Андрей Таманцев. Псы господни
---------------------------------------------------------------
Солдаты удачи-8:
Изд: "АСТ" ║ http://www.ast.ru
OCR: Sergius A. Smirnof
---------------------------------------------------------------
В романах серии "Солдаты удачи" все события взяты из жизни. Мы изменили
только имена героев. Почему? Это нетрудно понять: слишком тяжела и опасна их
работа. Каждый из них всегда на прицеле, вероятность избежать смерти
приближается к нулю... Имеем ли мы право лишать таких людей надежды на
завтрашний день?..
Таманцев А.
Т17 Псы господни: Роман. -- М.: Олимп; ООО "Издательство ACT", 2000. --
432 с. -- (Солдаты удачи).
ISBN 5-7390-0957-Х ("Олимп")
ISBN 5-17-002050-3 (ООО "Издательство ACT")
Их осталось только пятеро. Пятеро тех, кого испокон веку называют
наемниками, "солдатами удачи"...
Они вступают в новую игру со смертью. Их противники -- фанатики, в
которых не осталось ничего человеческого. Если они проиграют, -- в руках
"Псов господних" окажется ключ к самой опасной информации мира. Значит, они
не имеют права проиграть. Какую бы цену ни пришлось заплатить за победу...
ББК 84(2Рос-Рус)6
╘ "Олимп", 2000
╘ Оформление. ООО "Издательство ACT", 2000
Содержание
Глава первая. Рыцари с большой дороги 2
Глава вторая. 666 тысяч долларов 7
Глава третья. Обмен ударами 23
Глава четвертая. Управление по планированию специальных
мероприятий 36
Глава пятая. Газават 46
Глава шестая. Поворот "кругом марш" 60
Глава седьмая. Работа над ошибками 83
Глава восьмая. Тараканьи бега 99
Глава девятая. Игра в прятки 120
Глава десятая. Пустышки 140
Глава одиннадцатая. Время личных расчетов 158
Вы все хотели жить смолоду,
Вы все хотели быть вечными, --
И вот войной перемолоты,
Ну а в церквах стали свечками.
А.Чикунов
Глава первая. Рыцари с большой дороги
Сияя всеми своими хромированными зеркалами, фарами и антеннами,
роскошный "харлей", стоивший Мухе, как выражались в старину, целого
состояния, -- замечательный этот мотоцикл, выглядевший покруче всяких
"ягуаров" и "мерсов", легко нес двух седоков. Шлемы с зеркальными щитками на
лице и бронежилеты под длинными джинсовыми рубахами защищали этих людей
надежней, чем стальные доспехи, да и боевой конь был резвей и выносливей
Росинанта. Будь у Боцмана, восседающего сзади, в руках пика, они с Мухой
вполне бы сошли за современных участников боевого турнира. Однако были они
всего лишь охранниками, подрядившимися сопроводить восточный "караван" по
"великому мандариновому пути" в столицу.
На этот раз в мягкой соломе грузовых автомобилей тяжело покачивались
ранние дыни и арбузы, уколотые на узбекских бахчах для красной спелости
раствором аммиака, а может быть, и просто мочой, -- так поговаривали
конкуренты. Согласно предписанию охранного агентства "Набат", колонна
трейлеров двигалась компактно, не давая посторонним машинам вклиниться
внутрь и оттереть "хвост", потому что "хвост" в этом случае мог затеряться
навсегда.
-- Вот они. -- Боцман непроизвольно наклонился к уху водителя, хотя
голос передавался через ларингофон прямо в наушники Мухиного шлема.
-- Вижу. -- Муха вел мотоцикл по крайней левой полосе позади колонны
трейлеров, чтобы иметь полный обзор мобильного "объекта опеки".
Приземистая алая "мазда" обгоняла колонну грузовых автомобилей, как бы
вынюхивая самое слабое звено или хищно оценивая возможность "зарезать" все
стадо. После продолжительной войны дорожной милиции с затемненными стеклами
на автомобилях таковых в столице не осталось вовсе, и потому Мухе и Боцману
были хорошо видны четыре стриженых затылка в салоне "мазды". Сейчас алая
машина, подойдя к голове колонны, мчалась вровень с первым трейлером.
Как и полагалось по инструкции, водитель с сопровождающим не
реагировали на знаки, которые им подавали из салона легковушки. Тогда
"мазда", несколько раз взревев клаксоном, прибавила скорости и, сместившись
вперед, пошла перед колонной.
-- Не торопись, Муха, -- сказал Боцман водителю, который прибавил газа,
чтобы оказаться поближе к театру событий. -- Пусть проявят себя.
"Мазда" начала притормаживать, загораживая колонне дорогу. Трейлеры
твердо держали свои сто десять: до сих пор этого упорного монолитного
движения хватало, чтобы мелкие дорожные шакалы и волки, покрутившись вокруг,
отставали, решив, что добыча слишком крупна и не склонна к нервным
действиям. Однако здесь, на подступах к Москве, их встречал кто-то
достаточно уверенный в себе. "Мазда" тормознула, и в следующую секунду
массивный бампер трейлера подбросил легковушку вперед, смяв задний бампер и
рассыпав по дороге яркие осколки габаритных фонарей, "Мазда" рванула вперед,
как подстегнутая, и, сдав влево, снова поравнялась с кабиной головной
машины. Водитель трейлера внезапно исчез из окна кабины -- могло показаться,
что мощный автомобиль обрел самостоятельность и движется теперь сам по себе.
-- Это они ствол показывают водиле, -- прокомментировал происходящее
Муха.
Действительно, увидев направленное из салона "мазды" оружие, водитель
трейлера откинулся вправо и вниз, чтобы не маячить в боковом окне, но
скорости не сбавил.
-- Вмешаемся? -- спросил Муха, которому не терпелось показать водителю
"мазды" превосходство своего "росинанта" в силовых играх на дороге.
-- Подожди. -- Боцман переключился на частоту колонны. -- Руслан,
Руслан, притормаживай, они сейчас откроют огонь. Всей колонне: стоп, не
обгонять!
Головной трейлер мигнул тормозными огнями, замедляя ход. Караван,
преодолевая инерцию, начал смыкаться, сокращая дистанции, напирая всей
массой на голову колонны и маленькую яркую "мазду", -- будто стадо буйволов
занимало оборонительную позицию, встретив опасного зверя.
Раздался хлопок, и левое переднее колесо трейлера сморщилось в нижней
части и опало. Машина "охромела", пошла юзом; в то время как водитель
стремился достигнуть безопасной обочины, массивный корпус трейлера выносило
на середину шоссе. Колонна завизжала тормозами, ломая строй.
-- Давай вперед! -- скомандовал, наконец, Боцман, и Муха, прибавив
газку, лихо пронесся вперед по шоссе мимо головной машины и "мазды",
провожаемый взглядами стриженых "братков" в салоне.
Трейлер, наконец, сумел остановиться на обочине, перегородив шоссе по
диагонали. "Мазда" развернулась впереди него, перекрывая путь, одновременно
распахнулись все ее четыре дверцы. Водитель выставил ноги наружу и
неторопливо закурил, тогда как остальные трое, расправляя широкие плечи,
двинулись к трейлеру. Из-под джинсовых курток выпирали тяжелые "аргументы"
стволов, готовые к предъявлению.
-- Выходи, гад! -- крикнул один из "братков", со злобой пиная спущенное
колесо грузовика.
Справа из кабины трейлера с опаской спустился сопровождающий Руслан --
молодой узбек в дорогом костюме с галстуком в тон.
-- Зачем стреляешь? -- сказал он, разводя руками. -- Мы все платили,
справка есть, пропуск есть.
Он протянул "братку" бумажку, на которой было написано: "Дорожный сбор
уплачен", а ниже стояла дата и издевательский штамп -- "ГлавРэкет Серпухов".
Такие "справки" -- после уплаты "дорожного сбора" -- теперь частенько
выдавали бритоголовые ребятки, утверждая, что они послужат купцам охранной
грамотой (она же "отмазка") на остальном пути, -- очередной миф-воровского
"порядка", которому верил только глупьш. Пачку таких "документов" вместе с
печатью Муха утром изъял на предыдущем "посту" дорожных грабителей.
"Браток" скомкал дешевую бумажку и брезгливо бросил под ноги.
-- Все, сука, ты влетел! Ты у меня сейчас сильно кашлять будешь! -- Он
с яростью оглянулся на покореженный задок "мазды". -- Ты что с машиной
сделал?
Лицо узбека приобрело землистый цвет: он увидел, как второй рэкетир,
передернув затвор, направил на него короткий ствол "узи".
-- Зачем стрелять, э? Давай поговорим! -- срывающимся голосом произнес
Руслан, зная по опыту, что у "отмороженных" "братков" зачастую первыми
начинали разговор оружейные стволы.
-- Раньше надо было базарить! -- напирал "браток". -- Ты не видел, что
мы тебе показали: "Стоять, олень недоделанный!"
Бритоголовый сделал движение, порываясь ударить Руслана, тот
отшатнулся.
-- Десять "штук" за машину и по "полштуки" с каждого борта, -- объявил
цену "браток". -- И кашляй быстрее, пока дороже не стало.
-- Мы же еще товар не сдали, -- попробовал защищаться Руслан, глядя за
спину рэкетира.
-- Я его щас грохну, паскуду, -- сообщил владелец "узи".
-- Эй, сзади! -- послышался предостерегающий голос четвертого,
оставшегося в "мазде".
Одновременно с этим окликом за спинами "братков" остановился "харлей"
Мухи, вернувшийся и неслышно подкативший по обочине с выключенным
двигателем. Боцман, сняв шлем, уже сидел боком, двумя ногами в сторону
"беседующих". Он плавно соскочил с сиденья мотоцикла и сразу же оказался
внутри собравшейся компании, отвлекая все внимание на себя. А в следующий
момент Муха, оставив драгоценный "харлей" по возможности дальше от вероятных
линий стрельбы, уже страховал Боцмана слева -- сзади.
"Братки", не успевающие оценить ситуацию, на секунду растерялись.
-- Вы не правы, ребятки, -- примирительным тоном сказал Боцман. -- Он
же тяжелый, у него тормозной путь знаете какой...
Теперь он был в самом центре геометрической фигуры, образованной тремя
"корсарами" подмосковных дорог. Боцман крутил в широкой ладони левой руки
три стальных шара, сверкавших на солнце и приковывавших взгляды этим
блеском. Тяжелые полированные предметы, казалось, жили в его руке
собственной жизнью, то перемещаясь по кругу, то произвольно перескакивая
друг через дружку.
Тот, что с автоматом, наконец сориентировался и повел ствол в сторону
Боцмана. И тут же один из шаров, неизвестно как оказавшийся уже в правой
руке Боцмана, вдруг исчез и оттуда, ускользнув от взгляда, пролетел короткое
расстояние, чтобы с сочным звуком впечататься в кисть руки, сжимавшей "узи".
Автомат полетел на землю, а "браток" охнув и прижимая к животу раздробленную
руку, начал оседать на асфальт. Второй в это время выхватывал из-под куртки
свою "волыну", думая, видимо, что на это ему отпущено целое столетие.
Прыгнувший вперед Муха, который считал иначе, успел подсечь его, рубануть по
шее и немедленно подхватить ствол, оказавшийся дорогим восьмизарядным
"магнумом", и тут же направить его на водителя "мазды" -- тот все еще сидел
в прежнем положении в распахнутой дверце.
"Браток", ведший переговоры, по всей видимости бригадир, оказался
сообразительней: увидев, что рука Боцмана с новым шаром в ней уже совершила
второй замах и что шар этот предназначен ему, он оставил мысль вытащить
собственное оружие и замер, предусмотрительно растопырив перед собой ладони.
-- Правильно, -- приветствовал его решение Боцман. -- Двести
восемьдесят три грамма, -- сообщил он, как бы взвешивая стальное ядро в
руке. -- Ничего калибр? Пробьет грудную клетку, как скорлупу. Ложись мордой
вниз и руки на затылок.
Пока тот нерешительно опускался на колени, видимо еще не веря, что
ситуация окончательно проиграна, Руслан подошел к нему сзади и толкнул ногой
в спину. Бандит зарылся лицом в землю.
-- Ноги шире! -- прикрикнул на него Руслан, ударяя по колену ботинком.
-- Не трогай, -- предупредил Боцман Руслана, который хотел было
обыскать лежащего "братка". -- Пусть ствол будет при нем. Он за ним не
полезет -- моих шариков опасается. Не дурак...
-- Давай побазарим, братан, -- донеслось снизу. -- Что мы, не
договоримся?
-- Опусти морду, -- брезгливо сказал Боцман. -- Со своими "братанами"
ты теперь в Бутырках базарить будешь, на нарах.
Муха, щелкнув переключателем каналов, на рации, уже говорил:
-- Вызываю пост 113, вызываю пост 113. На восемьдесят втором километре
Варшавского шоссе задержаны четыре преступника с оружием. Разбойное
нападение. Есть пострадавшие, вызовите "скорую". Как поняли?..
Ноги, торчавшие из открытой дверцы "мазды", исчезли. Дверца хлопнула,
когда автомобиль, резко взвизгнув проскальзывающими на высокой передаче
шинами, сорвался с места.
-- Не все поняли, -- с тайным удовлетворением добавил Муха, бросаясь к
мотоциклу.
-- Муха! -- укоризненно прикрикнул Боцман, без труда догадавшийся, что
напарник специально спровоцировал четвертого на бегство. -- Тебе лишь бы
гонять!
Муха махнул ему стволом в левой руке, в то время как правая крутила
ручку газа:
-- Сейчас доставлю! -- И широко улыбнулся из-под шлема, опуская
"забрало" резким кивком головы.
Игра на дороге на скорости под двести километров в час доставляла ему
неизъяснимое наслаждение. "Харлей" на обгонах плавно наклонялся то вправо,
то влево, обдавая всякие там "форды" и "мерседесы" легким дымком из трех
выхлопных труб. "Мазда" виляла разбитым задком уже недалеко впереди, идя то
по третьей, то по четвертой полосе.
-- Аккуратней, дурачок, сковырнешься, -- пробормотал Муха, которому
вовсе не хотелось стать свидетелем или, того паче, участником аварии.
Он наконец поравнялся с преследуемым, зайдя справа, и показал ему ствол
трофейного "магнума", покачав при этом головой, затем указал этим стволом на
обочину, куда водителю "мазды" следовало съехать, чтобы сдаться.
"Браток" сделал движение рукой, и Муха резко притормозил. На боковом
стекле передней дверцы "мазды" появилась аккуратная дырочка, а по шлему
мотоциклиста резко что-то щелкнуло.
-- Чуть девять граммов не поймал, -- сообщил Муха кому-то, наверное
пуле, которая, зацепив его шлем по касательной, унеслась в пространство. --
Придется тебя поучить.
Водитель "мазды" теперь нервно крутил головой, высматривая, с какой
стороны к нему собирается подкрасться "харлей". Муха прекрасно понимал, что
при такой скорости бандит не сможет стрелять назад -- иначе просто потеряет
управление и закувыркается по шоссе, теряя крылья и колеса.
Держась сзади, он зашел слева и отстрелил "братку" зеркало заднего
вида, демонстрируя высокую профессиональную выучку, хороший бой "магнума" и
устойчивость своего "харлея", -- одно удовольствие работать в такой
обстановке. Правое зеркало постигла участь левого. Теперь водитель, считай,
наполовину ослеп и к тому же убедился, что по нему бьют прицельно. Это
должно было его деморализовать.
"Нагоним жути", -- сказал сам себе Муха и включил громкоговоритель, по
заказу установленный на его мотоцикле. Над дорогой раздался мощный рев
динамика:
-- Водитель красной "мазды"! Немедленно сдайте вправо и остановитесь!
Не создавайте опасной ситуации на дороге! Иначе я тебя сейчас грохну, козел!
-- совсем неофициально завершил Муха.
"Браток" не поверил и еще прибавил газку: оставив мысль отстреливаться,
он решил просто уходить от преследования. "Правильно, -- подумал Муха. --
Ничего я тебя не "грохну" на дороге. А вот ты кого-нибудь можешь
"кувыркнуть", подрезав на скорости, и создать мне затор. Ладно..."
Муха снова зашел справа и, переложив "магнум" в левую руку, выстрелил,
разнеся вдребезги прибор на щитке перед лицом водителя. "Уж это-то тебя
должно убедить". Он снова приотстал и взревел через усилитель:
-- Всем уйти с дороги! Всем водителям уйти с дороги! Слушай меня,
кретин! Я считаю до трех и стреляю по заднему колесу! Раз!.. Всем водителям
уйти с дороги и остановиться! Два!..
На этом гонка завершилась. Нервы бандита не выдержали, и он поверил в
то, что Муха сейчас освободит дорогу и пробьет ему задний баллон. На двухсот
двадцати -- это верная смерть. И "мазда", быстро теряя ход, приняла вправо.
-- Выбрось "волыну" в окно! -- орал Муха. -- Бросай!
Для убедительности он выстрелил еще раз, расщепив рулевое колесо и
раздробив лобовое стекло, которое покрылось трещинами и лишило рэкетира
всякого обзора. К счастью, скорость у него уже была небольшой. Взвизгнули
шины, "мазду" вынесло за обочину, а из салона вылетел пистолет, ударился и
лег на дороге.
Муха, который вовсе не собирался подставлять голову под пулю из
утаенного "братком" запасного оружия или под осколки гранаты, затормозил
метрах в пятнадцати позади и все так же, подавляя барабанные перепонки и
психику рэкетира, скомандовал через мегафон:
-- Выходи, "браток" хренов, руки за голову. Дернешься -- получишь пулю
в печень.
Обыскав бандита и салон, Муха пресек сильным ударом в грудь обещания
рэкетира "разобраться", "сгноить" и всякие там "землю жрать будешь". Влетев
от этого удара внутрь своей "мазды", "браток" затих, беззвучно разевая рот.
-- Разворачивайся и на малой назад, -- распорядился Муха. -- Превысишь
"сотню", сразу стреляю по баллонам и уродую тебя, пока не начнешь меня
понимать с первого слова. Поехал!
Через десять минут он сдал задержанного и два ствола омоновцам, которые
грубо, резкими движениями перегоняли арестованных, обыскивали их,
подталкивали к "газику" с решеткой. Была в этих движениях и голосах и
ненависть сторожевых псов к дикому зверю, и привычная хватка, умение
добиться безусловного подчинения, не допустить малейшей слабины --
единственно возможная манера поведения с убежденными уголовниками, которые
только что надолго потеряли свободу.
Врач "скорой помощи" фиксировал "братку" изувеченную кисть руки, сделав
обезболивающий укол, а может быть, и просто прививку от столбняка. Капитан
омоновцев рассматривал тяжелый стальной шар, не находя в нем ни малейших
хитростей -- обычный шарик, извлеченный из тяжелого подшипника. А Боцман,
стоя перед ним, все так же привычно крутил в руке два оставшихся.
-- Давайте их сюда, приобщу в качестве вещдоков, -- сказал ему капитан.
Боцман пожал плечами:
-- А одного не хватит? Эти два ни при чем.
-- Положено сдать, -- заявил капитан.
-- В честь чего? -- удивился Боцман. -- Загляните в перечень: эти
шарики не считаются холодным оружием. А если бы я камнем кинул -- что, всю
гальку вокруг собирать и "приобщать"? -- Боцман насмешливо улыбнулся.
-- Сдайте все оружие, -- всерьез потребовал омоновец.
Муха, снимая шлем, присоединился к разговору:
-- А где же "спасибо", капитан? -- весело и даже несколько насмешливо
поинтересовался он. -- Все вам отдай: и бандитов, и оружие, и славу с
аплодисментами.
-- Славу с аплодисментами оставьте себе, -- хмуро ответил капитан,
которому напомнили, что отнюдь не он подставлял сегодня голову под
бандитские пули. -- Покажите ваши удостоверения.
Боцман достал "корочки" и разрешение на ношение огнестрельного оружия.
-- Частное агентство... "Набат"... У вас огнестрельное оружие? А вы
дурачков строите? -- возмутился капитан.
-- А как же, -- предъявил Муха наплечную кобуру под рубашкой. У Боцмана
за поясом оказался ППМ.
-- Сдать оружие! -- Капитан настороженно сделал шаг назад.
-- Понюхай стволы, они сегодня в работе не были, -- предложил ему
Боцман, протягивая пистолет. -- Почитай разрешение. А потом позвони своему
начальству и спроси, стоит ли тратить время на нашу проверку. Телефончик
дать? Тебе четырех гадов теплыми слепили, с уликами, а ты недоволен. Нам
надо колонну сопровождать, у нас люди и груз, а ты...
Омоновец с недоверием на лице понюхал одно и второе дуло -- гарью не
пахло. Сверив номера на пистолетах и в удостоверениях, он отошел к машине и
начал связываться по рации с управлением.
Боцман и Муха, не обращая внимания на его суету, подошли к группе
водителей, которые совместными усилиями меняли простреленное колесо на
головном трейлере. Руслан по-узбекски гортанно отдавал какие-то распоряжения
-- и расплылся в широкой улыбке, когда Боцман похлопал его по спине.
Водители тут же окружили двоих охранников, наперебой поздравляя их с
победой.
-- Скоро поедем? -- с беспокойством спросил Руслан, оглядываясь на
дорогу.
-- Занимайте места в машинах, скоро двинемся, -- уверенно пообещал
Боцман, зная отношение упомянутого им омоновского начальства к "Набату".
И действительно, через минуту его позвал капитан:
-- Вас к рации! Полковник...
Боцман с усмешкой взял трубку, второй рукой при этом указав капитану на
свое оружие, которое и было незамедлительно возвращено частному детективу.
-- Хохлов на связи, товарищ полковник... Так точно, прихватили каких-то
четверых -- крутые, аж заворачивались. Но недолго... У меня колонна из
пятнадцати машин, узбеки, арбузы везут... разрешите продолжать следование.
Есть, буду завтра утром как штык... Вместе с напарником... Спасибо, мы-то в
полном порядке...
Капитан, торопясь, записывал с их слов короткое изложение событий,
Руслан с готовностью подтвердил все факты. Обозленные водители, толпясь
вокруг, подавали по-узбекски реплики, перемежая их русской бранью в адрес
обезвреженных бандитов.
-- Все, вопросов пока нет, -- захлопнул блокнот капитан. -- Он протянул
руку Боцману. -- Спасибо, вы их красиво сделали. Мои аплодисменты. Не
сердитесь за подозрительность: в частных агентствах сейчас, сами знаете кто
в основном работает. Такие же "братки", как эти...
Арбузно-дынный "караван" тяжело, как ртуть, потек под уклон по дороге в
сторону Москвы.
Глава вторая. 666 тысяч долларов
Человек в военной рубашке, чей полковничий китель висел на спинке
стула, оторвался от монитора персоналки и устало закрыл глаза. На экране,
защищенном поляризованным стеклом, панелька информировала, что файлы
сархивированы и копируются с диска "D" на диск "А". Тридцать секунд отдыха.
Все. Полковник быстро поднял веки, протянул руку и, вынув дискету из
дисковода, положил ее во внутренний карман кителя.
-- Хватит, -- сказал себе человек. -- Это становится бессмысленным.
Он закурил и, покачиваясь, продолжал рассуждать сам с собою о том, что
давно уже было решено. Оставалось только выполнить.
-- Пора, -- убеждал он себя. -- Иначе окажется, что ты способен только
играть в игрушки, а на самом деле ничего не стоишь в этой жизни.
По давней привычке он прикурил вторую сигарету от первой, поднялся и
начал ходить из угла в угол по диагонали комнаты.
-- Бери ручку и пиши, -- понукал он себя. -- Другого такого удачного
случая не будет. Именно сегодня. И ты ни у кого не вызовешь ни малейших
подозрений. Вперед.
Он подошел к зарешеченному окну и выглянул наружу. Солнце щедро и
весело заливало светом автостоянку, где сытые личные водители прохлаждались
возле иномарок, переговаривались и, казалось ему, самими фигурами выказывали
довольство собой и своими хозяевами. Лицо полковника побледнело.
-- Ты же презираешь эту сволочь -- до физической тошноты, до язвы в
желудке, -- сказал он, почти ненавидя и самого себя, и тупую гастритную боль
под ложечкой. -- Сдохнешь, а они так и будут продолжать жиреть, только
спишут тебя на мыло, как потерявшую нюх служебную собаку.
Этому лысоватому человеку с широким затылком и недостатком
решительности, по-видимому, все же удалось себя убедить. Он резко оборвал
надоевший внутренний диалог, отвернулся от окна, подошел к письменному
столу, взял лист бумаги из пачки с надписью "DATA COPY. Бумага для лазерных
принтеров" и уверенно вывел аккуратным, почти каллиграфическим почерком:
Начальнику отдела
стратегического планирования
Главного штаба
Ракетных войск стратегического назначения
генерал-лейтенанту Рябцеву Д.Ф.
полковника Дудчика Виталия Петровича
РАПОРТ
Прошу предоставить мне неоплачиваемый отпуск на пять дней в связи со
смертью жены моего родного брата, майора Дудчика А.П., проходящего службу в
206-й мотострелковой дивизии на территории Таджикистана.
Приложение:
1. Телеграмма о смерти, заверенная печатью.
Более не медля, покуда решимость не оставила его, полковник Дудчик
надел китель и вышел. С листиком рапорта он вошел в приемную генерала и
поздоровался с секретаршей Галочкой, которая ответила ему довольно сухо.
-- Мне надо срочно попасть к Дмитрию Федоровичу, Галина.
-- Зачем? -- бесцеремонно спросила она.
Полковника снова окатило холодной яростью, однако ссылаться на военную
тайну и приструнивать эту вольнонаемную девчонку было бы неосмотрительно.
Обидится и мало ли что наплетет про тебя, закрывшись в генеральском кабинете
на ключ.
-- Рапорт об отпуске, -- мягко ответил Дудчик.
-- Давайте его сюда, я подам на подпись. -- И Галочка открыла папку.
-- Это связано со смертью близкого родственника. Вечером надо вылетать,
-- просяще пояснил полковник.
-- А, хорошо. -- Галочка нажала на селектор. -- Дмитрий Федорович, к
вам полковник Дудчик, у него семейное горе, рапорт подписать.
"Да, пусть войдет", -- ответил селектор.
-- Пожалуйста.
Пройдя двойной тамбур, Дудчик оказался в просторном кабинете с
ковровыми дорожками, столом заседаний, стоящим в стороне от рабочего, и
мягким кожаным диваном.
-- Что случилось, Виталий Петрович?
-- У брата в Душанбе умерла жена, Дмитрий Федорович. Разрушена печень,
желтуха. -- Он положил на стол-аэродром свой рапорт. -- Надо похоронить. И
ребенка забрать у него, привезти в Москву. Ему теперь будет трудно за дочкой
досматривать. Еще если бы сын был, то...
-- Понимаю, понимаю, -- перебил его, проявляя сочувствие, генерал. --
Желтуха теперь стала страшная, отправляет на юге на тот свет за здорово
живешь. Там почти все с этим гепатитом... -- Он постучал карандашом по
столу. -- Таджикистан. Сложности есть, Виталий Петрович.
-- Я понимаю, -- согласился Дудчик.
Сложности, которые имелись в виду, были связаны с разрешением выезда за
границу лицам с его допуском секретности.
-- Ладно, Дудчик, -- решил генерал. -- Части наши там стоят, и вообще,
никакая это не заграница, пока ее охраняют наши пограничники. В общем, в
исключительных случаях выезд разрешен. Хотя к исключительным случаям
относится только смерть близкого родственника, но, тем не менее, слава богу,
что не брат у тебя умер. Поезжай.
-- Спасибо, -- поблагодарил Дудчик, получая визу и ретируясь из
кабинета.
-- Смотри, сам не заразись там. Водкой получше дезинфицируйся.
-- Есть, -- позволил себе ответить на мрачноватую шутку полковник.
Вот и все, надо ехать. Назад дороги нет.
Полковник заказал по телефону билет на самолет и оформил документы,
передав текущие дела майору Семенцову.
* * *
Свою карьеру Дудчик начал лейтенантом в отделе криптографии в Западной
группе войск, а затем -- в отделе технического обеспечения и застал самую
зарю современной компьютеризации, когда, посмотрев с недоверием на систему
управления ракетными силами НАТО, генералы наконец принялись за электронное
дело и в родной армии.
Сегодня Дудчик был одним из самых молодых полковников в Главном штабе и
отвечал за электронные архивы и обработку сведений, поступающих от ракетных
частей.
Систематизация и всякое упорядочивание было основой его натуры. Тот же
порядок царил в его доме, на рабочем столе, в голове, в конце концов. И это
вовсе не значило, что Дудчик был лишен человеческих чувств. Напротив, такие
живые чувства стали появляться в чрезвычайном избытке со времен вывода
частей из Германии, Чехословакии, ликвидации стратегических баз в ближнем
зарубежье.
Все началось тогда с маленького, но вызвавшего жгучую обиду случая -- с
искреннего горя и растерянности жены, когда они разбирали контейнер с их
личными вещами, два месяца добиравшийся из Германии в Москву. Исчезло
практически все, на что экономились эти несчастные марки из небогатого
офицерского жалованья. Исчезли тяжелые бордовые шторы в спальню, музыкальный
центр, телевизор. Даже старая, но еще крепкая немецкая обувь приглянулась
каким-то мерзавцам. Вместо вещей, которые так любовно приобретала жена в
маленьких немецких магазинчиках, из-за которых он частенько питался из
солдатского котла, чтобы сэкономить на обеде, -- вместо всех дорогих
пустяков, которые составляют домашний уют, в контейнер были натолканы
грязные мешки, ящики, всякая дрянь.
То, что происходило во время выхода из Германии, он не мог определить
для себя иначе как вакханалия воровства. Крали все, начиная с постоянно
пьяных сержантов, сопровождавших грузы и догола "раздевающих" по дороге
новенькие автомобили. И сержанты эти не несли наказания. Не несли наказания
и командиры частей, бросая половину имущества в военных городках, а вторую
половину разбазаривая среди вороватых российских просторов. Да кого и за что
было наказывать, если весь развал был санкционирован с самого верха. После
строгого порядка, традиционно насаждавшегося в военных городках Западной
группы войск, Дудчик с брезгливостью глядел в тот год на длинные ряды
техники и вооружения, которые обречены были гнить под открытым небом на
территории каких-нибудь заштатных военных складов.
В то же время кипела работа по бешеной распродаже всего, что
представляло хоть какой-то интерес для немцев: обмундирование,
стройматериалы, техника менялись на грошовый ширпотреб, который отправлялся
на родину в контейнерах или прятался среди военных грузов. Но и это
ворованное добро потрошилось на каждой станции, отнималось таможенниками и
пропадало неведомо куда.
Дудчику не приходила тогда в голову мысль покинуть страну, на глазах
превращавшуюся в уголовный барак. Он был еще только истовым служакой с
особой систематичностью и четкостью понятий. Тогда в нем родилась лишь
стойкая ненависть к тем, кто потерял голову, офицерское честолюбие -- пусть
не честь -- и всячески способствовал увеличению неразберихи лишь для того,
чтобы прикрыть собственные грязные делишки. Свою ненависть Дудчик методично
копил год за годом, пока разрушалась армия.
Он не сумел вовремя отказаться от военной карьеры, тем более что она
складывалась вполне благополучно: закончив по возвращении академию, он
остался в родной Москве. Исполнительность и аккуратность открывали,
казалось, все перспективы для работы в штабе, своевременно падали звездочки
на погоны.
Трудно сказать, что больше воздействовало на решение полковника
Дудчика: бездарный крах военных авантюр в Чечне, подорвавший всякий
авторитет офицерства, или тот простой факт, что сам Дудчик обнаружил себя
стоящим очень далеко от кормушки. Тихо уходил в отставку генерал-лейтенант
Сытин, полгода "крутивший" в коммерческом банке зарплаты оренбургских
ракетчиков. Уголовное дело то открывалось, то закрывалось, а внуки его уже
учились в английском колледже, а сын подъезжал время от времени на пятисотом
"мерседесе", чтобы обсудить что-то с генералами тылового обеспечения.
Командно-штабные учения другой армии задерживались после этих переговоров на
два месяца из-за нехватки горючего, но лица ответственных за это безобразие
генералов не становились менее "сытыми", чем у самого Сытина.
Набивая на клавиатуре коды допуска и просматривая базы данных разной
степени секретности, полковник Виталий Дудчик все так же методично обдумывал
простую вещь: сколько вся эта информация стоит? Было совершенно понятно, что
информация эта стоит добрый миллиард долларов, ибо многие миллиарды тратятся
ежегодно, чтобы эту информацию добыть. Для этого летают спутники-шпионы,
работает ЦРУ и МИ-6, сотни аналитиков ежедневно занимают свои места в
секретных службах всего света, -- и все это делается для того, чтобы добыть
как можно более полную, точную и свежую информацию о размещении, управлении,
стратегии и тактике использования ядерных сил России -- непредсказуемой
сверхдержавы, разваливающейся на глазах, но все еще способной одномоментным
ударом разрушить полмира.
И вот именно эта информация, рассортированная и систематизированная,
находится в руках полковника Дудчика, ежедневно пополняется и обновляется,
но не приносит ему ничего, кроме скудной зарплаты, которой хватает лишь на
скромную совковую жизнь.
Почему же так небрежно здороваются или вовсе не замечают его бойцы
"невидимого тылового подполья", безмозглые секретарши и сами "спасители
отечества" в своих отделанных полированным дубом кабинетах? Неужели
американский полковник, сидящий на таком же кресле в таком же штабе,
чувствует себя столь же униженным и обманутым, как он, полковник Дудчик?
А что будет, если полковник Дудчик однажды взбунтуется и разом лишит их
всех сытных мест у армейской кормушки? Каково им будет сознавать, что сам
Дудчик при этом останется не просто безнаказанным, а пожизненно обеспеченным
и хорошо охраняемым человеком? Ведь загудит осиное гнездо! Полетят головы
сытых Сытиных! Вся Россия, в конце концов, встряхнется, почуяв настоящую
опасность. Пусть ненавидят и проклинают его на все лады, лишившись
успокоительной ядерной "дубинки", но ведь и он не станет молчать, у
полковника Дудчика хватит голоса сказать на весь мир -- через тысячи
разноязыких газет -- о главных негодяях и главных врагах, сделавших
бессмысленной его жизнь и жизнь миллионов таких же честных и добросовестных
людей.
Однажды появившись, эта мысль была так же методично проанализирована,
оценена и отточена в тишине рабочего кабинета, как и вся проходящая через
его голову информация.
* * *
Последняя капля терпения, упав, разбилась полтора года назад, когда
полковник обнаружил в том же Оренбуржье, где он был в командировке с
плановой проверкой, что практически ничего из нового компьютерного
оборудования, которое -- он точно знал -- направлялось туда в технические
центры, не было установлено. Дудчик пришел в негодование, подозревая сначала
леность местных специалистов. Те юлили и ссылались на полное свое неведение
о новом оборудовании, кроме того, что уже установлено. Дудчик потребовал
объяснений у зампотылу, начиная догадываться, что мощные компьютеры пошли на
игры генеральским деткам. Но в ответ он получил полуявные-полутуманные
намеки на то, что копать в этом направлении -- это рыть могилу своей
собственной карьере и... триста долларов, дружески засунутых в карман
кителя. "Передавай привет Петру Иосифовичу", -- похлопали его по плечу,
прощаясь. Петр Иосифович был тем самым генералом, который отвечал за
поставку компьютеров в Оренбургский округ.
К чертовой матери летела работа по унификации и налаживанию системного
контроля ресурсов, над которой он бился последний год. Дудчик свернул
командировку и вернулся домой. Осторожно наведя некоторые справки в других
ракетных частях, он понял, что держит в руках нити масштабной кражи
оборудования, прокрученной конечно же здесь -- в Главштабе. У Дудчика
появился выбор. Можно было инициировать скандал и попытаться вытащить эту
историю на свет божий. В этом случае, нет сомнений, он рисковал похоронить
не только карьеру; но и жизнь. Вариант второй -- потребовать у того самого
Петра Иосифовича свою долю и пробраться поближе к всеобщей армейской
кормушке.
Дудчик, не торопясь, думал. Сомнения решила встреча с самим Петром
Иосифовичем, который не замедлил появиться с совершенно неожиданной
просьбой:
-- Послушай, Виталий Петрович, у тебя нет какой-нибудь списанной
оперативной памяти? Племянник замучил: принеси, мол, а то "комп" еле
шевелится.
Глядя в ясные глаза офицера, только что укравшего сотни или тысячи
единиц оборудования, полковник Дудчик понимал, что его просто прощупывают:
как поведешь себя, дурилка картонная, получив долю малую?
-- Поищем, Петр Иосифович, -- ответил Дудчик, в то самое мгновение
решив для себя вопрос.
-- Вот и спасибо. Принесешь ко мне в кабинет, как будет. Обрадую
племяша, -- добродушно продолжал генерал. -- А как дела идут? Какие
трудности?
Дудчик спокойно сообщил ему, что разваливается последний проект, потому
что не хватает оборудования на местах.
-- Ну, ты и сам понимаешь, у всей страны сейчас такие проблемы. Не
переживай, спишем на объективные трудности. А к лету подумаем, как тебе
помочь.
Полковник Дудчик снял корпус с процессора и вынул шестнадцать мегабайт
RAM -- чипов оперативной памяти -- с собственной персоналки и оставил у
секретарши генерала. Через некоторое время начальник штаба выразил
недовольство неудовлетворительным состоянием дел по проекту "системного
контроля с обратной связью", но охотно принял отписки отдела об "объективных
трудностях", и дело было отложено в долгий ящик. Петр Иосифович время от
времени покровительственно похлопывал полковника, который то ли купился на
три сотни, то ли не осмелился "прыгнуть выше задницы", по плечу. Все вошло в
свое русло. Летом ему действительно помогли, но не с оборудованием, а с
семейной путевкой в санаторий.
Однако со дня встречи с генералом -- она произошла полтора года назад,
-- с момента принятия решения, полковник Дудчик начал подбирать, шифровать,
копировать и выносить из штаба секретные сведения. Он выбрал тогда третий
путь: вместо того чтобы разоблачать воров или примазываться к их кормушке,
он решил испортить им весь остаток жизни.
Полковник Дудчик очертил круг основных вопросов, который мог в первую
очередь заинтересовать иностранные разведки и, соответственно, стоить дороже
всего. Полковник методично подбирал файлы с наиболее секретными и наименее
"скоропортящимися" сведениями и переносил их на трехдюймовые дискеты. Все
это следовало зашифровать, сархивировать и записать на заветную дискету.
Использовав сто восемьдесят долларов из "заветных" трехсот, Дудчик
приобрел для домашнего компьютера собственный "ZIP" и по ночам работал с
маленькой квадратной трехдюймовой дискетой толщиной полсантиметра, -- ее так
легко спрятать в карман и выехать в нормальные, уважающие себя страны,
обладая бесценной информацией. Выехать и там, на месте, оценить ее, скажем,
в два миллиона долларов. Не бог весть какая по западным меркам сумма, но не
просить же какие-то нереальные и ненужные ему десятки миллионов. В общем-то,
его вполне устроила бы работа консультанта или пенсия обычного западного
масштаба, но... Изучив вопрос о перебежчиках, о незавидных судьбах
гордиевских и пеньковских, Дудчик был настроен здраво: всегда лучше обладать
независимостью, аккуратным особнячком и гарантией безбедной жизни до
старости.
И вот этот диск полностью готов. Сведения, которые Виталий Петрович
копировал сегодня, на главной дискете уже есть, но она спрятана в надежном
месте -- зарыта на даче, а эти файлы он захватит с собой в Душанбе -- для
образца.
* * *
В Домодедове царила обыкновенная суета и неразбериха, однако по
сравнению с тем последним разом, когда он здесь был -- а было это семь лет
назад, -- народу значительно поубавилось. Мало кто может сейчас позволить
себе роскошь пользоваться услугами Аэрофлота.
Дудчик получил свои заказанные билеты, отправил брату телеграмму,
зарегистрировался, прошел на посадку, подвергся проверке на металлоискателе.
Оружия для захвата самолета он не вез, так что все шло по плану.
Место попало у иллюминатора, соседкой оказалась миловидная девушка с
миндалевидными глазами. Ее спутник попросил поменяться с ним местами, чтобы
лететь рядом с подругой или женой, но Виталий Петрович отказал, заявив, что
будет занимать место согласно купленному билету. Девушка обиженно
отвернулась от него, игнорируя существование Дудчика, что вполне его
устраивало, потому что женщинам в его мыслях не отводилось почти никакого
места. Он терпеливо жил с женой, утомлялся от бессистемности поведения
дочери, пытался приучить обеих к минимальному порядку в доме, и только.
"Самцовые" страсти не донимали его никогда, и надо сказать, это в немалой
степени способствовало его ровной офицерской карьере.
Самолет, разгоняясь, пошел на взлет. Дудчик откинулся в кресле,
пристегнутый, как положено, ремнем, и задумался, в который раз проверяя свой
план по пунктам.
С дискетой все в порядке. Полтора года кропотливого труда подошли к
концу. В общем-то, у него все было готово еще полгода назад, но приходилось
ждать случая, чтобы выехать в Душанбе. Конечно же он не полагался только на
случай: через месяц Алексей -- его брат -- так или иначе сам приехал бы в
отпуск. Но со смертью невестки получилось еще лучше. Всегда предпочтительно
самому побывать на месте и проанализировать ситуацию самостоятельно.
Вторая часть плана Виталия Петровича заключалась в том, чтобы найти
покупателя информации. Здесь и таилась основная сложность, потому что именно
на этом этапе, на этапе поиска западного партнера, ему грозили самые большие
опасности. Полковник Главного штаба ракетных войск -- слишком заметная
фигура. Стоит раз попасть на заметку, и контрразведка начнет разглядывать
тебя под микроскопом. Это Дудчик понимал прекрасно.
Заинтересованных лиц следовало искать подальше от Москвы -- там, где
нет всепроникающих спецслужб и жадных на поживу ловких московских людишек.
Лучше Душанбе -- этой крупнейшей перевалочной базы наркобизнеса, где все
повязаны одной веревочкой и привычны к крупным и рискованным делам, -- лучше
Таджикистана места не найти. И вот он летит туда.
Брат живет с семьей (которая, к сожалению, позавчера уменьшилась ровно
на треть), живет в самом Душанбе, поскольку служит пресс-секретарем или
представителем по связям с общественностью той самой 206-й российской
дивизии, которая держит афганскую границу. Обстановка в Таджикистане
исключительно сложная, маленькая страна с населением меньше пяти миллионов
человек живет в основном на доходы от наркобизнеса или голодает на подножной
бескормице. Два больших клана борются между собой, исламская оппозиция
глядит на соседний Пакистан и Афганистан, на местах всем управляют
феодальные баи или как их там по-таджикски. Через границу ежедневно идут
караваны с опиумом-сырцом, коноплей и героином. Стрельба, стрельба,
нападения на заставы, бесконечные беженцы. Поэтому пресс-секретарь большую
часть времени проводит в столице, общается со всеми заинтересованными
лицами, всех знает -- журналистов, политиков, спецслужбы, наркодельцов,
иностранцев.
В этом и суть -- найти тех заинтересованных лиц, которые наверняка там
присутствуют, раз в республике находятся наблюдатели из миротворческих сил
ООН и, понятное дело, шпионы. И его задача -- выйти на этих шпионов. Потому
что информация о Ракетных войсках стратегического назначения нужна только
ведущим странам -- тем, которые входят в "агрессивный блок НАТО", неуклонно
распространяющийся на Восток.
Дудчик обдумывал детали разговора с братом, прикидывал, какие
финансовые запросы могут у того появиться, инструкции, которые надо вдолбить
в его не слишком систематичный ум. Так много поставлено на карту ради этого
плана! Это беспокоило Дудчика, он не любил, когда в игре присутствовал
элемент случайности и риска. Вот почему подготавливаемая им ситуация
представлялась ему не в виде карточной игры с козырной мастью на руках, а
интеллектуальным шахматным полем, где он выполнял роль игрока и одновременно
затаившейся до поры до времени проходной пешки. Сегодня пришла пора сделать
ход для разведки территории противника. "Королем" в этой игре была его
дискета, которая тщательно охранялась от всех враждебных сил.
* * *
Когда закончились восемь часов полета, он вышел на трап, держа в руке
небольшой чемоданчик, и сразу будто оказался в парной бане. Виталий Петрович
огляделся, спускаясь, и направился к горстке встречающих за ограждением.
Брат был тут, в форме, как всегда.
-- Молодец, Виталик, я не очень-то надеялся, что ты сможешь прилететь.
Спасибо, брат.
-- О чем говорить. -- Виталий Петрович обнял младшего брата. --
Сочувствую твоему горю. Ты на машине?
-- Да, конечно, пойдем. Лизу утром похоронили. Ты понимаешь, здесь
покойников стараются спрятать под землю как можно быстрее. Мы обкладывали
тело льдом, и все равно... -- Алексей промокнул глаза, вынув из кармана
платок.
Был он высушен солнцем, в меру пьян, горестен. Дудчик приобнял его за
плечо.
-- Терпи уж, брат, такому горю только время поможет.
-- Я понимаю, -- ответил тот. -- Как у тебя дела? Все здоровы?
-- Все здоровы, а про дела мои попозже расскажу, когда минутка выпадет.
Не боишься ехать пьяным?
-- Тут тебе не как в Москве, брат. Тут мало кому есть дело до таких
пустяков, а если и остановят, то несколько российских рублей решат все
вопросы в один момент.
Жил Алексей с семьей в двухкомнатном номере гостиницы, который
оплачивало военное ведомство. Странная это была жизнь, с постоянно
меняющимися соседями, но они к этому привыкли, как привыкли к отсутствию
собственной кухни. Впрочем, они завели микроволновую печь, и Лиза
приспособилась готовить на ней. Супы и чай кипятились на электроплитке, а
дочка выбегала в школу через парадный вход так привычно, будто это был ее
собственный родной дом, а не что-то вроде коммуналки или общежития. Она
всегда замечала новых постояльцев и первая приносила в дом свежую информацию
о новых людях, получая ее вместе с каким-нибудь лакомством у регистраторши
"тети Лейлы".
В жарком номере он застал накрытый стол и десяток человек вокруг таза с
бешбармаком. Его представили, налили водки, почтили память усопшей по
русскому обычаю, закусив водку ломтиком ароматной дыни, какую на столичном
базаре не купишь.
* * *
Утром, пока не навалилась удушающая жара, они съездили на русское
кладбище, чтобы поклониться пыльной, как и все в этой стране, могиле.
Алексей был сегодня трезв и сосредоточен. Он обдумывал свою новую жизнь.
-- Ты сможешь забрать Ларису к себе?
-- Конечно, -- ответил Виталий. -- Поживет у нас сколько надо. Моей
дочке даже веселее будет.
-- Я рассчитывал на это.
-- Я за этим и прилетел.
Алексей искоса бросил на брата взгляд. Он слишком хорошо понимал и знал
его, чтобы не почувствовать присутствия некой задней мысли.
-- Но есть и еще причины, правда?
-- Правда, -- не стал скрывать Виталий. -- Давай посидим в каком-нибудь
прохладном месте, пока из меня не вся вода испарилась. Как вы только тут
живете?
-- Плохо, -- сказал Алексей. -- Но некоторые -- очень хорошо.
-- Вот об этом и поговорим, брат. Алексей отвез брата в ресторан
"Бухара", где оказались настоящие кондиционеры, которые свели жару до
каких-нибудь двадцати пяти градусов -- и это показалось настоящей прохладой.
-- Ты пьешь водку по такой жаре, -- ужаснулся Виталий, услышав в заказе
слово "бутылка".
-- И ты выпей. Неужели ты думаешь, будто я не знаю, что делаю, прожив
здесь три года? Как ни странно, водка спасает русского человека даже от
жары. После ста пятидесяти граммов, если только у тебя нет гипертонии,
становится легче.
Виталий пожал плечами, мало веря в русские народные средства на
таджикской земле.
-- Что здесь происходит? -- спросил старший брат.
-- А что здесь может происходить? Феодализм. Один клан захватил власть,
второй клан на севере пытается его свергнуть. В городе правительство
поделилось влиянием с официальной оппозицией -- демократической и исламской.
Но первой все меньше, а второй все больше, потому что у нее больше долларов
и автоматов. А в горах каждое селение -- независимый род со своим хозяином,
который плевать хотел на всех. Раньше советская власть придавала всему этому
хоть какую-то видимость порядка, а теперь они живут по-своему, как в прошлом
и позапрошлом веке.
-- И кое-кто неплохо? -- припомнил Виталий брату его слова.
-- Везде кто-нибудь живет неплохо. Но при этом всегда стреляют.
-- Что ты имеешь в виду?
-- Наркотики, конечно. Неужели для тебя это новость? Не поверю.
-- Караваны из Афганистана?
-- Караваны, одиночки, самолеты, вертолеты, героиновые цеха" поставки в
Россию, в Европу, в Америку, черт побери" -- перечислил Алексей. -- Здесь
все крутится вокруг этого. Можно с гордостью сказать: мы кормим всю Россию
"дрянью", как называют здесь, к примеру, анашу.
-- И в Америку, говоришь? -- аккуратно направил разговор Виталий.
-- А что ты думаешь? -- Алексей проглотил вторую рюмку, и ему стада
заметно легче, средство сработало, -- Послы только об этом и говорят,
наблюдатели из ООН -- то же самое. Здесь лежит магистраль из "золотого
треугольника" на Запад, и это конечно же их волнует. Хотят перекрыть. А
думаешь, что-нибудь у них получится? Шиш! Ты считаешь, я за свою зарплату
или любой полевой офицер подставим голову под пули? Он сидит на своей
заставе или а своем лагере и думает только о томг как защититься от
очередного налета, и при этом сам курит травку.
-- Что же ты отсюда не уедешь? Алексей пристально взглянул на старшего
и криво усмехнулся:
-- А это? -- Он пошевелил пальцами, будто мусолил деньги.
-- Значит, деньги здесь есть?
-- Хочешь войти в бизнес? Валяй. Конечно же мне кое-что перепадает,
когда сведешь человека с человеком или сумеешь подать информацию прессе так,
как это нужно людям. Хочешь связаться с мафией? Давай мы с тобой создадим,
фирму "Братья Дудчики и К╟". Поставка "дури" и "дряни" оптом и в розницу".
Виталий видел, что брат находится в подавленном состоянии. Конечно, тут
сыграла роль тяжелая болезнь и смерть жены, но дело не только в этом. Брат
устал от Азии, от бесконечной нарковойны и наркобизнеса с их беспредельной
жестокостью.
-- А что, если я предложу тебе кое-что более серьезное? Может быть,
даже более опасное, чем ваши дела.
-- Более опасного дела, чем наркотики, не существует, -- настороженно
ответил младший брат. -- Надо все время ходить со снятым предохранителем, но
и это не поможет: слишком большие деньги.
-- То, что я держу на уме, -- это очень большие деньги. Но на это надо
решиться.
-- Родину продать? -- ухмыльнулся брат. Виталий вздрогнул, что-то
бесовское мелькнуло во взгляде и ухмылке Алексея.
-- Что ты шарахнулся от меня? -- Брат наливал третью рюмку. --
Работаешь ты при секретах, так что продать можешь только их. Давай выпьем.
Если ты имеешь в виду то, о чем я подумал, то я не против попробовать.
Они выпили и закусили.
Дудчик, который полтора года обмозговывал этот разговор, растерялся,
когда его обдуманный им до мелочей сценарий до такой степени не совпал с
действительностью. Он предполагал долго водить брата кругами, постепенно
приближаясь к истине. Он хотел сначала заронить в его сознание мысль об
огромной ценности информации, которую можно раздобыть, объяснить свою
человеческую позицию, свою ненависть к армейской верхушке и лишь потом
намеками и недомолвками подготовить почву для прямого предложения. Алексей,
почувствовав эту. паузу и эту растерянность, пришел ему на помощь:
-- Да что ты удивляешься? Поживи тут немного и станешь циником. Тут все
думают о том, как схватить большой кусок и унести его в свою норку так,
чтобы никто не успел отобрать. А тебя я знаю тридцать пять лет, что ты
можешь от меня скрыть? Говори прямо -- я угадал или нет?
Виталий уже справился с собой, поняв, что брата не удивить и не
напугать словами "измена Родине" и "предательство".
-- Ты бы согласился помочь? -- спросил он.
-- Нет.
Старший брат с недоумением посмотрел на младшего:
-- Почему?
-- А что ты мне кота в мешке суешь? Кроме того, всегда лучше сначала
сказать "нет": предложат больше. -- Алексей лукаво улыбнулся.
-- Да, я вижу, азиатские штучки привились тебе. С родным братом
торгуешься.
-- Я еще не торгуюсь. Я еще не слышал ничего по делу, а ты уже
спрашиваешь о согласии. Что у тебя есть? Сколько будет в моей доле? Каков
риск? Каков план? Что я должен сделать? Могу задать еще десять, двадцать
вопросов. И пока я не получу на все вопросы точные ответы, я за дело не
возьмусь.
Такой подход не мог не нравиться старшему Дудчику: так и делаются
настоящие дела -- обстоятельно, неторопливо, вдумчиво и систематично. Он не
стал излагать свои идейные взгляды. Кажется, это вовсе не интересовало
Алексея. Укатал его Таджикистан, жара, наркотики, смерть подруги, полная
бесперспективность жизни в этой стране. И Виталий принялся во всех
подробностях излагать деловую часть своего предложения.
Алексей больше не притрагивался к водке. Он сидел и слушал.
Когда Виталий остановился передохнуть, Алексей уже закончил еду и был
готов задать свои десять -- двадцать вопросов.
-- В качестве твоей информации я не сомневаюсь. Ты специалист надежный
и туфту гнать не будешь. Провокацией это быть тоже не может: ты мне все-таки
брат. Мне лишь непонятно, почему ты прилетел в эту глухомань, если
покупатели в первую очередь сидят в Москве? Почему ты не рванешь просто на
Запад, положив дискету в карман?
-- И куда я приду с ней на Западе? В Интеллидженс сервис? Они у меня
заберут ее и дадут под зад коленкой. Вот и все. А в Москве вокруг
иностранцев крутится слишком много людей, которые пытаются им что-нибудь
всучить или что-нибудь у них украсть. И спецслужбы, и уголовщина там держат
ухо востро. При малейшем подозрении меня там раскрутят в один момент. Я не
самоубийца. Я не хочу в Лефортово и не хочу лежать с утюгом на животе.
-- Думаешь, здесь будет проще связаться с нужными людьми?
-- А разве нет? Разве мало здесь консульств с профессиональными
шпионами? А представители ООН, среди них разве нет цэрэушников?
-- Есть. Пожалуй, я даже уверен насчет одного человека из английского
консульства. Подойдет?
-- А какая разница? Они все в НАТО.
-- Что ты собираешься им показать? У тебя должен быть презентационный
материал.
-- Конечно. Нужен только компьютер с принтером, и я распечатаю
несколько документов, которые должны их полностью удовлетворить. Для
затравки, конечно. Данные поддаются проверке, так что они быстро выяснят,
что им предлагают не дезинформацию.
-- Сколько ты хочешь выделить мне? Назови цифру, как говорят в Одессе.
Виталий испытующе посмотрел на брата. Перемены, происшедшие в нем за
последние годы, не радовали душу. Он решил на время забыть о честной
"братской" половине, которую собирался предложить. Пожалуй, в этой ситуации
лучше ему остаться старшим партнером, чтобы брат чувствовал его влияние.
Весомо помолчав, он произнес:
-- Двадцать процентов.
-- От какой суммы? -- последовал быстрый вопрос.
-- Я собираюсь требовать два миллиона. Алексей присвистнул:
-- Губа у тебя не дура.
-- У меня информация "не дура". Такого материала у них никогда не было.
Пойми, они же тратят миллиарды, -- Виталий с напором проговорил это слово,
будто камень перекатил во рту, чтобы Алексей ощутил всю серьезность дела. --
А тут не надо спутники на "шаттлах" запускать: переведи на мой счет в
швейцарском банке сумму -- и получи дискету.
-- Если ты говоришь "двадцать", то я должен сказать "пятьдесят". Где
сойдемся?
-- Двадцать пять.
-- Сорок, и ни цента меньше. Уступаю тебе только как старшему. Но если
ты накинешь восемь процентов, то я скину семь и еще оплачу счет за ресторан.
Получится тридцать три и три в периоде. Идет?
Виталий, выдержав соответствующую паузу, согласился:
-- Хорошо, Алексей. Пусть будет ровно треть, это справедливо. Брат
налил:
-- За успех в нашем... надежном деле. -- И закусив, продолжил: --
Сейчас съездим и найдем принтер. Сколько ты пробудешь в наших "курортных"
краях?
-- Завтра улечу.
-- А как же наши дела?
-- На покупателя ты должен выходить сам. Я не могу даже здесь
встречаться с иностранными гражданами. При моей должности это сразу вызовет
подозрения. В том и состоит твоя задача, чтобы аккуратно, не привлекая
внимания, найти нужного нам человека. Вот что я думаю о мерах
безопасности...
* * *
Через час Алексей просматривал "загрифованные" бумаги, выходящие из-под
каретки матричного принтера. Он небрежно покачивал ногой, сидя на столе, и
читал их по диагонали. Виталий наблюдал за реакцией младшего брата.
Пытается сделать вид, что ему все нипочем. Так было и в детстве --
вечное самоутверждение перед старшуном, попытка доказать, что он
самостоятелен и его ничем нельзя удивить. Виталий внутренне усмехнулся: это
тебе не анашой приторговывать.
-- Не боязно? -- спросил он.
Алексей посмотрел на брата. Тот явно чувствовал себя "большим боссом".
Оно понятно: "стратегическое планирование", "пятьдесят миллионов двигаются
направо, остальные налево, авиации не будет, потому что летчик заболел". Эх,
теоретики штабные, компьютерные войны, чашечка чая перед пультом с ядерным
ключом. Тьфу! Что ты знаешь о страхе, дурилка картонная.
-- Виталик, -- с непонятным выражением в голосе сказал младший, --
хочешь, я тебя отвезу заночевать на заставу? Если тебе повезет, то ночью
будет обстрел из минометов с той или с этой стороны границы -- это делается,
чтобы наши залегли на сутки и вызвали подмогу и вертолеты из дивизии.
Соседние заставы тоже займут круговую оборону, и мимо них спокойно пройдет
караван, везущий товара на миллион долларов, который где-нибудь в Гамбурге
среди ихних "пидоров" будет продан за десять миллионов. Долларов! Не марок.
И не рассказывай мне про страх.
Виталий настороженно поглядел на брата. Полевой синдром, нервы сдают,
когда человек долгое время находится в условиях постоянной физической
опасности. Привыкая к непосредственной угрозе смерти, он утрачивает
способность к долгосрочному планированию, жизнь кажется ему зыбкой и
наполненной случайностями. Это плохое качество для того дела, к которому он
привлек брата.
-- Будь осторожен, Алексей, -- сказал Виталий. -- Я понимаю, что такое
непосредственная опасность. Но мы с тобой не в разведку идем в четвертый раз
за одну неделю. Здесь опасность не такая явная, но не менее серьезная. Кроме
того, мы рискуем не за идеи и не за зарплату, которую не выплачивают третий
месяц подряд, мы рискуем за настоящую жизнь, а желающих урвать себе этот
кусок очень и очень много. Наберись терпения и выдержки.
-- Тебе бы в замполиты, -- с показным почтением отозвался младший брат,
-- в полевой лагерь -- поднимать боевой дух, воспитывать стойкость и
мужество к лишениям и тяготам. Давай мы лучше о деле. Как мы с тобой будем
держать связь?
-- Звони. Я продумал кодовую таблицу, сейчас выведу на листок. Говорить
будешь очень аккуратно: чем черт не шутит, меня могут прослушивать. Вот
смотри: "веселился" на крестинах -- значит, вел переговоры с
заинтересованным лицом. "Родился мальчик" -- это означает, что они согласны
заплатить задаток, последние три цифры веса ребенка -- это сумма задатка.
Например, "три килограмма пятьдесят граммов" -- это готовность выдать
пятьдесят тысяч наличными. -- Виталий поднял глаза на скептически слушающего
брата. -- И мы на это не соглашаемся. Задаток за сведения должен превышать
сто тысяч, иначе это сигнал, что к нам относятся несерьезно. "Девочка" --
значит, тянут резину, проверяют, требуют подтверждений, но в принципе
согласны.
Алексей вздохнул:
-- А если родилась "неведома зверушка", значит, я лежу с утюгом на пузе
или с включенным паяльником в заднице и прощаюсь с тобой, брат. Последняя
цифра -- число часов, которые мне осталось жить. Ладно, давай твою кодовую
таблицу, выучу. Осторожность не повредит, тут у нас тоже много любопытных --
не меньше, чем в Москве.
Братья на час занялись оговариванием тонкостей кодированной связи.
-- Вот этот листок -- главная ценность. -- Виталий подал бумагу со
списком из двух десятков пунктов. -- Это список материалов, которые я готов
предоставить сразу или по частям, в зависимости от того, как договоримся. Не
раскрывай его сразу. Перечисли часть пунктов устно. Отдавай список только в
том случае, если уверен, что имеешь дело не с посредником, а со штатным
работником спецслужбы.
Алексей на этот раз внимательно прочитал бумагу от начала до конца.
-- Это же целая библиотека, -- сказал он с неподдельным удивлением.
-- А я тебе о чем? -- не без гордости хмыкнул Виталий. -- Я положил на
это полтора года ежедневного труда. Если это вывозить за границу в виде
бумажных листов, понадобится грузовик. А ты все не хочешь понять, насколько
серьезен мой товар.
-- Наш, -- поправил брат. -- Я в доле.
-- Конечно, конечно, -- успокоил его старший. -- Но товар у меня, и я
хочу, чтобы ко мне относились серьезно. Самое важное -- надежный канал
выезда, мне не так-то легко выбраться за границу.
Алексея волновало другое.
-- Почему только два миллиона? "Эх, мальчишка!"
-- Будь я частным агентством Пинкертона в Нью-Йорке, я бы проставил
постраничную цену и сорвал с них миллионов двести пятьдесят. А будь я
разведкой Израиля, я бы блоку НАТО -- по старой дружбе -- выставил бюджетный
счет на два миллиарда семьсот одиннадцать миллионов долларов по
фиксированному золотому курсу. Но я всего лишь нищий полковник из нищей
страны, и мне больше не дадут.
Глаза Алексея сузились.
-- Не щурь глаза, -- предупредил его старший. -- Когда ты в детстве
начинал щуриться, я тебе сразу давал в лоб, пока ты не успел кинуться в
драку первым. Я тебя помню, задиру.
Младший рассмеялся:
-- Не советую: пока ты долбил по клавиатуре, я не пропускал занятий по
"рукопашке". Здесь это бывает необходимо. Так что давай жить дружно, а то...
-- последовало два резких выпада, демонстрирующих боевое искусство младшего
брата.
-- Стоп, -- поднял руки старший, -- лучше будем играть в "магазин":
продайте товару на шестьсот шестьдесят шесть тысяч долларов, такова,
кажется, твоя доля?
-- И шесть в периоде, -- подтвердил Алексей. -- Не божеская какая-то
цифра получилась -- число зверя. Давай добавим процент из суеверия?
-- Отнимем, -- сделал встречное предложение старший брат.
-- Оставим, -- рассмеялся Алексей, но глаза его были все такими же
холодными.
Когда последние распечатки были сделаны, Виталий вынул дискету из
гнезда и спрятал ее в карман.
-- Дай мне дискетку, -- протянул руку Алексей. -- Давай-давай.
-- Зачем? Все, что на ней было, я распечатал. Может быть, ты думаешь,
что на ней все сто пятьдесят мегабайт? Та дискета совсем другая, она к
"зипу", а не к дисководу. Лишних копий быть не должно.
-- Не читай мне курс молодого бойца, а дай на всякий случай дискету.
Виталий протянул дискету:
-- Хорошо. Только думай, что делаешь. Помни свое "число зверя".
* * *
Они прощались в душном буфете аэропорта. Десятилетняя дочка Алексея,
которая улетала вместе с дядей в Москву, ела импортное мороженое -- красивое
и с вязким химическим вкусом. С ней никак не удавалось завязать разговор,
она думала о чем-то своем, замкнувшись после первой в ее жизни смерти.
Алексей опять заказал сто граммов -- "стремянных" -- и теперь глядел на
брата слегка осоловевшими глазами. Виталий обильно потел и все подливал себе
минеральную воду из двухлитровой пластиковой бутылки. Вода с каждой минутой
становилась все теплее и противнее. Алексей заговорил, уставившись в
пространство:
-- На перевале Талдык мы остановились сменить колесо, рассчитывая
догнать колонну минут через пятнадцать. Нас было трое в машине:
сержант-водитель, полевой капитан и я. Мы корячились на холоде -- была зима,
-- когда на перевал вьшетел на полной скорости джип "чероки". Он пер в гору,
как по шоссе. Позади на станине -- крупнокалиберный спаренный пулемет.
Разнести нас таким в клочки -- дело одной секунды. В машине четверо, все
таджики. Нас положили на землю и допросили. Они выяснили, что наша колонна
идет впереди. Затем главный из них поднял меня и спросил: "Это тебя я видел
в доме Довлата?" И я мгновенно вспомнил его в костюме-тройке и назвал по
имени: "Да, Вазим". -- "Возех, -- усмехнувшись моему страху, поправил он. --
Что за ребята с тобой?" -- "Обычные ребята, -- заверил я его. -- Они ничего
не видели и ничего не скажут". -- "Теперь не скажут", -- подтвердил он и
выстрелил в затылок одному и в лоб другому. Потом он дал команду, и
пулеметчик разнес в щепки наш "газик". "Прости, дорогой, -- обратился он
снова ко мне. -- Ложись полежи лицом вниз, пожалуйста". И я минут двадцать
лежал, ожидая пули, пока приближалась и проходила мимо колонна из шести
грузовых машин. По-моему, "Уралов". "Все, Алексей, -- разрешил он мне
встать. -- Не сердись, пройди пешком. Передавай привет Худайбердыеву. Скажи
Довлату, что Возех никогда не огорчает друзей. Я появлюсь в городе нескоро.
Месяца через два". И они ушли на большой скорости вслед за колонной.
Алексей помолчал, крутя в руках пустую рюмку.
-- А ты говоришь: "Леша, малыш, будь осторожен". Я буду осторожен, как
крыса, брат, и сделаю все, чтобы вырваться из этой проклятой дыры.
* * *
В самолете Виталий откинулся на спинку кресла, пристегнувшись ремнем,
помог устроиться племяннице, молча застывшей с книжкой в руках в кресле
возле иллюминатора.
-- Когда ты в последний раз была у нас, Лариска? -- мягко спросил ее
Виталий.
-- Не помню, -- ответила девочка.
-- Или ты вовсе не была?
-- Была.
-- А сестричку Катю помнишь?
-- Помню, -- пожала худенькими плечами девочка.
Вот и весь разговор с ребенком. Ну да ладно, у жены с дочкой лучше
получится.
Дудчик погрузился в долгие размышления, анализируя ситуацию и возможные
варианты ее развития. Реакция брата на предложение оказалась в чем-то
неожиданной. Алексей просто сломался, человек быстро и навсегда меняется,
попав в боевую обстановку. Он явно готов теперь на многое, чтобы убраться
как можно дальше из страны, и -- что было опасно -- может превысить
необходимый риск.
Что-то стояло теперь стеной между Виталием и Алексеем. Он так и не смог
поговорить с братом по душам, объяснить, что на этот шаг его почти неодолимо
толкает сила ненависти и бессильной ярости против жирующих паразитов. Но
Дудчик чувствовал, что брат не поверил бы ему, а если бы и поверил, то
постарался бы отстранить от дела партнера-идеалиста. В жестокой таджикской
каше, сваренной из политики и наркодолларов, все решали сила и деньги.
Дудчик с удивлением обнаружил, что операция вышла из стадии теоретических
выкладок и ночных фантазий и... стала развиваться по своим собственным
законам. Виталий почувствовал, что его бессильная ярость требует теперь
силы, она жаждет разрядиться, а казавшийся прежде второстепенным денежный
вопрос диктовал необходимость быть твердым и осторожным даже в отношениях с
братом. Странное дело, не найдя точек соприкосновения в личных взглядах, они
без труда пришли к деловому сотрудничеству. Что ж, так и должно быть, какие
могут быть сантименты в крупном и рискованном предприятии.
* * *
Через два дня Алексей Дудчик, стоя по пояс в прохладной воде открытого
бассейна, разговаривал с господином Нейлом Янгом, атташе по вопросам
культуры английского посольства. Между гостями плавали на толстой пробке
подносы с миниатюрными бутербродами с лососиной, стаканами вина и виски,
банками пива. Происходило это во дворце -- иначе не назовешь -- министра
социального обеспечения. Он устроил сегодня мальчишник в честь какого-то
местного праздника -- то ли Дня труда, то ли Поминовения.
-- Нейл, -- сказал младший Дудчик, -- а почему вы приехали сюда на
должность атташе по вопросам образования и культуры?
-- This is my job, -- ответил Янг с неподражаемой английской
интонацией, которую никогда не повторить иностранцу, если он не обучался в
специальной школе ГРУ для внешних разведчиков.
-- Я понимаю, что это ваша работа, я спрашиваю только о названии
должности. Если я не ошибаюсь, в Кении вы были военным атташе?
Англичанин усмехнулся:
-- Война -- древнейшее из искусств, я думаю, что фехтование дубиной
изобрели несколько раньше, чем наскальную живопись.
-- Нельзя не согласиться. -- Алексей приподнял бокал. -- Вы ведь
наверняка военный в отставке. Это так?
-- Может быть, -- согласился Нейл. -- Я прослужил двадцать лет в
десантных войсках Королевского флота и вышел в отставку в чине майора.
-- Ваше здоровье, господин майор. То-то я замечаю, что вы предпочитаете
общество военных и политиков, а не пропадаете в развалинах и музеях.
-- Чем вызван ваш интерес, Алексей? Это грубый образец попытки
завербовать меня? Или российские власти потребуют моей высылки? Признаться,
я бы не прочь: мне надоела жара и запах вашей травки.
-- Я разговариваю с вами как сугубо частное лицо и хочу задать только
один вопрос.
-- Так задайте его, и с вашим волнением будет покончено.
Алексей поставил пустой бокал на поднос и взял с него банку "Гиннесса",
аккуратно вскрыв ее так, чтобы не напустить пены в бассейн.
-- Нейл, что бы вы сказали, если бы я попросил вас передать в
соответствующие руки несколько документов? Я хочу, чтобы, -- Алексей сделал
нажим на следующее слово, -- соответствующие люди проверили их подлинность и
ценность. Каков был бы ваш ответ?
-- Вашему ведомству следовало бы знать, что я был на службе военным
психологом и занимался этическим воспитанием личного состава. Именно поэтому
я сейчас специализируюсь на гуманитарных вопросах. Я ответил бы вам, что это
очень неловкая провокация. Вы несете мне документы, снабженные страшными
грифами "Совершенно секретно", "Экземпляр единственный", "После прочтения
сжечь", а меня берут под руки люди из ФСБ, предъявляют видеосъемку, снимают
отпечатки пальцев и выдворяют со скандалом из страны. И я в наказание за
неосторожность получаю назначение в еще худшую дыру, где вместо бассейна
будет грязная река с пиявками и аллигаторами. -- Англичанин отсалютовал
Алексею бокалом и повернулся в другую сторону, направляясь "вброд" к
американским и немецким коллегам из дипломатического корпуса.
Алексей сощурил глаза. Глядя на стриженный по-военному затылок
британца, он представил, как в него врезается, разбрызгивая пиво, жестяная
банка "Гиннесса". Он рассчитывал хотя бы на минимальный интерес, малейшую
готовность выслушать предложение.
-- Алексей, -- окликнули его.
Дудчик разглядел среди голых тел участников этого в высшей степени
неофициального приема двух знакомых, которых он не без причин сторонился
последние полгода. Алексей махнул им рукой и, разгребая воду, подошел:
-- Мои приветствия.
Заместителя министра социального обеспечения звали Довлат Худайбердыев.
Рядом с ним стоял бородатый человек, тот самый, кто передавал "другу
Довлату" слова о дружбе на перевале Талдык в мае этого года, когда рядом еще
продолжали агонизировать тела двух русских ребят.
-- Алексей, оказывается, ты забыл передать мне привет от друга, --
укорил его Довлат.
Возех широко улыбнулся и протянул руку:
-- Я рад, что имею приятную возможность снова встретиться.
Дудчик отчетливо понял: этот человек считает, что после оказанной им
услуги -- когда он мог убить, но не убил -- Алексей должен испытывать к
этому профессиональному убийце самые теплые чувства.
Очевидна, он только что рассказал замминистра, как смешно выглядел
Алексей, уткнувшийся носом в пыль, и тот сумел оценить и комичность
ситуации, и любезность своего друга. Что и говорить, ведь по всем правилам
сопровождающий колонну не имел права оставлять русского свидетеля. То, что
он бросил его посреди гор без припасов и средств передвижения, но не отнял у
него жизнь и даже оружие -- это была поистине азиатская услуга. И теперь он
готов был принять приличествующую случаю благодарность.
Алексей подал руку:
-- Здравствуйте, Возех. Все ли у вас благополучно?
-- Слава Аллаху! Вы напрасно не передали моих слов, потому что Довлат
волновался, отчего меня так долго нет. Я рассчитывал, вы скажете ему, что я
жив и здоров, буду месяца через два. -- Он с укоризной посмотрел на Алексея.
Дудчик понял, какой мелочи он обязан тому, что остался жив. Не будь
этого малого случая -- необходимости передать весточку, он бы "раскинул
мозги" по дороге вместе с капитаном и сержантом.
-- Я не догадался, что это важно, -- вполне честно объяснил он. -- И
подумал, что следует как можно меньше говорить на эту тему...
Легкое презрение скользнуло по губам Возеха. Он видел перед собой
глупого человека, который не умеет быть благодарным и не понимает тонкостей
взаимоотношений мужчин. Воин совершил глупую ошибку, оставшись без прикрытия
на перевале, но получил в подарок жизнь из уважения к его другу. Но он не
отправился, бросив все дела, чтобы передать этому другу поручение и выразить
свою глубокую благодарность, а, наоборот, сторонится его, потому что не
хочет признать услугу и выполнить долг чести. Это не воин, это не мужчина.
Это просто русский, человек без чести.
-- Ну ничего, ничего, -- успокоил русского офицера Довлат. --
Недоразумение уже выяснилось. Алексей просто не понял тебя, Возех, он хотел
как лучше.
Бешенство вскипало в Алексее. Перед ним были, враги, откровенные враги,
которые и относятся к нему, ко всем русским, как к чужакам. Все их понятие
жизни -- это понятие рода. Все, что полезно моему роду, -- хорошо. Все, кто
не относятся к моему роду -- враги. Для него убить двух чужаков на дороге --
поступок, который никак не может отяготить совесть, потому что он убил,
во-первых, неверных, а во-вторых, они могли чем-то повредить доставке груза
оружия, или наркотиков, или ворованных баранов, черт бы их всех побрал --
двуногих и четвероногих баранов с одинаково твердыми лбами!
-- О чем вы секретничали с Нейлом? -- улыбаясь, небрежно
поинтересовался Довлат, -- Вербуешь его между делом?
-- Разве что на охоту, тура подстрелить. Худайбердыев отвлек его в
сторону, оставив Возеха одного:
-- О, Нейл отменный стрелок. Я был с ним в горах, он вообще очень
крепкий человек.
-- Бывший морской пехотинец, -- запустил на пробу Алексей.
-- Вот как? -- изобразил удивление Худайбердыев. -- Послушай, Алексей,
-- сказал он совсем другим, доверительным тоном, когда они отошли на
достаточное расстояние. -- Я понимаю твои чувства. Но ты ведь не первый год
в нашей стране. В Москве ты тоже встречаешься с бандитами, которые вечером
стреляли в людей, а утром ходят по вашей Думе и чувствуют себя хозяевами
страны. Возех -- мелкая фигура, и он считает -- по своим диким горным
понятиям, -- что оказал тебе большую милость. Пойми, самое главное, что ты
остался жив, и я рад этому. Мы вынуждены держать нейтралитет с этими горными
феодалами, потому что у нас не хватает сил навести там порядок. Но ведь и у
вас нет этих сил. Поэтому надо или работать в той обстановке, какой она
сложилась, или вовсе уезжать из этой страны.
-- Честно сказать, я об этом и думаю, -- вполне искренне сказал
Алексей, у которого все-таки стало немного легче на душе от слов Довлата.
-- Будет жаль, если ты покинешь страну, потому что ты один из лучших
специалистов. Ты умеешь правильно видеть ситуацию, и ты один из немногих
среди военных, с кем мы по-настоящему плодотворно сотрудничали все это
время.
Это было правдой. Довлат являлся известным журналистом, который
вернулся в страну, как только речь зашла о ее независимости, и стал
действующим политиком. Он быстро превратился в одного из лидеров
демократической оппозиции в стране, где клан Рахмонова захватил власть и
силился ее удержать. Ему пришлось пойти на уступки и включить в
правительство представителей демократической и исламистской оппозиции, чтобы
сохранить достаточное влияние хотя бы в пределах Душанбе. Именно тогда
Довлат стал заместителем министра социального обеспечения. На севере шли
непрерывные бои и стычки. Наблюдатели ООН и российские войска не давали
развязаться полномасштабной гражданской войне. Со стороны Узбекистана,
Пакистана, Афганистана подпитывались исламисты, все более набирая
политический и военный вес. Демократической оппозиции приходилось плохо, она
теряла сторонников. В ее представителей начали стрелять. И за всем этим
стояли героиновые деньги.
Алексей, с которого схлынула ярость, представил себе всю трудность
положения Худайбердыева, который балансировал на столь тонком азиатском
канате, что казалось, будто он просто парит в воздухе. Алексей почувствовал
неловкость:
-- Я еще никуда не сбежал, Довлат, не прощайся со мной. Это просто
усталость и упадок сил после похорон.
-- Каких похорон? -- удивился Худайбердыев.
-- Разве ты не знал? Четыре дня назад скончалась моя жена...
-- Лиза? -- Лицо Довлата отразило искреннее переживание. -- Я ничего не
знал, меня не было две недели, и мне никто ничего не сказал. Мои
соболезнования, Алексей. Я позволяю приставать к тебе с пустяками, а у тебя
такое горе. Как же дочка?
-- Отправил к брату в Москву. Довлат покачал головой.
-- Не будем об этом, -- предложил Алексей, -- Как твои дела?
-- А разве ты не понимаешь? Деньги и оружие у исламистов, у торговцев
наркотиками, у правительства. Что у нас? Пятьдесят наблюдателей ООН,
гуманитарная помощь, неопределенные обещания -- но только в том случае, вели
мы сумеем перекрыть ноток наркотиков, которые идут в Европу, а оттуда и в
Америку. Нас сминают. Я боюсь, в этой стране прольется большая кровь.
Худайбердыева громко позвали из какой-то оживленной группы людей.
-- Извини, Алексей, надо помогать хозяину вечеринки. Заглядывай ко мне
безо всякого стеснения. Я теперь понимаю, отчего ты сторонился меня в
последнее время: ты подумал, что я заодно с этими убийцами. А я просто не в
силах отдать их под трибунал.
Алексей вылез из бассейна и присел на шезлонг. Кожа мгновенно высохла,
и стало горячо. "Не суетись, старик, -- говорил он себе. -- Ты же понимаешь,
что отсюда надо убираться. А потому надо думать, кто сможет серьезно
отнестись к твоему предложению. Разве ты предполагал, что торговать
государственными секретами так же просто, как пирожками? Налетай,
торопись..."
Глава третья. Обмен ударами
Тревожный звонок раздался, как и положено, на рассвете:
-- Слушаю, Пастухов.
В телефонной мембране, не вмещаясь в диапазон, рокотал низкий голос
Боцмана:
-- Здравствуй, Пастух! Сережа? Не разбудил?
-- А, Боцман. Не беспокойся, в деревне утро раннее. Что случилось?
Было понятно, что без серьезных причин Боцман не станет тревожить в
такой час.
-- Есть дело, Сергей, -- подтвердил голос. -- Пересеклись мы тут с
одними "братками"... Последовал быстрый вопрос:
-- Ты ранен? Муха?
-- Господь с тобой, Пастух. Чтобы такая шантрапа меня или Муху
завалили. Но офис мне подпортили. "Хлопушек" накидали.
-- Еду.
-- Не торопись так. Тут служивые пишут пока свои протоколы, осколки
собирают, соседей опрашивают. Захвати с собой и Артиста, если по дороге.
-- А Док?
-- Док пока не отвечает. Поискать надо в этом его обществе ветеранов.
Ты сам-то как?
-- В порядке. Еду, -- коротко ответил Пастух. Из кухни выглянула
встревоженная Ольга, жена:
-- Куда ты? Опять?
Пастухов вздохнул и укоризненно покачал головой:
-- Что "опять", Оля? -- Всего лишь съезжу в Москву и навещу Боцмана.
Он видел: Ольга не верит. Ох уж это женское сердце-вещун. Пастухов
всегда терялся под взглядом ее глаз -- и когда, еще в погонах, убывал в
Чечню, и потом, когда, выкинутый из армии, пропадал вдруг на неделю, а то и
на целый месяц. Но ведь возвращался же, всегда возвращался... Пока.
-- Оленька, кто-то пробует угрожать Боцману, его с ребятами "Набату".
Надо съездить и задействовать мои связи.
По тому, как глаза жены налились слезным блеском, Пастухов понял,
почуял, что предстоящее дело будет не таким простым, как ему показалось с
ходу. Предчувствиям Ольги можно было верить едва ли не больше, чем
аналитическим сводкам родного управления.
-- Обещай, что позвонишь, как только сможешь, -- только и сказала она,
не слушая уверений в том, что все это пустяки, которые выеденного яйца от
наших хохлаток не стоят.
Выруливая на своем заслуженном "ниссане-террано" по проселочной дороге
на московское шоссе, бывший капитан спецназа, а ныне частный предприниматель
Пастухов выбросил из головы заботы о лесопилке и столярном цехе, немецких
многофункциональных станках "вайсмахер" и заказах "новых русских", что
кормили сейчас все его родное село Затопино. Будто четыре капитанских
звездочки проступали на его плечах -- он снова ехал, чтобы собрать своих
людей в полноценную боевую единицу. А их -- вместе с ним самим -- оставалось
совсем немного. Пятеро. И еще две свечи, которые он всякий раз ставит в
маленькой церквушке за упокой душ двух погибших товарищей. И никому нельзя
позволить изменить этот счет...
Им уже приходилось несколько раз проводить разъяснительные беседы с
бритоголовыми "братками", когда те изъявляли желание взять предприятие
Пастухова "под крышу". Прихватив Боцмана, Муху, Артиста и Дока, Сергей
приезжал на "забитые стрелки" и убеждал мелких зарайских авторитетов, что
ему не нужна их опека и "защита". Авторитеты, залечив в больнице переломы и
ушибы, соглашались, что погорячились, и признавали в конце концов
суверенность территории, на которой действовало предприятие Пастухова. Все
это было не слишком серьезной, но докучливой возней.
Знай авторитеты, с кем они пытаются помериться силами, их до костей
пробрал бы запоздалый страх, потому что группа Пастуха не раз выполняла
задания, какие и голливудским сценаристам не снились. Но знать мелкой
уголовной сошке конечно же ничего не полагалось, с них хватало и того
простого знания, что эти бывшие офицеры -- слишком хлопотная и опасная
добыча, которую лучше оставить в покое. На их век хватит беззащитных "лохов"
и "бобров", готовых платить при первом же окрике.
Однако на этот раз, как понимал Пастухов, дело оборачивалось
значительно серьезнее. "Набат", видимо, затронул интересы одной из тех
крупных московских группировок, которые представляли собой хорошо
организованные и, по их же терминологии, "отмороженные" структуры. Опасность
была в многочисленности такой братвы, хорошей экипировке и традициях
"кровной мести", на которой держался их авторитет...
* * *
Захватив из обшарпанного клуба в Черемушках Артиста, где он, как бы
стараясь отвечать своей кличке, репетировал что-то с очередной молодежной
студией, Пастух довольно быстро добрался до офиса "Набата". Во дворе дома на
Шаболовке пацанва крутилась вокруг великолепного, как китайский дракон,
мотоцикла Мухи. Артист погрозил им пальцем:
-- Руками не трогать!
-- Нас дядя Муха попросил охранять! -- раздались в ответ возмущенные
голоса одних мальчишек, а другие тут же поторопились сообщить: -- У них
взрыв был. Во-он, окна все выбиты.
Да, последствия взрыва хорошо были видны с улицы. Пастухов с Артистом
вошли в подъезд, а потом -- сквозь вынесенные воздушной волной двери -- и в
двухкомнатную квартиру, которая служила Боцману и Мухе офисом. Штаб "Набата"
представлял собой плачевное зрелище: груды мусора и клочков бумаги, осколков
стекла, посеченные стены, расщепленные взрывом косяки.
Людмила, жена Боцмана, увидев гостей, поставила веник к стенке:
-- Здравствуй, Сережа. А, и ты, Семен, тут. Проходите в хату. -- Она
развела руками. -- Извиняйте за беспорядок. Митя с Мухой на кухне, хоть туда
гранату не кинули.
Казалось, ничто на свете не может выбить из колеи эту цветущую женщину
из провинциального городка, которую судьба некогда свела с боевым офицером
Дмитрием Хохловым. Пастухов улыбнулся ей и в который раз удивился ее умению
спокойно держаться в любой ситуации. Так же хлопотливо, но без нервов она
провожала Боцмана в Чечню, потом отправляла в несколько таинственных
"командировок" с друзьями мужа, так же буднично она выметала теперь осколки
боевых гранат из офиса охранного агентства "Набат". Столь непоколебима была
ее вера в надежность и силу мужа. "Нет, -- думал Пастухов, заглядывая в
разгромленные комнаты, -- не только. Это ее собственная жизненная стойкость,
умение не думать о беде, пока она не придет, умение думать о жизни, пока
продолжается жизнь. Повезло Боцману: счастливый у бабы характер..."
А Боцман уже и сам выглядывал из кухни:
-- Здорово, хлопцы! Люся, давай еще кофе.
Обменявшись твердыми рукопожатиями, они расселись на табуретах. Из
выбитых окон задувал летний ветер, пуча уцелевшие занавески.
-- С кем это вы так схлестнулись? -- с ходу спросил Артист о главном.
Боцман почесал затылок:
-- Да, понимаешь, прихватили вчера четырех дурней на дороге, а они
оказались из какой-то крутой группировки. Машина их дружков пасла нас от
самого шоссе...
-- Догнала она ветер в поле, -- вставил Муха, хлопая обеими руками
Артиста по спине. -- Посмотрите на мой "космический корабль"! -- Он выглянул
за штору, чтобы кинуть взгляд на свой бесценный "харлей".
Боцман неторопливо продолжал:
-- Догнать не догнали, однако вычислили они нас быстро. Не думал я, что
они такие скорые. Ночью накидали "хлопушек" -- по одной в каждую комнату.
Пропал евроремонт, одним словом. -- Боцман сокрушенно покачал головой.
Муха зло усмехнулся, но не сказал ни слова. Не в его натуре было
обсуждать потери, пока он был на ногах, пока "бил копытом" во дворе его
мотоцикл и не кончились патроны в обойме.
-- Не газуй, Олег, -- зыркнул на него Пастух, прекрасно почувствовав
его состояние. -- Что за группировка?
Боцман секунду помолчал, глядя на жену, готовившую кофе.
-- Вот что, Люся, -- обратился он к жене. -- У тебя, похоже, отпуск
намечается.
-- Оплачиваемый? -- улыбнулась Людмила.
-- А как же. -- Боцман полез в карман и достал небольшую пачку
долларов, отделил от нее немного, остальное протянул жене. -- Плата вперед.
Ты давай-ка собери сына, и прямо сейчас поезжайте к маме в Калугу, посидите
там.
Людмила вздохнул", положила доллары в сумочку и спросила:
-- Кофе наливать?
Как только выяснилось, что Мухе прекрасно известно новое место, где
можно найти Дока, вся компания снялась с места.
* * *
По дороге, едва командирский "ниссан" тронулся, занялись арифметикой.
Считал главным образом Муха, и получалось по его бухгалтерии, что для
полного счастья ему, как герою Ильфа и Петрова, не хватает пятидесяти тысяч.
После небольшой паузы уточнялось, что не хватает пятидесяти тысяч не ему --
им всем: не следовало забывать о восстановлении офиса.
-- Что, на "работу" потянуло? -- сочувственно спросил Муху Артист. --
Гляди, накличешь.
Боцман неопределенно хмыкнул, и все с затаенным интересом посмотрели на
командира. Пастух вел машину все так же молча. Минутная пауза ясно
растолковала команде, что ни о каких "работах" командир говорить не намерен:
нет никаких "работ" и не предвидится.
Пастухову же, если честно, о "работе" сейчас думать не хотелось. Придет
время -- она сама их найдет, и не откажешься. И не об оплате думать будешь.
Муха показал дорогу к маленьким мастерским бывшего знаменитого на всю
страну НИИ, где теперь обосновался Док.
На проходной к ним отнеслись равнодушно. Лет десять назад, чтобы
попасть в священные недра филиала отечественной космической науки, пришлось
бы неделю оформлять разнообразные допуски, но в наши времена институт и
опытное производство, растеряв все стоящие кадры, не представляли больше
интереса для международного шпионажа. В холле на стене красовались десятка
полтора табличек разных фирм, подтверждающих тот нехитрый факт, что институт
живет в основном за счет арендной платы, собираемой с коммерческих структур.
Боцман, отыскав табличку "Центр социальной реабилитации
воинов-инвалидов, офис 34", повел компанию наверх.
-- Вот, значит, где обосновался Док, -- сказал Артист. -- Святое
дело...
Все посерьезнели. Сколько они видели мальчишек за эти годы, призванных
в восемнадцать в родном военкомате, брошенных в мясорубку войны, вернувшихся
искалеченными, чтобы до конца дней проклинать страну и "отцов-командиров",
которым больше нет до них дела.
Наверху послышался шум: громыхание дверей, возня и сдавленные хриплые
крики:
-- Да вы что?.. Что делаете... Гад! Помогите!..
Компания ускорила шаг -- и вовремя: по лестничному пролету,
сопровождаемый звуком звонкой затрещины, на них свалился мужчина в
растрепанном костюме, с остатками тонированных очков на ухе и разбитой
физиономией. Пастухов подхватил его за лацканы дорогого пиджака, спасая от
неминуемой стыковки со стеной, в которую они тем не менее врезались вместе.
-- Ого! -- подал голос Муха. -- Тут, оказывается, не только лечат, но и
производят инвалидов!
Пастухов, не выпуская человека из рук, поднял голову. Он увидел наверху
разъяренного Дока. Поза капитана медицинской службы Ивана Перегудова не
оставляла сомнений в том, что именно он является автором затрещины,
запустившей в полет модно одетого мужчину.
-- Док, -- окликнул друга Пастухов. -- Может, забросить его обратно?
Может, ты ему добавить хочешь?
Командир не допускал вероятности, что Док не прав в своих действиях:
столь высока была его репутация.
-- Познакомься, Сергей, -- отозвался сверху Иван Перегудов. -- Эта
стерва -- мой начальник, только что из Германии. Купил нам хрен с редькой, а
себе -- новый "фолькс".
-- А может, у него что-нибудь осталось? -- предположил Боцман,
перехватывая у Пастухова "начальника" за штаны и мощным движением
переворачивая его вверх ногами. Без особого труда держа довольно плотного
мужчину на весу, он хорошенько его потряс. Из карманов посыпались ключи и
бумаги, зажигалка "зиппо" в чехле, документы, деньги... Мужчина, багровея
лицом, издавал неясные хрипы и стоны. Боцман швырнул его на пол:
-- Не много же я из него натрусил. Все больше мусор... -- сказал он,
разглядывая "добычу".
-- Хорошо, что дерьмо не посыпалось, -- философски заметил Артист.
-- Прихватите у него, ребята, ключи от машины и документы. Они
действительно пригодятся, -- взял себя в руки Док. -- Надо созывать собрание
и выкидывать этого гада из общества. А машину мы у него изымем прямо сейчас.
Человек рвал на себе душивший его галстук и, хватаясь за перила, тяжело
поднимался с пола. Увидев, что Пастухов снял с брелока ключ от
"фольксвагена" и присовокупил к нему документы на машину, оставив все прочее
на площадке, он кинулся сгребать оставшееся барахло, с бешенством, срываясь
на визг, бормоча:
-- Грабеж... Я тебя самого выкину... Я тебя посажу...
А через мгновение "начальник" отправился в очередной полет -- этажом
ниже, сопровождаемый звуком новой затрещины.
* * *
В офисе их встречала пожилая женщина, охавшая, обхватив щеки руками,
будто у нее разболелись все зубы разом.
-- Иван Степанович, что ж это делается? -- причитала она. -- Как же вы
это? Нельзя же так.
-- Успокойтесь, Марья Ивановна. Проходите, ребята. Марья Ивановна,
поставите нам чайку? -- Чувствовалось, что Док сам взволнован этой историей.
-- Будет, будет, Иван, -- успокоил его Пастухов. -- Расскажи толком,
что за начальство с лестницы летело и чем ты здесь занимаешься, кроме
мордобоя.
-- Из сорока тысяч тридцать две на себя просадил, подлец, -- уточнил
Док, зажигая сигарету (только он один из всей команды курил, периодически
бросая),
-- Это же надо -- тридцать с лишним тысяч на баловство перевести! А
деньги чьи? Твои, Док?
.-- Нет, Дима. -- Док никогда не называл друзей до кличкам, -- Деньги
дал Фонд Сороса. Моей мастерской материалов на эту сумму хватило "бы на
полгода работы, а теперь через месяц стану на прикол. Видишь, присосались
тут ребятки. Гуманитарную помощь, понятно, воруют, как везде, а теперь вот
решили и мастерскую оставить без сырья.
-- Покажи, что ты производишь-то?
-- Сравнивайте. -- Док поставил на стол две искусственные ноги. --
Угадайте с трех раз, которую ставит ребятам государство, а что производим мы
на немецком оборудовании.
-- Да-а-а, -- протянул Артист. -- Чудеса. Ты, наверное, робокопа можешь
тут сделать.
-- Пожалуй, -- невесело усмехнулся Док и показал еще образец. -- Вот с
такой рукой со спинным креплением и управлением при известной сноровке можно
писать, работать на клавиатуре, селедку чистить, в конце концов. Эх,
ребятки, у нас же только до Москве двенадцати тысяч заявлений на
протезирование! А я в месяц от силы сотню могу сделать -- на моих-то трех
станках.
Марья Ивановна додала чай. На фарфоровых чашках сытые детки в коротких
штанишках и пышных платьицах тискали толстых собачек.
-- Подарок от немецкой фирмы, -- хмыкнул Док, заметив неодобрительный
интерес, с которым друзья разглядывали сюжеты этой росписи.
Боцман, молча пивший чай, широко улыбнулся и простодушно заявил:
-- А молодец ты, Док, хорошим делом занят. Вернулся, значит, к основной
специальности.
Однако Пастух уже раскланивался с хозяйкой, сказав в сторону Дока:
-- Поехали поговорим. Есть тут одна забота...
* * *
Военный совет группа капитана Пастухова открыла в парке недалеко от
"Горбушки" -- известной на весь бывший Союз музыкальной "толкучки". Здесь
любил бывать их погибший товарищ старший лейтенант Коля Ухов, игравший на
баритоновом саксофоне, влюбленный в музыку, за что и прозванный друзьями
Трубачом.
В этот час на "Горбушке" было немноголюдна, торговля еще почти не шла,
а потому они уютно устроились на бревнах, оставшихся после прочистки парка.
Со стороны -- обычное зрелище: собралась компания праздных московских
мужиков раздавить бутылочку-другую да потрепаться про политику.
Ни взрывной Муха, ни шутник Артист, ни тем более уравновешенный Боцман
или интеллигентный Док не пытались начать разговор: право открыть совет
принадлежало только командиру.
-- Рассказывайте, ребята, -- распорядился Пастух, обращаясь к Боцману и
Мухе.
-- Гранаты в офис "Набата", по-видимому, кидали ребята Спицына, кличка,
понятно, Спица, -- начал Боцман четко, излагая дело.
-- Вы считаете, что это факт? Спицынские, как говорится,
"подписываются" под этим? Вам были звонки, угрозы, требования? Других врагов
у "Набата" нет? -- Голос Пастуха был суров, он требовал достоверных
сведений, и это было справедливо.
Боцман закряхтел, почесывая затылок, и тут вмешался пылкий Муха:
-- Вообще-то другие враги у нас есть. Но похоже все-таки на спицынских.
Другие начинают издалека, предупреждают, угрожают, но все же к немедленным
действиям с гранатами не переходят.
-- Кто они такие, эти спицынские? -- спокойно спросил Док, попыхивая
сигаретой. -- Я бандитскую геополитику не очень хорошо знаю.
-- В том-то и дело, -- охотно объяснил Боцман, -- что почерк очень
похож на этих парней. В столице они все недавно, год-два, крыло новое и,
казалось бы, неоперившееся. Типичные провинциалы с Урала, приехавшие
покорять Москву. Их пытались сразу поставить на место, а они с ходу за
стволы. Они даже среди братвы считаются "отморозками" и "беспредельщиками".
Старые авторитеты не признают, законы воровские уважают слабо, то и дело на
чужие территории лезут. Вот такой вот портрет.
Муха добавил:
-- Они как-то погрызлись с чурками, ну с азерами, и в течение двух дней
устроили им взрыв на рынке и еще двоих прошили из "Калашникова". Те сразу
отступились. Спицынские работают грязно: облагают банкиров, выбивают чужие
долги, нанимаются на толковища. В общем, после одной большой разборки с
солнцевскими даже крупные бригады предпочитают со Спицей не связываться.
Себе дороже.
-- Кто их "кроет"?
Вопрос оказался непростым даже для Боцмана.
-- Да, понимаешь, Пастух, непонятно получается. Уж больно быстро они
стали на ноги в столице. Ходил слух, что благоволил им сам Сильвестр... Но
Сильвестра давно как не стало, а ребятки эти чувствуют себя ничуть не хуже.
Многие бригады хотели бы им перья пообрывать, а не могут. То ли они, сучата,
хорошо маскируются, то ли их специально стараются не очень трогать.
Единственное, что мне смогли толком сказать, что помимо Спицына известны два
его близких сподвижника. Дима Шрам занимается его автомобильными делами:
автосервисы -- один из них под их полным контролем, затем рэкет на дорогах и
угон машин. И еще некто Гапон -- министр "вооруженных сил", этот
непосредственно управляет боевиками, выезжает на разборки. Оба в розыске.
Где их искать, неизвестно. Сам Спица тоже старается лишний раз не светиться.
Известно, что захаживал он прежде в казино "Авокадо", но не часто.
-- Есть еще один человечек, -- добавил Муха, -- Гриша Солуха. Он
навроде адвоката или банкира у этого Спицы. Живет открыто на Варварке, в
особнячке, работает в Думе в помощниках у депутата. Человек серьезный,
"положительный", как принято говорить.
-- Подведем итог, -- сказал Пастух. -- Другие версии по авторству
взрыва есть?
-- Пока нет, -- ответил Боцман. Муха, поразмыслив, признался:
-- Идей мало.
-- А мы что, уже обсуждаем план? -- спросил Артист.
-- Пожалуй, да, -- подтвердил Пастух. -- Ты что-то думаешь, Док?
-- Я-то?.. Ну если наш "Набат" в какой-то мере работает под прикрытием
МВД...
-- Не так, -- возразил Боцман. -- Мне их "крыша" нужна не больше, чем
бандитская. Просто мы при случае, что называется, "в строгом соответствии с
законом" сдаем им бандитов, если есть надежные улики. А они, соответственно,
понимают, что мы не связаны ни с какими группировками. Но под венец мы с
ними не ходили и на серьезную помощь от них не рассчитываем.
-- А в управление ты не собираешься обратиться, Пастух? -- задал Док
самый сложный, наверное, вопрос.
Пастухов нахмурился, потирая щеку:
-- Нет, Доктор. И "Набат" не милиция, и управлению нет дела до
криминальных разборок с этой мелочью -- разбойниками с больших подмосковных
дорог. Я считаю, что бить надо самим, бить надо всей силой -- так, чтобы
врагов у нас за спиной просто не осталось. Случись что -- спицынские легко
достанут нас или кого-то из наших родных, даже находясь в Бутырках, из
камеры. Давайте решать этот вопрос принципиально. А потому главным считаю
получение полной и достоверной информации о наших врагах. И для начала вот
что: действительно ли это Спица автор нападения и кто еще находится на
верхушке группировки.
-- Я за операцию по полной зачистке, -- серьезно сказал Артист.
-- И по-моему так, -- рассудительно поддержал Боцман.
-- Это деловой разговор, -- обрадовался Муха. Док развел руками:
-- Значит, решение принято. Отдавай приказ, командир, будем его
выполнять.
Все оживились, а Пастухов сосредоточился и перешел к конкретным
заданиям:
-- В первую очередь нам нужны фотографии и приметы всех, кого только
можно, из окружения Спицы.
Муха и Боцман активно закивали, показывая, что это как раз не проблема:
Шрам с Гапоном вообще находятся в розыске, так что агентство "Набат", в
уставе которого записана обязанность "оказывать помощь правоохранительным
органам в розыске преступников", просто обязано иметь эти фото.
-- Хорошо. Наблюдение организуем за обеими известными точками. Артист и
Муха берут на себя дом адвоката, а Боцман и Док дежурят возле казино.
Боцману внутри показываться запрещаю: бандиты могут знать его и Муху в лицо.
-- Прослушивание, -- напомнил Артист.
-- Обязательно, -- согласился Пастухов. -- Наша задача -- обнаружить
Спицына, установить личности всего его окружения, получить доказательства
того, что именно он открыл против "Набата" -- а значит, против всех нас --
боевые действия. Только получив эти сведения, мы можем планировать
собственную операцию.
Боцман по карте отслеживал расстояние между двумя точками наблюдения:
-- От казино до Варварки четыре с половиной