ве тренера в подпольных секциях карате, а затем стал по-другому применять полученные знания, благо началась эпоха кооператоров и легких денег. К началу девяностых Мавр возглавлял самую мощную рэкетирскую группировку в Городе, успев попутно провести полгода за колючей проволокой. Смехотворный срок говорил о том, что милиция не смогла набрать против Мавра ничего серьезного. Вернулся он с зоны еще более авторитетным, чем прежде, и казалось, что ничто не угрожает благополучию Мавра. Если бы не Гиви Хромой. Гиви был старше, опытнее и умнее. Последнее проявилось в том, что Гиви не собирался ограничиваться тупым рэкетом. Он потихоньку начал скупать недвижимость, входил в долю при приватизации различных предприятий, то есть действовал с прицелом на будущее. Мавр с присущим ему африканским темпераментом добытые деньги лихо прогуливал, чтобы на следующий день заново <бомбить> коммерсантов. А те в конце концов не выдержали такого прессинга и обратились за помощью к Гиви. Хромой предложил Мавру встретиться и обсудить кое-какие вопросы. Очевидно, что Гиви хотел не столько заступиться за коммерсантов, сколько вообще поставить Мавра на место. То есть подмять его под себя. Как утверждали агентурные источники Гарика, Мавр отказался от встречи с Гиви и заявил, чтобы Хромой не лез в его дела. Мавр считал себя настолько крутым, что не сомневался в своем праве делать такие заявления. Гиви так не считал. Хромой сделал вид, что забыл про Мавра. Мавр, приготовившийся к выяснению отношений, подождал с пару недель и расслабился. Он поехал с тремя телохранителями в загородный пансион, где за ним числился постоянный номер <люкс> с маленьким бассейном. В этом бассейне и нашли всех четверых - Мавра и трех его охранников, застреленных, как потом выяснилось, из пистолета <ЗИГ-зауэр>. Все одиннадцать пуль, всаженных в их тела, были выпущены из одного ствола, и это казалось невероятным, потому что ребята Мавра не были лохами в своем деле. Охрану территории пансиона несло милицейское подразделение, но дежурные клялись и божились, что никого постороннего они не пропускали. Никого не видели также горничные, администраторы, дворники. Словно никого и не было. Однако четыре трупа плавали в розовой от крови воде бассейна, и у заместителя мэра, проживающего этажом ниже, едва не случился инфаркт, когда он узнал об убийствах по соседству. Так Мавр закончил свои дни, а его люди частично перешли под крыло Гиви Хромого. Официальное милицейское расследование ни к чему не привело. Как сказал Гарик, ходили слухи о роли Гиви Хромого в скоропостижной кончине Мавра, но это были лишь слухи. Не больше, но и не меньше. Для меня сейчас этих слухов было более чем достаточно, чтобы нанести визит Гиви Хромому. Будь на то моя воля, я бы предпочел никогда с ним не встречаться и не знать этого человека вообще. Однако мир наш так устроен, что приходится иметь дело не только с приятными людьми, но и с не очень приятными. А также с неприятными. И он считал, что я нахожусь с ним в приятельских отношениях. Что думал я - неважно. Просто некоторое время назад я и Гиви попали в такую ситуацию, что я мог его убить, но не убил. Потом такая возможность оказалась и у него. Он ею не воспользовался. Теперь, как воспитанные люди, мы были вынуждены обмениваться рукопожатиями при встрече и улыбаться Друг другу. Каждый раз после этого мне приходилось мыть руки с мылом. Прежде чем отправиться к Гиви, я позвонил Орловой. Она оставила мне номер своего мобильного телефона, и в этот раз я своим звонком вытащил ее с какого-то совещания. Неплохо для половины десятого утра. Я пересказал ей свой разговор с белобрысым милиционером Серегой и поинтересовался, готова ли она принять Серегу на службу, если его выгонят из двенадцатого отделения за разглашение конфиденциальной информации. - А нельзя ограничиться разовой выплатой? - спросила Орлова. - Скажем, долларов пятьсот? Если информация действительно стоящая. - Его могут выгнать с работы, - еще раз сказал я. - Так пусть делает все аккуратно, - сухо сказала Орлова. - Я не могу нанимать на работу всех подряд. - И что же мне ему сказать? - Пообещайте пятьсот долларов... Ну и наболтайте что-нибудь о работе. Потом скажите, что я, стерва, передумала. Валите на меня, я выдержу. - Не сомневаюсь, - пробурчал я, после того как Орлова отключилась. И тут же вспомнил об одном незаданном вопросе. Проклиная свой прогрессирующий склероз, я заново набрал номер и сразу начал извиняться за беспокойство. - Хватит, хватит, - недовольно проговорила Орлова. - Что у вас еще? - У вашего мужа была такая знакомая - Марина... - Не знаю, - ответила Орлова. - У него было много знакомых. Никакой Марины я не знаю. В конце концов, у него наверняка были женщины после нашего развода, и эта Марина может быть одной из них. Поспрашивайте у друзей Павла... - А кто его друзья? - спросил я, пододвигая к себе записную книжку и ручку. Однако Орлова внезапно замолчала. И надолго. Я подождал некоторое время, а потом спросил снова: - Кто были его друзьями, Ольга Петровна? Назовите фамилии... - Видите ли, Константин, - задумчиво произнесла она. - Я только сейчас поняла, что не знаю его друзей. - Ну, может быть, не из последних, а из тех, с кем он дружил еще во времена вашего брака. - Как интересно вы сейчас сказали, - в голосе Орловой послышалась усмешка, - во времена нашего брака... Звучит как будто - <до рождества Христова>. Ладно, не оправдывайтесь. А я, кстати, и не собирался. - Нет, Константин, - сказала вскоре она. - Когда мы были вместе с Пашей, у него не было особенно близких друзей. Сослуживцы - вот с кем он общался, вот кто приходил к нам в гости. Можно ли их назвать друзьями - не знаю... А уж после развода... Не знаю, с кем он общался. Понятия не имею. - Ну а хотя бы одну фамилию сослуживца, с которым ваш муж был более-менее близок, - настаивал я. - Более-менее? - Она опять задумалась, но в этот раз ненадолго. - Вот, пожалуй, Булгарин. Олег кажется. Вместе с Пашей работал. Я схватил ручку и записал фамилию человека, который был <более-менее> другом покойного Павла Леонова. - А еще можно записать Калягина, - продолжала Ольга Петровна. - Не помню, как его по имени... Кстати! - воскликнула она. - У этого Калягина была сестра по имени Марина. Они как-то вместе приходили к нам. Я запомнила ее, потому что Калягин постоянно искал своей сестре жениха, у той больная нога, она сильно хромает, так что сами понимаете... - Понимаю, - сказал я, быстро фиксируя на бумаге сказанное Орловой. - Ну, вот, пожалуй, и все. Я вижу, вы основательно взялись за дело, раз достаете меня с утра пораньше. - Других я достаю с вечера попозже. - Что ж, это радует, - ответила Орлова. - Можете сегодня забрать свою машину. Все документы на нее уже готовы. Я поблагодарил ее и повесил трубку. Поле для поисков стремительно расширялось. По крайней мере одна Марина в этом поле уже была. Марину, как и белобрысого Серегу, я решил оставить на вторую половину дня. Пора было заняться собственными проблемами - то есть постараться через Гиви Хромого выйти на Ф, пока тот самостоятельно не вышел на меня, держа в руке свой любимый <ЗИГ-зауэр>. Никогда не видел эту швейцарскую штуку вблизи, и после рассказа Гарика о смерти Мавра с компанией желания увидеть ее у меня тем более не появилось. 9 Примерно так я представлял себе снаряжение ковчега перед Всемирным потопом - все бегают, кричат и суетятся, но посреди этого хаоса стоит один человек, который точно знает, что и как надо делать. С ролью доморощенного Ноя Гиви справлялся играючи, словно репетировал ее на протяжении всей жизни. В роли ковчега выступал офис Гиви Хромого. Его, правда, не нагружали, а, напротив, вытаскивали из офиса все, представляющее хоть какую-то ценность, и укладывали на асфальт. Из распахнутых окон офиса шел легкий дымок. И окна были распахнуты слишком широко, чтобы это походило на обычное проветривание. Стоящие поодаль две пожарные машины окончательно утвердили меня во мнении, что в хозяйстве Гиви Хромого не все в порядке. Гиви, в кожаном пальто и шикарной широкополой шляпе, хмуро взирал на происходящее. Гримасы, то и дело искажавшие его лицо, словно говорили: <Вах, ну кто же так делает, а?! Ну какой идиот так вытаскивает диван? О Господи, за что мне такая кара - руководить скопищем криворуких идиотов?> Наконец он не выдержал и выпустил все обуревавшие его негативные эмоции наружу: - Вадик, Вадик, скажи вон тому барану, что компьютер нельзя бросать на асфальт! Скажи, что самого барана можно бросить на асфальт мордой вниз, а компьютер - вещь ценная, за нее деньги уплачены - и Гиви вытянул трость в направлении неуклюжего грузчика. К этому моменту я уже слишком долго стоял и смотрел на события, разворачивающиеся возле офиса. Это должно было кончиться весьма прозаически, так и случилось: ко мне подошли двое широкоплечих молодых людей и предложили валить отсюда со скоростью света. - Здесь не цирк, понимаешь? - сказал один. - Это не театр, - добавил второй. - Тебе нечего тут делать. Я согласился с тем, что это не цирк, признал, что это не театр, но вот что мне здесь нечего делать - с этим заявлением я был категорически не согласен. - Гиви Иванович! - крикнул я из-за сомкнувшихся передо мной плечей. - Гиви Иванович! К счастью, меня услышали, иначе эти мордовороты непременно намяли бы мне бока за несанкционированные выкрики в адрес любимого шефа. - Ба! - Гиви Хромой по-приятельски заулыбался, узрев мою фамилию. - Костя? Какими судьбами? Уже узнал, да? - Гиви переменился в лице, повернулся к одному из своих подручных и веско сказал: - Вот, уже весь город знает, что Гиви Хромого подорвали. Давай-ка, милый, не сиди,- а ищи того мерзавца. И тех, кто его послал. Окружение Гиви мгновенно поредело - несколько человек бросились к машинам и вскоре уехали прочь от офиса. Я смотрел на эти поспешные перемещения с интересом, не слишком понимая их смысл. - Подорвали? - переспросил я. - Кто тебя подорвал? - Сейчас узнаю, - сказал Гиви, обнадеживающе подмигивая, словно это я был больше всех заинтересован в выяснении авторства теракта. - Мне сейчас все расскажут, а к вечеру привезут тех, кто это сделал. Веселый будет вечерок. Понимаешь, - возмутился Гиви, - приходит ко мне в офис какой-то сопляк, крутится по комнатам, тары-бары со всеми разговаривает, потом уходит, а через минуту - бац! Нате вам, Гиви Иванович, новогодний фейерверк! Вроде бы он пачку сигарет оставил на столе, этот сопляк. А пачка потом рванула. Вот ведь что придумали, гаденыши! Нет чтоб лицо в лицо, глаза в глаза со мной сойтись... Только пакостить умеют исподтишка, - Гиви раздраженно сплюнул на асфальт. - Ты знаешь. Костя, мне сдается, что это работа кого-то из молодых. Только молодая шпана может себя так вести. Солидные люди знают, что Гиви не любит подрыв и стрельбы, Гиви любит спокойно во всем разобраться. - Наверное, бестолковый взрыв вышел? - спросил я. - Никого не задело? - Как догадался? - удивленно спросил Гиви. - Машин <Скорой помощи> не видно. <Пожарки> стоят, а <Скорых> нет ни одной. - Молодец, соображаешь! - Гиви потрепал меня по плечу, и я подумал, что плащ теперь придется стирать. - Логическое мышление! Правильно, никого серьезно не задело, только стены испорчены в одной комнате и в коридоре. Да еще вон те орлы, - Гиви кивнул в сторону пожарных, - как стали тут воду лить... Пожара-то не было, так, две искорки, а уж потоп устроили! Паркет, конечно, теперь ни к черту, придется ремонт делать, - сетовал Гиви, расстроенно ударяя тростью в землю. - А тебе кто сказал, что меня подорвали? Кто это у нас такой информированный? - Никто не сказал. - А как ты догадался? - недоуменно уставился на меня Гиви. - Я к тебе ехал, хотел поговорить. А тут вижу - такие дела... В общем, случайно попал. - Случайностей не бывает, - нравоучительно заявил Гиви. - Все происходит по каким-то причинам. И то, что ты здесь оказался именно в этот момент, - неспроста. - И к чему это? - поинтересовался я. - Пока не знаю. Как узнаю, сразу скажу, - пообещал Гиви. - Я вот тут на днях начал читать книгу, уже семь страниц прочитал, как раз про причины всего, что происходит... Я с отсутствующим видом посмотрел на распахнутые окна офиса Гиви. - Ах да, - спохватился Хромой. - Ты, кажется, хотел о чем-то со мной поговорить? Еще не передумал? Ну, тогда давай прогуляемся... <Прогуляемся> в терминологии Гиви означало ходить медленным шагом туда-сюда перед дымящимся офисом в окружении десятка широкоплечих стриженых ребят, внимательно следящих за всем, что делается вокруг, ну и заодно за моими движениями. Так что я засунул руки в карманы и больше их оттуда не вынимал. - Слушаю тебя. Костя, - сказал Гиви, неторопливо вышагивая по тротуару и помахивая тростью в такт шагам. Его пресловутая хромота варьировалась в зависимости от обстоятельств - если Гиви общался с милицией или с другими представителями власти, то трудно было не проникнуться жалостью к инвалиду, который непонятно как еще держится на ногах. Сейчас Гиви был в кругу своих, прикидываться старой развалиной не было необходимости, и Гиви практически не пользовался тростью. - У меня возникла кое-какая проблема... - начал я, и Гиви понимающе кивнул головой. А я замолчал: слишком уж это походило на банальную церемонию, когда к авторитетному человеку приходит коммерсант и рассказывает о своих проблемах. Авторитетный человек с пониманием выслушивает, обещает помочь в решении этих проблем, а в конце говорит: <Но взамен этого ты...> И после этого для попросившего помощи нет обратной дороги. Он будет привязан к своему благодетелю такими узами, освободить от которых может лишь смерть. Либо одного, либо другого. Это мне не подходило. Я все-таки не был коммерсантом. А Гиви, хоть и был авторитетным человеком, но как-то побывал у меня на мушке. Я - это особенный случай. - Так что ты хотел рассказать мне о своих проблемах, Костя? - отеческим тоном подбодрил меня Гиви к дальнейшему разговору. В ответ я его слегка ошарашил. - Кто убил Мавра, Гиви? - спросил я, и в ту же секунду все благодушие исчезло с лица Гиви. Он перестал помахивать тростью и просто застыл на месте, ничего не говоря и никак не реагируя на мой вопрос. Гиви стоял со склоненной головой, поля шляпы загораживали верхнюю половину его лица, и выражение глаз Гиви в эти секунды оставалось для меня загадкой. - Хм, - произнес Гиви некоторое время спустя и сделал движенье тростью, но не так, как он помахивал ею минуту назад, а по-другому. И результат был другой - на этот жест сразу же отозвались трое его людей. Не знаю, чем они занимались в основное время, но когда они ухватили меня под руки и потащили в воняющее дымом нутро офиса, я подумал, что эти ребята наверняка раньше подвизались если не в тяжелой атлетике, то уж в классической борьбе точно. Я практически не чувствовал своего веса, меня просто подняли и понесли. А потом прислонили к какой-то стене. Я думал, что сейчас на мне будут отрабатывать удары в корпус, и приготовился упасть на пол, но я ошибся. Во-первых, меня так и не отпустили, так что упасть я не смог бы при всем своем желании. А во-вторых, меня не стали бить. Вместо этого меня основательно обыскали. Два амбала держали мои руки поднятыми вверх и прижатыми к стенке, а третий последовательно ощупывал меня с ног до головы и обратно. Я с любопытством следил за его действиями, поскольку мне и самому было интересно, что можно обнаружить в моих карманах. Я надеялся, что амбал обнаружит пару золотых слитков или пакетик с необработанными алмазами, но увы... - Чисто, - сказал амбал, когда меня точно таким же манером вынесли из офиса и поставили перед темные очи Гиви Ивановича. - И хорошо, - сказал Гиви, глядя на меня. Он улыбнулся, но его взгляд был острым и холодным, как лезвие бритвы. - Боялся, что ты запишешь нашу дружескую беседу... - пояснил он мне свои действия. Я развел руками. - Упаси Бог, Гиви, - сказал я. - Это разговор по душам. Зачем такое писать? - Все верно, Костя, - согласился Хромой. - Но осторожность не помешает. Я знаю, что у тебя есть приятели среди ментов, так что... - А у кого их нет? Такое время, Гиви Иванович. Нужно иметь друзей везде. У вас ведь тоже есть друзья в... - Ладно, не будем об этом, - перебил меня Гиви. - Что ты там спрашивал насчет Мавра? Кто его убил? Понятия не имею. Костя. Темное дело. А зачем тебе знать? - Есть причина, - ответил я. - На все есть причина, Гиви Иванович, ведь так пишут в вашей книжке? И у меня есть причина думать, что Мавра убил парень по кличке... - я замолчал, едва ли не кожей чувствуя, как напрягся Гиви. - Не то Филин, - продолжил я. - Не то Фил. - Не знаю, не знаю, - почти равнодушно проговорил Гиви. Я посмотрел ему в глаза, и Гиви выдержал этот взгляд. Что ж, наивно было предполагать, что такой человек, как Гиви, начнет дрожать и заикаться, как только я назову имя киллера. - Мавр меня совершенно не волнует, - продолжил я. - Меня волнует только сам убийца. Кстати, он недавно влетел в ментовскую засаду... - И что? - не выдержал Гиви. - Чем дело кончилось? - Он ушел, положив четверых ментов, - сообщил я. - Менты на него в большой обиде. - Это плохо, - сказал Гиви, постукивая тростью по асфальту. - Когда убивают так много ментов, они начинают сердиться, начинают хватать всех подряд... Так тебе менты поручили найти этого Филина? Я отрицательно покачал головой. - Вы же знаете, Гиви Иванович, на ментов я не работаю. - Ну да. - Теперь Гиви испытующе уставился на меня. - А ради кого ты стараешься? Кому понадобился Филин? - Мне. - Хочешь кого-нибудь грохнуть? - усмехнулся Гиви. - Кто-то хочет грохнуть меня. - М-м-м, - задумчиво протянул Гиви. - Это уже интересно. А зачем тебе Филин? Перекупить его хочешь? Или грохнуть его раньше, чем он тебя? - Смотря по обстоятельствам, - уклончиво ответил я. - Вот что я тебе скажу, - негромко произнес Гиви, оперевшись обеими руками на трость и глядя куда-то вдаль. - Я этого Филина не знаю. И никогда его не знал. Кто там тебе наболтал, что он Мавра грохнул, - не знаю. Сам я такого не слышал. Просто совет хочу тебе дать. Если каким-то чудом ты найдешь Филина - убивай его сразу. Не разговаривай с ним, не торгуйся, не пытайся его перекупить. Или ты убьешь его, или... Сам понимаешь. - Я вот другого не понимаю, - сказал я, глядя на пальцы Гиви, обнимающие позолоченный набалдашник трости. - Если вы никогда не видели Филина, то откуда такие советы? - Все верно, - кивнул Гиви. - Еще не хватало, чтоб я с ним виделся. На то есть специальные люди. И, может быть, с одним из них я тебя сведу... Эй, Шота, - крикнул он одному из своих парней. - Борода еще не приехал? - Не-а, - помотал головой Шота. - Он поехал выцеплять того урода, что нас подорвал... - Хорошо, - Гиви снова повернулся ко мне. - Приедет Борода, он тебе расскажет, кто такой Филин. И почему его надо бояться. - А вы его боитесь? - напрямую спросил я. - Я? - Гиви попытался улыбнуться, но потом посерьезнел и перестал демонстрировать золото зубов. - Если бы я был лет на десять помоложе, я бы тебе сказал: <Конечно, нет! С какой стати мне бояться этого Филина?> Но сейчас я скажу по-другому. Мне будет гораздо спокойнее, если я буду знать, что этот человек мертв. Потому что... - Гиви задумался, поправил свою роскошную шляпу, почесал кончик носа и продолжил многозначительно, неторопливо: - Потому что это как мина, которая зарыта на дороге. На ней можешь подорваться ты, а могу и я. Эта мина не нужна никому. Филин, как мне рассказывали, слишком холодный человек. Он не придет и не поговорит, как ты, с Гиви Хромым. Он любит деньги и любит убивать. Мне хотелось в этот момент задать вопрос, с каких это пор сам Хромой перестал любить деньги. А что касается убийств, то Филин умер бы с голоду, если б такие, как Гиви, не снабжали его заказами. И это было главным, самым явным выводом из нашего разговора. Если отбросить всю болтовню о <холодном> Филине и о минах на дорогах, получалось одно - Филин получил заказ от Гиви на устранение Мавра, и сейчас Гиви очень бы устроило, если бы Филин навсегда заткнулся. Вот это действительно походило на правду. А потом приехал Борода. Мерзко заскрипела резина, и у кромки тротуара затормозила белая <Тойота>. Стекло с водительской стороны опустилось, там появилось чье-то лицо, и я услышал адресованное Гиви: - Шеф, мы взяли этого подрывника. - Я не сомневался, - ответил Гиви. - Борода, выйди, есть разговор. С подрывником позже поговорим. Дверца машины открылась, и наружу вылез плотного телосложения невысокий мужчина в сером шерстяном свитере и черных джинсах. Как и следовало ожидать, у него была густая каштановая борода. - Слушаю, батоно Гиви, - произнес он, облокотившись на крышу <Тойоты>. - Вот парень, - Гиви ткнул тростью в мою сторону. - Объясни ему все насчет Филина. - Не понял? - Борода снял солнцезащитные очки и уставился на Гиви, будто не веря своим ушам. - Про Филина? - Глухой, что ли? - сердито бросил Гиви. - Давай, рассказывай. Я здесь подожду. Будем подрывника обрабатывать. - Ну, если надо, - не слишком уверенно проговорил Борода. - А кто это? - спросил он у Гиви, подозрительно рассматривая меня. Гиви отмахнулся от него: - Какое твое дело? Расскажи парню про Филина, вот и все! Борода повздыхал, покрутил головой, потом вплотную подошел к Гиви и стал что-то нашептывать ему на ухо. Гиви отвечал столь же тихо, но сопровождал свои слова весьма энергичной жестикуляцией. Стекла <Тойоты> чудом остались целы во время полетов трости Гиви Хромого. Со стороны это выглядело так, что Борода уговаривал Гиви не делать чего-то, а Гиви упрямо стоял на своем. У меня создалось такое впечатление, что Борода не хочет делиться со мной информацией о Филине, а Гиви настаивает. Кончилось тем, чем и должно было кончиться: Гиви схватил Бороду за плечо и толкнул в мою сторону. - Не знаю, не знаю, - пробормотал Борода. - С чего это шефу такая бредятина в голову пришла? Ты кто таков вообще? Я тебя в первый раз вижу... - Взаимно, - доброжелательно улыбнулся я. Гиви мне кое-что задолжал, и я беру свой долг информацией о Филине. - Что еще за долг? - хмуро осведомился Борода. - Я мог нажать на курок, но не нажал, - пояснил я. - Стоит это рассказа о Филине? Или нет? Борода посмотрел на меня, потом На Гиви и утвердительно кивнул. - В конце концов, это его дело, - сказал он; - Мое дело предупредить шефа. Ну а если он хочет трепаться о своих делах на каждом углу - это его право. Он - шеф, а я просто пописать вышел. А кто тебе сказал, что Филин и Гиви как-то связаны? - Сам догадался. - А откуда ты вообще про Филина услышал, умный ты наш? - Ходят слухи. - А вот и не ври, - взгляд Бороды, как и его голос, неожиданно стали жесткими. Я не Гиви Иванович, я в курсе всех дел. Меня не надуришь. Нет никаких слухов про Филина. Были слухи, что Гиви Иванович Мавра заказал, но парень, который те слухи распускал, давно уже принимает цементные ванны. А Филин - это глухой номер. Посмотри. - Борода сделал широкий жест рукой. - Все эти люди, что вокруг Гиви суетятся... Это не <шестерки>. Они по-своему важные птицы. Но ни один из них не знает о Филине. Бьюсь об заклад, что на три квартала вокруг о Филине знают только Гиви и я. А теперь еще приходишь ты, и ты третий человек, который знает, что есть такой специалист - Филин. А что ты еще знаешь? - Филин убрал Мавра? - сказал я с вопросительной интонацией. - Хорошо, - кивнул Борода. - Будь моя воля, я бы тебе тоже прописал курс водных процедур, но раз Гиви говорит... Что еще ты знаешь? - Филин - профессионал. Он пользуется швейцарским пистолетом <ЗИГ-зауэр>. - Ну ты даешь! - Борода уважительно покачал головой. - Этого я не знал. Я только знаю, что он хорошо пользуется этим пистолетом, - хохотнул Борода. - Претензий к нему по заказам я никогда не имел. Так что ты хочешь знать? Конкретно? - Как его найти. - Ни много, ни мало, - проворчал Борода. - Скажу тебе так: его не находят. С ним связываются. Ему передают наводку на мишень и деньги. Все. Личного контакта может и не быть. Я сработал с ним дважды, прежде чем он согласился показать свое личико. - Как передается наводка? - Хм. - Борода сощурился, изучающе разглядывая меня. - А можно вопрос? На хера тебе все это? Хочешь заказать чьи-то похороны? Я сам могу для тебя сработать, раз ты приятель Гиви Ивановича. - Мне нужен Филин, - просто сказал я. - Если тебе не нужны чьи-то похороны... Тогда ты хочешь завалить Филина, - рассудительно произнес Борода. - Я прав? Мне в принципе по фигу Филин, хочешь, кончай его. Гиви даже будет доволен... Но шансов у тебя, браток, честно говоря - с гулькин хер. Филин - это такая сволочь, знаешь ли... - Знаю, - сказал я. - Знаешь и настаиваешь, - вздохнул Борода. - Ну что мне с тобой делать? Я-то тебе расскажу. Но когда Филин подойдет к тебе сзади и сунет ствол в ухо, а потом спросит, кто тебя вывел на него... Что ты ему скажешь? - Я назову другое имя, - ответил я. - Не твое. - Врешь, сука, - сказал Борода. - Будем надеяться, что он тебя сразу кончит, без допросов. Короче говоря... Он говорил примерно три минуты без перерыва, потом повторил еще раз основные ориентиры. - Хорошо, - сказал я. - А теперь вопрос из области теории. Филину заказали убийство одного типа. Филин приходит на <стрелку> с посредником, чтобы получить деньги за работу. Оказывается, что место <стрелки> окружено ментами. Филин кончает посредника, хватает деньги и едва-едва уходит. Что он будет делать дальше? Доведет работу до конца? Или забьет на нее, ведь бабки уже у него, а посредник мертв? - Чудная история, - оценил Борода - Он и вправду кончил посредника? Какое счастье, что я больше не работаю по этой части. - Что он будет делать? - настойчиво повторил я вопрос. - Выйдет из игры или будет выполнять заказ? - Видишь ли, - сказал Борода. Филин - это тебе не простой наемник. Простой наемник уписался бы от счастья при таком раскладе, схватил бы деньги да завалился в кабак праздновать свой фарт. Филин - это кое-что другое. Я с ним всего пару раз встречался, очень быстро, на ходу, в каких-то подворотнях... Но у меня сложилось такое впечатление, что ему нравится это дело. Понял? Ему нравится вышибать людям мозги. Может, если ему деньги не платили бы, он все равно бы кончал каких-нибудь первых встречных. Из спортивного интереса. Так что мой тебе ответ - он не выйдет из дела. Раз ему дали наводку, он ее отработает, будь здоров. - Ну, спасибо, - произнес я, чувствуя нечто вроде озноба, пронизавшего меня с ног до головы. И с чего бы это? - Это на тебя, что ли, Филина навели? - Борода был чертовски догадлив. - Ну что же... Даже и не знаю, что тебе сказать. Попробуй, конечно, выкрутиться, попытка не пытка. Но особенно не обольщайся. Филин любит этим заниматься, понимаешь? Поэтому он и берет заказы с условиями. - С какими условиями? - не понял я. - Ты что, не в курсе? - удивленно посмотрел на меня Борода. Я смутно припомнил, что в письме Артура Роме была какая-то строчка насчет условий... Но в чем там точно было дело, я не помнил. - Объясни, - попросил я Бороду. И тот объяснил. Когда он закончил свои объяснения, у меня было весьма подавленное настроение. Мягко говоря. 10 Борода блестяще выполнил поручение Гиви Хромого. Он так рассказал о Филине, что жить мне не хотелось уже сейчас. Закончив делиться информацией. Борода кивнул мне на прощание м побежал к своей <Тойоте>, где ему предстояло основательно потрудиться, чтобы вывести пойманного подрывника на чистую воду. Гиви я уже не видел около машины, очевидно, он забрался в <Тойоту>, чтобы лично руководить допросом. Трудовые будни продолжались. И с чего Гиви решил, что только Филин любит деньги и любит убивать? Вероятно, Гиви давно не смотрелся в зеркало. Там бы он узрел еще одного такого, любителя, разве что годами постарше да здоровьем похуже. Так или иначе, но рандеву с Гиви и Бородой прибавило мне информации к размышлению. Оптимизма эта информация мне не увеличила. Может, и вправду воспользоваться предложением Орловой и перебраться в загородный коттедж? Перебраться-то можно, но вот буду ли я там чувствовать себя спокойнее? После того, что мне сегодня пришлось выслушать, - вряд ли. Да и к тому же Орлова дает мне коттедж лишь на то время, пока я на нее работаю, то есть провожу расследование. Отсиживаться в коттедже за закрытыми дверьми - это странный способ проводить расследование. Орлова меня не поймет. И Гарик меня тоже не понял. - Ты хочешь сказать, что болтаешься сейчас в центре города? - услышал я в телефонной трубке - И это после того, как тебе популярно объяснили, что Филин от контракта не отказывается? Ты тогда просто дай объявление в газету; <Уважаемый Филин, буду ждать вас в таком-то месте и в такое-то время. Приходите поскорее меня пристрелить, потому что я уже затрахался вас ждать!> Какого черта ты носишься по городу? - Меня попросили провести расследование, - признался я, и Гарик немедленно отреагировал на это сообщение парой крепких выражений. - Нет, это полный идиотизм, - заключил он. - Люди, которым угрожает убийство, так себя не ведут. Они закрываются на ключ в своем гостиничном номере и носа на улицу не кажут. Тем более они не ввязываются ни в какие расследования! - Ты же сам говорил, - воспротивился я против такого уничтожения собственной персоны, - что у Филина, вероятно, только две зацепки, чтобы выйти на меня: мой дом и мой офис. Насколько я понимаю, оба места под наблюдением твоих людей. Что еще нужно? Вероятность того, что мы с Филином столкнемся нос к носу на автобусной остановке, - одна тысячная процента. - Оптимист! - выругался Гарик. - Трезвомыслящий, - возразил я. - Я уже не мог торчать в гостинице с утра до ночи. Мне нужно сменить обстановку. - Меняй что хочешь! Только я с себя всякую ответственность снимаю. - Гарик был явно не в настроении. - Я после вчерашнего похода в бар никак не отойду, а ты еще и... Я повесил трубку. Гарик слишком расстраивался. В конце концов, это не его собираются убить, а меня. Так почему же он вопит, как сумасшедший, а я спокоен... Ну, скажем, как египетская мумия. Что-то здесь не так. У одного из нас двоих нервы явно не в порядке. И этот один - вовсе не я. Я совершенно спокойно сажусь в автобус и еду в офис орловской компании, чтобы забрать приготовленную для меня машину. Мне выкатывают из гаража вполне приличного вида <Шевроле>, отчего моя нижняя челюсть отвисает на некоторое время. Потом мне приходится все-таки ее подтянуть, расписаться в бумагах, принять ключи и доверенность на пользование этим чудом техники цвета морской волны... А послушался бы Гарика и сидел бы в гостинице - черта с два свалилось бы на меня такое счастье. Служащий компании, который вручил мне машину, заодно передал и какой-то конверт, поясняя: - От Ольги Петровны. Я почему-то решил, что там деньги для белобрысого Сереги, но там было другое. Там лежал лист плотной мелованной бумаги, на котором черным фломастером были написаны два адреса и два телефонных номера. Напротив - две фамилии: Булгарин О. и Калягин С. Я радостно улыбнулся и засунул бумагу в карман плаща. Где Калягин С. там и Калягина М. То есть Марина, которую собирался уговаривать Паша Леонов за считанные минуты до своей гибели. А может, и не эту Марину. А может, мне неправильно послышались произнесенные Леоновым слова. Все может быть. Только для того, чтобы разобраться, так это или нет, правда это или ложь, та Марина или нет, убийство или самоубийство - для этого нужно не сидеть в гостиничном номере, а ходить, бегать и ездить. И надеяться, что филины днем спят. Или - просто надеяться на собственную удачу. Что я и делал. 11 Во второй половине дня над Городом зарядил мелкий противный дождь. Даже не дождь, а так. Требовалось с полчаса, чтобы человек под ним промок, однако свою хилость это атмосферное недоразумение компенсировало продолжительностью. Ровный надоедливый стук капель по крыше машины на протяжении нескольких часов мог свести с ума кого угодно. Я сидел в своем - пусть даже временно - <Шевроле>, смотрел, как яростно и безуспешно <дворники> воюют с дождевой водой на лобовом стекле, и постепенно впадал в сладкую ленивую дремоту. Так здорово было сидеть за рулем хорошей машины, с пачкой денег в кармане и ничего не делать. Я был готов просидеть так всю оставшуюся жизнь. Во всяком случае, пока не кончится дождь - это точно. Было уже начало шестого, когда Серега постучал в стекло. Он был в форменном милицейском дождевике. И он нервничал. - Чувствую себя прямо-таки американским шпионом, который пришел на встречу со связным. Вот сейчас отовсюду набегут кагэбэшники, повяжут и потащат в тюрьму, - признался он. - Тяжела жизнь шпиона, - посочувствовал я. - А яд в коронку зуба ты уже вмонтировал? Не откладывай это в долгий ящик. - Давайте без шуток, - попросил Серега. - Я буквально на пять минут, а потом побегу по делам... Я пожал плечами: без шуток так без шуток, хотя я бы мог напомнить Сереге его <фонтан остроумия> у меня дома. Но я не злопамятен. Парень дергался, и я не стал доводить его до нервного срыва. - Слушаю, сказал я. - Все, что, касается смерти Юры Леонова. - Значит, так. Его обнаружила мать вместе с родственниками спустя примерно пять-шесть часов после наступления смерти. Леонов висел в петле, сделанной из кожаного ремня. Записка с объяснением мотивов самоубийства отсутствовала. Но отсутствовали также и посторонние телесные повреждения, которые могли бы навести на мысль о несамостоятельном повешении. Собственно, смерть наступила от асфиксии, то есть удушения. Соседи по этажу не слышали каких-либо звуков борьбы в квартире Леонова. - Минутку, - перебил я. - Это и есть твои нестыковки? - Дослушайте до конца, - попросил Серега. - Я излагаю все по порядку. То, что перечислил, - правда. Но это еще не вся правда. Во-первых, отсутствие записки. Ее не было, но на письменном столе лежали разбросанные в беспорядке чистые листы бумаги и ручка. А в корзине для бумаг я нашел два скомканных листа, на которых были этой самой ручкой выведены какие-то странные кривые линии. - Ненаписанные записки? - В том-то и дело. Если бы сам Леонов начинал писать, а потом комкал бумажки и бросал в корзину, то там были бы хотя бы первые буквы слов. Но там - словно детские каракули. Словно его била какая-то невероятная нервная дрожь. - Или кто-то держал его руку и хотел заставить писать. А он либо не хотел этого делать, либо был не в состоянии. - Вот-вот, - согласился Серега. - Я тоже об этом подумал. - А что подумал Панченко? - Он выслушал меня и отправил ручку на дактилоскопическую экспертизу. Там оказался четкий отпечаток самого Леонова - и больше ничего. После этого Панченко сказал, что все мои предположения - полная фигня. Ну что ж, - усмехнулся я. - Он начальник, он решает, что фигня, а что нет. Но ты ведь не согласен, что это фигня? - Если бы дело было только в исчерканных бумажках... - А есть еще что-то? - Именно, - Серега самодовольно улыбнулся. - Еще табуретка. - Что за табуретка? - Ну, та самая, на которую Леонов вставал, чтобы просунуть голову в петлю. Она лежала слишком далеко в стороне. Предполагается, что он сшиб ее ногами, когда уже висел в петле. Она отлетела в сторону. Но мне показалось, что уж слишком далеко она лежит. Я провел следственный эксперимент. - Да ну? - Я с интересом посмотрел на Серегу. Он начал мне нравиться. Такая неуспокоенность - редкое качество в наше время. Если она только не обращается на меня лично, как в ту ночь, когда он утащил мою <Оку> на осмотр. - Я провел следственный эксперимент, - гордо повторил Серега. - И пришел к выводу, что табурет мог оказаться в том месте, только если бы его кто-то хорошо пнул. Правда, Панченко мне на это сказал, что табурет мог сдвинуть с места кто-то из родственников, обнаруживших тело. Позже они постеснялись сказать об этом. Или даже не заметили, что они что-то задели в комнате. - Вполне резонно, - заметил я. - Само по себе ни первое твое наблюдение, ни второе ничего не значат. Мелочи. Фигня. Но если сложить их вместе, это уже кое-что... А также если сложить с тем, что Юрий Леонов не производил впечатление человека, стремящегося покончить с жизнью. Он производил впечатление человека, желающего разобраться со смертью своего отца, а это несколько другая мания. Правда, оказавшаяся в итоге не менее смертельной. - И это еще не все, - продолжал Серега, вдохновленный моими словами. - Еще есть сломанный замок в ящике письменного стола. - Я вопросительно посмотрел на него, и он пояснил: - Я подумал, что если это не было самоубийством, то в комнате должны быть следы борьбы,- Я все внимательно осмотрел, но не обнаружил ничего подобного. Разве что сломанный замок в ящике письменного стола. Я понимаю, что это не может говорить о драке Леонова с кем-то, но само по себе это интересно. В ящике есть внутренняя защелка, и кто-то дергал за ручку ящика так сильно, что выломал эту защелку. И открыл ящик. - Только один ящик? - уточнил я. - Только один. - И что там было внутри? - спросил я, припоминая, что Юра Леонов собирался просматривать какие-то бумаги в квартире отца. Неужели я был таким идиотом, что позволил парню обнаружить какие-то документы, относящиеся к гибели его отца? А потом тут же и умереть. Получается, кто-то еще хотел поживиться этими бумагами, они встретились и... - Там была какая-то ерунда. - Серега своим замечанием прервал ход моих мысленных рассуждений. - Квитанция об уплате за квартиру, за свет... Еще там была тетрадка, а в ней что-то вроде автобиографии. - Чьей? - Леонова-старшего, которого машиной сбило. - Что за автобиография? - насторожился я. - Как обычно: я родился, я закончил школу, я служил в армии... И так далее. - Ты знаешь, что Леонов служил в ФСБ? - спросил я. - Он описывает там свою службу? - Нет, - покачал головой Серега. - Там до этого не доходит. Он начинает писать про армию, про институт... Потом обрывает. И на следующей странице начинает снова, немного в других словах. Потом снова обрывает. И так всю тетрадь. Я считал, там ничего интересного. Ничего, за что можно было бы убить. Как он с женой познакомился, как в армии служил... - Ясно, - разочарованно протянул я. - И все? Больше ничего не было? - В том-то и дело. Может, это сын выломал? У него же, наверное, не было ключа... - Может быть. Он как раз собирался разбирать бумаги отца... - Ну вот, - сказал Серега и выжидающе посмотрел на меня. - Это все. Все нестыковки. Больше я ничего не могу рассказать, потому что больше ничего не знаю. - Негусто, - оценил я. - Ну, если бы там действительно было бы за что зацепиться, Панченко не стал бы закрывать глаза. Но там же были и эксперты, и из прокуратуры приезжал мужик. Все сказали, что самоубийство. - А чего ж ты тогда рыпаешься? - спросил я белобрысого сыщика. - Тебе сказали: самоубийство. А ты про какие-то бумажки рассказываешь посторонним лицам, про табуретки. Тебе давно надо было это забыть. Это фигня, как сказал Панченко. - Может, и так, - шмыгнул носом Серега. - Черт, кажется, простудился... Может, и так, может, это и фигня. Как я тогда на вас <бочки> катил, помните? По поводу старшего Леонова. А оказалось, что вы тут ни при чем. И вообще... Панченко мне рассказал, что вы ходили на переговоры к тому террористу, что заложников в обменном пункте взял. - Ты понял, что я по мелочам не работаю? - усмехнулся я. - Я понял, что вам можно рассказать то, что я вам сейчас рассказал. Тем более что мать этого пацана вас попросила расследовать... Молодой совсем парень был, жалко его. И если он не сам, если ему кто-то помог, - Серега нахмурился. - То этому помощнику хорошо бы руки поотрывать. Сегодня он явно был не в настроении шутить. И еще - у этого белобрысого парня были на удивление старомодные взгляды по поводу преступления и наказания. Примерно как у меня. 12 Серега вылез из машины и ушел в дождь, обнадеженный моими словами, что Ольга Петровна размышляет по поводу его трудоустройства. Отчасти это было правдой. Я просто не сказал, что знаю, в каком направлении движутся эти размышления. - А что ты вообще переживаешь?, - спросил я Серегу напоследок. - Я на тебя стучать не собираюсь, так откуда же Панченко или другой твой начальник узнает, что ты поделился со мной служебной информацией? - Ха, - не очень весело хмыкнул Серега. - Вы же будете сейчас копать, проверять мои слова. Если у вас ничего не получится и вы не сможете доказать убийство, тогда и вправду все останется тихо и спокойно. Но если вы чего-то добьетесь, то волей-неволей дело будут пересматривать, все выплывет на поверхность, и я получу по шапке. Вот в этом случае мне очень понадобится теплое местечко у вашей знакомой... - Понятно, - сказал я. - В твоих интересах, чтобы у меня ничего не вышло. - Объективно так, - согласился Серега, - А вообще... Черт его знает, в чем мой интерес. Вроде и правду узнать надо, и работу терять неохота. А чтобы одновременно, чтобы и одно, и второе... Так, наверное, не бывает. - Как правило, не бывает, - согласился я. - Вот и я про то, - Серега с силой хлопнул дверцей, выбираясь из <Шевроле>, и зашагал под дождем, на ходу накидывая на голову капюшон. Еще один разочарованный молодой человек. Такой, каким когда-то был я. Что ж, вот они, прелести зрелого возраста, - все шишки, которые набиваются при накоплении жизненного опыта, получены. Все иллюзии рассыпались, как башни из детских кубиков. Боль разочарований - это уже пройденный этап. Пройденный, но не забытый. Я включил зажигание и медленно поехал в направлении центра Города. К сожалению, предоставленный мне <Шевроле> не был снабжен сотовым телефоном, и чтобы связаться с кем-то, мне приходилось искать исправный телефон-автомат, вылезать из машины, покупать в газетном киоске жетон и дозваниваться сквозь помехи, разговаривать, вдавливая трубку в одно ухо и закрывая ладонью другое, чтобы защититься от уличного шума. То еще удовольствие. Сначала я позвонил Гарику на работу. - Ну, - доброжелательно буркнул Гарик в трубку. И что еще ты хочешь мне сказать? - У тебя случайно нет знакомых в городском управлении ФСБ? Гарик на некоторое время даже потерял дар речи. Потом собрался с силами и сказал: - А уж туда-то зачем тебя понесло? - То маленькое расследование, о котором я говорил. Это касается одного мужика, который до девяносто шестого года работал в ФСБ. Его сбило машиной. Я хочу узнать, чем он занимался в ФСБ и за что был уволен. - Мало ли что ты хочешь... - проворчал Гарик. - Как фамилия этого мужика? - Леонов Павел Александрович. - Понятно, попробую что-нибудь выяснить, но ты особо не обольщайся. Это все? Я могу идти работать? - Одно маленькое замечание напоследок. Сегодня утром я беседовал с Гиви Хромым. По поводу человека на букву Ф. - Да? - оживился Гарик. - Ну и что он тебе сказал? Не тяни! - Он сказал, - медленно проговорил я, представляя напряженное лицо Гарика. - Он сказал все, что нужно. - Черт! Говори конкретнее!! Что он сказал? - Все, что я хотел знать, - сказал я и повесил трубку на рычаг. Гарик как-то сказал, что иногда у него возникает желание меня убить. Вероятно, сейчас оно снова возникло. Однако Гарик так часто отчитывал меня за последние дни, что я просто был обязан поквитаться. Пять минут бессильного бешенства на другом конце провода - это бывает полезно. Я собирался перезвонить Гарику через пять-шесть минут, а пока занялся другими номерами. Установив второй жетон в прорезь телефона-автомата, я вынул из кармана листок плотной бумаги, переданной от имени Ольги Петровны. Булгарин и Калягин. Начнем в алфавитном порядке. Я набрал шесть цифр, но телефон Олега Булгарина был занят. Пожав плечами, я перешел ко второму номеру. Калягин С. Орлова даже не потрудилась указать имя - Сергей? Станислав? Святослав? Хотя она могла и не знать его имени. Просто переписала из старой записной книжки. В трубке щелкнуло, раздался какой-то не совсем понятный, но явно произнесенный человеком звук, и я торопливо протолкнул жетон в щель. - Алло! - завопил я, привычно зажимая правое ухо. - Алло! - Але, - проскрипело в трубке. - Кто это? - Мне Калягиных! - крикнул я. - Калягиных позовите к телефону! Наступила краткая пауза, а потом все тот же шипучий - старушечий? - голос произнес: - Каких еще Калягиных? Вы что?! - Что? - не понял я. - Это квартира Калягиных? Я туда попал? Позовите Калягина! - Вы что, не знаете? - голос звучал словно из дальнего далека, отрезанного от остального мира. Туда не принято звонить, и потому мой звонок встретил такую враждебную реакцию. Так мне показалось. - Чего я не знаю? - У меня даже голова заболела от этого бессмысленного разговора. - Чего я не знаю? Почему вы не можете позвать Калягиных? И тогда мне ответили. - Потому что они умерли! - сказал скрипучий голос. - Вот почему! И хватит звонить! Хватит уже! В ухо мне ударили пронзительные гудки, но я слышал не их, я слышал странный и страшный голос, только что сообщивший мне странные и страшные вещи. На миг я подумал, что моим собеседником была сама смерть. Потом до моего сознания добрались безнадежные гудки в трубке, шум дождя за пределами телефонной будки и гул проезжающих по дороге машин. Мой <Шевроле> стоял на месте, и это означало,что мир в основном остался прежним. Вот это меня и пугало. 13 Некоторое время спустя я осознал, что мне требуется сделать вполне очевидную вещь: еще раз набрать Калягина номер и уточнить, что именно имела в виду обладательница скрипучего голоса. Кто из Калягиных умер, когда... Следующим вопросом напрашивалось <почему? И я вдруг подумал, что ответом на этот вопрос непременно будет что-то нехорошее. Вроде петли из кожаного ремня, или неустановленной машины на пустынной дороге. Такое у меня возникло предчувствие. И я понял, что не могу по второму разу набрать этот номер. Не то чтобы мне было страшно... Я чувствовал, что этим своим звонком я вторгаюсь в какую-то сферу, в которую мне скорее всего лезть не стоит. Мало у меня своих проблем? Хватает, ответил я сам себе и отдернул руку от телефонной трубки, попутно придумав себе в оправдание, что старая карга, один раз бросившая трубку, бросит ее и во второй, так ничего толком и не объяснив. А что, вполне может быть. Тут я обнаружил, что передо мной по-прежнему находится белый лист бумаги, на котором рукой Ольги Петровны Орловой написаны два адреса и два телефона. Два. И если одного я уже втайне опасался, то второй мне ничего плохого пока не сделал. Я мысленно досчитал до десяти и набрал номер Булгариных. На этот раз трубку сняли. Уже хорошо. - Алло, - торопливо проговорил я. - Алло, это квартира Булгариных? - Каких еще Булгариных? - недовольно пробурчал в ответ голос с южным акцентом. - Нету тут никаких Булгариных... - Подождите! - крикнул я и быстро назвал шесть цифр, значившихся на белом листе. - Это ваш номер? - Номер мой, но никаких Булгариных тут нет... - все так же недовольно ответили мне. - А? Чего ты говоришь? - это уже адресовалось не мне, а кому-то, находившемуся в квартире. - Алло? - Это уже ко мне. - Слушаешь, да? - Слушаю, слушаю! - подтвердили. - Мне тут жена подсказывает, что это прежние жильцы, наверное, Булгарины были. Я-то не помню, а жена говорит... - И куда прежние жильцы делись? - Куда-куда... Они в Москву уехали.. Продали нам квартиру и в Москву уехали. Вот так. - Когда это было? Когда вы купили у Булгариных квартиру? - А я помню? Сейчас у жены спрошу... - мой собеседник отвлекся на внутренние переговоры, а примерно через минуту заявил в трубку: - Она говорит, что год назад. Или десять месяцев. Примерно. А что ты хотел? - Они не оставили адрес? - Московский? Нет, зачем? Мы им чужие совсем люди, зачем они нам адрес будут оставлять? Взяли и уехали. Муж и жена, двое их было. Фамилию не помню, но раз жена говорит, что Булгарины, то, значит, так и есть. Мужика вот помню как звали, - наступила пауза.. - Помнил, но забыл...- Жена! Как звали этого мужика? А, точно Олег, его звали. Это я и сам знал. Я не знал, с чего вдруг Булгарины сорвались в Москву. Мой собеседник с южным акцентом тоже не знал. И повесил трубку. Я сложил бумажку с телефонами пополам и убрал ее в карман плаща. Забавная получилась история: двое ближайших друзей покойного Паши Леонова исчезли. Один - в Москву, другой - на тот свет. Хотя и Москва - понятие растяжимое. Я знал одного парня, который говорил про мертвых: <поехал в Москву>. И был по-своему прав, учитывая круг его друзей и подруг: те рано или поздно отправлялись в столицу на заработки, везя с собой кто пистолет ТТ, кто кружевное розовое белье. Мало кто возвращался назад... А эти двое, Булгарин и Калягин? Что с ними случилось? Да еще если припомнить, что, по рассказам Орловой, друзьями ее мужа были его сослуживцы... Совсем странная история... Хватит с меня странностей, и я позвонил простому и понятному Гарику. Тот просто и понятно обматерил меня за предьщущую выходку и потребовал немедленного отчета о беседе с Гиви Хромым. Мы договорились встретиться в семь часов вечера в <Комете>. У меня остался последний неизрасходованный жетон. Я подумал, посмотрел на дождевую завесу за стеклом и набрал номер Орловой. - Я говорила об отчете раз в три дня, - сказала она. - Трех дней еще не прошло. Или у вас есть какие-то срочные сообщения? - Кое-что есть, - ответил я - Я позвонил по тем номерам, которые вы мне дали. Булгарин год назад уехал из Города, а Калягин умер. - Неужели? - удивилась Орлова. - Надо же... Хотя, знаете, Константин, я видела последний раз их обоих еще до развода. Извините, что дезинформировала вас, но... - Все нормально, - успокоил я ее. - Откуда вам было знать? Столько времени прошло... - Да уж, - вздохнула Орлова. - Времени прошло порядочно. А Калягин умер, вы говорите? Надо же, он ведь был моложе Паши. Вероятно, тоже несчастный случай. Она произнесла это словосочетание безо всякого подтекста, но я вздрогнул: тоже несчастный случай. Павел Леонов, Юра Леонов - тоже несчастный случай. Не много ли? - А что этот мальчик, милиционер? - поинтересовалась Орлова. - Он как-то вам помог? Что-то рассказал? - Кое-что, - ответил я, попутно припоминая слова Сереги о взломанном ящике в письменном столе Павла Леонова. - Скажите, Ольга Петровна, а что сейчас с той квартирой, где жил ваш муж? - Ну, это была приватизированная квартира, Павел завещал ее Юрику, но поскольку Юры уже нет, квартира переходит мне. - Я имел в виду: там кто-то сейчас живет? - Ах, это... - Орлова задумалась. - Сначала там возились милиционеры, а потом... - Кажется, они ее опечатали. Я не в курсе, но я могу перезвонить своему юристу, он-то все знает. - Не стоит беспокойства, - любезно сказал я: - Я просто так спросил, меня эта квартира совершенно не интересует... Я соврал. 14 Так получилось, что мы одновременно подъехали к <Комете> - Гарик на своем <жигуленке> и я на <Шевроле>. - У тебя шею продуло? - поинтересовался я. - Что ты так скрючился? <Шевроле> никогда не видел? Или меня не видел? - И <Шевроле> я видел, - произнес Гарик, продолжая пристально рассматривать мое новое транспортное средство. - И тебя видел. Но по отдельности. А вот что вы можете вместе мирно сосуществовать - такое мне даже и не снилось. - Уровень жизни россиян растет, - сообщил я. - А у некоторых россиян он растет со страшной силой. - Понял, - Гарик кое-как выпрямился. - Ты случайно не будешь сейчас вытаскивать из багажника фотомодель с ногами от подмышек, двоих телохранителей и чемодан долларов на мелкие расходы? - В следующий раз, - пообещал я. И мы вошли в <Комету>. Гарик каждые пять минут тревожно спрашивал, не боюсь ли я оставлять <Шевроле> на улице и не лучше ли будет втащить машину внутрь ресторана. Я тщательно пережевывал куриное мясо и улыбался. - Один серьезный вопрос, - сказал Гарик, когда дело дошло до кофе с коньяком. - Это не подарок Гиви Хромого? - Нет, - с сожалением ответил я. - Продолжаем разговор, - кивнул Гарик. - Значит, Хромой поделился с тобой только информацией? - Сначала он меня обыскал. Думал, что я приперся с диктофоном. - Нашел? - Нет. - Молодец, хорошо спрятал. - Я был без диктофона, - сказал: я. Гарик печально посмотрел на меня и залпом выпил чашку кофе. Я продолжил: - Сам Гиви мне ничего практически не сказал. Он стал говорить, что никакого Филина не знает... - Все-таки Филин, - довольно улыбнулся Гарик. - Мне не послышалось. ... и в глаза никогда не видел, и никаких поручений не давал, но Хромой свел меня с одним типом по кличке Борода... ... - Знаю такого, - кивнул Гарик. ... а тот мне и раскрыл глазки на Филина. - А я-то думаю: что у Кости с глазами? Ну, теперь подробнее, - попросил Гарик. Я выполнил его просьбу и пересказал всю беседу с Бородой, стараясь не упускать ни одной детали. Гарик размеренно кивал головой, и в какой-то момент мне показалось, что он вот-вот уснет. Именно что показалось. Когда я закончил, Гарик прищурился, посмотрел в дальний конец зала и значительно произнес: - Вот это я называю появлением перспективы. Теперь мы выцепим Филина, и я сниму с него скальп. - В прошлый раз ты хотел всего лишь выбить ему передние зубы, - напомнил я. - Запросы россиян постоянно растут, - ответил Гарик. - Мне это напоминает дележ шкуры неубитого медведя. - Мне тоже, - согласился Гарик. - Не знаю, как ты, я сейчас немедленно поеду домой. Готовить план оперативных мероприятий. Завтра с утра - к шефу, он утвердит, и закрутится колесо... Я не сказал Гарику, какие у меня планы на поздний вечер и ночь. Я промолчал. Иначе мне пришлось бы соврать, а я не могу врать на каждом шагу. Не то чтобы физически не могу, просто надоедает. 15 В половине девятого я испытал легкое чувство обиды: - приемщик на платной стоянке остался совершенно равнодушен к моему <Шевроле>, не выказав не то что восторга, но и даже какого-то очевидного уважения к владельцу столь достойной машины. Меня проигнорировали. И будь у меня более тонкая душевная организация, я бы мог взорваться от расстроенных чувств, попутно кого-нибудь пристрелив. То ли приемщика, то ли самого себя. Нет, скорее всего приемщика. Но моя обида была именно легкой. А моя кожа - толще слоновой. Такими комариными укусами меня не достать. А иначе нельзя. С тонкой душевной структурой тебя сожрут в три секунды. По крайней мере, в Городе это так. Может быть, в других местах ранимые души находятся в большей безопасности. Может, в Швейцарии. Или на Марсе. Но я был не на Марсе. Я был в квартале от дома, где жил Павел Леонов. От дома, где умер его сын. Машину я оставил на стоянке, чтобы никто потом не мог сказать, что видел <Шевроле> с такими-то номерными знаками возле такого-то дома в такое-то время. И квартал я прошел пешком. Пешие прогулки даже полезны для здоровья. Если по пути вас никто не переедет. В отличие от Паши Леонова мне повезло. На мою жизнь никто не покусился. Это был длинный, как пассажирский поезд, девятиэтажный дом грязно-серого цвета. Цвета жизни. Я подходил к дому, минуя ряд мусорных баков, так что и пахло очень жизненно. Было слишком поздно и слишком холодно, чтобы на лавочках у подъездов заседали на своих боевых постах пенсионеры. Это к лучшему. Я ускорил шаг, но потом резко остановился: дверь подъезда приоткрылась, и оттуда вышла полная женщина с болонкой на поводке. Хозяйка была одета в синий спортивный костюм, а собака - в изящный жилетик на меху, из чего я сделал вывод, что вкуса в одежде больше было у болонки. Пара удалилась в темноту, а я зашагал к подъезду, и теперь мне никто не помешал. Я поднялся по лестнице, нащупывая в кармане плаща связку отмычек. С моей стороны это была чистой воды импровизация. То есть авантюра. Я собрался проникнуть в опечатанную милицией квартиру и провести свой собственный обыск. При условии, что мне удастся открыть дверь и что меня никто не застукает. Шансы были небольшими, но они были. На лестничной площадке находилось две квартиры, одна из них - леоновская. Для начала я вытащил изо рта жевательную резинку и залепил <глазок> чужой квартиры. Не люблю, когда подглядывают. Потом я принялся за работу. На третьем ключе я запотел, а к пятому мне показалось, что прошло уже часа полтора моего лихорадочного труда. Шестым ключом я отпер замок. Тут зашумел поднимающийся наверх лифт, я отскочил от двери и стал медленно спускаться вниз по лестнице, изображая добропорядочного гражданина, возвращающегося из гостей. Лифт ушел наверх. Я дождался его остановки, услышал шаги вышедших из кабины людей, подождал, пока они войдут в свою квартиру, и только тогда поднялся по лестнице обратно. Я вытащил из бумажника половинку лезвия и осторожно прорезал бумажку с печатью, соединявшую дверь и косяк. Я надеялся, что никому не придет в голову посреди ночи проверять целостность этой полоски бумаги. Как показывал опыт, беглый взгляд не заметит разреза, бумажка будет выглядеть целой, а вот если подойти поближе, да посмотреть повнимательнее... Но зачем вообще лезть в чужие дела? Не понимаю. Напоследок я сделал жест доброй воли и убрал резинку с <глазка>. Жаль, мою доброту никто не оценит. Сделав это, я открыл дверь леоновской квартиры и юркнул внутрь, тут же закрыв замок за собой. Вот мы и на месте. Первым делом я надел тонкие кожаные перчатки, потом пробежал по комнатам и задернул везде шторы. Стало совсем темно, но в кармане у меня лежал небольшой фонарик. Потом я снял плащ, ботинки и свитер. Мне стало более-менее комфортно. И я начал работать. Письменный стол я приберег напоследок, потому что уже примерно знал по рассказам Сереги, что там меня ожидает. Я начал с кухни, обшаривая внутренности шкафов, пространства за плитой, за холодильником, под раковиной. Тараканы были просто в ужасе от такого бесцеремонного вторжения. На кухню я потратил больше сорока минут. Результат - нулевой. Затем я перешел в спальню. Темп работы замедлился, потому что я уже немного запыхался: впрочем, укромных уголков в спальне было куда меньше. Я обнаружил много пыли, несколько старых носков и коробку из-под видеокассеты <Девять с половиной недель>. Какой ужас! До чего может довести мужчину развод. Ванную и туалет я прошел за полчаса. Потом сделал перерыв. Попытался представить, что сейчас делает Ленка, но быстро прекратил это занятие. Слишком разволновался. На очереди была комната, представлявшая нечто вроде рабочего кабинета - письменный стол, стеллажи с книгами, кресло-кровать. С книгами пришлось повозиться - у меня возникло подозрение, будто Павел мог что-то спрятать между страницами, и я пролистал каждый том. Как и следовало ожидать, это было глупое занятие. За это время я чихнул, вероятно, раз пятьдесят. И все - в сложенные лодочкой перед носом ладони, чтобы не производить шума. Очень утомительное занятие. Так дело дошло и до письменного стола. Я похлопал его по крышке, как врач ободряет нервного больного: <Спокойствие, только спокойствие. Сейчас займемся вами>. Стол ничего не ответил. Но прежде чем заняться его внутренностями, я обратил внимание на один предмет, стоящий на крышке стола и открытый всем заинтересованным взглядам... В частности, моему взгляду. Это была электрическая пишущая машинка <Самсунг>. На вид довольно новая. И это выглядело несколько странно на фоне остальной бытовой техники в квартире: холодильник <Бирюса>, у которого едва не отвалилась дверца, когда я в него залез, пылесос <Ракета>, телевизор <Рубин>. Роскошью в этом доме не то чтобы не пахло, здесь никогда и не знали такого запаха. Я приподнял машинку и посветил фонариком на днище: на бирке указывалось, что данный аппарат произведен в декабре прошлого года. Значит, покупка совсем свежая. Судя по рассказам сына и жены, Леонов в последние годы не преуспевал в финансовом отношении. Сторож, работающий сутки через трое, миллионов не зашибает. Да еще расходы на спиртное, съедающие большую часть бюджета. Понятно, что квартира в целом выглядит бедненько. Но вот машинка, стоящая не меньше двухсот долларов... Она-то что здесь делает? Зачем обиженному на весь свет человеку такая штука? Ясно, что не в качестве декоративного предмета интерьера. Тут я выстроил цепочку с самого начала: увольнение из ФСБ - обида - напрасное ожидание приглашения обратно - еще большая с течением времени обида - ...Следующим элементом должно было стать желание как-то отомстить за нанесенную обиду. Пишущая машинка - известный способ мести. Что там Серега обнаружил в ящике стола? Тетрадь с несколькими начальными вариантами автобиографии? Кто-то называет это автобиографией, а кто-то мемуарами. Мемуары, которые могут стать способом мести. Забавно. Кто бы мог ожидать от Паши Леонова писательских амбиций... Действительно, кто? Кто-то, кто после его смерти взломал ящик стола и искал там нечто. И это был не Юра Леонов, потому что найденные Юрой материалы тут же бы и остались. Кто-то взял из ящика стола... Что взял? А вот что - машинка на столе стоит, а где отпечатанные тексты? Серега обнаружил лишь рукописные черновики... И я кинулся рыться в ящиках стола, вытащил их все, перевернул, высыпав на пол содержимое. Пачка чистых листов подтвердила мои предположения - тут готовились к печатанию некоего труда. Тетрадь с набросками автобиографии я отложил в сторону. Остальное - бумажный мусор. Ни единого отпечатанного на машинке листа. Черт... Я сидел на полу, обхватив голову руками, и грустил. Я пришел сюда слишком поздно. Мне нужно было в тот вечер пойти с Юрой Леоновым, чтобы найти то, что здесь лежало. То, что либо нашел сам Юра, либо нашел некто уже после смерти Юры. И в этот момент я наконец увидел мотив Юриного убийства. До этого все основывалось лишь на инстинктивном неприятии совершенного девятнадцатилетним розовощеким парнем самоубийства. Теперь появился мотив, появилась четкая картинка. Иногда мое воображение сводит меня с ума. Оно с поразительной реалистичностью представляет мне картины тех событий, свидетелем которых я не был. Оно услужливо показывает мне, как это могло произойти. Иногда показ сопровождается натуралистическими подробностями, видеть которые я не хочу, но избавиться от которых невозможно. Это нельзя выключить, потому что это не телевизор, это моя голова. Это мое чертово воображение. В этом случае я представил, как Юра Леонов поздним вечером (или даже ночью, как я сейчас) сидит в квартире своего покойного отца и изучает содержимое его письменного стола. Он перебирает поздравительные открытки, которыми забит нижний ящик. Он откладывает в сторону пачку чистой бумаги. Потом пробует открыть верхний ящик, но тот не поддается. Парень начинает дергать за ручку, сначала одной, а затем двумя руками. Раздается треск, а потом ящик вылетает из стола прямо в Юрины руки. Парень радостно вскрикивает и смотрит на оказавшееся перед его глазами сокровище. Там лежат... Но Юра не видит, как со спины к нему неслышно подкрадываются два человека в черных шерстяных масках с прорезями для глаз (глупость какая, на фига им шерстяные маски?). Следует короткое движение, и Юра падает без сознания. Для этого не обязательно наносить удары, оставляющие очевидные следы. Если работали профессионалы, то достаточно будет и легкого касания в нужной точке. Итак, Юра повалился на пол, потеряв сознание. Двое (или один, или трое, это, в конце концов, неважно) незнакомцев, проникших в квартиру, убеждаются, что в ящике стола лежит именно то, что им нужно. Они забирают бумаги. Предположительно, отпечатанный текст мемуаров Павла Леонова. А потом один из незнакомцев вытаскивает из шкафа длинный кожаный ремень. А второй аккуратно снимает с крюка люстру... Они привыкли не оставлять свидетелей. Представляя эту жутковатую сцену, я вспотел. Вряд ли от страха, просто в квартире было душно. Душно и тихо. Я сидел на полу, как, по моим представлениям, сидел здесь Юра несколько дней назад. Была такая же ночь, точно так же передо мной были разбросаны на ковре бумаги из ящиков стола... И в этой тишине было очень хорошо слышно, как кто-то вставил ключ в замочную скважину входной двери. 16 Нет, мне следовало все-таки повесить на двери леоновской квартиры табличку <Просьба не беспокоить>, как в приличных гостиницах. Не повесил. Побеспокоили. Теперь надо действовать быстро. Времени вставать на ноги не было, я на четвереньках метнулся в коридор, схватил ботинки, плащ, взял в зубы свитер и кинулся в спальню, а не в кабинет, словно был ребенком, опасающимся, что вернувшиеся родители зададут ему за устроенный в кабинете беспорядок. Немного позже мне даже стало стыдно за такое свое поведение. Но это было уже позже. Я всунул ноги в ботинки, когда дверь открылась. Кто-то вошел в квартиру. Один. И я облегченно вздохнул (очень тихо), потому что с двумя специалистами по повешениям я бы вряд ли справился. И завтра утром здесь нашли бы еще одного покойника на крюке под потолком. Интересно, как бы объяснили мой нервный срыв? Вошедший аккуратно прикрыл за собой дверь. Света в прихожей не включил. Зато я услышал характерный металлический звук - гость взвел курок. Ну вот, докатились. Люди приходят в гости не с подарком, а с пистолетом. Полное падение нравов. Пришелец двинулся в сторону кабинета. Инстинкт меня не подвел - спальня пока оставалась безопасным местом. Еще секунд на пятнадцать. В кабинете зажегся свет. И гость, увидев произведенный мною беспорядок, удивленно присвистнул. Интересю, ему никто никогда не говорил, что свистеть в помещении - дурная примета? Но он плевал на приметы и вообще чувствовал себя в леоновской квартире достаточно самоуверенно - включал свет в комнатах, громко топал, свистел... Из кабинета он направился не в спальню, а в коридор, к телефону. Я понял, что это абсолютный лопух. А значит, у меня есть шанс выйти из этой квартиры живым. Неизвестный стал набирать номер. Я прокрался к двери в коридор, выглянул одним глазом; гость стоял в полоборота ко мне, держа пистолет направленным вниз. Очевидно, его наконец соединили. Он откашлялся и произнес деловитым рапортующим тоном: - Это я. Срочное дело. У меня вскрыта... И тут я прыгнул на него. Трубка выпала из его руки, повисла на шнуре, совсем чуть-чуть не доставая пола. Я ударил незнакомца головой в лицо, одновременно ухватив его за запястья и прижав руки к бокам. Он дернулся всем телом, стараясь вырваться, я не удержал его, и мы оба рухнули на пол. В этот момент пистолет выстрелил. Грохот был таким, как будто разбился фарфоровый сервиз на тысячу персон. Я еще раз ударил незнакомца головой, стараясь также пнуть его коленом в какое-нибудь чувствительное место. Он резким движением подобрал согнутые ноги к животу, а потом пнул меня так, что я отлетел к стене. Пистолет тут же взметнулся вслед за мной, и я понял, что следующая пуля наделает грохоту в моей продырявленной голове. Я схватил с полки телефонный аппарат и запустил им в противника. Это была хорошая советская вещь, кажется, производства рижского радиозавода. И весила она килограмма два. Очень подходящая штука Для таких ситуаций. Это вам не <Панасоник>. Я попал незнакомцу в грудь, рука дернулась, и второй выстрел ушел в потолок. Еще немного - и проснется весь дом. Спокойный сон окружающих надо беречь, поэтому я со всей силы пнул пришельца по руке, и пистолет, крутясь на паркете, улетел в сторону кухни. А я со всего размаху грохнулся на живот незнакомца, отбил его удар и ударил сам - кулаком в ухо. А потом в другое. Затем взялся за уши противника и пару раз двинул его затылком об пол. Кажется, это произвело на него должное впечатление. Он затих и больше не пытался ни в кого стрелять. Зато настроение он мне испортил основательно. Мне нужно было немедленно срываться из леоновской квартиры, а я ведь, по сути, ничего не нашел. Придется компенсировать: я расстегнул куртку на поверженном противнике и залез во внутренний карман пиджака. Так, документы... Я бегло просмотрел паспорт, потом раскрыл красную книжечку... Ну вот, так я и думал. Но не думал, что настолько быстро влипну. Я притащил из ванной пару грязных полотенец и связал незнакомца по рукам и ногам. Найденный под кроватью в спальне носок я засунул ему в рот. В таком виде неудачливый стрелок нравился мне несколько больше. Я вытащил обойму из пистолета, положил ее на кухонном столе, а само оружие бросил на ковер в кабинете. Потом я бросил прощальный взгляд на леоновскую квартиру, на разбросанные бумаги. Тетрадь Леонова я все-таки взял с собой. И уже в дверях, собираясь выскочить на лестничную площадку, я вдруг вспомнил. И кинулся обратно в кабинет. Это было как молния, как гром среди ясного летнего неба. Я сел на пол и взял в руки коробку с картриджем для печатной машинки. Раскрыл коробку. Там был новый неиспользованный картридж. Тогда я схватил вторую коробку, выглядевшую потрепаннее и старше. Я открыл ее и увидел использованный одноразовый картридж. То есть покрытую красящим слоем ленту, на которой машинка пробивает белый след, идентичный печатаемой букве. В результате на черной ленте остаются белые буквы повторяющие печатаемый этим картриджем текст. Мне стало не по себе. Я еще не мог поверить в свою удачу. Я разломал пластмассовый корпус картриджа, схватил конец ленты и протянул ее перед глазами. Сначала шло: АБВ йцу фыв ячс. Леонов пробовал машинку. А потом я прочитал: <Глава первая. Я, Леонов Павел Александрович, родился 2 мая 1957 года в городе...> Я лихорадочно рассовал все картриджи по карманам, вскочил и метнулся к выходу, но вернулся с полдороги, подскочил к машинке, открыл крышку и вытащил картридж, который стоял там. И после этого я пулей вынесся из леоновской квартиры. Я бежал, не останавливаясь, метров с триста, а потом увидел телефон-автомат. У меня больше не было жетончиков, но звонок по 02 - бесплатный. Я представился соседом Леонова и сообщил, что в опечатанной квартире только что раздавался странный шум, похожий на выстрелы. У меня стали спрашивать фамилию и место работы, но я бросил трубку и помчался к автостоянке. <Берите его тепленьким, ребята!> - подумал я на ходу. 17 Это называется нетерпение. Именно так и называется то состояние, когда ведешь <Шевроле>, но мысли твои заняты вовсе не дорогой, а картриджами от печатной маиинки, которые только что украдены из леоновской квартиры и лежат в карманах плаща. Карманы набиты так туго, что это мешает мне вести машину - и в прямом, и в переносном смысле. Каждый метр своего пути, каждую секунду я борюсь с желанием немедленно вывернуть к обочине, затормозить, вырубить мотор и заняться изучением картриджей. Но я еще не сошел с ума. Я не забыл о том, что связанчый мною в леоновской квартире визитер мог быть и не одиночкой. Он мог прибыть в компании себе подобных, и эти подобные запросто могли подсесть мне на хвост. Поэтому минут пятнадцать я гонял по Городу, выбирая для поворотов самые неожиданные места, перебираясь на встречную полосу, внезапно останавливаясь и давая задний ход - все с одной целью: оторваться от возможного преследования. Под конец я выехал на окраинное шоссе, прямое, как стрела, и пустое в это время суток. Я проехал километра два и не заметил в зеркальце заднего вида ничего, что могло напоминать проблески фар в густой темноте осенней ночи. Только теперь я направил <Шевроле> в сторону гостиницы, продолжая думать о содержимом карманов своего плаща. Картриджи буквально жгли мне бока. Влетев в гостиничный номер, я тут же запер за собой дверь. На два оборота ключа. Затем завесил окно и включил свет, но не люстру под потолком, а настольную лампу. Меры предосторожности были здесь, пожалуй что, ни к чему, но я сделал это, подчиняясь не столько рассудку, сколько инстинктам. Потом я вытащил коробки с картриджами и положил их на стол перед собой. Сюда же легла и тетрадь с рукописными набросками мемуаров. Мой сегодняшний улов. Было уже поздно, больше трех часов ночи, но я не собирался ложиться спать. Я знал, что попросту не смогу уснуть, пока не разберусь с вереницами белых букв на лентах картриджей. Я хотел выяснить, что в наши дни можно написать такого, отчего тебя собьют машиной, а твоего сына повесят на ремне. Для начала я полистал тетрадь. Там содержалось четыре варианта жизнеописания Павла Леонова, точнее описания первой половины его жизни. Первый вариант состоял из коротких предложений, напоминавших ответы на вопросы анкеты. Перечень основных событий, и не более того. Никаких эмоций, никаких переживаний. Очевидно, поэтому 0 данный вариант был забракован автором. Каждый последующий вариант становился более многословным, обстоятельным, полным деталей. После троекратного переписывания Леонов, видимо, решил остановиться. И приступил к перепечатыванию. Во всяком случае, четвертый рукописный вариант был практически идентичен тексту, оставшемуся на первом картридже: <Я, Леонов Павел Александрович, родился 2 мая 1957 года в городе Волжском Волгоградской области. Мои родители были в то время рабочими на заводе имени Жданова...> Я медленно просматривал ленту, знакомясь с перипетиями жизни человека, который занялся написанием мемуаров очень вовремя - перед смертью. Леонов достаточно уверенно вел повествование, не увлекаясь посторонними сюжетами и лирическими отступлениями. Лента первого картриджа кончалась тем, что Леонову предложили служить в КГБ. Сразу же после этого я схватился за новую коробку, взломал корпус и вытащил ленту. Леонов описывал свою работу в городском управлении КГБ, учебу в специальном заведении, первые задания. Это описывалось довольно бегло, без упоминания фамилий. И пока было непонятно, в чем здесь криминал. Все выглядело довольно безобидно. До поры до времени. До начала шестой главы. 18 В этой главе Павел Леонов писал: <Новый, 1996 год, я встретил вместе с Олегом и Стасом. Пока жены смотрели телевизор, мы вышли покурить в коридор. Разговорились о работе. У всех было не очень хорошее настроение, потому, что новый начальник притащил с собой своих людей. Наши повышения откладывались. Кроме того, ходили разные слухи - о том, что готовится сокращение штатов, и о том, что будут снова посылать офицеров управления в Чечню. Ни то, ни другое радости не вызвало. Заговорили о Чечне и сошлись во мнении, что нашим не хватает точного указания на цель всей этой кампании: то ли размазать чеченцев по стенке, то ли договориться с ними. Наши бросаются из крайности в крайность: то бомбят аулы, то начинают сюсюкать на переговорах. Так нельзя. Поэтому и ехать туда неохота. Когда после праздников вышли на работу, то узнали, что приехала комиссия из Москвы. Все сразу подумали, что это будут решать насчет сокращения. Числа пятнадцатого января я шел по коридору, и меня остановил невысокий худой мужчина. Я знал, что это один из московской комиссии. Он представился Николаем Николаевичем и предложил побеседовать с глазу на глаз. Я подумал, что он будет спрашивать меня о работе, о моих предложениях и так далее. Но когда мы зашли в кабинет, Николай Николаевич стал расспрашивать меня совсем не о работе. Он спросил, как я оцениваю нынешнюю ситуацию в стране. Он также попросил быть откровенным. Я все еще предполагал, что Николай Николаевич - член комиссии, решающей вопрос о сокращении штатов, поэтому стал говорить всякие правильные вещи, хвалил президента и его политику. Тогда Николай Николаевич начал делать короткие замечания, ставя под сомнение мою искренность. В частности, он спросил, думаю ли я, что чеченский вопрос можно решить теми методами, какие практикуются правительством в этот момент. Этим меня задело за живое, я стал более откровенен. Николай Николаевич поддерживал мои критические оценки. Он согласился, что необходимо ужесточить нашу политику не только по отношению к чеченцам, но и вообще на международной арене. Николай Николаевич также сказал мне, что не стоит скрывать такие взгляды, потому что все эти проблемы очевидны. Руководство ФСБ о них знает и придерживается примерно таких же взглядов, что и я. В ответ я пояснил Николаю Николаевичу, что такие разговоры в нашем управлении не поощряются. Он спросил, не из-за этого ли я так медленно продвигаюсь по служебной лестнице. Я ответил уклончиво, но его внимание к моей карьере мне понравилось. Я спросил, в чем заключается цель приезда комиссии. Николай Николаевич ответил, что комиссия осуществляет обычную проверку, но у него лично - особая миссия. Ему поручено на самом высоком уровне прозондировать настроения в региональных управлениях и выявить людей, которым может быть поручено в ближайшее время ответственное задание, связанное с обеспечением безопасности страны. Я конечно же, сказал, что считаю себя таким человеком. Тогда Николай Николаевич спросил, не могу ли я порекомендовать еще кого-либо из офицеров управления, кто разделяет мои взгляды, испытывает проблемы с продвижением по службе и может согласиться на выполнение ответственного поручения. Я сразу назвал Олега и Стаса. Николай Николаевич пообещал в ближайшее время провести с ними собеседование, а потом собрать нас вместе для подробного обсуждения дальнейших действий. Когда я вышел от Николая Николаевича, то с запозданием сообразил, что это могла быть провокация начальства с целью выяснения моей благонадежности. Но прошло два дня, а меня к начальству не вызывали. На третий день Николай Николаевич попросил меня подойти в четыре часа дня к нему в кабинет. Когда я пришел, там были Олег, Стас и еще Василий Кожухов, с которым мы дважды ездили в командировку и которого я также неплохо знал. Николай Николаевич сказал нам, что все мы отобраны им на основании наших высоких профессиональных качеств, истинного патриотизма и желания работать на благо России. Он сказал, что наше начальство низко ценит наши способности, но теперь у нас появляется возможность резко изменить свою судьбу. Когда мы стали его спрашивать, что конкретно имеется в виду, Николай Николаевич сказал нам, что в этом году у нас, то есть у прогрессивно мыслящих патриотов России, появляется возможность кардинально изменить ситуацию в стране. Изменить к лучшему. Он сказал, что имеет в виду президентские выборы. Стас напрягся и спросил, насколько законно то, что предлагает нам Николай Николаевич. Остальные, в том числе и я, такого вопроса не ставили, потому что для меня, например, нарисованная перспектива выглядела очень привлекательной. Николай Николаевич сказал, что, когда идет речь о судьбах Родины, нет такого понятия - законно, незаконно. Есть только результат - спасти или не спасти отечество. Но Стаса он успокоил тем, что заверил его: никто не собирается делать военный переворот, никто не будет срывать выборы. Николай Николаевич сказал, что найдутся другие, гораздо более простые и действенные способы, дабы обеспечить тот исход президентских выборов, который нужен всем прогрессивно мыслящим патриотам. Он пояснил, что в нынешней ситуации основная масса избирателей в России не имеет четких политических приоритетов. В таком случае исход выборов будет зависеть от массированной пропаганды, которая сродни коммерческой рекламе: та фирма продаст больше товаров, которая потратит больше средств на толковую рекламу. В конце концов речь пойдет о том, какой из кандидатов привлечет больше капиталов для своей избирательной кампании. Николай Николаевич сказал, что наша задача - организовать правильное направление финансовых потоков. Заставить крупных банкиров направлять деньги тому кандидату, который будет выбран нами, сказал Николай Николаевич. <Нами> - то есть группой офицеров ФСБ и Министерства обороны, а также некоторыми членами действующего правительства и парламента. Николай Николаевич сказал, что сейчас во все области страны направлены люди для создания таких групп, как наша. И что в нашей области Николай Николаевич уже создал две группы. Все они будут работать для достижения единой цели. Он дал понять, что в случае успеха и прихода к власти нашего кандидата нынешнее руководство городского и областного управления ФСБ будет отправлено в отставку. Их посты будут переданы нам и таким, как мы. Но чтобы получить такую награду, необходимо выполнить ответственное задание сейчас. Олег спросил, что конкретно нам предлагают сделать, но Николай Николаевич не ответил. Он предложил нам всем четверым хорошо подумать над его предложением, а если будут сомнения, то открыто заявить о них. Или попросту отказаться от предложения. После этого разговора я не видел Николая Николаевича больше недели. Я обсуждал его предложение с Олегом и со Стасом. Олег высказался решительно <за> и назвал это предложение таким шансом, от которого не отказываются. Стас осторожничал, но у него тут как раз возникли какието финансовые трудности, и он сказал, что устал играть по правилам и ждать, когда государство обеспечит ему достойную жизнь. Пора самим решать свою судьбу. В начале февраля Николай Николаевич вновь появился в управлении и собрал нас, четверых, вместе. Он предложил ответить, согласны ли мы на опасную и ответственную работу под его, Николая Николаевича, руководством. Каждый отвечал отдельно, и все четверо сказали, что согласны. Николай Николаевич был очень доволен и пожал нам всем руки. Он сказал, что заданием мы займемся в марте-апреле и что это будет официально оформлено как командировка. Мы будем считаться уехавшими из города, но на самом деле останемся здесь и будем выполнять задание. После этого он не появлялся дней десять. Наше следующие собрание Николай Николаевич провел за городом, в дачном домике. Здесь он уже говорил конкретно о нашей будущей работе. Он еще раз уточнил нашу задачу - правильное направление денежных потоков. Он спросил, известно ли нам имя Валерия Абрамова. Он пояснил, что это как раз... Лента кончилась. Я отбросил ее в сторону и схватил, новую коробку. Только я собрался разломать корпус, как вдруг понял, что это бессмысленно - это был новый картридж, и на черной ленте не было еще ни единой отметины. Я схватился за другую коробку - та же картина. И еще раз. И еще. Я чувствовал, как сердце колотится у меня в груди, в бешеном ритме качая кровь по венам. Я был как будто не в себе. Я хотел найти кого-то, виновного в невозможности дочитать текст до конца. Но виновных не было. Похожее чувство я испытал несколько лет назад, когда смотрел по телевизору <Молчание ягнят>, и в тот момент, когда Кларисса Стерлинг спускается в подвал, преследуя маньяка, в доме отключили электричество. За пятнадцать минут темноты я едва не сошел с ума. Сейчас ситуация была похожей. Я заново перебрал все картриджи, надеясь, что пропусгил искомую ленту. Но ничего не нашел. И туг я вспомнил о том последнем картридже, который я вытащил непосредственно из пишущей машинки. Я забыл вытащить его из плаща и теперь бросился исправлять свою оплошность. Боюсь, что в этот момент у меня на лице возникла идиотская улыбка предвкушения счастья. Это был многоразовый картридж. Матерчатая лента, пропитанная красящим веществом. На ней не остается следов. По ней невозможно восстановить напечатанный текст. Я швырнул злосчастный картридж об стену и выругался. Потом выругался еще раз. И еще. Легче мне не стало. Можно было строить разнообразные догадки по поводу причин, побудивших Павла Леонова начать печатание своих мемуаров на одноразовых картриджах, а затем перейти на многоразовые. Это уже было неважно. У меня было начало текста, и у меня не было его окончания. Теперь я был на сто процентов уверен, что в ящике стола лежали листы с отпечатанным вариантом мемуаров. И эти листы исчезли. Возможно, там также лежали тетради с рукописными подготовительными набросками позднейших глав, но и они пропали. Остались никому не нужные детские и юношеские годы Леонова в тетради, плюс две ленты картриджей, содержание которых интриговало, но... Окончания не было. <Он спросил, известно ли нам имя Валерия Абрамова. Он пояснил, что это как раз...> Хорошо, будем работать с тем, что у нас есть. Валерий Абрамов. Знакомо ли мне это имя? Пожалуй, что нет. А другие имена? Олег - это явно Булгарин. Стас - это вроде бы покойный Калягин. А вот четвертый... Про четвертого я ничего не знаю. Мертв он или жив, свалил в Москву или по-прежнему трудится в городском управлении ФСБ? Василий Кожухов, где вы? Не дает ответа. Что ж, будем выяснять. Два имени - Абрамов и Кожухов - уже неплохо. А вот что касается Николая Николаевича, этого змея-искусителя из Москвы... Он мне не понравился. И еще - я подумал, что Николай Николаевич - это не настоящее имя. У меня вообще на его счет были плохие предчувствия. А уж насчет Павла Леонова у меня были не подозрения, а твердая и непоколебимая, как могильный камень, уверенность: для него эта история окончилась плохо. Не знаю, что уж конкретно у них там вышло. То ли эта компания не смогла выполнить <ответственное задание>, то ли Николай Николаевич попросту обманул Леонова с коллегами. Не знаю. Факт был налицо - в девяносто шестом году служебная карьера Павла Александровича скакнула не вверх, а вниз. Леонов не мог с этим смириться, и в конце концов взялся за письменное описание событий, приведших к его увольнению. Очевидно, что события были таковы, что ими заинтересовались бы некие люди, способные компенсировать Леонову потерянные годы. То ли он хотел шантажировать местное эфэсбэшное начальство, то ли собирался сделать из своей рукописи скандальный бестселлер... Результат оказался совсем другим. Было четыре часа утра, и голова у меня соображала туго. Глаза начинали слипаться. Я отложил в сторону два использованных картриджа, чтобы потом понадежнее их спрятать. Это было довольно странное чувство: с одной стороны, мне следовало радоваться, что мое расследование принесло ощутимые результаты. Я получил вполне правдоподобную версию всех странных событий, случившихся с семьей Леоновых. Леонов-старший написал мемуары о своей службе в ФСБ и поставил перед своим бывшим начальством ультиматум: или ему каким-то образом компенсируют увольнение, или он предает мемуары гласности. Его предложение вроде бы принимают и приглашают встретиться рано утром неподалеку от леоновского дома. Павел идет на встречу, и его сбивают машиной. Но остается еще и проблема самих мемуаров. Их нужно забрать из леоновской квартиры. Туда направляются люди из ФСБ, но сталкиваются с Юрием Леоновым. Парня убивают, инсценируя самоубийство, а мемуары изымают, не подумав о картриджах печатной машинки. Вполне логичная история. Непонятно только, зачем Павлу была нужна моя помощь и при чем здесь некая Марина. И почему мемуары не были изъяты сразу же, в день смерти Павла Леонова? Зачем понадобилось выжидать несколько дней? Но это уже частности. В целом, все складывалось в единое целое. А если и были пробелы, то теперь в милиции сидел в наручниках нокаутированный мной сотрудник ФСБ. Он-то наверняка мог многое объяснить. А с другой стороны, мне было как-то неуютно. И эта неуютность возникла в тот самый миг, когда я закончил читать шестую главу леоновских мемуаров. Это была политика. И это было очень плохо. Генрих как-то сказал мне, что есть два вида высокоприбыльного бизнеса, в которых приличный человек не имеет права участвовать. Наркотики и политика. Ну вот я в нее и вляпался. И кто бы мог подумать, что угрюмый пьяница Паша Леонов может иметь хоть какое-то отношение к президентским выборам девяносто шестого года? Только не я. Ну ладно. В конце концов, это не моя забота. Я изложу Ольге Петровне все, что сумел разузнать, а дальше пусть она сама решает: воевать ей с ФСБ или нет. Помнится, она сказала: <Я хочу, чтобы эта проблема, пусть с опозданием, но была решена>. Орлова, конечно, производит впечатление сильной женщины, но как решить проблему, если проблема - это ФСБ? Я с удивлением обнаружил, что число вопросов без ответа не сокращается, а увеличивается, как головы у Гидры, которые без конца рубил Геракл. Я не был Гераклом, и я очень хотел спать. И я рухнул на кровать, не раздеваясь. И я не думал, что утром случится чудо, и вопросов станет меньше. Нет, я был достаточно взрослым и не верил в чудеса. 19 Ночью, точнее в остаток ночи, мне приснился кошмар: как будто дверь моего гостиничного номера приоткрылась, и какие-то серые, незаметные люди бесшумно просочились внутрь, окружили мою кровать и протянули длинные руки к моему лицу... Вот что значит слишком много думать о политике и ФСБ. Наутро я решил заняться куда более прозаическими вещами. Я залез под душ, который пусть не привел меня в состояние бодрости, но по крайней мере заставил проснуться окончательно. Я побрился, оделся и спустился вниз, в гостиничный буфет, чтобы позавтракать. После завтрака все казалось не таким мрачным. Ребра, куда меня пнул вчера эфэсбэшник, почти не болели. Я представил своего противника, сидящего в камере предварительного заключения, и усмехнулся. Я также подумал, что стоит позвонить Сереге в двенадцатое отделение и как бы невзначай осведомиться, нет ли новых сведений по делу Леонова. Но сделать это следует чуть позже, а пока... Я поднялся в свой номер и стал названивать в городскую справочную службу, чтобы выяснить адрес Марины Калягиной, которая, по моим представлениям, жила отдельно от брата, а следовательно, скрипучее восклицание <Калягины умерли!> не могло к ней относиться. И мне дали адрес на восточной окраине Города. Телефона у Калягиной не было, и единственным способом удостовериться, та это Марина или не та, было самолично туда съездить. Благо что <Шевроле> по-прежнему находился в моем распоряжении. Но перед тем, как отправиться в поездку, я позвонил Гарику. Тот сразу же обругал меня, да еще и весьма энергично, так что я понял не все его слова и выражения. - Я к шефу собираюсь, - пояснил Гарик чуть позже, уже успокоившись. - Предлагать план действий по поимке Филина. Нервничаю! А ты тут под горячую руку! - Насколько я понимаю, ты еще не связывался со своим приятелем в ФСБ насчет Павла Леонова? - осведомился я. - Правильно понимаешь, - подтвердил Гарик, - мне было не до этого. А что? - Спроси заодно насчет Олега Булгарина, Станислава Калягина и Василия Кожухова. Работают ли они еще в управлении ФСБ, а если не работают, то с какого времени и почему они были уволены... - Записано, - отозвался Гарик. - Я, конечно, спрошу, но ответ, сам понимаешь, не гарантируется. Я заверил его, что понимаю специфику учреждения, куда обратится за информацией Гарик. И отпустил его делать свои дела. Гарик собирался ловить Филина, и мне это казалось хорошей идеей. Я со своей стороны сделал все, что мог, теперь осталась техническая сторона. Почему бы не поручить ее родной милиции? Перед уходом я запрятал картриджи в пакет с грязным бельем. Надеясь, что если кому-то и придет в голову обыскивать мой номер, то эти люди окажутся достаточно брезгливы. Когда я прикинул кратчайший путь от гостиницы до дома Калягиной, оказалось, что мой маршрут пройдет в опасной близости от моего офиса. То есть меня-то там уже давно не было видно, а вот Генрих, вероятно, находился на рабочем месте. Это обстоятельство, а также сегодняшний кошмарный сон навели меня на кое-какие мысли. За два квартала до нашего офиса я остановил машину, добежал до телефона-автомата и позвонил Генриху. - Кто-кто? - переспросил Генрих. - Костя? Какой Костя? Ах да, вспомнил. Честно говоря, я уже не думал дождаться твоего возвращения на работу в этом году. Хочу сдать твою комнату под массажный кабинет, не возражаешь? - Для меня должен быть бесплатный абонемент, - сказал я. - А на работу я действительно возвращаться пока не собираюсь. - Так какого же черта ты звонишь?! - не выдержал и взорвался Генрих. - Это, может быть, не мое дело, но если бы ты знал, какие заказы я уже пропустил из-за твоего саботажа! - И пропустишь еще немало, - обнадежил я его. - И уже совсем не мое дело, - уже более тихим голосом сказал Генрих, - что уже с неделю напротив нашего офиса стоит белая <Волга> с государственными номерами. В ней сидят два типа, они наблюдают за нашей конторой. - Может, это налоговая инспекция по твою душу? - предположил я. - Нет, это по твою душу, - возразил Генрих. - Они мне ничего не объясняют, но еще один тип в штатском сидит в коридоре напротив твоей комнаты. Что ты сделал на этот раз? - Не волнуйся, - решил я наконец успокоить Генриха. - Это моя охрана. Милиция решила все-таки меня слегка поберечь. - Неужели? - недоверчиво спросил Генрих - Тогда тем более: что ты сделал на этот раз, коли тебя охраняют - трое, но ты все равно не решаешься показываться здесь? - Не решаюсь, - согласился я. - И у меня есть веские причины, поэтому я прошу тебя достать из сейфа известную тебе вещь и принести ее на известное тебе место. Я буду ждать. - Когда? - с тяжелым вздохом поинтересовался Генрих. - Сейчас! - ответил я и повесил трубку. Минут через двадцать появился озабоченный, но безукоризненно одетый Генрих. Он встал у пешеходного перехода, рядом с газетным киоском - место, которое мы с десяток раз использовали для экстренных встреч. Место, которое не было нужды описывать по телефону. Стоило лишь сказать: <известное место>. Генрих озабоченно крутил головой, пытаясь разглядеть меня среди прохожих. Он очень удивился, когда я на <Шевроле> притормозил рядом и вежливо спросил: - Подвезти, дедушка? Генрих быстро сел в машину, еще быстрее кинул мне в ноги сверток с пистолетом, после этого перевел дух и, став прежним респектабельным джентльменом, произнес не без иронии: - Скажу тебе одно. Костя: твоя прежняя машина была куда хуже. Затем он поправил узел галстука, пригладил седые волосы на висках, посмотрелся в зеркальце и остался доволен результатом. - Собираешься кого-то убить? - продолжил Генрих светскую беседу. - Пару адвокатов, - ответил я с беспечной улыбкой. - Тогда притормози, я выйду, - попросил Генрих. - На всякий случай. - Минутку. - Я переключился на вторую передачу и теперь тащился по узкой улочке, опоясывавшей парк и здание, где располагался наш офис. - Хочу проверить твою эрудицию. Кто такой Валерий Абрамов? - А ты не знаешь? - недоверчиво переспросил Генрих. - Понятия не имею. - Ну и дурак, - сделал вывод Генрих. - Это известный финансист. Он когда-то начинал с торговли продуктами питания в Городе. - Здесь, у нас? - Вот именно. У него было несколько магазинов, два или три ресторана, потом он купил большую ферму, создал агрокомплекс. Затем занялся недвижимостью, нефтью и всем, чем занимаются приличные бизнесмены. Возглавил банк и страховую компанию. Уже несколько лет живет в Москве. Здесь остался филиал его корпорации. Некоторое время работал в правительстве, представлял Россию то ли в Международном валютном фонде, то ли в Европейском банковском объединении. Потом вернулся в бизнес. Входит в сотню самых богатых людей России. - Это весь файл? - осведомился я. - Давай, чертов <пентиум>, выгружай остальное. - Остальное? - Генрих задумался. - Ну что еще... Недавно он подарил городской детской больнице то ли миллион, то ли полмиллиона долларов на закупку медтехники. Постоянно наведывается в Город. Хотя я бы на его месте предпочел сидеть где-нибудь в Цюрихе. - Какие-то скандалы, разоблачения? - Пожалуй, что нет, - покачал головой Генрих. А что это ты заинтересовался Абрамовым? Мягко говоря, это не твой уровень, Костя. - Знаю, - кивнул я и остановил машину. - Спасибо за информацию. - Не за что, - пожал плечами Генрих, вылезая из <Шевроле>. - И все-таки, что делают эти типы в нашем офисе? Чего они ждут? - Человека, который придет меня убивать, - пояснил я. - Только одного человека? - удивился Генрих. - Мне кажется, если все эти люди в конце концов соберутся, то получится очень длинная очередь. И если ты не выйдешь на работу в течение ближайших десяти дней, то в этой очереди, я думаю, найдется местечко и для меня. Всего хорошего. Довольно странное пожелание, учитывая то, что он мне только перед этим наговорил. Откуда тут взяться хорошему? Пятнадцать минут спустя я медленно кружил между одинаковыми панельными многоэтажками на восточной окраине Города в поисках дома Марины Калягиной. Микрорайон выглядел странновато - брошенные строительные вагончики, кучи мусора, доски, обломки кирпичей заставляли подумать, что возведение жилого массива закончилось совсем недавно. Однако сами дома были уже изрядно побиты жизнью и жильцами. Дул холодный ветер, неся пыль и сор. Это место казалось приспособленным для жизни людей не намного больше, чем какая-нибудь лунная пустыня. Пару раз <Шевроле> чуть не застрял в глубоких грязных лужах, а один раз в заднее стекло прицельно заехал камнем чумазый пацан лет девяти-десяти. Подходя к подъезду, я подумал: <Какое счастье, что я приехал сюда не на своей машине>. Еще мне было интересно, что станется с <Шевроле>, пока я занимаюсь своими делами - угонят или разломают? Кодовый замок на подъездной двери, несомненно, когда-то работал, но сейчас дверь, скрипя, покачивалась на петлях в соответствии с силой ветра. Внутри было еще более холодно, чем на улице. Тем не менее двое подростков, парень и девушка, страстно целовались у лифта, не выпуская зажженных сигарет из пальцев. На полу стояли пустые бутылки из-под пива. Я хотел спросить, на каком этаже находится сто семьдесят вторая квартира, но потом решил не мешать подрастающему поколению выражать свои чувства. Лифт поднимался вверх медленно, дрожа мелкой дрожью и словно прикидывая, развалиться ему сейчас или этажом повыше. Иногда он вдруг останавливался на каком-нибудь этаже и долго не закрывал двери, будто ждал кого-то. Никто не садился, и лифт снова начинал дрожать. К тому моменту, когда я доехал до нужного этажа, у меня сложилось мнение, что этот лифт - живое существо, страдающее нервным расстройством. Вниз я пойду только по лестнице. На этаже было темно, и я вспомнил про завалявшийся в моем кармане с прошлой ночи фонарик. Вскоре я поймал в кружок искусственного света овальный кусочек эмалированного металла с черными цифрами 172. Рядом отыскалась и кнопка звонка. - Кто там? - спросили за дверью. Вопрос был совершенно оправдан