Свете Асиновскойадрес точный,
лес полночный,
ключ в замочной
скважине торчит,
по земле дождь стучит,
по воде ветер мчит,
луч колюч,
он ручей повернул,
и во мгле утонул,
адово терпение,
словно слово летит в пение,
как растение в сплетение
своей листвы,
воздух чист, голосист и,
веков испокон он сух,
потух пух
тополиный от ветра,
носится хлад над камнями
и между тенями дух
безысходное горе,
мореходное море,
лес в осеннем уборе
на ветру стоит, и точка, ночка черна,
луна близ дома,
низ грома освещает она,
длина моей жизни на
ширину в старину
походила собой,
и над трубой, как звезда
рождественская, ярко горела,
тела долго не оставляла
душа моя,
я торопил
то жизнь, то смерть
вихрь снежный,
ветр нежный
лед прибрежный тонок,
звонок воздух,
дух летуч,
и кругл угол земли,
нож похож на скрипичный ключ,
усталая простая беда,
талая густая вода,
бегут дни кто куда,
как на войне,
и не страшно, но грустно
маму не помнить мне
глубокую ночь
взрослая дочь
гонит прочь от себя,
летит пыльца в беглеца,
у свинца пух над губой,
гол прибой,
прилив сиротлив,
глоток воды
из воды до бороды достает,
точно сады райские
до сада земного,
до стыда страшного,
и звезда молода,
будто тело Бога
длятся споры,
снятся взоры,
землю укрывают горы
от дождя, снега и бега веков
от двойников своих,
тих малых сих сон,
стон таков,
что у солнца с круглых боков
догорела заря,
опустела без тела
душа моя,
голая жердь,
а не смерть торчит
из меня, огня не боится,
снится мне мама
и от боли кричит
елевый шум,
щавелевый ум,
едет, едет толстосум,
ездок запоздалый и молчит,
мчит его дорога
до моего порога,
и нет у нее конца,
и в сердце моем хитреца,
и на себя оно не похоже,
как мать на отца
жива вчера
была жара,
бела пора
осенняя уже,
рай, сыграй в ад,
в сад земной со мной,
что ж, еж иглокож,
ветром разносится ложь,
свист, как лист,
на правду похож,
звезда бегучая, жаркая,
окая, акая,
пыль взвей,
туча плакучая, шаркая,
дождем, гвоздем
пыль прибей,
хорош я вблизи отца,
огонь, маму мою не тронь,
рук, ног моих,
уходя во тьму
забежал далеко вперед
по вечернему озеру лед,
и до неба он достает,
влажная почва в ночи
рассыпается на кирпичи,
и зеленые бьют ключи,
запестрели цветы втроем,
Бог-Отец, Бог-Сын и водоем
ринулись в тот проем
изгой дорогой,
на лугу он другой,
любой звук
на стук сердца похож,
вхож я в родительский дом,
гром гремит,
погром громит,
и в начале дня
спит, храпит звонко,
тонко поет слепой
кувшин скрипит
резными стенками,
в нем мытарь спит
к стене коленками,
коленок две,
они - ровесницы,
кувшин в траве
у ног прелестницы,
и чашек две,
они - коленные,
и в голове
маршруты генные,
кувшин скрипит,
солдаты драпают,
и мытарь спит,
и стены капают
ленивая походка,
нива, и лодка
на ней, как пилотка,
бескрайний простор не скор,
и душа, будто вор,
рост гор в высоту
и звезд в темноту замедляет,
с бесом веду спор,
скор он на расправу,
по какому праву
я слева траву вижу,
а приближу справа ее,
она еще выше встанет,
станет солнцем
души острие
марево тумана,
зарево обмана
и в сердце урагана
масса пыли,
жили-были мы до зимы,
будто до лета, без света,
смерть вспоминала
это из тьмы,
жизнь, слагая меня
из друзей моих,
их берегла, точно мгла,
и цвела для них,
середину и глину
между нами нашла,
местами нас поменяла,
сыпала снами и именами
настыл лед,
и он врет,
наст плыл вперед,
настал черед облаков,
таков рай, каков ад,
град, а не хлад пал на землю,
нем я, продлю сад
своих слов туда,
где из воды вода,
из еды еда,
бегут назад в мой рот,
оборот наоборот
делает одна луна,
другая мне прибавляет год
опушка с домом,
верхушка с громом
в незнакомом месте,
вместе со мной стоят,
на первый взгляд они,
точно в жизни иной
круговерть земли,
небесные дали, и
моя жизнь вдали,
то ли видна она,
то ли смерть у меня одна
положение рук
похоже собой
на морской прибой,
вдруг слышу стук
сердца в своей груди,
сер цвет конца ночи, но
чист ветра свист,
лист сорвался давно,
"ой", шепчу я своим кулакам,
щекам левой и правой,
глазам двум
сквозь шум
распутица самая
из весеннего угла плыла,
весна одинокой была,
мама и я,
ни слова не говоря,
в высокой молчим тишине,
тишь в окне стоит,
то вид сверху,
верь уху своему,
к стене его приложи,
и ни слова о вечности,
одни прошли облака,
об землю другие ударились громко,
гром в дом превратился,
имена в фамилии,
тебе, отец, дорогие
сойдут снега,
взойдут звезды
сплошным потоком,
о высоком молчу,
низкое солнце на далеком
языке в реке не утонет
и чужого слова не тронет,
так и беда из-под крова уходит,
как моя жизнь проходит,
волной предо мной,
и, волна за волной,
я в родителях отражусь,
вслед за ними в землю ложусь,
смерти нет,
и на месте кружусь,
и в сыновья им гожусь
тонут дома
в садах, полутьма
опускается, словно зима,
не помню, чьи это слова едва
не стали пустыми,
утекло столько лет,
сколько их нет у меня,
и мама моя жива
вместе с ними
утолщается кора земная,
ем, зная, что гора
еды остра,
сыра ее вершина,
верши суд свой надо мной, половина моей души,
другая, продли мой век,
удали рыб из рек,
птиц небесных из облаков,
забери страх
из рук мамы,
из моих кулаков,
с хлебов пресных
фрукты вокруг
висят моих рук,
солнце круг
делает в облаках,
и встают небеса,
и роса на землю ложится,
и кружится черноземная полоса,
и чудеса творят
мои руки,
горят глаза
с головы до пят,
кропят дожди меня,
дня не пролетело,
полетело солнце на землю,
руки повисли,
мама и папа
взяли душу и тело
хранится молчание,
будто окончание
ноги, ею качание
в тишине дневной
гнев иной,
чем молчание, выдает
и дает в споре
вид сверху на горе,
словно на море
с одной волной
цветет красотой лед,
будто густой воздух
в пустой реке,
в кулаке берегов
она темна,
рука рыбака бела,
вот другая, и ни души,
рыбаков шалаши
похожи на ветки в глуши,
вхожи крики в слово "кричи",
точно хлеб в кусок,
голова в волосок,
в морской шумок
ручьи и ключи
что моих было сил,
себя я простил,
ветер тучу носил,
дождь из нее моросил,
поднималась она высоко в реке,
на руке пальцев пять,
опять указательный вдалеке
от вращенья земли
после команды "пли",
другие четыре легли
на юг, север, запад, восток,
и на замке мой роток
шипучая вода
гудит, будто провода,
и не бегает звезда никогда
в небесах, в лесах,
и поезда шумят,
и примят снег,
век мой домой идет,
ум и взгляд
плывут друг за другом,
точно страх за испугом,
и стыдятся меня
дня начало,
ночной конец,
грустит жнец сеющий,
летит птенец, реющий
над жизнью и смертью,
и где попало
щель смотровая,
улыбка кривая,
как в небе луна,
и снегом спина моя занесена,
и слова я свои повторяю,
и живому, как мертвому, доверяю,
и на месте моем ни одно
не окажется все равно,
и голос мой тих
на губах моих
элегичное настроение,
наст и роение снега,
построение облаков,
сам я таков
с боков своих двух,
слева направо
шорох шелков
родительских слышится,
справа налево
он пишется,
имя фамилией
не надышится моей,
левей меня мать,
правей отец,
камень, как точка
стоит, не колышется
юркое движение,
кружение земли,
приближение ночи к дню,
подчиню себя этому,
и поэтому у меня
дня не прошло,
ушло черное огнеупорное
столько лет назад,
сколько рай и ад
дружно в земле лежат
ядро земли полно земли,
вьюги ведро в руке замели,
мизинец мал ли,
он больше меня,
короче ночи, дня
и меньше других пальцев моих,
сел я на ладонь свою,
сад, точно конь подо мной
в воде ледяной
ЧАСТЬ 2
Тане Михайловской
облако, как друг,
и земля близ туч,
черная, как жук,
промелькнула вдруг,
и повис, как звук,
на ресницах луч
яблоко грыз друг,
и земля близ туч
башню строит друг
из тяжелых туч,
и она, как жук,
крылья сложит вдруг,
прожит день, и звук
в рот летит, как луч
башню строит друг
из тяжелых туч
ранняя зима,
и вода, как лед,
на себя сама
не похожа тьма
снежного холма,
только ест и пьет
ранняя зима,
и вода, как лед
поздняя зима,
и земля под лед
камнем, и сама
расступилась тьма
снежного холма
и не ест, не пьет
поздняя зима,
и земля под лед
сердца горячей
вместо колеса
катится ручей,
кровь полна лучей,
вновь внутри ночей,
как луна, роса
сердца горячей
вместо колеса
небо горячей
грома колеса,
башня, как ручей,
как весло лучей,
как число ночей,
и звездой роса
небо горячей
грома колеса
вытянулся дым
в линию огня,
облаком седым
вытянулся дым,
волос молодым
стал и встал с меня
вытянулся дым
в линию огня
вылупился дым,
и росток огня
сделался седым,
вылупился дым,
прыгнул молодым
сверху на меня
вылупился дым
и росток огня
по ночам темно
в небесах от звезд,
не было давно
по ночам темно,
солнце, как окно
в человечий рост
по ночам темно
в небесах от звезд
в городе темно,
свет стоит у звезд
тех, что нет давно,
в городе темно,
в башне есть окно
солнцу во весь рост
в городе темно,
свет стоит у звезд
кит стучит хвостом,
плавниками, и
у него в пустом
чреве обжитом
тень лежит пластом
жителя земли
кит стучит хвостом,
плавниками и
ящерка с хвостом
расстается, и
на его пустом
месте обжитом
пашня, и пластом
башня до земли
ящерка с хвостом
расстается и
лунную породу
впитывает бег
солнца, словно воду
суша в непогоду,
и по небосводу
башню гонит снег
лунную породу
впитывает бег
горную породу
поднимает бег
рек в морскую воду,
башня в непогоду
липнет к небосводу
и лежит, как снег
горную породу
поднимает бег
крыши в темноту,
под навес небес,
город весь в цвету,
башня наготу
прячет, на лету
набирает вес
крыши в темноту,
под навес небес
корни в темноту,
и земля с небес
светит, и в цвету
держит наготу
веток на лету,
и теряет вес
корни в темноту,
и земля с небес
башня стала мной
и живет легко,
словно за стеной
каменной земной,
и душа волной
в небе высоко
башня стала мной
и живет легко
плохо мне со мной,
и душе легко,
тело ей стеной
от ее земной
жизни, и волной
сердце высоко
плохо мне со мной,
и душе легко
снова друг живой,
крова нет над ним,
солнце над травой,
и луна, как дым
снова друг живой,
крова нет над ним
мой отец живой,
мама рядом с ним,
им земля, как слой
звезд над головой,
башня над травой
вьется, словно дым
мой отец живой
мама рядом с ним
кружится вода,
вспять не повернуть,
сгинут без следа
облаков стада,
и земля тверда,
как на небо путь
кружится вода,
вспять не повернуть
рек летит вода,
ветер повернуть
в башню без следа,
как в ковчег стада,
и звезда тверда,
как на землю путь
рек летит вода,
ветер повернуть
под землей тенисто,
в ней душа цветет,
и на небе чисто,
эхо мчится быстро,
и язык от свиста,
словно клык растет
под землей тенисто,
в ней душа цветет
озеро тенисто,
гладь его цветет,
и на башне чисто,
ни души, и быстро
тень ее от свиста
ветра вниз растет
озеро тенисто,
гладь его цветет
ЧАСТЬ 3
Боре Колымагинуядреный орех в мех
лег и утонул в нем,
точно воздух в ночи,
и сгустился бесплотный дух,
и в слух он обратился,
и возвратился в смех,
куст полыхнул огнем,
и хруст упорхнул,
ясный угрюм ум,
яркие краски от ласки
тают, та "ю" от "я"
далека, легка пороша,
будто ноша ее в глубоком снегу,
и на берегу морской шум,
умерла мама моя
юг вдалеке,
точно в реке вода,
и провода гудят
даже при полном безветрии,
ключ торчит в замке,
поверну его не туда,
куда окна на север глядят,
прошлое ворочу
ключу к своему сердцу,
верчу головой
по сторонам света,
голова у меня одна,
не хочу такой палачу моему,
он, мама, и твой
экзотичный наряд,
летит повеса из леса,
ос семью
не видно за осенью,
и слова, как трава, молчат
и не мчат свой ряд,
и свободно, одно на одно,
на дно жизни ложатся,
тени сторон света
от края до края,
вторая жизнь сюда
никогда не вернется,
проснется она у дна своего,
и его не станет,
и мама на ноги встанет
щелкают ключи,
а когда звенят
в печи или в ночи,
тогда одна луна,
Мария, взгляд ягнят
ложатся, как стена
и раньше не встают,
и во тьме темнят,
пока не оттенят
они в тени уют
шарф, пестрый и острый он,
а не колючий, летучий,
с горной кручи
с утра набежали тучи,
безмолвие полное
наступило и отступило,
писк, щебет и звон
вон унеслись в жгучий мороз,
сапоги жали,
живу наплаву без них,
тих шорох,
и на пороге стуж
душ родительских хор,
как ворох листвы
"вы" в кусты говорит вместо "ты",
и пусты темноты шапки и лапки,
и слышится чих из нее, точно укор,
и скор поворот головы
чалит к пристани паром
в сыром месте,
и вместе с рекой покой
принес он на плес,
мороз льет холод на лед,
чистое небо бежит,
как вода сверху туч,
дом плавуч,
как брошенный луч,
гром чарует трудом и тоской
с черноземных темных полос,
чередуются звуки разлуки,
летят и лежат,
и к маме отец прижат
цветы, как листы, густы,
чуткое ухо глухо,
и о хвальбе себе оно говорит,
явственно шепот послышался,
копни, найдешь рожь и пшеницу,
в темницу посадишь себя
от родителей двух вдали,
уменьшились дни,
ты усни в них,
сам тих,
и чужих не тревожь
худа никто из нас,
раз хорошее с ним стряслось,
не пожелает другому,
точно грому живому
иль кому земли,
"аз" ярче "есмь" пылает,
дым огню подстилает солому,
хлеб так леп,
что не хлеб он,
и слеп, как сон,
и камень на склоне лежит,
и покой над рекой бежит,
с рекой другой врозь
фраза словам дает
кров, но не поет
им на ночь она,
никто и не спит,
собака скулит,
и светит луна,
поэтому не бегут
те, кого стерегут
ножницы сна
угнездились чайки в стайки
камней и теней от них,
тих песок,
точно кусок земли
вдали от слушателей
убежденных в своей правоте,
убавились зимние дни с трудом,
и растаял в пыли мой дом,
словно снега ком,
и от сада осталась
весна на дворе
тополевая аллея, белея,
таинственный вид таит,
и просвечивает небо
сквозь верхушки деревьев,
раз - и разлетелись
из родного дома сыновья,
как искры из глаз
светятся, а не пестры костры,
и огни, как они горят,
сбивается на сказку рассказ
раз, второй, на третий
сгладилось первое впечатление,
как слезы, вопросы из глаз,
со всеми подряд
о своем говорят
"буки", "веди", "аз",
свернулась береста, чиста
она на самую малость, точно кость,
у Бога семь "я", моя семья
не спасла числа "три",
и внутри куста
гордыня по имени "злость"
ранняя зима
в этом году
развеяла туман,
радуют ума
успехи, утехи, доспехи его,
и самообман,
точно железный карман
сияет у тела,
села мысль,
улетела душа
и в том же году
вернулась обратно
белее мела,
и облетела листва ее озорства,
и троекратно прокричал я
родителям злое слово "понятно"
перемежается зной
с вышиной и прохладой,
кипарис вниз растет и вверх,
точно земля сквозь поля,
и не страшен закат,
и покат его свет,
и сед цвет головы,
как травы под луной,
просматривается местность
и окрестность ее напротив лета,
вечного и быстротечного,
и радость в глазах отца
обратился в пар комар,
обмерзли усы у лисы,
облечь бы кого-нибудь
тайным доверием,
озеро горного кряжа,
а не пряжа держит удар,
опасение во спасение дано,
темно не оно,
а одно нежное
падежное окончание,
основать бы музей
друзей живого слова,
бревно, точно веретено,
а центробежное снежное
сквозь подснежное
вспомнит волхвов молчание
недобрая весть
есть в том, в ком
неведомая доброта есть,
встать, сесть,
шесть дней до ста лет
и, неспроста, сто годов
до шести стыдов досчитать,
дочь воспитать, и тайком
с жуком, с птицей,
с темницей ее сравнить,
точь-в-точь ночь
днем седьмым удлинить,
и родителей в нем обронить
мелочь одна
над утренним садом
осталась от звезд,
и листва уже холодна,
и трава на меже бледна,
и в теле душа видна,
и едва ушла ночь,
встала дочь моя в рост,
прост стал язык мой,
тоска наша летала зимой,
летом цветом была близка
к зеленому, как облака
лилия водяная
из изобилия воды
земной торчит
на стебле высоком,
и в месте глубоком
запад стоит над востоком,
иная речь облака,
точно рука, влачит,
одна моя ладонь
в ладонь молчит
в краю, далеком
от мнения моего о себе,
и как вечного лета
по эту сторону света,
так и родителей нету
у каждого встречного
компания от копания устает,
поет она громко, гром гремит
в вышине, и не страшно,
что мертвое дело неотличимо
от живого внутри себя облака,
и как солнце встает
в конце дня из огня своего и шумит,
так и слово "работа" темно,
снег поднимает вьюгу,
земля сквозь поля
черная и сырая
испуг слуг прошел,
точно слух об избавлении от хлопот,
и птиц небосвод не греет,
и настроение игривое
не стареет от времени,
которое нашел дом с трудом
в прибавлении семей,
плюс тесно жить интересно,
только жить одному неизвестно как,
и знак стоит на свинце,
в конце тучи,
минус груз,
трус ус крутит свой,
исключено это где-то вдали от суеты,
день убывает и прибывает,
и сам забывает как себя убивает
забрызгал дождь из тучи,
забыл номер я его,
сколько краев у земли,
столько ступенек
с кручи небесной
до тесной воды,
подле каменной кучи
замысловатой игрой
с первым веком занят второй,
свет из
звезды глядит вниз,
как сквозь строй солдат,
и ветер гудит,
и воздух сырой от утрат
жестом на вопрос
отца отвечаю,
как надо любить
мать свою
сильнее слов своих,
и дум о них,
и буквы рукописной
сверху вниз и обратно,
рождественская звезда
разбудила коз,
ночь начинает темнеть
и поднимать облака
с овечьего языка,
а не шум дождя,
и вода, как младенец кричит,
свет домой
идет по прямой,
так и сыном недолго прослыть
своей лжи о семействе своем
единое целое белое,
выгорела до тла метла,
предпоследний на улице дом
с трудом стоит на земле,
правда, что есть истина,
ну и что плохого в ней,
без корней перед ней,
они наверху на слуху,
грозе в лозе тесно,
пресно быстрой воде в стыде,
молний пруд пруди в груди шара,
поодаль сел шмель на шинель,
не темни, возомни о себе,
что себе ты не пара,
что тебе никого не жаль
и родителей двух
вслух не печаль
древнее животное
открывает душу,
выкатилось потное
из воды на сушу,
золотоискатель
моет сапоги,
душеоткрыватель
катится с ноги,
сердце его смуглое
красную росу
гонит через круглое
тело, как лису
гладь озерная черная,
здесь раньше был лес,
и до небес долетали дали,
а не раскаты грома,
еще есть интерес
не к слову,
а к зову его врагов,
к покрову лугов и стогов,
сверкала, икала,
искала вода,
окликала частица "да"
и маленькой лжи ожидала
вершины сосны тесны,
словно поля
ковыля для угля,
сердце вселяет тревогу
в ногу, руку,
в разлуку между ними,
совесть грызет,
а не весть о ней тянет слова,
сбылись надежды одежды,
солнцу сесть не мешает листва,
и всему голова
равнина без шва
бочка стоит,
ушла из нее и ничего не нашла
под землей вода,
лед поет, не пьет, не ест,
не скачет, не грач он,
дали сами себя миновали,
галка, а не балка стальная,
прелесть есть, а не честь,
луг сам себя друг,
и звезда сорвалась с цепи,
ночь полна,
и луна наготове
в слове "терпи"
альбом грибом заложен,
глаза горят,
взгляд осторожен,
он, как слеза
назад возвращается,
то-то едва голова
на плечах умещается,
мать без затей
хорошему учит детей,
и растет с ними врозь
то, что елось ей и пилось
ЧАСТЬ 4
Георгию Баллу
Гроза и утренних цветков
Глаза в слезах горят;
Душа мой провожает взгляд
Домой на небо, лепестков
Тела над тьмой парят;
Бог слышит лепет облаков
С земли и в ней не спят
Звезд в ночи так мало
Что их лучи идут
В рост как будто встало
Солнце где его не ждут;
И с корнем тьму сорвало
С земли в которую кладут
Раньше чем ей жизнь дадут
Горе-корень радость-пень
Вечер - ночи своей тень;
Земля-улица душа-дом
Голова кружится листом
Осень лето утро день;
Сначала тишина, потом
Зима весна на свете том
Капли падают борьба
Теней их, пыль клубя,
Идет под солнцем за тебя,
Душа моя раба;
И мертвых о живых дробя
Земля как голова слаба
Кружится всех любя
Да зерно в земле лежит
Давно но злак-юнец
От холода ее дрожит,
Равно как ветер-жнец;
Земля то небо обнажит
То стайку в нем сердец
И выпорхнет душа-птенец
К самим себе глаза добры
Их взгляды им дары
В своих слезах-корзинах
Несут в ресницах длинных
Как землю звезд шары;
Так на крылах лица совиных
То ночь то день на разных половинах
Глазам своим не веря
Птица как дождя поток
Падает и солнце коготок
Слезы ее вонзает в зверя;
Так грозы дает росток
Громом голоса потеря
За один души виток
Ни разу солнце не присев
Не набирает высоты
Звезды к небесам воздев
Как руки я и ты;
Восход сменяется на гнев
Закат на милость темноты
Как наших душ черты
Когда глаза крупнее соли
Лицо как поле на приколе
И пресная вода морской
Несет как ветер непокой;
Тогда слеза виднее боли
Омытой как рекой тоской
И страх с ресниц как взмах рукой
Сами еще дети
Глаза - родители лица
Они без мамы и отца
Растут на этом свете
Как крылья у птенца;
На том во взгляды-сети
Дни летят на ветер
Между небом землей ковчег
Горизонта; живая вода
Умирает как человек
На глазах своих иногда;
Дождь переходит в снег
Дней все тучней стада;
Плоть-суббота душа-среда
Между душой и телом
Черная в облаке белом
Нитка земли как луч
Небесных равнин и круч
В сердце разбитом; в целом
Сколько его не мучь,
Никого ни солнца ни туч
Тело с душой расстается
Будто жизни две половины
Разлетаются от середины;
То с правой то с левой бьется
Сердце насмерть из-за картины
Той земли над которой несется
Дух Святой и смыкаются льдины
Вверх на этом вниз на том
Свете как дети растут
Души сначала глаза потом;
И звезды не пахнут когда цветут
Птицей рыбой скотом;
Страшный не страшен Суд,
Небом одет землей обут
Сердце в груди как зрачок
В детский сжимается кулачок
Болит оно словно два
Глаза, им голова;
И небо над ним молчок
О том что была жива
Душа задолго до Рождества
Светел ветер грозовой
Лес стоит дождем
Над луговой травой и в нем
То днем то ночью то листвой
Усыпан дикий водоем
По берегам его кривой
Улыбки на лице моем
Птица поет одиноко
Звуков растет семья
Словно от страха око
В котором слеза-змея;
Друг от друга далеко,
Птаха пред ним и я
Плоть ее и душа моя
Ветер снегу как лед
В воду войти не дает;
Так у небесных врат
Белую ночь закат
Держит и солнце встает
Под землей словно над
Глазами на звезды взгляд
На глаза слеза без дна
Зима и рано под водой
Темнеет падает звездой
С берега бегущая волна;
В очи длинной и худой
Ночи полная луна
Прячет месяц молодой
Горы колышутся горба
От жары и от дождя,
Солнце в небе как изба
Без единого гвоздя;
Земли бесшумная ходьба,
Звезды по ночам будя
Душа уходит уходя
Как взгляд горят снега
Плачут неба берега
Стоят и не смыкают глаз;
Искрится словно лица наст
Луга пускаются в бега
Дни распускаются погас
Один другой пурга
Плоть - соли щепоть
Как будто другому даны
Глаза Его боли полны;
Дух - хлеба ломоть
День потух - глаза голодны
Словно в пустыне Господь
И на небе Ему равны
Мертвое тело взамен
Живого душа взяла
Будто попали в плен
К жертве глаза орла;
Землю не тронул тлен
Ни крыла ее ни чела
И не ела она не спала
Между телом душой зазор
Прежде родился чем гаснет взор;
Столько звезд в глазах сколько лет
С этим тот разделяют свет;
Птиц зверей все древней узор
На земле в которой кого только нет,
Никого, ни ее самой ни других планет
Все чаще в облике тропы
То чаща отразится то долина
Как в облаке небесная пучина
И месяцев двенадцати серпы;
Вдруг расставания година
Друг к другу повернут стопы
Ночь-женщина и день-мужчина
Опадет листва с ветров,
Жива, спружинит мох;
Сбросит бремя вечеров
Ночь глубокая как вздох;
Рассвет румян и чернобров,
В небе звезд переполох
Застигнутых врасплох
Имя в облаке отчества
Словно в облике птичьем пророчество;
Душа управляет телом
Как женщина мужчиной неумелым
Когда ему жить не хочется;
И сердце разбитое с целым
Стоит рядом на свете белом
Плоть-невеста дух-жених;
Как будто брат с сестрой
Сошли с небес живут второй
Жизнью сердец своих;
Тучи мучая порой
Словно родителей своих
На земле сырой
По росту словно дети
Мною прожитые дни
Строятся на этом свете
В моей тени;
Душа за тело не в ответе
Мне жизнь оставили они
На склоне лет как след от пятерни
Дух-ветер глаза-паруса
Тело возвращается на небеса
Звезд его накрывает вал
Земля вращается как штурвал
Ее нет нигде, чудеса
Господь творит и роса
Ложится где свет упал
ЧАСТЬ 5
Зине Юрчишко
Мгла из-за угла чуть свет
Глядит на них вблизи как вслед
И нет глазам числа
Дух - уходящая натура
Сегодня - ясно завтра - хмуро
Летящие тела
В метель - ты чей - молчи
Ночей озера у свечи
Постель и нет простора
Тень пятится как рак
День катится во мрак
От своего повтора
В который раз оставил сердце
Глаз захлопывает дверцы
За собой мой дух
Он возвратится прежде ночи
Распахнутся ночи очи
Только день потух
Слез моих на нитке взгляда
Как чужих повисло стадо
За собой маня
Низко на земле рассвету
Звезды близко утра нету
Дух возьми меня
В глаза глядеть я не могу
Две капли мерзнут на снегу
Не превращаясь в лед
Земля вращаясь делит свет
На тот и этот - ночи нет
День прожит и он - вот
Берега бегут под кров
Созвездий через ров ветров
Из оков души
Испуг прошел осиротело
Мое как бы чужое тело
Как звук ее в тиши
Наедине с собою птица
Земли и неба сторонится
Как во сне в весне
Звезды зажигает мгла
Душа и тело - два крыла
Через лес ко мне
Между камней трава все выше
Над ней соломенные крыши
Под солнцем облака
В глаза гляжу в которых не был
Сколько неба - столько хлеба
И слез ни колоска
Земля сплетенная из роз
Вверх-вниз со скоростью волос
Растет над головой
И белый свет кружит звезда
И взгляд как вешняя вода
Бежит на голос твой
Из моря выползет на сушу
Охватит взглядом свою душу
Обратно двинется волна
Дно ощетинится и сразу
Волна невидимая глазу
Исчезнет до темна
Лодка - ночь звезда - гребец
Весла - мама и отец
В небе глубоко
Сердце - вечер очи - день
Душа - пустыня тело - тень
Им вместе нелегко
Два моих глаза - близнеца
В домике растут лица
Как острова на море
Им по-разному видна
Душа живущая одна
Во мне как на просторе
С неба луч - тропа
Туч на ней толпа
Звезд стоит тесней
Земля как камень путевой
Так солнце вертит головой
Что ночи день длинней
Роса на кончике луча
То холодна то горяча
И голоса повсюду
Ветер с мертвой и живой
Листвой играет и травой
Не к добру не к худу
Два сугроба глядят в оба
Моих глаза видел чтобы
Ручьи своих слез
Дух - окраина тело - столица
Между ними граница столица
Весна на ресницах грез
Проснулась зимняя земля
Весна вернулась на поля
Ручьями слезы побежали
Деревья на солнце светились
Стояли и не садились
И звезды луну окружали
В тумане веток острова
Верх неба - синева
Низ - белоснежный пух
Повис на облаке сугроб
Солнце землю в лоб
Целует - день потух
То невидимка то огромна
Земля на небе дышит ровно
Полушарья в лапах туч
Полутьма и полусвет
Переживут закат рассвет
Как хлеб преломят луч
Небо - поле солнце - стог
Месяц - серп луна - цветок
Ни рассвета ни заката
Утром - вечер ночью - день
Душа взлетела тело - тень
Ее упавшая куда-то
От грома остается - крик
От грозы огня родник
От меня душа спасется
Она исчезнет без следа
Растает тело и вода
Над ним волнуясь вознесется
Короче ночи вечера
Они черны она пестра
Как прожитые дни
Ни мамы с папой ни луны
Звездами глаза полны
Мы на земле одни
Одна другой длинней
В ночи сосульки дней
Тишина слышна
Горизонт в такую рань
Сегодня - нитка завтра - ткань
Тумана пелена
Подо льдом ни ветерка
Легче облаков река
Пузырьков полна
Чище воздуха вода
Тверда душою в холода
В себя погружена
Бесшумно дерево растет
Его то снегом заметет
То желтою листвой
Тяжел стою я на траве
Душа одна как будто две
Был - мертвый стал - живой
ЧАСТЬ 6
Боре Констриктору
солнце за луной,
вытянув лучи
воздуха волной,
прячется в ночи
вытянув лучи,
отступила тьма,
прячется в ночи,
и опять зима
отступила тьма
с головы до пят,
и опять зима,
и волхвы стоят
с головы до пят
пробежит волна,
и волхвы стоят,
как глаза без дна
пробежит волна,
света пузыри,
как глаза без дна,
слез поводыри
света пузыри,
поднимаясь с лап,
слез поводыри,
и ребенка цап
поднимаясь с лап
запада, восток
и ребенка цап,
дай мне адресок
запада, восток,
дальняя родня,
дай мне адресок
ближнего меня
в сушу у воды
малышу играть
и камней ряды
миловать, карать
малышу играть,
овцы устают
миловать, карать,
и волхвы жуют
в доме нежилом
солнце не печет,
и дожди углом,
и заря течет
солнце не печет
на траве дрова,
и заря течет,
и душа жива
на траве дрова
начали цвести,
и душа жива,
и давай расти
начали цвести
ласточка и стриж,
и давай расти
на глазах малыш
и носился дух
в глубине травы,
и земля, как пух
с детской головы
в глубине травы
запад и восток,
с детской головы
падает цветок
запад и восток
медленно растут,
падает цветок,
улицы цветут
медленно растут
зло и доброта,
улицы цветут,
и земля чиста
зло и доброта
по краям души,
и земля чиста,
и светло в глуши
по краям души
внешняя среда,
и светло в глуши
птичьего гнезда
ветер налетел,
август наступил,
звук осиротел,
эхо расщепил
август наступил
в птичьем языке,
эхо расщепил,
как звезду в реке
в птичьем языке
радуги дуга,
как звезда в реке,
тьмы одна нога
над семьей моей
эти небеса
родственного ей
цвета, как роса
эти небеса
и возникли без
цвета, как роса,
и набрали вес
и возникли без
берегов лучи,
и набрали вес
чистые ключи
собрала луна
села, города
у речного дна,
и земля тверда
села, города
сделают виток,
и земля тверда,
полыхнет восток
сделают виток
зло и доброта,
полыхнет восток
осенью с листа
зло и доброта
скорость наберут
осенью с листа,
и волхвы замрут
и, откинув прядь,
пришлецов слепит
молодая мать,
и младенец спит
пришлецов слепит,
прячет ночь тиха,
и младенец спит
в сердце пастуха
и сердечный стук
набежит волной
на семейный круг
в тишине ночной
набежит волной
свет на волосок,
в тишине ночной
на седой висок
свет на волосок,
облаком листва
на седой висок,
в бороду волхва
облаком листва,
прячется малыш
в бороду волхва,
и, как солнце рыж
в маму и отца,
каждую черту
своего лица
я перерасту
каждую черту,
чтоб не возвращать,
я перерасту
способы прощать
чтоб не возвращать
реку, лес, поля,
способы прощать
приняла земля
реку, лес, поля,
каждый волосок
приняла земля,
удержал песок
каждый волосок
малыша, спеша,
удержал песок,
и болит душа
малыша, спеша
к своему концу,
и болит душа
по всему лицу
к своему концу
села, города
по всему лицу
вспыхнут от стыда
села, города
солнцем за рекой
вспыхнут от стыда,
обретут покой
солнцем за рекой
выросла гора,
обретут покой
звезды до утра
выросла гора,
прячет от жары
звезды до утра,
как пастух дары
прячет от жары
и слеза глаза,
как пастух дары,
и бежит гроза
и слеза глаза
поднимает вверх,
и бежит гроза,
и звенит, как смех
поднимает вверх
мама малыша,
и звенит, как смех
у отца душа
мама малыша
держит на руках,
у отца душа
на ее щеках
как над головой
и в горах закат,
плодородный слой,
громовой раскат
и в горах закат,
овцы, как снега,
громовой раскат,
облаков стога
и вода, как лед,
пропускает свет,
малышу поет
матери в ответ
как волхвов дома,
матери в ответ
расступилась тьма,
пропускает свет
и стучат сердца,
птицы сеют, жнут
около отца,
маму не вернут
птицы сеют, жнут,
крылья за спиной
маму не вернут,
и земля волной
крылья за спиной,
как чужие рты,
и земля волной,
камнем с высоты
как чужие рты,
и отец, и сын
камнем с высоты
маминых морщин
и отец, и сын
попадают в сеть
маминых морщин,
словно овцы в клеть
попадают в сеть
пашни и луга,
словно овцы в клеть,
неба берега
круглый сирота,
как родной пейзаж,
формой глаз и рта
делается наш
как родной пейзаж,
всякий имярек
делается наш
и дает побег
ИОНА
(ПОЛОТНО)
Мите Авалиани
моряк веселью предается,
поется ветром и смеется
вдогонку тихому ему,
и нет покоя никому
Иона круглый сирота,
красота его, как стадо,
охраняла и спала,
когда маленькой была
кит плывет издалека,
облака он поднимает
пыли на своем пути,
чтобы в землю не уйти
о любви земля не спросит,
подбросит наяву и бросит
во сне Иону под палящим
солнцем, пьющим и курящим
море через не могу
на берегу волной играет
высокой с низкою звездой,
и дышит небо под водой
корабль о помощи взывает,
называет в честь себя
моряков, кита, Иону,
рушит шторма оборону
погода ясная, узоры
горы из нее плетут,
наедине с собой песок
качнулся с пятки на мысок
зарница меда слаще в чаще
и ловится без топора
на комара, и выпускает,
без боли с воли окликает
у солнца голова кита,
и до хвоста, как до Ионы
не могут тучи дотянуться,
едва друг к другу прикоснутся
на берегу волна лежит,
не бежит обратно в море,
и в разговоре моряков
дрожит земля от языков
разгладилось лицо мужчины,
морщины вытянулись в нить,
глаза устали, плавниками
стали под его руками
и только окрик или плеск
треск не выносят из огня,
из дома ссору и беду,
и спит Иона на виду
меняет кожу виноград,
град покрывается росой,
и дождь косой ее сбивает,
зимы до лета не бывает
чайка ласточкой ныряет,
усмиряет плоть во сне
коршун, делая круги,
к сердцу не прижав ноги
небо ветреное скачет,
прячет облако волна
от грозы в пучину злую,
словно мышку полевую
ливень в соляном растворе
в хоре раковин поет,
гаснут тени от хлопка
комка земли из ручейка
кит всплывает за глотком,
за ободком от кислорода,
у Ионы колесом
грудь, и сам он невесом
Иона ловится на мушку,
кукушку видит, и она
в утробу леса не глядится
и в матери себе годится
море птиц над океаном
планом местности, и вдруг
одна от стаи отстает,
окрестности не узнает
дыханье плачем или смехом,
эхом плавает в груди,
поля, как тени под глазами,
пересеченные слезами
мед на месяце раскосом,
под вопросом рот под носом,
Иона с пальцем на губах,
кит с соломинкой в зубах
все иначе в час заката,
космата тучи голова,
и слова глотает гром
ночью в воздухе сыром
земля на суше горяча,
саранча камней жирней
туч тяжелых чернозема
на белом свете окоема
детей Иона не растил,
грустил в ките на животе
и на спине, и на боку,
и лбом стучал по кулаку
ручей округу тянет вниз,
повис туман и обратился
в лежачий камень, не течет
вода, и солнце не печет
сердце расчищает путь
в грудь и время сокращает
жизни, сталкивая лбами
слова стучащие зубами
берега, как звезды тают,
светают в пене дождевой
листья на осенней стуже,
и живого мертвый хуже
буря воет на луну,
волну качает и не гонит
Иону с палубы, пока
плывут по небу облака
эхо перешло на ты,
черты лица не изменились,
кусты сомкнулись за бортом,
столкнулись с кораблем потом
воздух выпитый морями
рулями шевелит ресниц,
и птица, управляя взглядом,
с глазами колосится рядом
перемена блюд в пустыне,
в дыне семечко взошло,
душу огибая, тело
языком прошелестело
у золота ни мамы ни отца,
лица не прячет самородок,
и подбородок у Ионы
тяжелей осенней кроны
Иона бури не боится,
садится он на берегу,
его никто не провожает,
ему ничто не угрожает
без чувства падает зерно,
вино не уставая бродит,
Иона в полной темноте
землю бороздит в ките
на краю земли подлесок,
как довесок, и в строю
берегов волна, как лодка