---------------------------------------------------------------
     © Copyright Игорь Плотник, 2001
     © Издательство "Вагриус", октябрь 2002
     Date: 18 Sep 2002

     Журнальный вариант. Полная версия этой книги выходит в печать
     в издательстве "Вагриус" в декабре 2002
---------------------------------------------------------------



Чисто  новогодняя  история  типа "С легким паром" или "Щелкунчика", только с
точностью до наоборот,  и  происходит  она  посреди  железного  капитализма,
накануне  конца света. Два разнузданных обдолбанных субъекта, третий  вообще
Иван Фридман, авантюрист и кидала, маются от безделья, мечтая  приключениями
разнообразить тоскливую и сытную жизнь. И получают по полной программе...  А
ещ╦ тут гиперсексуальная нимфетка Катя,  могучий  передовик  самогоноварения
Махно  и  его личный петух-зверь по имени Жизнь, кое-какие отстойные барышни
из бомонда, министр внутренних дел, бандиты, само  собой,  другие  уважаемые
люди и Сам Господь Бог...  Короче, надо выключать мозги и быстренько все это
дело  прочитать.  Тогда  получится  кайф,  настанет  праздник   и   случится
прозрение!

     Техническая информация о книге:

 ╘ Издательство "ВАГРИУС"
 Тираж: 5000 экз.
 Выход книги: 10.2002
 URL: http://www.vagrius.com/books/na/plotn_01.shtml
 Ваши отзывы: vagrius@vagrius.com,
 http://www.vagrius.com/online/guestbuk.shtml








     На вечерней поверке.
     ПРАПОРЩИК: Иванов!
     ИВАНОВ: Я!
     ПРАПОРЩИК: Логично. Петров!
     ПЕТРОВ: Я!
     ПРАПОРЩИК: Логично. Сидоров!
     СИДОРОВ: Я!
     ПРАПОРЩИК: Логично.
     ИВАНОВ: Товарищ прапорщик, а почему все время логично?
     ПРАПОРЩИК:  Потому. Вот гляди, Иванов. Видишь два дома? У  одного крыша
зеленая, а  у другого, наоборот -- красная. Вот так и мы, люди, живем, живем
и умираем.

     Если я еврей -- чего я буду стесняться? Я, правда, не еврей.
     В. С. Черномырдин

     Куда  уж  еще дальше?  И  так уж  видно,  что  министр  внутренних  дел
подключается сегодня  и  к  сектору экономическому. Ну а  чего  здесь больно
умного, или там заумного, или захитрого,  чтобы не додуматься? Да потому что
это идет на грани преступности!
     В. С. Черномырдин





     Эта  книга,  написанная   в  приступе   отвращения  к  жизни,  является
скоплением противоречий, бессмысленных идей и наглых нравоучений. Приличному
человеку  и такому  умнику, как  ты, не  следует читать подобной литературы.
Поэтому немедленно слезай со  своей резиновой подруги, сожги книгу, забей ее
пеплом патрон и выстрели в воздух. Гильзу брось в реку.
     Молоток!
     Теперь  натягивай  штаны,  сделай  лицо   попроще  и  ступай,   займись
чем-нибудь  полезным.  Например,  спасай  китов   или   взорви  американское
посольство в Бангладеш. Ну пошутил я. По-шу-тил. Шуток не понимаешь?  Ладно,
купи килограмм гороха и покорми хотя  бы воробьев. От гороха, правда, многие
воробьи взрываются, но те, которые выживают, становятся орлами.

     Оревуар!

     Шайтан!!!
     Ты  еще  здесь?! Ты до сих пор  так и  стоишь  со спущенными до  колена
штанишками? Тебе понравилось про воробьев? Да, чувак, в голове у тебя засор.
Я  определенно переоценил твои интеллектуальные возможности. Судя  по всему,
самое  полезное, что ты  можешь  сделать в своей жизни -- пойти и немедленно
сдаться  в ближайшую кунсткамеру.  Что? и даже  после этого? и вопреки  моим
великодушным  предостережениям?  ты  решительно собираешься читать  дальше?!
Может быть, у тебя две жизни? Может, ты вообще Горец?..
     В любом случае тебе следует знать, что:
     1) Жизнь скоротечна, с каждой минутой ты стареешь.
     2) С ЭТОЙ МИНУТЫ ТЫ СТАНОВИШЬСЯ СКУРАТОВЫМ.
     3) Мир делится  на мужчин и  женщин. Все люди -- братья.  Все  бабы  --
дуры.
     4)  Слабая  половина  человечества  делится  на:  роскошных баснословно
богатых  интеллектуалок,  хорошеньких профурсеток и безобразных  вальпургий.
Богатых  и  умных  красавиц  мне  лично  встречать  не  доводилось.  А  если
доведется, держу пари, что они будут лесбиянками.
     5) Все остальные  люди делятся на интеллектуалов, идиотов, милиционеров
и  китайцев. Интеллектуалов  меньше,  чем идиотов,  милиционеров и  китайцев
вместе взятых. Скорее всего, ты не интеллектуал.
     6)   Распространение  книги  среди  женщин,  милиционеров,  китайцев  и
литературных критиков запрещается.
     7) Всякое сходство с реальными людьми в этой книге является случайным.
     8)  Скупаю   человеческие  души   каждый  третий  четверг  у  входа   в
Государственную Думу за 399, 99 USD наличными (семьям и героям труда большие
скидки).
     9) НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ НЕ ЧИТАЙ ЭПИЛОГ!
     И последнее:

     Скуратов!
     Если  ты купил эту  книгу, Царствие  Небесное  твое,  ибо  деньги  мной
получены, я сделался богат и навсегда покинул этот зверинец.
     Если ты ее украл, тебе простится, ибо я сам крал книги.
     Следуй за мной, и мы вместе узнаем:
     Кто с кем переспит и почему;
     Как наладить нескучные отношения с замужними дамами;
     Чем пахнут деньги;
     При чем тут китайцы;
     В чем смысл жизни;
     Есть ли жизнь на Марсе;
     Есть ли Бог.

     Итак...


     А начиналось все, будьте любезны.
     Сначала   я  хотел   пить,   а   Максимовский   хотел   мороженого.   И
некакого-нибудь простого  мороженого,  а  ванильного с  брусничным  сиропом,
кусочками ананаса и  мускатным  орехом. Невыносимая жара  сводила  с  ума. В
июньском  воздухе реяли  хлопья тополиной  ваты,  пахло соляркой, асфальтом,
расплавленной  резиной,  и  черт  знает  чем еще в такое  время года  пахнет
Москва.
     Обливаясь  потом, мы стояли в пробке на Тверской, горько сокрушались по
поводу неисправного климатизатора и мечтали заползти в тень.
     Наконец,  собрав  последние  остатки  мужества,  кляня  злую  судьбу  и
собственный  энтузиазм,   задыхаясь  от  пыли  и  копоти,  мы  прорвались  к
Белорусскому вокзалу, где по замыслу общей знакомой Тамарочки нам предстояло
спасать ее честь и чемоданы.
     Тамарочка, большая проказница, любительница  разноцветных горячительных
напитков,  крепких  выражений, всяких разных  нетрадиционных обстоятельств и
разгневанных  мужчин,  надубасилась  в   поезде  до  беспамятства   дешевого
армянского коньяка, посрывала с себя  все  одежды и на участке пути Смоленск
--  Ярцево,  находясь  в  плену  великой  любви,  набросилась  на  бригадира
подвижного состава.
     Железнодорожный сердцеед  -- мужчина,  судя по замашкам, бывалый  и без
предрассудков,  исполненный ответственности,  влекомый томлением и страстью,
позвал  девушку  за себя замуж. И она поначалу была очень даже не против, но
ближе к Москве спохватилась, передумала и стремительно бежала из-под  венца,
бросив в купе все свои пожитки.
     "Мальчики, выручайте!" -- умоляла перепачканная тушью Тамара.
     "Как же ты так?" -- недоумевали мы.
     "А вот так, -- стонала Тамарочка. -- Влюбилася! Сил нет никаких!"
     "Сиди дома. Разберемся".
     "Только по лицу не бейте. Я ему потом письмо напишу".
     Сказано -- сделано.
     "Послушайте,  милейшие, -- спрашивали мы у  народа. --  Который посреди
вас будет бригадир?"
     "Вон тот импозантный мужчина с ведром, тудыт его в карусель, -- отвечал
нам народ еле вразумительно, -- прислонившийся к бочке с растворителем. Если
нам не изменяет память, конечно".
     Целый час,  как  два трудоголика,  мы  старались  в депо,  терпеливо  и
добросовестно, окуная импозантного бригадира в бочку  с растворителем,  пока
этот упрямый сукин сын, наконец, не сжалился над нами и не вернул имущество.
     -- Это  не мои чемоданы-ы-ы,  -- капризничала  любвеобильная  Тамара. И
потом, у меня было только два, а вы притащили целых три-и-и.
     -- Вот те на! Зачем же он нам чужие чемоданы дал?
     -- Не наю-ю.
     --  Секундочку.  У  твоего  ненаглядного  были  под  носом  усы?  Такие
интересные усы в разные стороны с начесом?
     -- Не было у него никаких усов с начесом.
     -- Погоди, не реви. Значит, он не маленький, не толстый и не лысый?
     -- Не-е-е-е-е-е-е-ет!
     -- Ну, на нет и  суда нет.  Мы  как бы  того, торопимся.  До  свидания.
Звони.
     Потом  мы  поругались  с  продавщицей мороженого,  выпили по  бутылочке
теплого    пивка,   разбили    видеокамеру   косоглазому    путешественнику,
замудохались,  плюнули  на все,  прикупили  бухла, цитрусовых  пряников  и с
опозданием  на  три  часа   сорок  пять  минут  с  букетиком   контрабандных
эдельвейсов прибыли на именины к Фридману, пятые или шестые в этом году.

     Совершенно  неприлично являться в гости  раньше остальных, но приходить
последним -- это уже где-то за гранью добра и зла.
     Ибо:
     а) ранних визитеров не любят домохозяйки;
     б) поздних -- все эти пьяные сволочи, которые явились вовремя.
     И тем и другим ты отравляешь жизнь своим несвоевременным появлением.  А
ведь люди пришли на банкет. Людям  хочется праздника. Людям хочется заливных
языков, овощных салатов  и  половецких плясок. И все  уже перезнакомились, и
все  уже наладили контакт, и все родные  братья и  родные  сестры, и все уже
готовы  к приему  вторых блюд.  А тут  являешься ты.  Здравствуйте.  Там нет
свободного  стульчика? Это ваша  тарелка?  Ты кто  такой,  в  конце концов?!
Всемирно    известный    генерал-губернатор?   Народный   артист?    Лауреат
Государственной  премии? Нет. Ты никто. Отставной  козы  барабанщик. Значит,
твое место  где? Правильно: на краю стола и есть можешь  прямо из  салатницы
ртом.
     Вот такие размышления привели нас с Максимовским не за общий стол, а на
кухню.
     А там?
     В отблесках  закатного пламени, окруженная  густыми  клубами  табачного
дыма, погруженная в себя, отбрасывая свет и поглощая тень, упершись ногами в
пол, а также опершись задницей о подоконник, устроила перекур
     Кто?
     Кто, кто. Дед Пихто!
     Долговязая рыжая человеческая самка, вот кто.

     Можно  сказать  и  так:  рыжие  пряди непослушных  волос  ниспадали  на
обнаженные  покатые  плечи; пышная  грудь* волнительно вздымалась; трепетные
руки  трепетали, обнажая чего-то  там  такое и, придавая, так сказать, всему
облику  нечто  интригующее;  каждое  ее   движение  было  исполнено  грации;
соблазнительный  ротик;  бездонные  глаза,  в  общем, как  бы  все  вот  это
безобразие  интеллигентно венчали  собою; а платье, разумеется, подчеркивало
божественные формы.

     * На самом деле не больше третьего размера.

     А можно и так:  самка была высокая, а не долговязая, и не совсем рыжая,
а  непонятно какая, и все это только вопрос  терминологии, который к делу не
имеет никакого отношения.
     Замечу одно: подобных  девиц  очень трудно  классифицировать, поэтому в
моем  классификаторе  предпочтений их попросту  нет,  а это  в свою  очередь
означает, что реальных конкуренток у них в природе не существует!!!
     Особые  приметы: тугой узел на затылке, противоестественная пигментация
кожи   --   свидетельница  длительного   воздействия  тропического   солнца,
легкомысленное платье  в черный  горох по  белому  полю,  профиль греческий,
лифчик отсутствует.

     Максимовский потоптался  возле двери, не  сводя с девицы глаз, прошелся
по  кухне,  затем подкрался  к  холодильнику, сунул в  него голову  и оттуда
плотоядно поинтересовался:
     -- Чья невеста?
     Рыжая  долговязая   невеста   выпустила  струю  бледного  дыма,  лениво
повернула голову в сторону, противоположную от нас, и уставилась в стену.
     На  современном  языке  эмансипированной женщины  такое  возмутительное
поведение  означает  крайнюю  независимость,  общую  незаинтересованность  в
развитии диалога и что-то еще, чего мы пока не знаем.
     Еще  одна причина, по которой  барышням такого сорта не нашлось места в
моем классификаторе, основывается на уверенности в том, что по природе своей
они фригидны,  то есть  апатичны к ЭТОМУ ДЕЛУ и холодны. Затащить их в койку
--  трудновыполнимая задача, связанная с чудовищными потерями материальных и
душевных ресурсов. Во всяком случае:
     а) мне лично заниматься ЭТИМ с ними не случалось;
     б) я никогда не видел, чтобы они занимались  ЭТИМ  с другими мужчинами,
следовательно,
     в) они ЭТИМ не занимаются.
     А если  так,  то нечего им  делать в моем классификаторе.  Хотя  кого я
обманываю? Я с удовольствием разместил бы эту барышню на самом видном месте.
В разделе "Типичные Суки".

     Мы оба встречали таких женщин, Скуратов. Да, лично я называю их суками.
Познакомиться с ними в трамвае не представляется возможным по двум причинам:
во-первых,  потому  что  они  не  любят  ездить  в  трамваях;  а  во-вторых,
сомнительно, что когда-нибудь полюбят.

     Китайские  народные ученые, совершив научный подвиг, провели  целый ряд
китайских народных  экспериментов и совсем недавно закончили исследования  в
области  изучения  народной  красоты.  Они,  в  частности,  установили,  что
физическая красота -- тяжелое душевное заболевание,  не поддающееся никакому
словесному описанию и поражающее кишечных паразитов, отвечающих  в организме
женщины за объем бедер, смену настроения и продолжительность оргазма.
     Главные симптомы  болезни: гипертрофированное  "я"  и,  как  следствие,
презрительное отношение к окружающим людям.
     Осложнения: частые  консультации  у косметолога,  предрасположенность к
роскоши и дурной характер.
     Правда,  один мой знакомый  доктор,  человек прогрессивных  взглядов  и
незаурядный психотерапевт, считает, что излечивается такой недуг элементарно
просто: без разговоров, без лишних  антимоний коротким прямым ударом в морду
между левым  и  правым  глазом.  Если  сразу не  помогло,  процедуру следует
повторить  и  так  до  полного выздоровления.  Но, как  правило, уверяет он,
ремиссия наблюдается уже  после первого сеанса. Бить  вторично рекомендуется
только   через   две   недели   для  закрепления  результата,  а   также   в
профилактических целях раз в полгода. Главное -- не повредить руку.

     -- Меня зовут Максимовский, этого пехотинца -- Игорь, а как зовут нас?
     Максимовский  никогда не сдается.  Лично я давно бы развернулся и ушел.
Может быть, девушка -- иностранка и не вполне еще освоилась с русским языком
и нашими порядками, а может, вовсе разучилась разговаривать.
     --  Меня  зовут  Марина,  --  (надо  же,  освоилась)   ответила  девица
совершенно без акцента,  не  разжимая, впрочем, зубов, -- а как зовут вас, я
что-то не расслышала.
     -- Мать честная! -- оживился Максимовский, -- юмористка. В связи с этим
предлагаю  сразу перейти в соседний кабинет для  переговоров --  там удобный
диван-кровать.
     -- Какой вы, однако, шустрый! -- девица заинтересовалась.
     -- Ничего не поделать: тестостерон. А давайте, Марина, смотреть на вещи
несколько шире. Давайте выпьемте сейчас  водки на брудершафт, а потом, ближе
к  вечеру, убежим отсюда, возьмем еще пару бутылок, поедем все вместе к вам,
--  толкает меня  локтем,  --  и  я  вам покажу свою  коллекцию первомайских
порнографических открыток. Больше ни у  кого такой нет. Соглашайтесь, а то я
передумаю.
     Рыжая девица повернулась анфас, ощупала нас  колючими глазами  с головы
до ног  и снова отвернулась. На мне  ее взгляд застрял надолго. Впрочем, это
не факт. К тому же Максимовский наступал, а я не собирался портить ему шерше
ля фам. Так он это называет.
     -- С  огромным удовольствием, --  меланхолично  молвила она,  -- только
прямо  сейчас  я  не могу.  За  мной должен  заехать муж,  который,  кстати,
значительно крупнее вас. Он обязательно вас обоих растерзает, а потом съест.
     -- Страдания, страдания для русского  человека -- сплошное наслаждение,
--  скорбно  сказал  Максимовский,  протягивая  девице пустой стакан. --  Вы
недоступная и одинокая,  как... вчерашняя Фудзияма,  -- вздохнул он, невинно
улыбнулся и добавил: -- Но, агрессивная. Вам плеснуть винца?
     Девица нахмурила бровь.
     -- Чего вы хотите?
     --  Хорошо, что вы спросили. -- Максимовский подвинулся еще ближе и  со
свойственной ему прямолинейностью принялся объяснять даме, чего, собственно,
он хочет.
     Что касается меня, то я надрался и потерялся в сутолоке гостей. Я и так
знаю,  чего  он хочет: натрескаться водки,  как можно  скорей завалить ее  в
койку и отпялить. А и то, какой русский не любит быстрой любви?

     Разумеется,  никакого  мужа у Марины не было. Со слов  Максимовского, в
первом часу ночи  она ползала на  дырявых коленках  по Никитскому бульвару и
ворчала:
     "Максимовский, на  кой хрен вы  меня  напоили. Меня тошнит. Везите меня
домой".
     "Ты  любишь меня,  Марина?" -- эгоистично спрашивал  Максимовский, стоя
над  нею, словно  изваяние  античного героя,  надменного,  хладнокровного  и
похотливого.
     "Люблю, люблю, только скорей домой в кроватку".
     "Заметьте, мадемуазель, я этого не предлагал".

     ИНЬ -- ЯНЬ


     -- Подумать  страшно,  как  я могла  связаться с  таким мудозвоном!  --
кипятится бесноватая Марина, швыряя на пол мелкие предметы домашней утвари и
декоративно-прикладного искусства,  одни  из которых рассыпаются на части, а
другие просто подолгу дребезжат. -- Вы противный, я вас ненавижу!
     -- А кто говорил, что я Мистер Икс?..
     -- Я такое говорила?! Боже мой, я была не в себе!
     -- Успокойтесь,  пациентка, берегите связки. Они вам  пригодятся, чтобы
петь  колыбельные  на  ночь. Ты  говорила,  что я дерзкий Навуходоносор,  --
Максимовский,  слегка  наклонив   голову,   загнул  указательный  палец,  --
экстравагантный палестинский Тарзан, -- он согнул средний палец, а следом за
ним безымянный, -- и ловкий татаро-монгольский Гекльберри Финн...
     -- Жулик вы ловкий, а не татаро-монгольский Тарзан!  Замотали  вы меня!
Воспользовались девушкой! Как не стыдно?!
     -- А мне не стыдно. Вот мне не стыдно.
     -- А совесть у вас есть, скажите, пожалуйста?!
     -- Есть, -- отрицательно мотнул головой Максимовский.
     -- А я не хочу ребенка. И тем более  от вас. Я  ненавижу детей! Я  сама
еще ребенок!
     --  А  давайте,  пациентка,   сейчас   перестанем  хулиганить.  Поешьте
чего-нибудь солененького. Уши вянут. Хватит орать!
     --  Ах, простите,  пожалуйста, как же  я о вас-то не подумала!  То-то я
гляжу, у вас такое кислое выражение лица. Будто бы вы чем-то недовольны. Что
ж, случаются в жизни огорчения.
     --  Вот именно, Марина, ты меня здорово огорчила.  Но  я не злопамятен.
Пойди и сделай аборт.
     -- Да как вы не понимаете...

     Нет, не так. Вот как:

     -- Какой, в жопу, аборт?! Ты что, не слышал, кретин, -- я на  четвертом
месяце?!
     Тебе  кажется,  Скуратов,   что  в  этом  месте  образовалась  гнетущая
мелодраматическая тишина или кто-то стыдливо покраснел? Ни в коем случае.
     --  Удивительно, вроде  бы  совсем  неглупая  женщина.  -- Максимовский
посмотрел в окно, хотя  с того  места,  где он сидит, в темном  окне,  кроме
серого пасмурного неба, ничего другого видно быть не может.
     --  Удивительно?!  Люди   добрые,   посмотрите  на   этого  хама!   Ему
удивительно! -- Марина сгребла  с полки  вазочку для  фруктов, взвесила ее в
руке и с воплем: -- Удивительно, что я тебя не отравила и ты до сих пор жив!
-- отправила на пол.
     Я  сразу  понял,  что мое присутствие не случайно,  и  раз  уж я  здесь
нахожусь, то должен Максимовскому каким-то образом помогать.  Кроме того, я,
несомненно, добрый человек. Я сказал Марине:
     -- Действительно. Чего ты разоралась? Вроде бы уже не девочка, взрослая
тетка, пора заранее соображать.

     Марина вздрогнула, на секунду замерла в позе атакующей  орлицы, а потом
вдруг как заорет на весь дом:
     -- Максимовский, сосать  твою  колотушку, если  тебе не трудно, попроси
своего друга завалить ебальник!

     Ты,  наверное, решил, Скуратов  *, что я  передергиваю, когда заставляю
Марину  так   кучеряво  браниться,  чтобы  специально   произвести  на  тебя
впечатление? Ты  дураком-то не  прикидывайся. Я  сам  однажды был свидетелем
такой сцены: жена мужу кричит из спальни: "Пупсик, вруби фумигатор, а то тут
уже летает  один пидорас!" Вот так. А ты говоришь культур-мультур. Хуйня все
это на постном масле.

     *  СКУРАТОВ. Скорята  --  одно  из  многочисленных  имен-прозвищ,  ныне
забытых.  Возможно,  так называли своих детей мастера по выделке сырых кож и
шкур, которые звались скара, скора, скорка, скура.  На  Тамбовщине  Скорятой
называли смирного, покорного, не умеющего за себя постоять человека. Так что
в фамилиях Скарятин, Скорятин, Скорятов, Скуратов, Скурин,  Скуров, Скурятин
-- двойной смысл.
     Т. Ф.  Ведина. Словарь фамилий. М.: ООО "Фирма "Издательство АСТ", 1999
г.
     -- Господи, и за что мне такое наказание! Купила бы себе велотренажер и
горя бы не знала! Нет, когда-нибудь люди назовут мою жизнь подвигом!
     На Марине надето нечто совсем, совсем прозрачное с пуховой оторочкой, а
под этим, я извиняюсь, только она сама. Признаков беременности я не заметил.
Мне  до одури захотелось стать этим легким прозрачным предметом и прилипнуть
к  ее телу навсегда. А  еще лучше, если  бы  на ней  были  рейтузы, и  этими
рейтузами тоже был бы я. А Максимовский заблудился бы в лесу.
     Я не унимаюсь:
     -- Если хочешь знать мое мнение, то тебе давным-давно пора рожать.
     -- Я свободная женщина! Захочу -- рожу, не захочу  -- не рожу, я такая!
А твое мнение здесь никому не интересно!
     -- То есть как? Мне, например, очень  интересно его мнение,  он опытный
человек. -- Максимовский  зевнул и посмотрел на часы. --  Угомонись, Марина,
мы что-нибудь придумаем.
     -- Что  ты  мелешь,  Максимовский?! Ты  только  послушай  себя!  Что ты
несешь! Сделай милость, скажи, что тут можно придумать?!
     -- Э,  не скажите: тут можно такого понапридумывать... Надо этот вопрос
как следует провентилировать.
     -- Если бы ты умел вентилировать или хотя бы немного думать головой, ты
был бы сейчас летчиком-космонавтом или,  я  не знаю... военным переводчиком!
Господи, боже мой! Приличным человеком!
     -- Приличные  люди  столько,  сколько  я, не  зарабатывают,  -- сообщил
Максимовский очевидный факт.
     -- Приличные люди столько, сколько я, не тратят! --  Марина разбежалась
от стены и с чувством лягнула косметичку.
     --  Ну   и  где  я  сегодня  буду  ночевать?  --  шепчет  Максимовский,
выразительно глядя на меня. Он еще не знает, что я сам четыре дня бездомный.
     Чрезмерная Маринина подвижность  и шум, производимый ею, действуют  мне
на  нервы.  Я  толком  не  выспался.  Я  устал.  Меня  знобит. Голова  после
вчерашнего  фестиваля  гудит  как  перегретый котел  и  с минуты  на  минуту
взорвется. Моему обезвоженному организму требуется немедленное хирургическое
вмешательство и покой, покой, покой.
     -- Закругляйся, -- сказал я Максимовскому, --  я подожду в машине.  Дай
мне ключи.
     -- Залупу  тебе на воротник, а не ключи.  -- Максимовский ухватился  за
меня. -- Посиди, попей еще чайку, видишь, я уже  почти закончил. Знаешь что,
кролик, я, наверное, ухожу от тебя!
     -- Знаете что?!  Знаете что?! -- Марина пронеслась мимо нас  в соседнюю
комнату,  закручивая  по дороге  вихри парфюмерных  испарений,  и  принялась
крушить там мебель. -- Ты уж прости меня, дуру  старую, но это  как бы не ты
уходишь! Нет! Это я тебя выгоняю!
     -- Как хочешь.
     -- Да, я так хочу! -- донесся до  нас ее зычный рев.  -- Потому что это
существенно меняет дело!
     --  В  таком  случае  пора  закрывать  балалайку!  --  кричит  в  ответ
Максимовский. -- Мы уходим! Прямо сейчас!
     -- Проваливай, аферист!
     -- И даже не пытайся меня остановить!
     -- Убирайся вон!
     -- Все напрасно! Умерла так умерла!
     --  Давай,  давай, вали отсюда! Не забудь забрать  свои манатки!  Ключи
положи на столике у зеркала!
     -- Ноги моей здесь больше не будет!
     -- Вон, скотина!
     -- Нимфоманка!
     -- Лапотник! Видеть тебя не могу!
     -- Эксгибиционистка!
     -- Уй! Престидижитатор!!!

     Истинно говорю тебе, Скуратов: если ты еще  молод и  у тебя не  хватает
собственного  житейского опыта, прислушайся  к  моему  совету:  не  принимай
близко к сердцу женские истерики. Подумаешь -- девушка залетела? Ну и что? У
девушек  постоянно  случается  что-то неожиданное: то ноготь  сломается,  то
каблук. Почем, интересно зимняя резина?*

     * Я не даю комментариев  относительно словосочетания  "зимняя резина" в
надежде на то, что среди моих  Скуратовых нет женщин, а мужчины все понимают
без всяких комментариев.


     Два  года  назад  Максимовский  развелся с  первой  женой,  оставив  ей
квартиру, ребенка и пачку денег.
     До знакомства  с Мариной  он вел преимущественно  кочевой образ  жизни,
скитаясь по арендованным квартирам и гостиницам. Иногда ему перепадали ключи
от чьей-нибудь дачи.
     "Целомудренный  творческий работник  тридцати  лет  остро  нуждается  в
благоустроенной даче на  пару месяцев  осени с целью организованной тишины и
внезапного  побега от всех.  Бесплатно. Нетелефонизированные  дачи  прошу не
беспокоиться. В/о. Одинок. Чрезвычайно романтичен. Гарантирую без пьянства и
разврата".

     И  тогда  он звал меня на  шашлыки. А что  за  шашлыки  без  пьянства и
разврата...
     Однажды в Переделкино мы с ним отмечали то ли день  взятия Бастилии, то
ли  день  работника  мясомолочной промышленности,  сейчас  точно  не  помню.
Закрылись в бане, попарились,  как  следует, и потянуло нас на  приключения.
Отыскали в поленнице старую газету, нашли рубрику: "Досуг  для состоятельных
господ". Все объявления в таких рубриках примерно одинакового содержания:
     "Дама-фотограф знакомит спонсоров и девушек. Т: 911-01-02".
     Или:
     "Массаж  оздоровительный  (не  медицинский)  по  оригинальной  методике
выполнят   для   вас   обворожительные  сестрички.  Индивидуальный   подход,
неповторимые   ощущения.  Доверьтесь  профессионалам.  Конфиденциальность  с
гарантией. Выезд круглосуточно. Т: 911-02-03 Шикарная леди-модель".

     Позвонили наугад.
     -- Шикарная леди-модель?
     -- Шикарная, -- ответил мужской бас, -- леди-модель.
     --  А  что,  массажистки  у вас  очаровательные имеются,  или  как?  --
спрашиваем.
     -- Конечно, имеются, -- отвечают нам.
     -- А сколько?
     -- Сколько надо?
     -- В смысле почем?
     -- 150 $ в час.
     -- Все?
     --  Каждая.  Вы  пышногрудых  длинноногих блондинок  предпочитаете  или
изящных эрудированных брюнеток? Есть девственницы, но дороже.
     -- Торговаться не будем, хотим непременно девственниц.
     -- В два с половиной раза.
     -- Давай! Волоки! И, гляди, чтоб сестрички были на уровне!
     Пока они ехали, мы накачались до такой степени, что стали похожи на два
распаренных овоща. Наконец  привезли пятерых сестричек, построили перед нами
в один ряд.  Разодеты  все в пух и прах, словно на маскараде. Которые из них
были блондинки, а  которые брюнетки, мы уже не  разбирали. Разница,  на  мой
взгляд, между ними только в  том и заключалась,  что  одна была  безобразнее
другой. Максимовский отобрал двух.
     -- А они точно девственницы?
     -- Да, еп... стопроцентные! -- Труженик эквивалентной любви размашистой
рукой  осенил  свое  пузо крестным  знамением. -- Пробу негде  ставить! -- И
заговорщически подмигнул: --  Браслетка  золотая  не  нужна  девяносто  пять
грамм? Дорого не возьму. Или по пятерочке в буру?
     В буру значит в буру. Через полчаса все наши деньги вернулись обратно с
солидным наваром.
     -- Ладно, братан, приезжай часика через два.
     -- Зачем?
     -- Заберешь своих мартышек.
     -- Да,  еп...  нах...  они  нужны?!  --  Сутенер  погрустнел,  погрузил
остальных  куртизанок в  микроавтобус  и умчался  в  ночную  даль  вместе  с
нереализованным браслетом.
     --   Ну,  что,   мальчики,  попрыгаем?   --  отчаянно   заявила  первая
девственница, взмахнув накладными ресницами.
     -- А как же! -- дружелюбно улыбаясь, ответил девственнице Максимовский.
     -- Максимовский, -- усомнился я, -- у меня с собой нет презервативов.
     -- Никогда не  пользуйся презервативами, особенно когда  имеешь  дело с
девственницами, -- посоветовал Максимовский.
     -- Да ну их в жопу, -- сказал я, -- подхватишь заразу.
     -- Чудак, как можно подхватить заразу от девственницы. А насчет жопы --
неплохая мысль. Где-то я тут видел кусочек мыла.
     --  За  извращения  платить  дополнительно, --  уточнила севшим голосом
другая  девственница,  сплюнув  на пол комок жевательной резинки, количества
которой хватило бы на замазку оконной рамы в Кремлевском Дворце Съездов.
     -- Хорошо. -- Максимовский был на все согласен.
     -- Деньги вперед.
     -- С удовольствием.

     Максимовский долго  и трудно  целовался с  девственницами  на прощанье,
обещая по прибытии в Москву сразу же рассчитаться.
     Обе  шлюхи  потом еще  целую неделю околачивались  возле  дачи и  в  ее
окрестностях, пугая своим видом детей, стаи бродячих коров и вдову именитого
башкирского баснописца.


     Снаружи зима. Унылое хмурое утро. На дороге  валяется вчерашний грязный
снег и брошенная строителями бетономешалка. Рядом  с бетономешалкой, сверкая
агатовым глазом, сидит свирепая ворона и жадно грызет рыбью голову.
     --   Престидижитатор   --   это   вообще   кто?   --   после   довольно
продолжительного молчания спросил Максимовский.
     -- Понятия не имею, -- ответил я.
     -- Погода плохая на улице. Метет. Мне не нравится такая погода.
     В такую рань плохой бывает не только погода. Очень, очень плохая, очень
большая и волосатая собака, тяжело согнувшись,  уселась срать  прямо посреди
тротуара. Тусклая  шерсть  вздыбилась на загривке, волнообразная  конвульсия
сотрясла ее перекормленное тело, и через минуту собака навалила целую кучу.
     -- Отвратительное зрелище, -- печально констатировал Максимовский.
     -- Собачка тоже хочет какать. Даже первые ракетки мира какают.
     -- Да, но они же не какают на тротуаре.
     -- Ты просто не любишь собак.
     -- Нет,  я люблю собак, у меня в детстве был  щенок. Я не  люблю, когда
они гадят на тротуарах.
     -- Несправедливо  обвинять одну  собаку.  По-моему,  эта  тварь  больше
нуждается в сочувствии. У нее явные проблемы с пищеварением.
     Собака  посмотрела  между лап  и  тоскливо полаяла  на свою хозяйку  --
дородную бабу с  пухлой  рожей,  наполовину  скрытой под облезлой ондатровой
шапкой. Та  наклонилась, заглянула под собаку  и  просветлела.  Затем обвела
окрестности и ранних пешеходов ликующим взглядом, будто из собаки на тротуар
только  что  вывалилось  не  обычное  дерьмо  с  глистами  и  до  конца   не
переваренной  перловкой,   а  увесистый  золотой  слиток  или   какое-нибудь
диковинное    новообразование,    населенное    микроорганизмами   неземного
происхождения.
     --  Подойти бы  и стукнуть тетке по роже, чтобы  она упала  в  эту кучу
говна и заплакала. И раз и навсегда поняла,  что нельзя так некрасиво любить
свою собаку.
     -- Ты бы не смог ударить женщину, -- сказал я.
     -- Какую женщину? Вот эту?
     -- Эту.
     -- Я?
     -- Ты.
     -- Что меня остановит?
     --  Уголовные  запрещения,  нравственные   предрассудки  или  природная
застенчивость.
     -- Застенчивость? Ну, ты тоже, как скажешь.
     -- Тогда чего ты ждешь, сигнальную ракету? Вперед, шагом марш. Выбей из
нее все дерьмо, пока она сама тут не навалила.
     -- Пойду, задам ей перца.
     -- Давай. Не подкачай.
     Максимовский  вылез  из автомобиля, подошел к тетке, хрустнул пальцами,
деловито осведомился у нее, который час, не спеша, размахнулся и...
     ...И  вот  в этом  месте дама  вдруг вспоминает, что  в  расписании  ее
утреннего моциона мордобитие с посторонним мужчиной вообще не предусмотрено.
Она  взвизгивает,  придерживая   шапку  рукой,  приседает   и  на   коротких
полусогнутых   ногах  бросается   наутек,   увлекая   беспомощную,  насмерть
перепуганную собаку в сторону детской площадки.
     -- Я тебя  запомнил, -- крикнул  ей вдогонку Максимовский. --  Еще  раз
увижу тебя здесь с твоей паршивой собакой, размажу по асфальту обеих!
     -- Будь ты проклят!  --  воскликнула барышня и спряталась за  углом. --
Чтоб  у тебя отсохли руки! -- отскочило рикошетом от  трансформаторной будки
уже более-менее осмысленное и конкретизированное проклятие.
     Максимовский  вернулся  в машину  неудовлетворенный  собой  и  с  силой
хлопнул дверью.
     -- Тварь!
     -- Ты долго рассусоливал. Она даже не поняла, в чем дело.
     Не  успели мы опомниться, как во дворе появилась  необычная  процессия.
Несколько   человек  конфликтного  вида,  гремя  снегоуборочными   орудиями,
выстроились на непочтительно близком расстоянии от машины и стали нас в упор
разглядывать.
     Максимовский напряженно замер в ожидании.
     -- А вот и кавалерия.
     Зондер-команда перегруппировалась и построилась в каре.
     -- Эти? --  спросил самый чахлый экзекутор, взмахнув ломом так же легко
и естественно, как дирижер взмахнул бы своей дирижерской палочкой.
     -- Эти.  --  Вперед  выступила  тетка,  поправила  ондатровую  шапку  и
каркнула: -- Чтоб ваши дети сдохли от рака! Мочи их, мужики!..
     Вновь прибывшие докурили свои  самокрутки и, побросав  окурки  в разные
стороны, удивительно синхронно шагнули вперед.

     -- Ну вот, теперь я не  успокоюсь, пока не увижу  эту суку  мертвой. --
Максимовский  крутит  руль,   прокладывая   дорогу  напрямую  через  детскую
площадку. -- Я мужчина или не мужчина?!
     -- Железяка. Если у тебя не отвалился член.
     -- Я сто лет не был у  маникюрши.  Если завтра я погибну, у  меня будут
длинные некрасивые ногти и заусенец на левом мизинце!
     -- Как пить дать.
     -- Сука, всю кровь выпила! Я мужчина, а Господь дал мужчине:
     а) горделивую осанку,
     б) его руки значительно сильнее женских,
     в) его ноги несравненно шире ступают,
     г) глаза его смотрят за горизонт,
     д) у него железные нервы, и
     е) прекрасные тугие мозги.
     Чтобы просто поддержать разговор, я сказал:
     -- Зато бабам досталось все остальное.
     -- Да-а, -- вздохнул Максимовский, -- сиськи у нее, правда, классные.
     У кого классные сиськи? Наверное, у  Марины. Максимовский считает,  что
во  всем  виноват  Фридман,  поэтому  мы  едем  к  нему. Я точно  знаю,  что
Максимовский не станет бить женщину, во всяком случае, рано утром. Просто он
на взводе. Надо выпить.




     В те достопримечательные времена,  когда  диктатура пролетариата, когда
народ и  партия  едины, когда  выполним  и  перевыполним,  когда  догоним  и
перегоним Америку, когда  СССР  был  оплотом  мира  и родиной слонов,  когда
советы народных депутатов
     и

     и

     и


     были  такой же  реальностью  жизни, как,  например, осенние  листопады,
ворчливые  старухи  или  человеческие  жертвоприношения,  Ивана  Аркадиевича
Фридмана  давно бы  упекли за  тунеядство. Пожизненно.  В связи  со  стойкой
неспособностью к Социалистическому! Строительству! и всякому труду вообще. А
еще  раньше, году эдак  в  тридцать седьмом, просто-напросто поставили  бы к
стенке и шлепнули, как бесперспективного. Дело в том, что Фридман никогда не
трудился  в  привычном понимании  этого  процесса, как  способа  организации
жизни.
     При старом режиме, выполнив наказ  покойной  бабушки,  здоровье и самою
жизнь свою положившей  на алтарь Советского! просвещения, он с горем пополам
получил  высшее образование,  закончив  технологический  факультет  пищевого
института по специальности: "виноделие".  Не бывало в СССР более бездарных и
бестолковых  виноделов, чем Фридман. Если вы  мне предъявите  второго такого
охламона,  я  вам просто  не поверю.  В  два  потока  из глаз  замдекана  по
воспитательной работе струились слезы счастья, когда в обстановке строжайшей
секретности и  с чувством  глубочайшего  Советского! Удовлетворения!  он  от
имени  профессорско-преподавательского состава и  по  поручению  государства
вручал Фридману диплом.
     Ступив за порог родной альма-матер, Фридман усвоил всего три вещи:
     1. красное вино к мясу,
     2. белое к рыбе и
     3. деньги творят чудеса.
     Но, как  это  часто  бывало,  вручали  большевики  Советскому! человеку
какую-нибудь херню, а дальше -- хоть  трава не расти.  Никакой личной жизни.
Не успел  наш драгоценный  Фридман развернуться по своему  профилю,  как  из
почтового из ящика,  да как из  рога изобилия, к нему на руки, на белые руки
посыпались  повестки.  Желтые  на  вид  и  черные  по содержанию, похожие на
квитанции из прачечной.
     Уведомления он получал в основном двух видов.
     Первые шли из военкомата и звали Фридмана  аты-баты в Советскую! Армию!
Сухими ведомственными словами в доступных однообразных формулировках военный
комиссар  излагал  в  них причину, по которой они  с  Фридманом  обязательно
должны  встретиться   и  обсудить  в   официальной   обстановке  вероятность
добровольной  и  увлекательной  службы  в  армии,  а  также  напоминания  об
уголовной ответственности за уклонение от подобной вероятности.
     Содержание других повесток Фридману нравилось и того  менее. Участковый
инспектор, руководствуясь государственными задачами и другими  соображениями
высокого дисциплинарного порядка, не жалея чернил и казенных формуляров, раз
в  неделю  авторитетно выражал уверенность  в  том, что  когда-нибудь  они с
Фридманом   все-таки   встретятся  и   обязательно   повеселятся  по  поводу
организации  какого-то   притона,   а   также,   разумеется,   напоминал  об
ответственности за уклонение от этой многообещающей встречи*.

     *  Вообще-то  ничего  подобного в  повестках  не  пишется,  но  у  меня
получилось полстраницы прекрасной  ерунды,  благодаря  которой мои гонорары,
несомненно, увеличатся. А, кроме того,  стиль изложения явно свидетельствует
о  том, что я без  труда способен  сочинять заковыристые предложения, а  это
умение в  свою очередь должно  благоприятно воздействовать  на  литературных
критиков, которых я (нужное подчеркнуть):
     а) заранее ненавижу;
     б) заранее обожаю.
     Критик! Наверняка, ты получил эту книгу с помощью шантажа,  подкупа или
разврата. Разве эти бездарные страницы не жгут твоих священных пальцев?

     Не  правы были,  что один, что другой, и оба напрасно старались. На  ту
пору у Ивана Аркадиевича совершенно не было свободного времени. Он увлекался
баснословно богатой театралкой Елизаветой Яворской  и состоял при ней кем-то
вроде мальчика на побегушках.
     Ох уж мне эти баснословно богатые  театралки.  Они капризны, ревнивы  и
раздражительны и при каждом удобном случае лезут целоваться. Они требуют так
много  внимания  и ничего  не  дают  взамен.  Разве  что немного  средств  к
существованию непризнанным  гениям  да  приют в  своей спальне  неприкаянным
эротоманам. Почти  всем и  весьма регулярно. Ежедневное общение  с подобными
дамами  прибавляет мужчине  самоуверенности и  делает его жизнь радостной. К
сожалению, таких женщин крайне мало, в этом смысле с ними прямо беда.
     Весь день Фридмана был расписан по минутам.
     11.30 -- Пробуждение Ивана Аркадиевича.
     12.00 -- Он готовит и подает Елизавете завтрак прямо в постель.
     12.22 -- Короткий секс в гидромассажной ванне.
     12.45 -- Они уже играют в бадминтон на раздевание.
     14.10 -- Обед на веранде летнего ресторана.
     15.20 -- Короткий секс в автомобиле.
     16.00 -- Елизавета музицирует на клавесине.
     17.00 -- Короткий секс на клавесине.
     17.14 -- Фридман должен забрать ее платье у портнихи.
     В это время Елизавета узнает городские новости по телефону.
     19.30 -- Премьера в БДТ. Правительственная ложа.
     23.00 -- Легкий ужин в кроватке.
     23.15.41 -- Предварительные ласки.
     23.16.01 -- Секс до полного изнеможения.

     Мог  ли Фридман после всего этого встречаться с кем-нибудь  еще?  Пусть
даже  с самим  военным комиссаром. И не беда, что Елизавете  на тридцать лет
больше.
     Одним  словом,  насыщенное  событиями  и  эмоциональными  переживаниями
существование Фридмана происходило  параллельно регламентированному и хорошо
организованному существованию государства  со всеми его военно-промышленными
комплексами и  правоохранительными  системами  и  пересекаться  в  обозримом
будущем  не  намеревалось.  Поэтому  теми  и другими повестками  он попросту
вытирал жопу.
     Ну,  кто  из вас, спрашивается, не вытирал  жопу повестками, паспортами
или  письмами  родни. Нет, не той родни, которая живет  в Амстердаме, а той,
которая, наоборот, в Днепропетровске. Все вы вытирали. Но кому из вас пришло
бы в голову засушить результат, запечатать его в конверт и отправить обратно
по указанному адресу? К тому же заказным письмом, да еще и  с уведомлением о
вручении. Фридман вообще в этом плане большой был выдумщик и затейник.

     А ведь случались еще  повестки из суда. Из народного суда. Это то самое
место,  где  два  народных  заседателя,   знакомых  одинаково  плохо  как  с
юриспруденцией, так  и  с  китайской народной  грамотой, вершат  правосудие,
исходя  из  собственного  понимания карательной функции  государства,  гноят
граждан  в  казематах  за  кражу  пары  рукавиц  и  спят  после  этого  акта
младенческим сном  с  ощущением  выполненного  гражданского долга,  а  также
собственной значительности и безнаказанности.
     Исключительно  из уважения  к  Фемиде, а  также  благодаря  врожденному
стереотипному   восприятию   противоположного  пола  как   чего-то  слабого,
беззащитного   и  некоммуникабельного,  повестками  из   суда   Фридман   не
подтирался. Он делал из  них конфетти,  врубал  погромче  "Panasonic"  и под
аккомпанемент симфонического оркестра Гостелерадио СССР! спускал в унитаз.
     Самое смешное,  что Фридман знать не знал,  кто она  такая,  эта  самая
Фемида,  и  каково,  например,   ее  местоположение  в  табеле  о  рангах  в
древнегреческой  мифологической  иерархии. Но  при  этом  он  был  абсолютно
уверен, что Фемида -- это  такая  женщина с повязкой на глазах,  вооруженная
ювелирными  весами, похожими на те,  которые он  не раз  встречал  у  своего
скупщика, и вызывающая косвенные и весьма условные ассоциации с правосудием.
Прошу заметить, именно с правосудием. Фемида! От одного этого  слова в груди
Ивана Фридмана просыпался лев. Страшный и ненасытный. А уж повязка на лице у
богини пробуждала в нем  целый комплекс  примитивных эротических переживаний
целенаправленного свойства.

     Поехали дальше.
     От всех  вот  этих вот обязательств  Фридман, конечно  же, уклонялся  в
течение какого-то времени. Но однажды, воротясь  домой  после двухнедельного
загула  в  Серебряном  Бору  у  Елизаветы,  он с  удивлением обнаружил следы
человеческих ногтей  на дерматине своей  квартиры.  При этом сама дверь была
опечатана. На сургуче,  связующем  концы веревки,  стояло  клеймо городского
прокурора.
     Такого  хамского  вмешательства со  стороны  Советской!  прокуратуры  в
личную жизнь человека и гражданина Фридман вынести не мог. И в него вселился
Сатана. Оба полушария Фридмана сейчас же сварились в собственном соку, перед
глазами,  переливаясь  всеми  цветами  радуги,  поплыли круги,  в  солнечном
сплетении  загудело, ноги подкосились.  Ваня  сел на  ступеньку, обнял  свою
голову и призадумался о дальнейшей биографии.
     Через полчаса он не придумал ничего умней,  как устроить в промтоварном
магазине  погром,  сопровождавшийся  непристойными   выходками  в  отношении
старшего товароведа Пугачевой А. Б.
     Такому  клиенту  любой  дурдом рад. В  тот  же  день  Ивана Аркадиевича
поставили на довольствие в психиатрическом институте имени Сербского.
     Свое заточение Фридман обосновал как меру временную, но необходимую.
     В  дурдоме Ивану понравилось раз и  навсегда.  Во-первых, он  обзавелся
полезными  связями,  в частности,  познакомился  с известным  диссидентом  и
мыслителем Вольдемаром Жириновским,  а также другими, не  менее интересными,
но  довольно  своеобразными товарищами; во-вторых,  обрел  себя;  в-третьих,
приобрел много  необходимых  знаний и  практических  навыков на  все  случаи
жизни; и, в-четвертых, бесплатная инъекция аминазина в голову каждый день*.

     * Утверждать что-либо наверняка я не берусь, поскольку сам не был этому
свидетелем, а Фридман мог и наврать.

     Не злоупотребляя  гостеприимством  учреждения,  Фридман  через  полгода
покинул  его стены  с отличной характеристикой и диагнозом: "навязчивая идея
спасения человеческой расы от нападения марсианских дикарей".
     Отныне  Иван  твердо знал свою дорогу. Он решил посвятить всю жизнь без
остатка  борьбе за  политические,  а главным  образом экономические  права и
свободы  граждан,  тем более, что  заниматься политикой теперь было сплошное
удовольствие и совсем нестрашно -- в стране по всем фронтам наступали:

     ПЕРЕСТРОЙКА!
     ПЛЮРАЛИЗМ МНЕНИЙ!
     и
     ХОЗРАСЧЕТ!

     Фридман  числился  на хорошем счету  и  у  либеральных демократов,  и у
радикальных анархистов. Еще бы. За год он не пропустил ни одного митинга, на
каждом выступал с  пламенной речью, на каждом втором его били ногами идейные
оппоненты и провокаторы из госбезопасности.
     Мне запомнился такой эпизод.
     На  площади  50-летия   Октября  образовалась  стихийная  демонстрация.
Трудящиеся ставили, в сущности, очень простые вопросы:
     1) Когда начнут кормить?
     2) Куда подевалось хозяйственное мыло?
     3) Кто украл золото партии?
     Из  ресторана "Националь"  в лайковом  пальто  цвета  копченой лососины
вышел обожравшийся антрекотов Фридман и обратился к народу с притчей:
     "В некотором царстве, в некотором государстве! -- проповедовал Фридман,
воодушевленный  приветствием  человеческих  масс,  --  жил да  был  человек,
который  пахал  как   конь   на  поприще   производства   товаров  народного
потребления,  а сам  ни хера  не имел, и было у него  три сына.  Однажды  он
пришел домой с ночной смены, выпил рюмочку  валокордина, лег на тахту и тихо
умер от перенапряжения... Как и все вы подохните со  временем в  этом  богом
забытом крае, где,  начиная с тысяча девятьсот  семнадцатого  года  тихие  и
скромные евреи загубили девяносто миллионов душ!!!"
     Толпа  взревела,  подхватила  Фридмана  на  руки  и с  криками:  "Даешь
нормальное  перенапряжение! Долой красный режим!  Бей жидов,  спасай Россию!
Где же, блядь, хозяйственное мыло, в конце-то концов?!" понесла по площади.
     Так, на волнах бушующего людского моря, Фридман  плыл до  задних рядов.
Задние ряды, которые притчу толком не расслышали  в силу своего удаления  от
эпицентра описываемых событий, решили, что к ним в руки  попался чиновник из
Госплана, ответственный за все безобразия, и принялись с остервенением рвать
его прекрасное пальто на сувениры.
     Но свою истинную незаменимость Фридман показал в  другом. Хотя  языками
он не владел и  в дипломатическом протоколе разбирался примерно как свинья в
апельсинах,  никто  лучше  него  не умел  организовать  встречи  иностранных
делегаций,   состоявших   почему-то  в  основном  из   финских  лесорубов  и
дальнобойщиков.
     Что это была за публика! Настоящие виртуозы! Они могли пить водку через
нос, есть сырую  рыбу и часами  валяться  на полу  в состоянии,  пограничном
между  смертью  и  буйным  помешательством.  Для  Фридмана  эти святые  люди
являлись воплощением всех либеральных идеалов.

     Дело  всей  жизни  испортил  какой-то   там  очередной  съезд  народных
депутатов, запретивший КПСС и отменивший национальность.  Врага не стало.  С
кем прикажете  бороться? Куда применить организаторские  способности? К чему
приложить руки? Кто виноват, и в чем собственно дело?
     Масла  в  огонь  подливали  политические   соратники,  на  голом  месте
обвинявшие Фридмана в ростовщичестве и  спекуляции.  Злопыхатели,  которых у
людей такого масштаба избыток во всякие  времена, утверждали,  что, пол