---------------------------------------------------------------
Редактор-составитель Ю.Г.Фельштинский
From: y.felshtinsky@verizon.net
Date: 9 Feb 2004
---------------------------------------------------------------
Редактор-составитель Ю. Фельштинский
"ТЕРРА" - "TERRA" 1990
ББК63.3(2)524 Н63
В. I. Nikolaevsky
RUSSIAN MASONS AND REVOLUTION
Editied by Yuri Felshtinsky
Ассоциация совместных предприятий международных объединений и
организаций. Издательский центр "ТЕРРА"
Copyright 1990 by Chalidze Publications
РУССКИЕ МАСОНЫ И РЕВОЛЮЦИЯ
Редактор-составитель Ю. Г. Фельштинский
СОДЕРЖАНИЕ
От редактора-составителя 5
Б. И. Николаевский
Русские масоны в начале XX века 7
Записки о масонстве
Запись беседы с А. Я. Гальперном 49
Запись беседы с Е. П. Гегечкори 76
Запись беседы с Н. С. Чхеидзе 82
Запись беседы с П. Н. Милюковым 90
Запись беседы с Н. Д. Соколовым 94
Запись беседы с Т. А. Бакуниной 99
Запись беседы с М. С. Маргулиесом 100
Приложение. Из зачеркнутого 101
Запись беседы с В. Я. Гуревичем 101
Запись беседы с Г. Аронсоном 102
Приложение. Разговор с Б. Гуревичем 103
Запись беседы с В. М. Шахом 105
Заметки 107
Из писем 109
Приложения
Д. Бебутов. Русское масонство XX века 125
Г. Аронсон. Масоны в русской политике 148
Митрополит Антоний. Послание о масонстве 173
Масоны в эмиграции. Из бумаг Н. П. Вакара 181
Именной указатель 201
ОТ РЕДАКТОРА-СОСТАВИТЕЛЯ
В настоящее издание включен ряд материалов, относящихся к истории
русского масонства. Кроме статьи В. И. Николаевского "Русские масоны в
начале XX века", книга содержит интервью о масонстве, записанные
Николаевским, некоторые его заметки и выдержки из переписки, касающиеся
масонов. Как приложения в книгу включены глава из мемуаров видного масона Д.
Бебутова, статья Г. Аронсона "Масоны в русской политике", опубликованная в
газете "Новое русское слово" 8 -- 10 и 12 октября 1959 года, послание о
масонстве митрополита Антония и некоторые из бумаг масона Н. П. Вакара,
касающиеся деятельности русских масонов в эмиграции во Франции в двадцатые
годы. Все эти документы хранятся в фонде Б. И. Николаевского в архиве
Гуверовского института (Станфордский университет, Калифорния, США) и
публикуются с любезного разрешения администрации архива. Часть главы из
мемуаров Бебутова, включенная в эту книгу, ранее была опубликована Н.
Берберовой как приложение в ее работе "Люди и ложи. Русские масоны XX
столетия" (США, 1986, стр. 183 - 193). В настоящем издании текст этого
опубликованного отрывка воспроизводится по архивному экземпляру. Архивные
номера публикуемых материалов следующие: фонд Б. И. Николаевского, ящик 518,
папка 25; ящик 719, папки 1 -- 5, 7 -- 12; ящик 104, папка 12.
Несколько слов о собирателе коллекции, насчитывающей более восьмисот
коробок, историке Борисе Ивановиче Николаевском (1887-1966). Сын священника,
учился в гимназии в Самаре, а затем в Уфе. В 1903-1906 годах -- большевик,
затем меньшевик. В 1904 году, будучи гимназистом,
впервые арестован за принадлежность к молодежному революционному
кружку, судим за хранение и распространение нелегальной
социал-демократической литературы. В тюрьме провел около шести месяцев. В
общей сложности до революции арестовывался восемь раз, на короткие сроки.
Дважды отпускался по амнистии 1905 года, и лишь в третий в первую русскую
революцию арест приговорен, наконец, к двум годам. Бегал из тюрем, три раза
ссылался. Революционной деятельностью занимался в основном в Уфе, Самаре,
Омске, Баку, Петербурге, Екатеринославе. В 1913-14 годах работал в легальной
меньшевистской "Рабочей газете" в Петербурге. После революции, в 1918-20
годах, как представитель ЦК меньшевиков ездил с поручениями от партии по
всей России. С 1920 года -- член ЦК партии меньшевиков. В феврале 1921 года,
вместе с другими членами ЦК меньшевистской партии, арестован и после
одиннадцатимесячного заключения выслан из РСФСР за границу. В эмиграции (в
Германии, Франции и США) продолжал принимать активное участие в политической
деятельности партии меньшевиков. Постановлением от 20 февраля 1932 года
лишен, вместе с рядом других эмигрантов, советского гражданства.
В эмиграции Николаевский продолжал собирать архивные материалы, главным
образом посвященные революционному движению в мире; стал известным и
признанным историком, публицистом, экспертом по архивам, социалистическому
движению, истории советской компартии; написал книгу об Азефе ("История
одного предателя. Террористы и политическая полиция"). Каждый, кто работает
сегодня с коллекцией Николаевского, не может не быть благодарен этому
необыкновенному человеку.
Юрий Фельштинский
РУССКИЕ МАСОНЫ В НАЧАЛЕ XX ВЕКА
Вопрос о русских масонах начала XX века -- о характере и задачах их
организации, о роли, сыгранной ими в той общей революционной и оппозиционной
работе, которая подготовила ликвидацию старого режима, -- является,
бесспорно, одним из наиболее сложных и спорных в ряду всех тех спорных
вопросов, которые стоят теперь на очереди, дожидаясь своего разрешения,
перед историками общественных движений в предреволюционной России. О нем
недостаточно будет сказать, что он совершенно не обследован в нашей
исторической литературе, -- его в этой литературе еще и не попытались
поставить. Единственная статья, в которой вообще упоминается о масонах тех
лет, -- я говорю сейчас о статьях исторического характера, -- это анонимная
статья об "Охоте за масонами", напечатанная в No 4 "Былого" за 1917 год. Но
она и вопроса по существу не затрагивает: написанная человеком, явно с
недоверием относящимся ко всем вообще сообщениям о существовании масонских
организаций в предреволюционной России, она ценна лишь постольку, поскольку
дает фактический материал об определенном моменте деятельности Департамента
полиции, -- почти анекдотических похождениях некоего "асессора Алексеева",
который был в 1910 г. командирован этим Департаментом в Париж для проведения
там расследования о разрушительных замыслах масонов французских и об их
связях с масонами русскими.
Но совершенно еще не поставленный в литературе исторический этот вопрос
давно уже поставлен и усиленно обсуждается в политической литературе
определенного лагеря, -- я говорю о лагере крайне правом. Принадлежащие к
этому лагерю авторы создали уже довольно обширную литературу, потратив
немало усилий для того, чтобы раскрыть перед миром всю глубину козней
"жидомасонского заговора", которому они приписывают руководящую роль во всем
вообще русском революционном движении. Нельзя сказать, чтобы эта литература
ни с какой точки зрения не представляла интереса для историка. Наоборот, уже
теперь можно утверждать, что в известных отношениях ее интерес несомненен: в
зарубежной печати последних лет вскрыто, например, что весьма важную роль в
создании этой литературы сыграл такой видный деятель охранной полиции, каков
был Рачковский, а потому ее не сможет обойти своим вниманием будущий историк
российского "мира мерзости и запустения". Но для изучения вопроса о русском
масонстве по существу вся эта литература не только ничего не дает, но и
определенно играет роль затемняющего фактора: имеющиеся в ней крупицы правды
так безнадежно тонут в огромной массе злостной лжи и бредовых измышлений
столь специфического характера, что вся она в целом только отталкивает
беспристрастного читателя, вызывая у него, в качестве первой и более чем
естественной реакции, желание как можно дальше отойти от этой темы, вокруг
которой переплелось так много нечистых и нечестных интересов.
Это желание отойти, повторяю, больше чем естественно. Но едва ли нужно
доказывать, что на нем не может, не имеет права остановиться историк. Если
верно, что масонская организация существовала в России в предреволюционные
годы, нося по существу определенно политический характер и играя известную
роль в политической жизни страны (а все дальнейшее изложение покажет, что в
этом не может быть никаких сомнений), то для исчерпывающего выяснения
картины крушения старого режима изучение истории этой организации, ее задач
и внутренней жизни является делом столь же необходимым, как и изучение
истории всех других политических организаций и групп того периода.
Но разработка истории масонской организации в настоящее время связана с
совершенно исключительными трудностями. Историк, который берется теперь за
эту тему, принужден будет работать, не имея абсолютно никаких доступных ему
источников: в литературе не известны ни документальные данные об этой
организации, ни мемуары ее деятелей, ни даже та элементарная газетная
информация, которая так часто бывает полезна исследователю при работе в
других, даже значительно более богатых источниками, областях. Единственным
исключением является упомянутая выше литература крайнего правого лагеря, но
по указанным уже причинам пользоваться ею совершенно невозможно.
Это исключительное отсутствие материалов объясняется абсолютной
законспирированностью масонской организации в России. В то время как все
другие политические организации, существовавшие нелегально в дореволюционной
России, скрывая от внешнего мира в интересах полицейской безопасности ряд
сторон своей внутренней жизни и прежде всего свой персональный состав, свои
политические задачи формулировали открыто и в пределах возможности
стремились к открытому же ведению своей политической работы, -- масонская
организация не только конспирировала все без исключения стороны своей
деятельности, но и облекала тайною самый факт своего существования. Мне не
известно ни одного случая, когда эта организация как таковая выступила более
или менее публично перед внешним миром с заявлением о своем существовании и
о своих задачах: ни одного случая, когда кто-либо из ее членов публично же
признал факт своей принадлежности к ней1.
Подобная сугубая законспирированность только отчасти объяснялась
требованиями масонской традиции -- на Западе, как известно, масонские
организации не делают тайны из факта своего существования и не скрывают
своих общих задач и целей. Особая законспирированность русских масонов в
гораздо большей степени была обусловлена теми специфически русскими задачами
и методами воздействия на внешний мир, которые, как я постараюсь показать
ниже, были усвоены масонской организацией в России. Надо признать, что
результаты в известной степени оправдали стремление русских масонов к
усиленной законспириро-
ванности -- им в общем и целом удалось сохранить тайну своего
существования и анализ "разоблачений" крайней правой печати показывает, что
о действительном положении дела в масонской организации за период 1910-1917
гг. они не имели никаких точных сведений. По-видимому, не имел о нем
сведений и Департамент полиции, так как в противном случае, при руководящем
участии видных деятелей Департамента в этой "разоблачительной" кампании, его
сведения несомненно были бы вынесены в литературу.
Тайну своей организации деятели русской масонской организации
продолжают хранить и в настоящее время, -- хотя, конечно, те основания,
которые имелись у них до революции, по существу все отпали. Ни один из них
до сих пор не только не дал подробного рассказа о жизни масонской
организации, но и даже простого признания факта своей принадлежности к
последней. Некоторые из них писали иногда обширные воспоминания о своей
политической деятельности, но и в этих воспоминаниях все связанное с
масонством обойдено молчанием.
Причиною этого молчания в данное время, как мне приходилось слышать от
ряда деятелей масонской организации, является опасение своими рассказами
сыграть на руку той кампании правой печати, о которой я говорил выше. Они
боятся, что даже простое подтверждение ими факта существования масонской
организации придаст некоторую тень правдоподобия пущенной этой печатью
легенде о масонстве как о главном закулисном конспираторе и руководителе
русской революции.
С основательностью этих опасений согласиться ни в коем случае нельзя.
Конечно, рассказ о деятельности масонской организации может быть использован
ее политическими врагами -- вообще нет таких мемуаров политического деятеля,
которые при желании не могли бы быть использованы политическими противниками
мемуариста. Но послужить основанием для укрепления упомянутой легенды такого
рода рассказ о деятельности масонской организации ни в коем случае не может.
Не надо забывать, что эта легенда уже создана и что ее питает и усиливает
именно та сугубая тайна, которой окружили масонскую организацию ее деятели,
-- что именно эта тайна создала благоприятную почву для всех тех
нелепых вымыслов в отношении ее, которые не могли бы привиться ни к
одной другой политической организации, даже более активной и революционной.
И если серьезно говорить о борьбе со злосчастной легендой, то нет для этого
лучшего средства, как раскрытие полной правды о масонской организации, -- о
том, чем она была в действительности, какие задачи ставила перед собою, как
развертывала свою работу, как воздействовала на внешний мир. Этим путем
легенде, вместо голого отрицания или упорного замалчи-вания, -- мало
убедительных при наличии ряда иных свидетельств, -- будет противопоставлена
правдивая картина, сводящая действительную роль масонской организации до
относительно скромной роли одной из многих политических групп, по-своему
боровшейся против старого режима, -- притом группы, не отличавшейся ни
особой активностью, ни исключительным влиянием, и во всех отношениях далеко
уступавшей основным политическим группировкам, действо-павшим в то время
более или менее открыто.
Эти соображения дают основание полностью отвести все те соображения
политического характера, которые выдвигаются деятелями масонской организации
против опубликования данных о деятельности последней: со всех точек зрения
изучать ее историю мы имеем такое же право, как и изучать историю всех
других политических партий и союзов той эпохи. Но, конечно, они отнюдь не
уменьшают трудностей, стоящих на пути такого изучения.
Прежде чем перейти к этому последнему по существу, я должен сделать
некоторые замечания личного характера о материалах, которыми я пользовался
при составлении настоящего очерка.
Автор этих строк не только никогда не был масоном, но и вообще в
сношения с таковыми вступал исключительно как историк, интересующийся
различными моментами в давнем и недавнем прошлом нашего общественного
движения. Таким образом, весь дальнейший рассказ -- не показания очевидца, а
лишь очерк, составленный на основании таких показаний, полученных мною от
других лиц, имевших прямое или косвенное отношение к масонской организации.
Такого рода показания я собирал в течение целого ряда лет, пользуясь при
этом только теми источниками, которые я имел и имею
все основания считать заслуживающими полного доверия, и по мере
возможности их друг другом проверяя. В числе лиц, сообщавших мне данные о
масонской организации, были между другими и лица, входившие в руководящий
центр этой последней и бывшие в курсе основных моментов ее жизни. Целый ряд
моментов, о которых я здесь говорить не могу и не стану, заставляет меня
полагать, что эти рассказы были правдивы и полны, давая в общем и целом
верную и полную картину жизни организации, поскольку рассказчики сами ее
наблюдали. При всем том очерк мой отнюдь не может претендовать на
сколько-нибудь исчерпывающее значение: не говоря уже о провинциальных и
вообще периферийных ответвлениях организации, с жизнью которых хорошо
знакомы только их непосредственные члены (конспирация в известных пределах
выдерживалась и внутри масонского братства), есть ряд моментов в жизни
центральной масонской организации, относительно которых мои рассказчики по
тем или иным причинам сами не обладали нужными сведениями. Попытки
восполнить эти пробелы путем опроса остальных деятелей организации
окончились неудачей, так как многие из них, ссылаясь на указанные выше
соображения об опасности публикации данных о масонской организации,
отказались дать нужную информацию.
Ввиду всего этого нарисованная мною в дальнейшем картина жизни и
развития масонской организации, несомненно, далеко не исчерпывающе полна;
весьма возможно, что в отдельных случаях в нее вкрались и неточности -- все,
кому приходилось работать над мемуарной литературой, знают, что часто
даваемое мемуаристами, -- а тем более рассказчиками -- описание событий и
особенно их освещение бывают субъективны и не точны, и как нуждаются они в
проверке по документам. В данном случае эта последняя была совершенно
невозможна, т. к. официального письменного делопроизводства у масонов не
велось и даже частные записи отдельным участникам были запрещены. Правда,
иногда это правило не соблюдалось; мне известен, например, один частный
архив, в котором хранится- значительное количество материалов о масонских
организациях; но и эти материалы относятся к не интересующему меня теперь
периоду послереволюционному, когда правила конспирации масонами
соблюдались, очевидно, менее строго. Поэтому очевидно, что будущему
историку даваемую мною схему возникновения и развития масонской организации
в России придется во многом исправлять и дополнять. Тем не менее, я полагаю,
что общие черты ее мне удастся наметить верно, -- во всяком случае в тех
пределах верно, в каких это необходимо для первой попытки вынесения вопроса
в историческую литературу.
Не считаясь с общими соображениями деятелей русских масонских
организаций о нежелательности вынесения в печать вопроса об этих последних
вообще, я счел, однако, для себя необходимым считаться с их мнением
относительно опубликования фамилий деятелей этих организаций. Это
ограничение существенно препятствует работе по выяснению роли и размеров
всякой организации вообще, -- это мы можем видеть по тем очеркам о
деятельности революционных организаций, которые изданы еще до революции
(напомню хотя бы "Очерки развития русской социал-демократии" Акимова); для
организаций масонских оно особенно существенно, так как по ее характеру и по
методам воздействия на окружающую среду личные качества ее деятелей играли
особенно важную роль. Тем не менее, по ряду легко понятных соображений я
счел обязательным считаться с возражениями заинтересованных лиц и в
дальнейшем я не назову ни одной фамилии лиц, причастных к масонской
организации. Правда, в некоторых случаях даваемые мною фактические указания
о деятельности масонской организации будут весьма близко подводить к
фамилиям ее членов, но по мере возможности я буду избегать и этого.
II
После закрытия масонских лож в 1822 году масонство в России долгое
время не могло привиться наново. Отдельные масоны, правда, в России,
по-видимому, никогда не переводились. Мне известно, например, указание, что
в одной интеллигентски-дворянской московской семье масонство в течение
нескольких поколений переходило от отца к сыновьям, создав таким образом
своеобразную семейно-ма-сонскую традицию. Но во всех этих случаях масонами
бывали
только отдельные единицы, формально в масонские ложи входившие лишь за
границей. Переносить масонскую деятельность на русскую почву они, кажется,
никогда не пытались, -- по крайней мере мне не удалось получить ни одного
указания на такую их деятельность или хотя бы на простой факт существования
в те годы масонских лож в России вообще. Общественно-политических задач
масоны этих лет перед собой, по-видимому, вообще не ставили, увлекаясь
обрядово-созерцательными сторонами масонства, -- обстоятельство, делающее
этих масонов-одиночек явлением, едва ли не совершенно лишенным интереса для
историка общественных движений в России, даже если брать этот термин в самом
широком смысле этого слова
Но уже в те годы интерес к масонству возникал и в совершенно других
русских кругах, отнюдь не склонных к душеспасительной созерцательности: есть
указания, что над вопросом о возможности использовать форму (или, быть
может, фирму) масонства в интересах освободительного движения в России
задумывались и некоторые деятели определенно революционного лагеря. Так,
например, несомненно, что в середине 60-х годов, т. е. в годы своих наиболее
неустойчивых идейных мечтаний, с подобной идеей одно время носился
Бакунин2.
Интерес к масонству со стороны несомненных революционеров в известном
отношении вполне понятен. Надо знать, что при общей, отнюдь не революционной
сущности западноевропейского масонства, в истории его был ряд моментов,
когда оно левым своим крылом тесно соприкасалось с радикальными, порою даже
социально-реформаторскими течениями своих эпох. Так было, например, во
Франции середины 40-х годов, когда парижская газета, редакторами которой
были Ледрю-Роллен и Флокон, а в числе сотрудников состояли Энгельс, Бакунин
и др., интересовалась масонским движением и, обращаясь к масонам, настойчиво
рекомендовала им постановку на обсуждение в ложах вопроса о "несчастном
положении пролетариата"; этот совет упал на благодарную почву, и, созванный
ла-рошель-ской ложею "Совершенного Единства" масонский конгресс 1845 г.
действительно разбирал "вопрос о бедных и о средствах, которыми можно было
бы остановить, развитие бед-
ноты". Левые симпатии в середине 40-х гг. пробивались и в германском
масонстве, -- особенно в южных ложах, -- несмотря на свойственную вообще
говоря этому последнему консервативность настроений. Очень широко масонство
было распространено среди буржуазно-демократических элементов французской,
немецкой, венгерской и др. эмиграции периода после 1848 года, в то время как
масонство французское и немецкое вообще в этот период переживало определенно
реакционный уклон. Общественный подъем 60-х гг. отразился особенно сильно на
масонах французских, -- борьба последних в 1862-63 гг. с диктатурою принца
Мюрата внутри масонства была одним из наиболее значительных фактов
начинавшейся общей борьбы против Второй Империи.
В последние годы масонские ложи во Франции часто были определенными
очагами формирования радикальных группировок, -- интересно отметить, что, по
свидетельству ряда деятелей парижской коммуны, масоны были той общественной
средой, которая определенно сочувствовала коммунарам в дни версальских
расправ. Масоны же играли видную роль в "Лиге мира и свободы" конца 60-х
гг., так что Бакунин, идя на съезды последней, по существу все еще оставался
в орбите масонских связей. О радикальных течениях в масонстве итальянском я
уже не говорю: в эпоху борьбы Италии за независимость эти течения
господствовали там настолько безраздельно, что смогли даже создать подлинную
традицию масонского радикализма, удержавшуюся и много позднее, -- не
случайно масоны в Италии так ненавистны фашистам наших дней.
В этих условиях удивляться надо не тому, что у некоторых из русских
революционеров, имевших случай столкнуться за рубежом с подобными течениями
в масонстве западноевропейском, появились мысли о перенесении масонского
движения в Россию, об использовании этой формы организационного
строительства в интересах революционного движения русского, а тому, что
подобные мысли приходили в голову только единицам, не находя для себя в
течение долгого времени сколько-нибудь плодотворной почвы. Ибо ни одного
случая перехода от планов к делу -- к организационному строительству в
рамках и формах масонства за весь XIX век установить не удается3.
III
Как более или менее серьезное явление, заслуживающее внимания историка,
русское масонство начало возрождаться только в первые годы XX века.
Первоначальным ядром этого возрождающегося русского масонства явилась
группа лекторов и руководителей известной Русской высшей школы социальных
наук, существовавшей в 1901-1905 гг. в Париже.
В эти годы масонство французское переживало период своего, быть может,
наивысшего подъема. Оно почти открыто отказалось от старых масонских
традиций, давно уже, впрочем, не соблюдавшихся во всей их чистоте,
относительно полного воздержания от всякого участия в политической
борьбе4 и не довольствуясь изгнанием "Верховного Зодчего"
(псевдоним, под которым в старом масонстве фигурировала идея личного
божества) из своих собственных статутов, активно вмешалось в политическую
борьбу в качестве силы,
-- говоря словами новейшего историка французского масон
ства, -- "систематически враждебной всякой религии"5.
Но в те годы "религия" в лице элементов, объединявшихся вокруг
различных религиозных организаций, была главным оплотом реакции во всех
областях французской общественно-политической жизни, -- в школе, в армии, в
администрации. Ввиду этого борьба с реакцией всюду приводила к борьбе с
"религией", с клерикальными элементами
-- во Франции она развертывалась по этой линии в течение
почти целого десятилетия после дела Дрейфуса. Роль масон
ства в этой борьбе была очень и очень велика -- по существу
оно было душою всей той кампании воинствующего анти
клерикализма, которой история судила стать, быть может,
последней определенно прогрессивной акцией уходящего с
политической арены французского мелкого буржуа. Своего
апогея политическая роль масонства достигла в период
министерства Комба -- в эти месяцы, как показала известная
история с фишками6, масонские организации выполняли
функции правительственных органов.
Эта политическая активность масонства в те годы сильно импонировала
радикально-демократической французской интеллигенции -- именно сочувствие
последней обеспечило
масонству тот рост его организации, о котором говорит только что
цитированный историк французского масонства. Она же привлекла к масонству
усиленное внимание и русской радикальной интеллигенции, группировавшейся в
те годы вокруг Русской высшей школы в Париже. Именно к этому времени
относится вступление сравнительно большого количества представителей этой
интеллигенции во французские масонские ложи.
По своим партийно-политическим взглядам значительное большинство этих
примкнувших к французскому масонству русских интеллигентов было близко к
"Союзу Освобождения", но лишь немногие из них позднее играли роль в рядах
партии "Народной свободы" (конституционно-демократической) -- большинство
распылилось по мелким группировкам вроде радикально-демократической партии,
партии демократических реформ и т. д. Представителей русских
социалистических партий (социал-демократической и
социалистов-революционеров) тогда среди масонов, по-видимому, совершенно не
имелось.
Особых специально русских лож в этот период -- до октября 1905 г. --
поскольку удается выяснить, создано не было. По-видимому, в этом не
ощущалось и потребности: русские интеллигенты в это время становились
масонами не для того, чтобы в этой форме вести какую-либо политическую
работу в России, а для того, чтобы лучше постичь тайну политических успехов
своих французских политических единомышленников, интимнее, ближе с ними
сойтись. Вопрос об использовании для русского движения организационного
опыта западноевропейского масонства в этот период если и вставал, то не
получил еще разрешения -- во всяком случае, масонства специально русского в
эти годы как явления сколько-нибудь заметного на русской
общественно-политической арене не появлялось. Но определенную -- с точки
зрения интересов русского освободительного движения, несомненно
положительную роль -- участие русских во французских масонских ложах сыграло
уже тогда: постоянное общение русских и французских масонов на почве
совместной работы в ложах содействовало ознакомлению последних с характером
и задачами русского освободительного движения и привлекало их симпатии на
сторону
русской революции. Значение этого момента нам будет достаточно ясно,
если напомнить, что среди руководителей возникшей как раз в те годы "Лиги
защиты прав человека и гражданина" были обильно представлены элементы, тесно
связанные с французским масонством, а роль, сыгранная этой "Лигой" в деле
популяризации идей русского революционного движения среди широких слоев
населения Западной Европы, достаточно общеизвестна, чтобы о ней следовало
говорить подробнее.
IV
Октябрьская амнистия 1905 г. открыла двери России почти перед всеми
старыми эмигрантами -- в том числе и перед теми эмигрантами и
полуэмигрантами либерального лагеря, которые группировались вокруг парижской
школы. Вернулись в Россию и те из них, которые в Париже вступили в масонские
ложи; и судя по всем имевшимся в моем распоряжении указаниям, именно к этому
времени, зиме 1905-06 гг., относится и оформление русских масонов в
самостоятельную организацию. Как было обставлено это оформление со стороны
обрядовой, мне точно установить не удалось -- обрядовая сторона русского
масонства, я должен это теперь же оговорить, для меня остается вообще и до
сих пор наименее выясненным пунктом в истории русского масонства. Известно
только, что русские ложи были утверждены Великим Востоком Франции,
представитель которого даже специально с этой целью приезжал в Петербург.
Так именно эту дату -- 1906 г. -- следует считать формально первым годом
возрождения масонских организаций в России, -- после почти 85-летнего
перерыва.
К новым условиям своего существования русское масонство, однако,
приспособилось далеко не сразу, -- в течение первых 3-4 лет оно как бы еще
только нащупывало для себя место в русской жизни, среди действующих в России
общественно-политических группировок.
Дело было далеко не легкое.
Старые задачи, которые вставали перед русскими масонами в предыдущий,
парижский, период их существования теперь, при перенесении деятельности в
Россию, сходили
почти на нет: роль посредников между русским и западно-европейским
либерализмом и радикализмом самостоятель-ные, действующие на русской почве
ложи могли играть только в весьма и весьма небольших пределах. Возможность
приспособленчества к существовавшей тогда "действительности" -- склонность к
каковому, вообще говоря, масонству была свойственна во все века -- была
исключена с самого начала благодаря сугубо подозрительному отношению
властей, загонявших масонов в глубокое подполье. Это же подполье
предохранило масонские организации от вырождения в кружки аполитичных
собеседников на религиозно-философские темы -- для этого не идут в
нелегальные организации: масонство русское могло исчезнуть, но не могло
выродиться в этом направлении. Если оно хотело существовать, то могло
существовать только как определенно политическая организация, имеющая то или
иное политическое лицо, преследующая те или иные политические задачи.
Русское масонство пошло этим последним путем. После некоторого периода
колебаний идеология его политических руководителей оформилась в
приблизительно следующем виде: серьезным препятствием для дела политического
раскрепощения России является раздробленность, существующая в левом лагере.
Взаимная борьба различных партий и фракций ослабляет силу общего натиска на
самодержавие, поэтому прежде всего и важнее всего достичь хотя бы
элементарного согласования действий групп прогрессивного лагеря. Но попытки
прямого согласования деятельности этих групп, все прямые между ними
партийно-политические переговоры неизменно кончались до сих пор
неудачами7 -- очевидно, при существующем взаимном недоверии этих
группировок подобный путь согласования деятельности следует считать
исключенным. Надо искать новых форм для такого согласования. Не может ли ее
дать масонская организация? Она является организацией вне- и над-партийной;
на ее собраниях могут встречаться руководители всех групп, о которых может
идти речь при постановке вопроса о согласовании деятельности левых партий,
но встречаться они будут не как представители враждующих или по меньшей мере
конкурирующих партий, а как члены одной и той же орга-
низации, требующей от них братского отношения друг к другу.
Эти мысли, при всей их шаткости в ряде отношений, в те годы получили
относительно широкое распространение и обеспечили русскому масонству
сочувствие очень многих общественно-политических деятелей. В числе таких
сочувствующих был, например, П. А. Кропоткин, о котором мне известен
следующий эпизод.
Около 1909-1910 гг. один интеллигент, тогда видный социал-демократ с
большевистскими симпатиями, хотя, правда, и не принадлежавший к числу
активных деятелей подпольной организации, которому как раз в то время было
сделано предложение вступить в масонскую организацию, обратился к П. А.
Кропоткину (его он знал и раньше) с просьбой сформулировать свое отношение к
этому вопросу. Ответ Кропоткина, устный, был таков (привожу его в редакции,
которая мною записана со слов указанного интеллигента, причем этот последний
ручался за точность смысла своей передачи):
"Теперь, -- говорил Кропоткин, -- классовое расслоение прошло так
глубоко, что есть серьезная опасность, что радикальные элементы из рабочих и
из буржуазных классов не смогут в нужный момент сговориться между собою
относительно действий, выгодных для обеих сторон. Ибо если соответствующее
предложение будет сделано рабочими, то буржуазия побоится своим согласием
усилить позицию рабочих; если же с подобным предложением выступят буржуазные
группы, то так же к нему отнесутся рабочие. Поэтому я полагаю, что в такое
время создание организаций, в которых представители радикальных элементов из
рабочих и нерабочих классов могли бы встречаться на нейтральной почве, было
бы очень полезным делом".
Эта беседа -- замечу здесь же -- убедила указанного интеллигента, и он
не только сам вошел в ложу и стал вообще играть видную роль в масонской
организации, но и привлек некоторых из своих знакомых.
Я не буду говорить здесь ни о слабых местах этих логических построений,
ни о том, как они характерны для понимания раздвоенности политической
идеологии Кропоткина, -- мне сейчас важно только проследить ход мыслей
руководителей русского масонства, и слова Кропоткина важны как
созвучный им резонанс в окружающей среде.
Распространению подобных взглядов в определенных кругах сильно
посодействовала роль, сыгранная масонскими организациями в разразившейся как
раз в то время турецкой революции -- этот момент вообще сыграл значительную
роль в развитии масонской организации русской.
Подобная идеология у некоторых деятелей русских масонских лож сложилась
к 1909-1910 годам, но для придания этим последним желательного
политически-активного характера их следовало предварительно во многом
перестроить. Дело в том, что за парижский период масонства прием в ложи
производился без особого разбора -- во Франции масонство уже давно было
организацией вполне легальной, соображения конспирации при приеме новых
членов ей были совершенно чужды. В результате в число русских масонов тогда
попал не только целый ряд лиц, которые неминуемо должны были явиться
совершенно лишним и вредным балластом при тех новых задачах, которые перед '
русским масонством хотели поставить его реформаторы периода 1909-10
гг.8, но и лица в политическом отношении определенно
ненадежные9. Необходимо было очистить организацию от всех
подобных элементов. Эта "чистка" была проведена в форме роспуска русских
масонских лож: членам их было сообщено, что полиция напала на след русских
масонских лож10, и что грозит репрессией, а потому необходима
самоликвидация.
V
На деле этот роспуск был фиктивным, прикрывая проводимую
переорганизацию русских масонских лож. И действительными членами после этой
переорганизации остались только люди вполне надежные и по своим взглядам на
задачи русской масонской организации более или менее единомышленные.
Реформированная организация приняла еще более замкнутый, конспиративный
характер, -- гораздо более выдержанный, чем масонские организации периода до
этой реформы. Теперь такая конспиративность была необходима не только в
целях предохранения организации от
преследования полиции, но и для сохранения тайны ее существования от
тех деятелей левого лагеря, которых по тем или иным причинам в организацию
эту не вводили. Это было необходимо для того, чтобы организация могла
выполнять поставленную перед нею основную политическую задачу: в рамках
масонских лож согласование, хотя бы в известных пределах, деятельности
лидеров различных политических групп могло проводиться успешно лишь
постольку, поскольку не вовлеченные в масонскую организацию деятели эти
групп не догадывались, что являются до некоторой степени объектами ведущейся
в тайне от них политической игры. Раскрытие этой тайны вызвало бы
настороженное отношение немасонов к масонам -- это и наблюдалось в
действительности несколько позднее в жизни конституционно-демократической
партии, когда факт принадлежности некоторых ее влиятельных членов к
масонской организации стал секретом полишинеля для их коллег по руководящим
учреждениям партии и когда это явилось причиной трений полуличного,
полуполитического характера внутри означенных учреждений.
Поэтому тайна масонских лож охранялась теперь с величайшей
осторожностью -- приемы старой масонской конспирации для этого были
привлечены на помощь опыту русского революционного подполья. Вся эта сторона
масонства, которая была разработана за долгие годы его нелегального и
полулегального существования, была восстановлена -- конечно, в
модернизированных, соответствующих духу времени, формах. В организации
существовали клятвы, "испытания" новых "братьев", вопрос о каждом новом
кандидате предварительно тщательно рассматривался в ложах, о нем собирали
сведения не только в отношении его политической благонадежности, но и
моральной выдержанности, стойкости, верности раз данному слову. Все то в
масонстве" что противоречило требованиям строгой конспирации, было изгнано
из обихода русских лож; так, например, было упразднено ведение протоколов о
заседаниях, всякого рода письменное делопроизводство было вообще отменено; и
едва ли не единственным документом, хранившимся в писанном виде, был статут
русских лож; он хранился особенно тщательно, его давали для прочтения
каждому новому члену после его принятия в ложу, но копий с него снимать не
позволялось11 .
Сам прием новых членов протекал в следующих формах: после того, как в
заседании ложи выдвигалась какая-нибудь новая кандидатура, признаваемая
ложей целесообразной с политической точки зрения, вопрос о ней тщательно
разбирался со стороны личных качеств кандидата; для этого особому лицу
поручали составить его подробную характеристику, собрав о нем все нужные
сведения. Эта характеристика докладывалась в одном из следующих заседаний
ложи, причем все члены последней, знавшие нового кандидата с той или иной
стороны, обязаны были сообщить в заседании все известные им данные, как
положительного, так и отрицательного характера. Если в итоге всего этого
обсуждения прием лица, кандидатура которого была выдвинута, признавался
желательным, то кому-нибудь из старых членов ложи, знакомых с новым
кандидатом, давалось поручение переговорить с ним. Во время этих переговоров
намеченному кандидату впервые сообщалось о существовании организации, но
только в самых общих чертах, причем обычно подчеркивалась политическая
сторона задач организации. Некоторое представление о характере этих
предварительных переговоров дает нижеследующее сообщение о них, сделанное
одним из видных деятелей русского масонства этого периода в рассказе о своем
участии в масонской организации12.
"Как-то раз, -- передавал этот деятель, -- ко мне подошел NN и спросил
меня, не нахожу ли я возможным вступить в организацию, которая стоит вне
партий, но преследует политические задачи и ставит своей целью объединение
всех прогрессивных элементов. Упомянул он при этом, что для вступления
необходимо принятие какой-то присяги и что это вообще связано с некоторой
обрядностью. О том, что это масонская организация, он мне прямо не говорил.
Я не был знаком с характером этой организации; равным образом я тогда мало
знал и о масонстве вообще, но почему-то -- почему именно, теперь уже не
припомню -- сразу понял, что речь идет о масонской ложе и тотчас же выразил
свое согласие".
Для понимания этого рассказа необходимо знать, что изложенный разговор
шел между двумя депутатами Государственной думы, принадлежавшими, правда, к
различным партиям ее левого сектора (X входил в социал-демократическую
фракцию, NN был членом фракции конституционных
демократов), но сравнительно много сталкивающимися между собой в
процессе думской работы, ведшими и ранее политические беседы и вообще
довольно хорошо знавшими друг друга лично. Рассказчик не мог вспомнить с
уверенностью, обсуждался ли в их прежних разговорах вопрос о согласовании
действий партий левого крыла Государственной думы, но он помнил, что такие
разговоры в то время были очень обычны, так что более чем вероятно, что они
велись и между рассказчиком и его собеседником (если так, то, по-видимому,
они показали его NN как человека, подходящего по настроениям для масонской
организации). Во всяком случае очень характерно, что никаких колебаний у
рассказчика не появлялось, принципиальное согласие на свое вступление он дал
сейчас же -- это говорит о том, насколько ощутительна была в то время
потребность в таком объединении, расчет на каковую был, как уже сказано
выше, основным в планах реформаторов русского масонства.
Приблизительно в подобных же чертах изображают предварительные
переговоры о вступлении в масонскую организацию и все известные мне рассказы
других масонов об их вступлении в эту организацию -- такие рассказы мне
известны не только о Петербурге, но и о провинции. Надо только добавить, что
обычно в этой беседе бралось обязательство никому не рассказывать уже об
этих предварительных переговорах и давались некоторые советы о предстоящих
при приеме "испытаниях", о необходимости подготовиться к вопросам анкеты,
которые придется заполнить, и т. д.
Намеченный таким образом кандидат, после того как предварительные
переговоры с ним бывали признаны закончившимися удовлетворительно,
приглашался прийти в то место, где должен был состояться его официальный
прием.
Обстановку этого последнего рассказы масонов рисуют в следующих чертах.
На назначенной квартире намеченного кандидата встречало то самое лицо,
которое вело с ним предварительные переговоры (на языке масонов его звали
"рекомендующим братом"). Кандидата вводили в отдельную комнату, где
"рекомендующий брат" давал ему анкетный лист с рядом вопросов, ответить на
которые кандидат был должен, и
оставлял его на некоторое время одного. Найти экземпляр этого анкетного
листка мне не удалось, равно как не удалось и восстановить полный перечень
стоявших в нем вопросов. Но общий характер его достаточно характеризуется
теми обрывками, которые сохранились в памяти лиц, рассказывавших мне о своей
масонской деятельности. Судя по этим рассказам, в анкете стояли следующие
вопросы (редакция их была, конечно, иная -- я передаю только смысл их):
Как Вы относитесь к семье?
Как Вы смотрите на задачи человеческого прогресса?
Ваш взгляд на религию?
Какие пути и методы международных отношений Вы признаете?
Как Вы относитесь к войне?
Что Вы считаете необходимым делать в случае нападения на Россию?
Какую форму государственного управления Вы считаете наиболее
желательной для России?
И т. д.
Вопросов, выяснявших отношение отвечающего к социализму и к рабочему
движению, в анкете вообще не имелось, равно как не имелось и вопросов,
выяснявших отношение к революционным методам борьбы. В общем, и отдельные
вопросы и вся анкета в целом были составлены так, чтобы отвечающий
сформулировал свою точку зрения на необходимость стремиться к превращению
всего человечества в одну братскую семью (которая вела бы свою родословную
от семьи, как первичной ячейки), причем особенно сильно был подчеркнут
момент пацифистский, момент отрицательного отношения к войнам как методам
решения международных конфликтов. Это последнее обстоятельство тем
интереснее, что выработка анкеты относится к 1909-10 гг., когда вопрос о
войне еще не стоял так остро, как позднее, после начала балканских войн (оно
с несомненностью свидетельствует о сильном влиянии пацифистского движения на
масонство). Но заключительный вопрос этой группы -- об отношении к нападению
на Россию -- как бы подводил к ответу в духе будущего "оборончества" и
несомненно отражал тревоги французских масонов тех лет -- как известно, во
Франции тогда сильно боялись нападения Германии, а масонство
русское не только в прошлом было связано с масонством французским, но и
в период, о котором идет речь, было тесно с ним связано организационно,
действуя, где нужно, от имени Великого Востока Франции (так именно именем
последнего производился прием новых членов в ложи). Интересно также, что
антирелигиозный момент в русском масонстве не был подчеркнут -- в этом было
его существенное расхождение с масонством французским. Судя по рассказам,
соответствующая группа вопросов была средактирована так, что отвечающий
неизбежно должен был в своем ответе подчеркнуть свою терпимость к
религиозным взглядам всех верующих. Наоборот, вопрос о форме правления с
самого начала подводил к максималистскому в тех условиях ответу -- к
выявлению республиканских симпатий отвечающего.
Когда составление ответов бывало закончено, вступающий давал о том
указанный ему условный сигнал. О дальнейшей процедуре приема подробный
рассказ имеется в уже цитированных мною воспоминаниях упомянутого выше X,
соответствующее место из которых я процитирую полностью:
"Когда я написал ответы, в комнату вошел NN, взял их и удалился,
оставив меня ждать ответа. Я знал, что в это время ответы мои были оглашены
в собрании ложи13. Через некоторое время NN вернулся, туго
завязал мне глаза и провел куда-то, где мне предложили сесть. Здесь мне был
задан вопрос -- после я узнал, что спрашивающий назывался "испыту