному времени, то почему оно становится ложным во время войны? Всем известно положение знаменитого немецкого военного теоретика Клаузевица: война есть продолжение политики, только другими средствами. Эта глубокая мысль естественно влечет за собой вывод: борьба против войны есть продолжение общей пролетарской борьбы мирного времени. Разве пролетариат отвергает и саботирует в мирное время все действия и мероприятия буржуазного правительства? Даже во время стачки, охватывающей целый город, рабочие принимают меры к тому, чтоб в их собственные кварталы доставлено было продовольствие, чтобы не остаться без воды, чтобы не пострадали больницы и проч. Такие меры диктуются не оппортунизмом по отношению к буржуазии, а заботой об интересах самой стачки, о симпатии к ней городских низов и проч. Эти элементарные правила пролетарской стратегии мирного времени сохраняют всю свою силу и на время войны. Непримиримое отношение к буржуазному милитаризму вовсе не означает, что пролетариат при всех случаях вступает в борьбу со своей "национальной" армией. Рабочие во всяком случае не будут мешать солдатам, занятым тушением пожара или спасением утопающих во время наводнения; наоборот, будут действовать бок о бок с солдатами и брататься с ними. Но дело не ограничивается только случаями стихийных бедствий. Если бы французские фашисты попытались сегодня устроить переворот, а правительство Даладье оказалось бы вынуждено двинуть против фашистов войска, то революционные рабочие, соблюдая полную политическую самостоятельность, боролись бы против фашистов рядом с этими войсками. Таким образом, в целом ряде случаев рабочие оказываются вынужденными не только допускать и терпеть, но и активно поддерживать практические меры буржуазного правительства. В девяноста случаях из ста рабочие действительно ставят минус там, где буржуазия ставит плюс. В десяти случаях они вынуждены, однако, поставить тот же знак, что и буржуазия, но со своим собственным штемпелем, в котором выражается их недоверие к буржуазии. Политика пролетариата вовсе не выводится автоматически из политики буржуазии, только с обратным знаком - в этом случае каждый сектант был бы великим стратегом; нет, революционная партия должна самостоятельно ориентироваться каждый раз во внутренней, как и в международной обстановке, находя те решения, которые лучше отвечают интересам пролетариата. Это правило относится к периоду войны так же, как и к периоду мира. Представим себе, что в течение новой европейской войны бельгийский пролетариат завоюет власть раньше, чем пролетариат Франции. Гитлер попытается, несомненно, подавить пролетарскую Бельгию. Чтобы прикрыть свой собственный фланг, французское буржуазное правительство может оказаться вынуждено помочь бельгийскому рабочему правительству оружием. Бельгийские советы ухватятся, разумеется, за это оружие обеими руками. Но, может быть, французские рабочие, руководствуясь принципом пораженчества, обязаны помешать своей буржуазии отправить оружие в пролетарскую Бельгию? Так рассуждать могли бы только прямые изменники или круглые идиоты. Французская буржуазия может послать оружие пролетарской Бельгии только под страхом величайшей военной опасности и только в надежде справиться затем с пролетарской революцией своим собственным оружием. Для французских рабочих, наоборот, пролетарская Бельгия была бы величайшей опорой в борьбе против собственной буржуазии. Исход борьбы решился бы в конечном счете соотношением сил, причем правильная политика входит в это соотношение сил как очень важный фактор. Ближайшей задачей революционной партии было бы использовать противоречие между двумя империализмами, французским и германским, для спасения пролетарской Бельгии. Ультралевые схоласты мыслят не конкретными понятиями, а пустыми абстракциями. В такую пустую абстракцию они превратили идею пораженчества. Они не представляют себе жизненно ни хода войны, ни хода революции. Они ищут герметически закупоренную формулу, которая не пропускала бы свежего воздуха. Но такая формула не способна дать никакой ориентировки пролетарскому авангарду. Политика пораженчества имеет своей задачей довести классовую борьбу до ее высшей формы: гражданской войны. Но эта задача может быть разрешена лишь путем революционной мобилизации масс, т. е. путем расширения, углубления, обострения тех революционных методов, которые составляют содержание классовой борьбы "мирного" времени. Пролетарская партия отнюдь не прибегает к каким-либо искусственным методам вроде поджогов складов, взрывов, железнодорожных крушений и проч., чтоб вызвать поражение своего правительства. Если бы даже она могла иметь успех на этом пути, военное поражение вовсе не вело бы в этом случае к революционному успеху, который может быть обеспечен только самостоятельным движением пролетариата. Революционное пораженчество означает лишь, что в своей классовой борьбе пролетарская партия не останавливается ни перед какими "патриотическими" соображениями, ибо поражение собственного империалистического правительства, вызванное или ускоренное революционным движением масс, есть неизмеримо меньшее зло по сравнению с его победой, оплаченной национальным единством, т. е. политической прострацией пролетариата. В этом весь смысл пораженчества, и этого смысла вполне достаточно. Приемы борьбы меняются, конечно, когда борьба входит в открыто революционную стадию. Гражданская война есть война, и в этом качестве имеет свои законы. В гражданской войне неизбежны взрывы складов, крушения поездов и все другие виды военного "саботажа". Целесообразность их решается чисто военными соображениями: гражданская война продолжает революционную политику, но другими, именно военными средствами. Могут быть, однако, во время империалистической войны случаи, когда революционная партия будет обязана прибегнуть к военно-техническим мерам, хотя бы они непосредственно и не вытекали еще из революционного движения собственной страны. Так, если дело идет об отправке оружия или солдат против рабочего государства или восставшей колонии, то не только методы бойкота и стачки, но и методы прямого военного саботажа могут оказаться вполне целесообразными и обязательными. Применение или неприменение таких мер будет вопросом практических возможностей. Если бы бельгийские рабочие, завоевав власть во время войны, имели своих военных агентов на германской почве, то обязанностью этих агентов было бы не останавливаться ни перед какими техническими средствами, чтобы задержать войска Гитлера. Совершенно очевидно, что и революционные немецкие рабочие обязаны (если только в состоянии) выполнить эту задачу в интересах бельгийской революции, независимо даже от общего хода революционного движения в самой Германии. Пораженческая политика, т. е. политика непримиримой классовой борьбы во время войны, не может быть, следовательно, "одинаковой" во всех странах, как не может быть одинаковой политика пролетариата в мирное время. Только Коминтерн эпигонов установил такой режим, при котором партии всех стран шагают одновременно с левой ноги. В борьбе с этим бюрократическим кретинизмом мы не раз доказывали, что общие принципы и задачи должны осуществляться в каждой стране соответственно с ее внутренними и внешними условиями. Этот принцип сохраняет всю свою силу также и в военное время. Те ультралевые, которые не хотят мыслить по-марксистски, т. е. конкретно, будут застигнуты войной врасплох. Их политика во время войны явится гибельным завершением их политики мирного времени. Первые же пушечные залпы либо отбросят ультралевых в политическое небытие, либо толкнут их в лагерь социал-патриотизма по тем же причинам, по которым испанские анархисты, голые отрицатели государства, оказались во время войны буржуазными министрами. Чтобы вести правильную политику во время войны, нужно учиться правильно думать во время мира. Крукс 20 мая 1938 г. Грозный урок Так называемые "профессиональные союзы" СССР хотели вступить в международную федерацию профессиональных союзов. В Осло этот вопрос должен был решиться окончательно. Сегодняшние телеграммы сообщают, что решение оказалось отрицательным. Большинством 14 против 4 голосов международная федерация отклонила ходатайство советских "профсоюзов". В составе меньшинства голосовали: два представителя Франции, представитель Испании, представитель Мексики. Решение имеет крупнейшее международное значение и заключает в себе грозный урок по адресу Москвы. На первый взгляд может показаться непонятным, каким образом профессиональный Интернационал отказался включить в свои ряды советские профсоюзы, насчитывающие 22 миллиона членов. На самом деле, однако, никаких профессиональных союзов в СССР нет. Под именем профессионального союза понимается рабочая организация, основанная на принципе демократии и имеющая задачей защиту интересов рабочих. Советский "профсоюзный" аппарат представляет собой только особый отдел политической полиции для борьбы с рабочими в интересах поддержания привилегий и всевластия советской бюрократии. Генеральный секретарь советских "профессиональных союзов" Шверник107 является просто полицейским адъютантом Сталина и назначен этим последним на свой пост совершенно независимо от воли советских рабочих. Стремление Москвы включить свою профсоюзную полицию в ряды Амстердамского Интернационала диктуется международными интересами кремлевской бюрократии и не имеет решительно ничего общего с интересами и задачами мирового рабочего движения. Через посредство Шверника и ему подобных Сталин стремится деморализовать и подкупать отдельных вождей в разных странах в более широком масштабе, чем до сих пор. Одним он продает помощь так называемой "коммунистической партии" в интересах их политических амбиций и планов; другим он просто платит чистоганом. Ничего, кроме разврата, деморализации и бесчестия, профсоюзная полиция Сталина не может внести в ряды мирового рабочего движения. Московские процессы вызвали глубокое возмущение в рабочих массах всего мира. Более проницательные деятели профессионального движения поняли, какая ужасающая гниль скрывается за вывеской московской "социалистической" бюрократии. Вот почему даже те из деятелей профсоюзного движения, которые еще год-два тому назад склонялись к "дружбе" с Москвой, сегодня отскочили в сторону, чтобы не оказаться скомпрометированными в объятиях ГПУ. Французские делегаты голосовали за Москву по чисто дипломатическим соображениям, вытекающим не из интересов рабочего движения, а из комбинаций французской дипломатии. Испанские профессиональные союзы попали за период гражданской войны полностью в когти ГПУ. В Испании проведена была "чистка" по типу московской. Чистка эта не остановилась даже перед изгнанием Ларго Кабалеро, бывшего министра-президента и секретаря социалистических профсоюзов. Голос Испании есть, таким образом, голос самой Москвы. Что касается голоса представителя Мексики, то я могу воздержаться здесь от комментариев, так как общественное мнение этой страны гораздо более компетентно в этом вопросе, чем я. Одно можно сказать с полной уверенностью: сегодняшнее число друзей Кремля более многочисленно, чем их завтрашнее число. Каждый новый месяц будет разоблачать ужасающую гниль кремлевской олигархии. Не только истинные друзья советского народа, но и все вообще мыслящие политики будут во все возрастающем числе поворачиваться спиной к узурпаторам октябрьской революции, которые грабят, душат и уничтожают трудящиеся массы. Таков смысл голосования в Осло. Это грозный урок по адресу московской бюрократии и последнее предостережение по адресу ее неосторожных или недостаточно бескорыстных "друзей". Л.Троцкий 20/V 1938 [г.] [Письмо Ч.Маламуту] Троцкий - Маламуту 22 мая 1938 г. Уважаемый товарищ, Большое Вам спасибо за присланные книги, они мне в высшей степени необходимы. Как обстоит дело с Вашей книгой о Литвинове108? Если Вам нужна моя помощь в отношении этой работы, то я к Вашим услугам. Крепко жму руку Ваш Л.Д.[Троцкий] Еще раз о товарищах Снивлите и Вареекене I Вопрос о неправильном поведении т. Снивлита в деле Райсса был мною поставлен в частном, строго конфиденциальном письме к тов. Снивлиту. Задачей моей было дать возможность самому Снивлиту понять политическую ошибку, которую он совершил. Тов. Вареекен счел нужным притянуть это конфиденциальное письмо к дискуссии брюссельской организации о политике голландской РСП. Другими словами, тов. Вареекен во фракционных целях совершил явное злоупотребление по отношению к моему письму. После этого он жалуется на засорение принципиальной борьбы неправильными "методами". Но раз вопрос поставлен открыто, я вынужден дать объяснения. Первая ошибка Снивлита состояла в том, что он совершенно ложно оценил политическую и практическую обстановку вокруг дела Райсса и оказался неспособен дать тов. Райссу необходимые советы. Об этом, не называя Снивлита, я говорил в статье "Трагический урок"109, которая была напечатана на разных языках, в том числе и в органе бельгийской секции. Повторять свои доводы я здесь не буду. Вальтер Кривицкий и А.Бармин применили тот именно образ действий, который рекомендовался в статье "Трагический урок". Результаты пока что оказались неизмеримо более благоприятные, как в политическом отношении, так и в отношении личной безопасности. Вторая ошибка Снивлита состояла в том, что огромной важности политический факт (разрыв Райсса с Москвой) он подчинил второстепенным соображениям о приоритете своей организации, своей газеты, своей фирмы. Он не только не посоветовался с представителями русской секции, в частности со мною, о том, какой избрать путь, - наоборот, он всячески и под разными предлогами оттягивал свидание Райсса с Седовым. Кто знает политическую позицию Снивлита и его способы действия, тот без труда поймет, что Снивлит руководствовался при этом враждой к нашей международной организации. Райсс обратился к Снивлиту не как к Снивлиту, а как к представителю Четвертого Интернационала. Он видел в Снивлите посредника с нашей международной организацией, в частности со мною. Снивлит не мог или не хотел ему сказать, что он на самом деле уже порвал с нашей организацией и ведет в международном масштабе борьбу против нее. Не объясняя Райссу создавшейся обстановки, Снивлит маневрировал, оттягивал и изо всех сил препятствовал встрече и сближению Райсса с нами. Двусмысленное положение Снивлита по отношению к 4-ому Интернационалу создало для Снивлита вдвойне двусмысленное положение перед лицом Райсса. Если бы Райсс знал, что Снивлит находится в состоянии борьбы против Четвертого Интернационала, он нашел бы, несомненно, другие пути, и, может быть, нам удалось бы своевременно подать ему правильный политический совет. Здесь мы подходим к нашей собственной коллективной вине: мы слишком долго допускали двусмысленное поведение Снивлита, т. е. давали ему возможность на открытой арене выступать в качестве одного из вождей Четвертого Интернационала и в то же время игнорировать нашу международную организацию и подкапываться под нее всеми доступными ему средствами. Революционная организация не имеет права допускать таких двусмысленностей, ибо они всегда могут привести к тяжким и даже трагическим последствиям. Этот урок надо серьезно учесть. Мы можем проявлять величайшее дружелюбие и терпение по отношению к партиям и группам, которые стоят вне нашей международной организации, но развиваются в нашем направлении. Мы можем и должны проявлять величайшее терпение при обсуждении вопросов внутри нашей организации. Но мы не можем допускать двойной бухгалтерии, т. е. давать нашим идейным противникам право прикрываться именем Четвертого Интернационала и в то же время на каждом шагу нарушать его внутреннюю дисциплину и топтать ногами элементарный долг солидарности. Этот урок показывает, в частности, что надо отбросить раз и навсегда смешное и неуместное словечко "для Четвертого Интернационала". Наша организация и есть организация Четвертого Интернационала. Кто этого не хочет понять, тот может до поры до времени сохранять свою самостоятельность. Но мы не можем никому позволить оставаться одной ногой внутри нашей организации, а другой ногой за ее пределами, чтобы тем свободней наносить нам удары. II Попытка Вареекена по чисто фракционным соображениям обелить Снивлита за счет Седова является в полном смысле слова недостойной. Фактическая сторона дела прекрасно изложена товарищами Этьеном и Паульсен в их письме, которое напечатано в бельгийском "Бюллетене" РСП No 14. Нужно быть либо слепым, либо насквозь недобросовестным человеком, чтобы после этого письма, состоящего из точных фактов и цитат, выносить резолюции в стиле Вареекена. После бесчисленных проволочек Снивлита совершенно больной Седов оказался не в силах 6 сентября выехать в Реймс на свидание с Райссом, о чем предупредил Снивлита. Но последний со свойственной ему манерой провозгласил: "теперь или никогда". В письме ко мне Снивлит с иронией говорит о благоговейном отношении к "каникулам" в Париже. На эту же тему упражняется и Вареекен. На самом деле Седов никогда не знал каникул, хотя работал для движения не меньше, а больше многих других Если он оказался вынужден выехать на две недели из Парижа, то только потому, что его физическое состояние стало невыносимым: факт, обнаруженный врачами, когда Седову пришлось бороться со смертью. Ссылка на "каникулы" Седова не только недостойна, но и бессмысленна, ибо 6 сентября, когда назначено было свидание в Реймсе, Райсс оказался уже убит. Следовательно, физическая неспособность Седова явиться на свидание не имела ни малейшего влияния на судьбу Райсса. Первое свидание Райсса со Снивлитом произошло 10 июля (или июня?) Между этим первым свиданием и намеченным свиданием в Реймсе Райсс находился большей частью в Париже, т. е. там же, где и Седов. То, что они за это время не встретились, лежит полностью на ответственности Снивлита. Все письма Седова, относящиеся к этому делу, у меня в руках. Если понадобится, я их опубликую. Ошибки Снивлита в деле Райсса не случайны. Снивлит совершенно порвал с революционной концепцией. Он ко всем вопросам подходит с точки зрения маленького бюрократического аппарата. Снивлит не марксист, а трэд-юнионист. Его занимают лишь интересы его собственного маленького предприятия: НАС. Партия для него - только дополнение НАС110, а фирма Четвертого Интернационала - только парадное прикрытие. Во время последней международной конференции в 1936 г.111 Снивлит в качестве делегата в городе П[ариже] бойкотировал заседания конференции под тем предлогом, что я в письме к конференции позволил себе критиковать политику Снивлита. Такое неуважение к братским делегациям достаточно показывает, что Снивлит внутренне чужд нашему движению. Точно так же и к делу Райсса Снивлит подошел не с точки зрения общих задач революционной борьбы, а под углом зрения второстепенных интересов своего маленького предприятия. Защищать поведение Снивлита в этом деле способны только фракционные адвокаты. III Тов. Вареекен ведет борьбу против "фракционности". Это почти стало его специальностью. Он хочет запретить большевикам вести "фракционную" работу в центристской партии ПОУМ. Он хочет запретить членам Четвертого Интернационала вести фракционную работу в центристской партии Снивлита. Он "нефракционно" заботится о репутации нечистоплотного интригана Эйфеля112, с которым публично порвала даже секта Олера. Наконец, всякую критику собственной политики Вареекен объявляет "фракционностью". Не чудовищно ли это? Для революционера марксистская фракция в оппортунистической партии есть плюс; центристская фракция в революционной партии есть минус. Тот голландский большевик, который отказался бы вести "фракционную" (какой ужас!) работу против Снивлита, вероломно порвавшего с нашей организацией, был бы изменником, а не революционером. Неужели же это не ясно? Самое замечательное, однако, то, что наиболее неутомимую фракционную работу в 4-ом Интернационале ведет именно Вареекен. Со своей маленькой фракцией он откололся от нашей бельгийской и международной организации, когда бельгийская секция временно вступила в Социалистическую партию. Фракционная и насквозь нелояльная критика Вареекена мешала нашей бельгийской секции развернуть более успешную работу внутри Социалистической партии. Вернувшись затем в организацию, Варекен соединялся со всеми ультралевыми и многими центристскими противниками большевизма в разных странах. Вместе со Снивлитом он поддерживал Олера и Масте против нашей американской секции. Где теперь Олер? Где Масте? Между тем наша американская секция сделала крупнейшие успехи - против Варекена и его международной фракции. Все наши попытки вызвать Снивлита на честную дискуссию разбивались об упорное сопротивление этого трэдюнионистского бюрократа. А Вареекен каждый раз находил какой-нибудь повод, чтобы встать на защиту оппортуниста Снивлита против марксизма. О, конечно, Вареекен со Снивлитом "не во всем согласен", но это не мешает ему всегда поддерживать Снивлита, как и вообще всех тех, которые готовятся покинуть или покидают 4-ый Интернационал. Вареекен всех их дружески провожает до дверей, а иногда и сам выходит за дверь, чтобы затем вернуться и обвинять 4-ый Интернационал в плохих методах... IV Следовало бы составить именной список всех тех дезертиров и перебежчиков, которым в свое время Вареекен отдавал свое сочувствие. Следовало бы составить, с другой стороны, список всех тех верных и непреклонных революционеров, в борьбе с которыми Вареекен никогда не стеснялся в выборе средств. Защищая ПОУМ, он называл наших самоотверженных испанских единомышленников авантюристами. Защищая Снивлита, он пытается набросить тень на Седова. Во Франции он пытается ставить на одну и ту же доску нашу секцию и группу Молинье. Он уже обеспокоился, не обижает ли Диего Ривера невинного Эйфеля. По отношению к Интернациональному Секретариату Вареекен усвоил себе совершенно недопустимый тон. Что все это значит? Только на днях наш "беспристрастный" и "нефракционный" Вареекен обвинил меня чуть ли не на весь мир в том, что я "не признаю" бельгийскую организацию. Каковы основы обвинения? Письмо Диего Ривера было послано на адрес Лезуаля, а не Вареекена. Но я к отправке этого письма не имел ни малейшего отношения и вообще не заведую адресами. Тов. Ван подробно объяснил это в своем недавнем заявлении. Этот маленький эпизод дает меру лояльности Вареекена и основательности бросаемых им обвинений. Причем замечательно, что обвинения направляются неизменно не против ультралевых или центристов, а против тех, кто защищает марксистскую линию Четвертого Интернационала. Нет, дело не в мнимых плохих "методах" И[ниернационального] С[екретариата], а в самом существе взглядов Вареекена. В своей организационной борьбе он далеко отошел от принципов марксизма. Большевистская позиция стесняет и давит его на каждом шагу. Вареекену не по себе. Такова причина, почему он жалуется на наши "методы", атакуя революционеров и защищая оппортунистов. Интернациональная конференция окажет, по моему мнению, величайшую услугу нашей бельгийской секции, если даст надлежащую оценку фракционной работе Вареекена, в национальном и в интернациональном масштабе. Мы обвиняем Вареекена не в том, что он "фракционер", - быть фракционером против оппортунизма и сектантства почетно! - а в том, что он утратил принципиальную почву под ногами; в том, что он стоит во главе антимарксистской фракции, которая играла и играет роль тормоза в развитии Четвертого Интернационала. Будем надеяться, что если интернациональная конференция скажет это вслух, то ее предостережение пробудит тов. Вареекена радикально пересмотреть свою позицию и особенно свои недопустимые методы. V Как ни важен, однако, личный вопрос о тов. Вареекене, несравненно важнее вопрос о судьбе нашей бельгийской секции в целом. В ее развитии наступил, по-видимому, временный застой. Насколько можно судить издалека, причиной этого застоя является в значительной мере неправильная политика тов. Вареекена, который концентрирует внимание партии в совершенно ложном направлении. Чтоб облегчить бельгийской секции выход на широкую дорогу, необходимы, на мой взгляд, следующие меры: 1. Надо разъяснить всем членам секции гибельность синдикальной политики Снивлита и ее полную несовместимость с задачами революционной партии. Кто хочет строить или поддерживать свои собственные карикатурные профсоюзы, тому не место в 4-ом Интернационале. 2. Главной и основной задачей бельгийской секции должна быть систематическая, упорная, серьезная работа внутри реформистских профсоюзов. Всякое уклонение от этой работы, каковы бы ни были поводы и предлоги, должно рассматриваться как дезертирство с поля борьбы. 3. Через посредство профессиональных союзов надо проникнуть во внутреннюю жизнь социалистической партии, тесно связаться с социалистическими рабочими и подчинить приемы своей агитации внутренней жизни массовых рабочих организаций. 4. Надо проникнуть таким же образом внутрь организаций рабочей молодежи. 5. Газета должна в гораздо большей мере, чем теперь, отражать внутреннюю жизнь массовых организаций и отвечать на их внутренние запросы. 6. Поднятие теоретического уровня секции есть необходимое условие для предохранения ее от влияния сектантских и центристских уклонов отдельных руководителей. С этой целью необходимо создать серьезный теоретический ежемесячник на французском языке. Ввиду того, что такое предприятие пока еще не под силу одной бельгийской секции, следовало бы, может быть, поставить один общий теоретический журнал для всех стран французского языка. Объективные условия для развития бельгийской секции крайне благоприятны. Нужно только своевременно устранить субъективные препятствия. Л.Троцкий 23 мая 1938 г. [Письмо Л.Эстрин] 26 мая 1938 г. Дорогой товарищ, Вчера получили от вас письмо No 27. Вы совершенно не упоминаете о вашем физическом состоянии после "аварии". Из этого мы заключаем, что вы оправились и, конечно, очень рады этому. По поводу книги о Сталине. Обращаться к Суварину вряд ли удобно. Скорее уж можно было бы обратиться к Николаевскому, если есть связь с ним. То, что мне особенно необходимо, это речи и статьи Сталина, начиная с 1925 года, даже с 1923-ьего. У Николаевского имеются, насколько знаю, все вырезки. Если, однако, вам удобнее взять материалы у Суварина, то я возражать не буду, при условии, однако, чтобы обращение к нему исходило не от меня. Мне необходимо сейчас навести следующую справку: в 1910 году вышла в Женеве книжка "Аркомед. Из рабочего движения на Кавказе". В 1923 г. книжка была переиздана в Москве113. Кто автор книжки? Кем книжка была издана в Женеве? В Париже очень легко выяснить этот вопрос. Если ту или иную статью или речь Сталина нельзя достать во временное пользование (не больше чем на 6 недель, включая и пересылку), то может быть, можно было бы сделать выписки в Париже? Разумеется, трудность в выборе наиболее характерных мест. Но я не сомневаюсь, что вы и товарищ Этьен хорошо разрешили бы эту задачу. Весь вопрос только в расходовании времени и сил. То же самое относится к статьям во французской периодической печати, особенно в больших журналах. Разумеется, необходимые расходы на это будут покрыты. Рукопись книги я должен сдать не позже чем через пять месяцев. Это значит, что материалы должны быть в моих руках не позже чем через два месяца. Особенно важно просмотреть в библиотеке комплекты "Правды" и "Известий", начиная с 1925 года. Как вам, разумеется, ясно, меня особенно интересуют этапы политики Сталина в разных вопросах, зигзаги и повороты. Статья Эльзы114 о Молчанове115 очень интересная (я лично о Молчанове ничего не знал), но опасаюсь, что в буржуазной печати поместить не удастся, так как интерес к процессам прошел, к тому же статья написана в слишком революционном духе. Я думаю, что эту статью следовало бы напечатать в "Бюллетене" полностью, или хотя бы главную часть116. Когда вы писали ваше письмо, вы еще не получили статью "Их и наша мораль". Эта статья может изменить ваши планы насчет составления номера. Думаю, что статья сейчас важнее проекта программы, т. е. неотложней. Во всяком случае, решайте сами. Крепко жму руку. Копия Ю.Вензлеру [Л.Д.Троцкий] [Письмо А.Кагану117] 27 мая 1938 г. Дорогой тов. Каган, Я получил Ваши выписки вместе с письмом от 19 мая. Большое спасибо за выписки, которые очень интересны. Переписывать всю статью нет надобности, так как эти цитаты, думается, исчерпывают суть дела. Имеете ли вы вообще комплект "Красной нови"118? В таком случае было бы хорошо, если бы вы просмотрели его с точки зрения политической эволюции Сталина, вернее его зигзагов и методов его борьбы с оппозицией. За всякую справку такого рода буду вам очень благодарен, так как у меня здесь очень мало литературы, а книгу о Сталине я должен закончить в течение ближайших пяти месяцев. Вы простите меня за то, что я в свое время не ответил на ваше первое письмо с приложением рукописи. Это время было у меня очень тревожное и неблагоприятное: только этим и объясняется мое молчание. Тов. Сара Вебер сообщила мне, что вы очень внимательно относитесь к русскому "Бюллетеню". Большое вам спасибо. Теперь, когда главного организатора "Бюллетеня" больше нет, "Бюллетень" нуждается во внимании и заботе товарищей больше, чем когда бы то ни было. Крепко жму вашу руку. [Л.Д.Троцкий] [Письмо бельгийскому стороннику] "За" Четвертый Интернационал? Нет, Четвертый Интернационал! Дорогой товарищ! Вам кажется преждевременным "провозглашение" Четвертого Интернационала. Вы считаете более "скромным" и более правильным сохранить название "движение за 4-ый Интернационал". Я никак не могу с этим согласиться. Это название казалось мне педантским, неуместным и слегка смешным еще два года тому назад, когда оно было впервые принято. Опыт последних двух лет вполне показал ошибочность этого названия. Лучшее доказательство этого в том, что оно совершенно не привилось. Никто не называет нас так. Буржуазная пресса, Коминтерн, социал-демократы - все в один голос говорят просто о Четвертом Интернационале. Никто не употребляет словечка "за". Наши собственные организации, за небольшими исключениями, поступают точно так же, называя себя секциями Четвертого Интернационала. Во всяком случае, так поступают французы, немцы, русские, американцы, мексиканцы, кубинцы и проч. Только Снивлит и Вареекен сделали из словечка "за" свое знамя. Но как раз этот факт лучше всего подчеркивает ошибочность старого названия, которое подавляющему большинству оказалось совершенно ненужным. Вы совершенно согласны со мной, что Четвертый Интернационал строится только нами, что никакая другая группировка неспособна выполнить эту задачу и не возьмется за нее. С другой стороны, я меньше всего склонен закрывать глаза на то, что наш Интернационал еще молод и слаб. Но это не основание отказываться от собственного имени. В цивилизованных обществах человек носит одно и то же имя в детстве, в зрелости и в старости, и это имя сливается с его индивидуальностью. Словечко "за" вам кажется выражением политической скромности. Мне оно кажется выражением нерешительности и неуверенности в себе. Революционная партия, которая не уверена в своем собственном значении, не может вызвать доверия к себе со стороны масс. То обстоятельство, что классовые враги, как и широкие круги рабочих, уже говорят о нас, как о Четвертом Интернационале, показывает, что они доверяют этой "фирме" больше, чем некоторые скептики или полускептики в наших собственных рядах. Вам кажется, что название "Четвертый Интернационал" помешает приблизиться к нам сочувствующим или полусочувствующим организациям. Это в корне неправильно. Привлечь к себе мы можем только правильной и отчетливой политикой. А для этого нужно иметь организацию, а не туманное пятно. Наши национальные организации называются партиями или лигами. Ведь можно сказать и тут, что "прокламирование" Революционно-социалистической партии в Бельгии затрудняет приближение к ней сочувствующих или полусочувствующих группировок. Если соблюдать принцип "скромности", то следовало бы нашу бельгийскую партию, например, назвать "движением за революционно-социалистическую партию". Но на такое смешное название не согласится, думаю, и товарищ Вареекен. Почему же мы к интернациональной организации должны применять другие принципы, чем к национальной? Недостойно марксиста иметь два разных мерила: одно для национальной политики, а другое - для интернациональной. Несомненно, в Бельгии, как и во всякой другой стране, могут возникнуть сочувствующие группы, еще не согласные сегодня вступить формально в наши ряды. Мы должны быть готовы установить с ними дружественные отношения и, если они пожелают, включить их в рамки Четвертого Интернационала на правах сочувствующих организаций, т. е. с совещательным голосом. Вы указываете на то, что мы еще не дали теоретического анализа новейшей стадии империализма и пр. Но если это довод против "провозглашения" Четвертого Интернационала, то это не меньший довод против существования национальных партий. Опять две мерки! Между тем несомненно, что Четвертый Интернационал в целом гораздо лучше вооружен теоретически и гораздо больше застрахован от шатаний, чем каждая из национальных секций в отдельности. Отношение между теорией и практикой имеет не односторонний, а двусторонний, т. е. диалектический характер. Мы вооружены теоретически достаточно для действия, во всяком случае, неизмеримо лучше всех других организаций. Наше действие будет толкать вперед нашу теоретическую работу, пробуждать и привлекать новых теоретиков и пр. Четвертый Интернационал никогда не выйдет из наших рук в готовом и законченном виде, как Минерва из головы Юпитера119. Он будет расти и развиваться теоретически, как и практически. Напомню, что Союз Коммунистов120 был создан Марксом-Энгельсом до того, как они написали "Коммунистический Манифест". Первый Интернационал был создан до появления первого тома "Капитала". Второй Интернационал - до опубликования всех томов "Капитала"121. Третий Интернационал в лучший свой период существовал без законченной программы. И т. д. Исторический процесс не ждет появления "последнего", "законченного", "исчерпывающего" марксистского исследования. Мы должны были занять позицию по отношению к испанской революции, не дожидаясь марксистских трудов об Испании. Война призовет нас к ответу независимо от того, выпустят ли наши теоретики один, два или три тома исследования. Как нельзя отложить войну до изобретения самого совершенного оружия, так нельзя отложить революцию и Четвертый Интернационал до появления самого совершенного теоретического труда. Теория очень важна. Но педантский фетишизм теории никуда не годится. Парадокс состоит в том, что те, которые называют себя "за Четвертый Интернационал", на самом деле ведут все более острую борьбу против Четвертого Интернационала. На примере Снивлита это особенно ясно: он "за" ПОУМ и "за" Лондонское Бюро, а для того, чтобы сохранить равновесие, он сверх того еще "за" 4-ый Интернационал. Такой путаницы нам не нужно. Политика Снивлита только компрометирует 4-ый Интернационал, как в голландском, так и в международном масштабе. В Испании политика Снивлита приняла форму прямого штрейкбрехерства в самый критический момент. И все это прикрывается словечком "за"! Политика Вареекена есть только 51% политики Снивлита. Немногим иначе обстоит дело с Масловым. Все они "за". На самом деле все они ведут борьбу против основных принципов Четвертого Интернационала, озираясь направо и налево в поисках таких же союзников, которые помогли бы им опрокинуть эти принципы. Этого мы никак не можем допустить. Мы обязаны проявлять величайшее внимание ко всем колеблющимся и незрелым рабочим группировкам, развивающимся в нашу сторону. Но мы не можем делать принципиальных уступок сектантски-центристским лидерам, которые не хотят признавать ни международной организации, ни дисциплины. Значит, вы хотите монолитный интернационал? - возразит мне кто-то в священном ужасе. Нет, меньше всего! - спокойно отвечу я на такое подозрение. Вся история Четвертого Интернационала и каждой его секции в отдельности показывает постоянную, непрерывную и свободную борьбу точек зрения и тенденций. Но, как свидетельствует тот же опыт, эта борьба сохраняет здоровый характер лишь постольку, поскольку все участники ее сознают себя членами одной и той же национальной и интернациональной организации, у которой есть своя программа и свой устав. Мы можем, с другой стороны, вести товарищескую дискуссию с группами, стоящими вне нашей организации. Но, как показывает опыт Снивлита и Вареекена, дискуссия неизбежно принимает отравленный характер, когда некоторые лидеры одной ногой стоят в нашей организации, а другой вне ее. Допустить развитие такого режима и дальше - значило бы, совершить самоубийство. По совокупности этих соображений я полностью и целиком стою за то, чтоб мы сами себя называли так, как нас называют и рабочие, и классовые враги: именно 4-ый Интернационал. Л.Троцкий 31 мая 1938 г. Койоакан Революционное искусство и Четвертый Интернационал Международной конференции Четвертого Интернационала122 Дорогие товарищи! Чрезвычайно сожалею, что неблагоприятные обстоятельства не позволяют мне принять участие в конференции, от которой передовые рабочие всего мира ждут ответа на наиболее жгучие вопросы своей освободительной борьбы. Я достаточно, однако, знаком с той дискуссией, которая в разных странах развернулась по основным вопросам рабочего движения, и с теми документами, которые представлены на ваше рассмотрение, чтобы иметь право заявить о полной моей солидарности с той работой, которую вы призваны выполнить. Никогда еще в течение своей истории пролетариат не был так подло обманут и предан своими руководящими организациями, как ныне, 25 лет спустя после начала первой мировой войны и немного лет, а, может быть, и месяцев перед началом второй мировой войны. Чтобы человечество не погибло и не сгнило, пролетариату необходимо проницательное, честное и бесстрастное революционное руководство. Никто не может дать ему этого руководства, кроме Четвертого Интернационала, опирающегося на весь опыт предшествующих побед и поражений. Позвольте мне, однако, взглянуть на историческую миссию Четвертого Интернационала не только глазами пролетарского революционера, но и глазами художника, каким я являюсь по своей профессии. Я никогда, впрочем, не разделял этих двух сфер деятельности. Кисть никогда не служила мне игрушкой для собственной забавы или для забавы имущих классов. Я всегда стремился по мере сил давать в красках выражение страданиям, надеждам и борьбе трудящихся масс, ибо под этим углом зрения я подхожу к жизни, а, следовательно, и к искусству, которое является ее неотъемлемой частью. Нынешний безвыходный кризис капитализма означает кризис всей человеческой культуры, в том числе и искусства. Спасение культуры - в обновлении общества. Вся мировая обстановка толкает сколько-нибудь одаренных и отзывчивых художников на путь революционного творчества. Но увы, этот путь загражден разлагающимися трупами реформизма и сталинизма. Если авангард мирового пролетариата ищет руководства, то передовое искусство ищет новой перспективы и новой надежды. Между тем так называемый Коммунистический Интернационал, не дающий пролетариату ничего, кроме поражений и унижений, все еще продолжает командовать духовной жизнью и художественным творчеством левого крыла международной интеллигенции. Плоды этого командования имеют особенно отталкивающий характер внутри СССР, т. е. там, где революционное творчество должно было бы достигнуть наиболее высокого расцвета. Диктатура реакционной бюрократии задушила или проституировала духовное творчество целого поколения. Нельзя без физического отвращения глядеть на снимки советских картин и скульптур, в которых чиновники, вооруженные кистью, под надзором чиновников, вооруженных маузерами, прославляют "великих" и "гениальных" вождей, лишенных на самом деле искры гениальности или величия. Искусство сталинской эпохи войдет в историю как наиболее наглядное выражение глубочайшего упадка пролетарской революции. Обогатить искусство новыми перспективами и новыми возможностями способен только новый подъем революционного движения. Четвертый Интернационал не может, конечно, ставить себе задачей "руководить" искусством, т. е. давать ему заказы или предписывать методы. Такое отношение к искусству могло придти в голову только взбесившейся от самовластия московской бюрократии. Искусство, как и наука, не только не ищет командования, но по самому своему существу не выносит его. Художественное творчество имеет свои внутренние законы - даже и тогда, когда сознательно служит общественному движению. Революционное искусство несовместимо с ложью, фальшью и духом приспособления. Поэты, художники, скульпторы, музыканты сами найдут свои пути и свои методы, если революционное движение масс развеет тучи скептицизма и пессимизма, которые обволакивают ныне горизонт человечества. Новое творческое поколение должно убедиться на деле, что в лице старых Интернационалов гниет лишь вчерашний день человечества, но не его завтрашний день. Социал-демократический интернационал, как показывает свежий и постыдный опыт правительства Леона Блюма во Франции, остается вспомогательным аппаратом буржуазии, который призывается на службу в наиболее трудные минуты для выполнения наиболее грязной работы, особенно для подготовки новой империалистической бойни. Роль Третьего Интернационала, если возможно, еще преступнее и зловреднее, ибо он прикрывает свою службу империализму украденным авторитетом Октябрьской революции и большевизма. На почве Испании сталинизм особенно показал, что в отношении пролетарской революции он взял на себя ту роль международного жандарма, какую царизм играл по отношению к буржуазным революциям. Подобно бюрократии двух лжемарксистских Интернационалов, анархистская бюрократия успела стать плотью от плоти буржуазного общества. Своей позорной политикой в Испании официальный анархизм убедительно показал рабочим массам всего мира, что они не имеют больше права надеяться на него. Революционное искусство немыслимо без правды и свободы. Но без тех же условий немыслимо и революционное движение пролетариата. Четвертый Интернационал начал с беспощадной критики всякой условности, фальши, рутины и надутых авторитетов. Он объединяет вокруг себя во все возрастающем числе цвет мирового рабочего класса и уже начал привлекать к себе симпатии лучших представителей творческой интеллигенции. Упадок мирового хозяйства, как и загнивание культуры, могут быть остановлены только международной пролетарской революцией. В фокусе подготовки этой революции уже сейчас стоит Четвертый Интернационал. Правильное руководство, которое он несет пролетариату, - залог будущих побед. Во имя революции, как и во имя неразрывно с ней связанной культуры, я горячо приветствую вашу конференцию. [Л.Д.Троцкий от имени Д.Риверы] 1 июня 1938 г. Тоталитарная бюрократия и искусство Октябрьская революция дала великолепный толчок искусству во всех областях. Бюрократическая реакция, наоборот, задушила художественное творчество тоталитарной рукой. Немудрено! Даже придворное искусство абсолютной монархии было основано на идеализации, но не на фальсификации. Между тем, официальное искусство Советского Союза - а другого искусства там нет - основано на грубой фальсификации, в самом прямом и непосредственном смысле слова. Цель фальсификации - возвеличение "вождя", искусственная фабрикация героического мифа. Совсем недавно, 27 апреля этого года, правительственный официоз "Известия" напечатал снимок с новой картины, изображающей Сталина как организатора тифлисской забастовки в марте 1902 года123. Но, как гласят давно опубликованные документы, Сталин сидел в это время в тюрьме, притом не в Тифлисе, а в Батуми. На этот раз ложь слишком била в глаза. "Известиям" пришлось на другой день извиняться за печальное недоразумение. Что сталось с картиной, оплаченной из государственных средств, неизвестно. Десятки, сотни, тысячи книг, фильмов, полотен, скульптур закрепляют и возвеличивают такие "исторические" эпизоды, которых никогда не было. Так, во многих картинах, относящихся к Октябрьской революции, изображается никогда не существовавший "революционный центр" со Сталиным во главе. Алексей Толстой124, в котором царедворец пересилил художника, пишет роман, прославляющий военные подвиги Сталина и Ворошилова в Царицыне. На самом деле, как свидетельствуют документы, Царицынская армия - одна из двух дюжин армий революции - играла самую плачевную роль. Нельзя без физического отвращения, смешанного с ужасом, глядеть на снимки с советских картин и скульптур, в которых чиновники, вооруженные кистью, под надзором чиновников, вооруженных маузерами, прославляют "великих" и "гениальных" вождей, лишенных на самом деле искры гениальности или величия. Искусство сталинской эпохи войдет в историю как наиболее наглядное выражение глубочайшего упадка пролетарской революции. Дело не ограничивается, однако, пределами СССР. В поисках новой ориентировки квазиреволюционная интеллигенция Запада под видом запоздалого признания Октябрьской революции стала на колени перед советской бюрократией. Художники с характером и гением остались, конечно, в стороне. Но тем назойливее выползли на передний план всякого рода неудачники, карьеристы, бездарности. Несмотря на свой широкий охват, все это милитаризованное движение не породило до сих пор ни одного произведения, которое способно было бы пережить автора или его кремлевских вдохновителей. Однако вавилонское пленение революционного искусства не будет длиться вечно. Позорное крушение трусливо-реакционной политики Народных фронтов в Испании и Франции, с одной стороны, московские судебные подлоги, с другой, знаменуют приближение великого поворота не только в области политики, но и в области революционной идеологии. Обогатить искусство новыми возможностями способен только новый подъем освободительного движения человечества. Революционная партия не может, конечно, ставить себе задачей "руководить" искусством.