------------------------------------------
     Перевел с английского Д. ПАВЛЕНКО
     серия остросюжетного детектива
     издательство "САНТАКС-ПРЕСС" 1994, Москва
     OCR Васильченко Сергей
     ------------------------------------------

     361.   (Лишение   жизни:   насильственная  смерть.)  Убийство.  Словарь
синонимичных слов и выражений Роже.



     Телеграмму  отцу я  послал сразу, как только сошел с  самолета  на базе
военно-воздушных сил США Магуайр перед самой посадкой в автобус. А еще через
два дня мне зачитали приказ о демобилизации, и я, переодевшись в гражданское
и подхватив свои чемоданы, зашагал к воротам.
     Наконец-то свобода! Мне  было  двадцать три  года, в голове мешанина из
английского и немецкого,  в чемоданах  дешевые  тряпки и  никаких  планов на
будущее, но все равно чувствовал я себя отлично.
     База  находилась  на   Манхэттен-Бич  в  юго-восточной  части  Бруклина
неподалеку от Кони-Айленда. До самого Манхэттена оттуда еще ехать и ехать.
     Я не оглядываясь прошел через ворота и оказался на Ориентал-авеню. Все,
прощай, авиация! Впереди слева виднелась небольшая асфальтированная площадка
-  конечная  остановка где  уже стоял зеленый автобус. Я поднялся  в салон и
попросил  водителя высадить меня у  метро. Тот сказал, что нет проблем,  и я
уселся у окна прямо у него за спиной.
     Кроме меня в  автобусе,  в  задней части салона сидели  двое техников с
базы  и  медсестра-негритянка. Потом  вошел  еще один  парень с  чемоданами.
Почему-то мы избегали  смотреть друг  на друга  Он,  как и я  был  очередным
свежеиспеченным дембелем, и ему тоже было неловко - вообще мы вели себя так,
словно  только  что прошли обряд обрезания и  теперь боимся что если  начнем
болтать, то все об этом сразу догадаются.
     Был жаркий летний  день, 12 июля, вторник. Строго говоря отпустить меня
должны были 23-го, но,  наверное начальство решило,  что  ничего  страшного,
лишь бы  месяц  не  перепутать. Снаружи  от жары  плавился асфальт  и колеса
проезжающих  машин оставляли на  нем отпечатки. Было  видно,  как  вдали над
раскаленной полоской шоссе, дрожа, струится вверх горячий воздух. Поле между
базой  и Атлантическим  океаном  напоминало  потрескавшуюся  слоновью  кожу,
поросшую редкой бурой шерстью.
     Вскоре водитель отложил "Ньюс"  и завел мотор. Разворачивая автобус, он
резко крутанул руль, и на его серой  рубашке между лопаток тут же проступили
пятна пота. Когда мы выехали  на шоссе, в открытое окно кабины  задул легкий
ветерок и стало прохладнее.
     На одной из остановок он повернулся ко мне.
     - Вон твое метро. Во-он  там, видишь? - Он показал  на  уходившие  вниз
ступеньки эскалатора.
     Поблагодарив его, я взялся за чемоданы.
     - Счастливо, солдатик! - крикнул он мне вслед.
     Я улыбнулся, но, честно говоря, он мне не особенно понравился. Все-таки
я служил не в армии, а в авиации*. Уж он-то мог бы разбираться в таких вещах
получше, небось каждый день ездит по этому маршруту мимо базы.

     *  В  вооруженных силах  США существует четкое разделение на сухопутные
войска, авиацию и  флот  (US Army, US Air Forces, US  Navy)  (Здесь  и далее
примеч. пер.).

     Впрочем, черт с ним. Ни в какой я уже не в авиации. Я и забыл, что стал
штатским.
     Станция называлась "Брайтон-Бич".  Через три остановки налево по той же
линии была  конечная - "Кони-Айленд",  направо  - Манхэттен. Когда я дотащил
чемоданы  до эскалатора, с меня градом лил пот. Купив на всякий  случай  два
жетона, я вышел на платформу.
     В вагоне было несколько  мальчишек лет четырнадцати, хулиганского вида,
которые что-то малевали на рекламных  плакатах  и  орали. Не  обращая на них
внимания, я разглядывал  мелькавшие за окном улицы.  Сначала довольно  долго
тянулись  жилые кварталы - четырех-  и пятиэтажные кирпичные  дома, газетные
киоски,  детские  коляски  на  тротуарах.  Потом  поезд  нырнул  в  туннель.
Мальчишки сошли на остановке "Ньюкирк", а  я поехал дальше, от нечего делать
читая плакаты на стенах.
     Поезд прогрохотал  над Манхэттенским мостом, и из окна было видно,  как
далеко  внизу  ползут  маленькие  машины  и грузовики. На  секунду мне  даже
показалось, что это похоже на картинку из школьного учебника географии - вон
над головой летит самолет, под  мостом буксир, а в самом низу страницы - три
строчки о транспорте.
     Когда мост кончился, поезд снова вошел в туннель, и я достал бумажку  с
адресом, который мне  продиктовала по телефону Энн, жена Билла. Я думал, что
Билл тоже будет встречать меня в Нью-Йорке, но Энн сказала, что ему пришлось
срочно  уехать  в  Платтсбург  по  поводу  сделки  с  какой-то  транспортной
компанией,  поэтому  приедет  только  отец  и  будет  ждать   меня  в  отеле
"Уэзертон". Она и дала мне адрес отеля.
     Я звонил ей вчера.  Мне  было даже как-то странно с  ней разговаривать.
Жена моего брата, которую я никогда  не видел.  Он познакомился с  ней через
полгода  после того, как меня отправили  на  базу  в Германию,  а  еще через
восемь месяцев они  поженились. Они были женаты уже два года,  а я  даже  не
знал, как она выглядит. Все-таки,  что  ни говори, а три  года службы  - это
чертовски долго, сам испытал на своей шкуре.
     В бумажке было написано, что отель находится на углу Лексингтон-авеню и
Восточной 52-й улицы.  Я встал и подошел  к карте, висевшей  в дальнем конце
вагона. Похоже, мне надо было выходить на станции "51-я улица", которая была
на линии "Лексингтон-авеню". Определив, где я сейчас нахожусь, я  понял, что
мне надо делать пересадку на станции "Юнион-сквер".
     Оказалось,  что  это  вторая остановка  после  моста.  Я  выволок  свои
чемоданы  на платформу  и,  не  обращая внимания на  толчки  прохожих, начал
разглядывать  указатели, а  найдя  нужный,  поднялся наверх, поймал  такси и
сказал, куда ехать.
     Когда машина остановилась, счетчик  показывал 75 центов. Я дал таксисту
доллар, и через минуту коридорный вносил мои чемоданы в вестибюль отеля. Над
входом  торчал зеленый  козырек,  а швейцар  был  одет  в зеленую с  золотом
ливрею.
     Я   сказал  портье,  что   приехал  встретиться  с   отцом,   Уиллардом
Келли-старшим, и вскоре второй коридорный подвел меня к двери его номера.
     - Я сам постучу, - сказал я, протягивая ему четвертак. - У нас семейная
встреча.
     - Да, сэр, - кивнул тот, сунул монету в карман и ушел.
     Я постучал, и дверь распахнулась. На пороге стоял мой отец.
     - Рэй, паршивец! - с улыбкой воскликнул он.
     Я тоже расплылся в улыбке, даже щеки заболели. Втащил в номер чемоданы,
и отец радостно хлопнул меня по плечу.
     -  Ты  писал,  что  собираешься  стать  сержантом.  Что  случилось?  На
чем-нибудь прокололся?
     Действительно, я довольно быстро сумел получить звание рядового первого
класса, и у меня была масса возможностей заработать повышение, но я ясно дал
понять,  что на сверхсрочную не останусь.  Вот начальство и решило, что  нет
смысла  продвигать по службе человека,  который  все равно долго в  армии не
задержится.
     - Решил стать штатским, - усмехнулся я.
     - Клянусь  богом, Рэй, ты отлично выглядишь.  Слушай, да  ты, по-моему,
подрос, а?
     - Вряд ли. Наверное, просто в плечах раздался.
     - Господи, ну конечно! А ведь когда уходил, был совсем  мальчишкой. Да,
кстати, ты ведь еще не видел Бетси. Ей сейчас пять месяцев. - Он рассмеялся.
- Ну и каково это - быть дядюшкой?
     -  Пока не знаю. Я вчера разговаривал с Энн по телефону. По голосу  она
вроде бы ничего.
     -  Отличная девушка, просто отличная.  Билл теперь  остепенился,  и это
целиком ее  заслуга. - Он  покачал головой, быстро  заморгал и,  обняв меня,
похлопал ладонью  по затылку.  -  Господи!  - тихо сказал  он, и  его  голос
задрожал.
     Сначала  я крепился, но потом  тоже  не  выдержал.  Мы плакали, как две
женщины,  и все  хлопали  друг друга по  плечам, чтобы доказать  самим себе,
какие мы крутые парни.
     Потом я предложил сходить перекусить  и выпить пива, но неожиданно отец
заупрямился и сказал, что ему  неохота выходить из номера.  Я решил, что  он
просто устал от поездки и от жары. Жара и впрямь была  адская, хотя в номере
работал кондиционер.
     Мы поели в ресторанчике по соседству, а потом отец захотел вернуться  в
отель. Вообще-то, я был бы не прочь прогуляться и посмотреть город, но потом
решил,  что все-таки мы не виделись  целых три года, и не стал  спорить.  Но
пока  мы  шли  в отель,  я с любопытством смотрел  по сторонам. Я  родился в
Нью-Йорке, но  мне  не было  еще и года, когда родители  переехали,  так что
города я совершенно не помнил. Впрочем,  и мать свою тоже. Она умерла, когда
мне было два года.
     Весь день  мы  просидели  в номере  в  майках  с включенным  на  полную
мощность кондиционером.  Я  развалился  на кровати, подложив под голову пару
подушек,  а  отец  непрерывно  расхаживал  по комнате, хватая  то стакан, то
пепельницу, то  телефонный справочник и тут же кладя их  на место. Раньше  я
никогда не видел, чтобы он так нервничал.
     Но во всем остальном  он остался прежним, хотя, честно говоря, мне и  в
голову не приходило, что  он может  измениться.  Все как всегда - на вид лет
пятьдесят, те  же  рыжие с  сединой  волосы,  маленькое брюшко,  старомодные
круглые  очки в пластмассовой оправе.  Я был в армейской безрукавке, а он  в
майке с  узкими  бретельками,  оставлявшей  открытыми  его  широкие плечи  и
мясистые предплечья, покрытые веснушками.
     Весь  день  он  рассказывал   новости.  Моему  старшему   брату   Биллу
исполнилось двадцать шесть. У него жена и дочка, год назад он  снова получил
водительские права и устроился на работу в компанию  "Кэрмин трэк сейлс".  У
дяди Генри  все по-прежнему, да  и  у остальных тоже, короче говоря, все как
обычно.
     Потом мы вышли поужинать, и, когда отец вновь  стал  настаивать на том,
что пора возвращаться в отель, я сказал:
     -  Слушай,   пап,  всего  полвосьмого.   Сегодня  у  меня  единственная
возможность посмотреть город. Давай, а? К двенадцати вернемся, обещаю.
     Он пожал плечами, но согласился, и мы пошли на Таймс-сквер, а потом еще
долго  бродили  по  городу.  Я  был  разочарован,  поскольку ожидал  чего-то
необычного, даже  уникального. Как,  например, Мюнхен,  где  необычным  было
почти все. Когда я впервые там оказался, то обследовал его вдоль и поперек и
больше  никогда  не видел  ничего  похожего.  А  Нью-Йорк  напомнил  мне наш
Бингхэмптон,  только  большего  размера   -  как  маленькая  фотография  под
увеличительным стеклом.  Все кажется  больше, но  в то  же  время становятся
заметнее все недостатки.
     Незадолго до полуночи  мы вернулись к себе, а на  следующее утро еще до
девяти выписались из  отеля. Нашу  машину  вывели  из  гаража  и подогнали к
главному  входу.  Это  был черный  "олдсмобиль" прошлогодней модели  -  отец
всегда покупал "олдсмобили", но этого я раньше не видел. Когда меня забирали
в армию, у него был синий.
     Служащий отеля погрузил наши  чемоданы в багажник, отец дал ему на чай,
сел за руль, и мы покатили по 53-й улице в западном направлении.
     Я начал было опускать оконное стекло, но отец остановил меня.
     -  Подожди-ка. Смотри,  что  сейчас  будет.  -  Он щелкнул  кнопкой  на
приборной  панели, послышалось  тихое урчание,  и мне в лицо  хлынул  легкий
прохладный ветерок из вентилятора, установленного над ветровым стеклом.
     - Кондиционер, - гордо  сказал  отец. - Обошелся в  триста долларов, но
оправдывает все до последнего цента. Каждую минуту воздух в машине полностью
меняется.
     - Неплохо адвокаты зарабатывают.
     - А потом  тратят все  на лекарства,  - хохотнул он,  хлопнув  меня  по
колену.
     Я рассмеялся. Господи, как же хорошо я себя  тогда чувствовал  -  армия
позади, я снова в Штатах и вместе с отцом еду домой.
     Мы  выехали  на Гудзон-парквей,  пересекли  мост  Джорджа Вашингтона  и
спустились на автостраду нижнего уровня.
     - Новая, - сказал отец.
     - Эта часть моста? Выглядит как-то по-дурацки.
     С  шоссе э  9  мы свернули  на шоссе  э 17,  которое  вело  прямиком до
Бингхэмптона.
     В тридцати восьми милях от Нью-Йорка, когда на  шоссе  было  пусто, нас
нагнал светло-коричневый  "крайслер", и парень на  боковом  сиденье  высунул
руку из окна и начал стрелять в нашу сторону.
     Отец посмотрел на меня расширенными от ужаса глазами.
     - Кэп, - произнес он  неестественно высоким голосом, а потом у него изо
рта хлынула кровь.
     Когда он повалился мне на колени, машина потеряла управление, слетела с
дороги и врезалась в опору моста.



     Смутно  помню, как меня куда-то  везли. Потом  доктор  говорил, что это
невозможно и называется "ложная память", но я и вправду помню. И голос:
     - Посмотри на его ногу!
     Потом  на меня навалилась  темнота,  и,  хотя  я понимал, что  лежу  на
больничной  койке, мне  было  все  равно.  Шуршание  накрахмаленного  халата
медсестры,  позвякивание стекла, шорох бумаги - казалось, все это происходит
где-то далеко, в каком-то  другом мире. То же самое и с движением - белое на
белом, люди проходят мимо.
     Потом  я  понял,  что не  вижу  правым  глазом. Все  белые  поверхности
казались плоскими -  чувство перспективы  полностью отсутствовало.  Когда  я
закрывал левый глаз, все исчезало.
     Я застонал, и это прозвучало ужасно. Послышалось торопливое шуршание, и
надо мной навис расплывчатый шар с двумя мутными точками.
     - Мы проснулись? - приветливо спросил женский голос.
     Я  промолчал - боялся вновь услышать этот звук. Я моргнул левым глазом,
потом попробовал  моргнуть правым,  но ничего не вышло, я  вообще ничего  не
чувствовал в этом месте.
     Шар куда-то исчез, а  когда возник  вновь,  мне уже было  чуть полегче.
Каждый  раз,  когда я моргал, левый  глаз видел  все лучше и лучше.  Я сумел
разглядеть стену, железный таз в ногах кровати и верхний правый  угол двери,
выходившей  в  коридор. Когда туман рассеялся, я  сообразил, что  два  шара,
склонившихся надо мной, - это медсестра и доктор.
     Я медленно  потянулся к  голове,  чтобы  выяснить,  что  с  моим правым
глазом, но доктор схватил меня за руку и опустил ее на простыню.
     - Тихо, тихо, - сказал он. - Не надо напрягаться.
     - Глаз, - простонал  я  и,  подумав,  что,  может  быть, он  не  понял,
добавил: - Видеть.
     - Мы еще к этому вернемся, - кивнул он. - Как вы себя чувствуете?
     - Видеть! - прохрипел я.
     - Мы еще точно не знаем. Вам больно?
     Да, мне  было больно. До  этого я  ничего не чувствовал, но  стоило ему
спросить, как я понял, до чего же мне больно. Страшно болели ноги от лодыжек
до колен. И правая сторона головы - боль накатывала волнами.
     - Сейчас мы вам что-нибудь дадим.
     Наверное, они дали, потому что вскоре я заснул.
     Каждый раз, когда я просыпался, то чувствовал  себя все лучше, а открыв
глаз в пятый или шестой раз, увидел Билла. Мне  еще не разрешали садиться, и
я снова  почувствовал себя  как  мальчишка,  который попал в больницу, а его
пришел навестить старший брат.
     - Туго вам пришлось, Рэй, - сказал Билл улыбаясь.
     - Что с отцом?
     Он перестал улыбаться и покачал головой.
     - Убит.
     Но я и так это знал, потому что никак не мог забыть этой жуткой картины
-  отец  заваливается на  меня, глаза  словно раскрашенные куски  гипса,  по
подбородку течет кровь. Когда машина слетела с дороги, он был уже мертв.
     - Давно я здесь?
     - Больше месяца. Завтра будет ровно пять недель.
     - Значит, уже август?
     - Вторник, шестнадцатое. - На этот раз его улыбка получилась куда менее
веселой. - Да, дружок, тебе досталось. Было неизвестно, выживешь ли ты.
     - Слушай... они мне  ничего не говорят. Мой правый  глаз... я ничего не
вижу, все забинтовано.
     Он  взял  стул, подошел к кровати и сел. Наши  лица оказались на  одном
уровне. Я уже начал привыкать рассчитывать перспективу только левым  глазом.
Два-три дня  назад Билл казался бы мне то меньше, то больше: теперь его лицо
то приближалось, то отдалялось.
     За  три  года он здорово  изменился  -  рыжие волосы  стали  гуще, лицо
бледнее,  веснушки   поблекли,  щеки  пополнели  -   в  общем,  надежный   и
здравомыслящий  парень.  Даже не  верилось, что  когда-то это  был шалопай и
пьяница.
     - Они разрешили мне сказать, но только если ты сам спросишь. И  если  я
решу, что ты это выдержишь.
     - Глаза нет?
     Он кивнул.
     - Ты вылетел через ветровое стекло, и осколок...
     -  Боже мой.  -  Я в  изнеможении  откинулся на подушку и  задумался. Я
лишился глаза. Навсегда. У меня больше  никогда  не  будет глаза. И до конца
жизни я буду видеть окружающий мир совсем не так, как его видят другие.
     С другой стороны, могли ведь пропасть и оба. Черт, да что там, я вообще
мог погибнуть, а тем не менее жив и сохранил зрение.
     Интересно, на кого я сейчас похож? Я спросил об этом Билла.
     - На ощипанную индюшачью задницу, - он расхохотался. - Но с каждым днем
ты все больше идешь на  поправку. Доктор сказал, что  заметных шрамов у тебя
не останется, а я уже договорился с одним парнем насчет стеклянного протеза.
Он тебе его примерит, как только доктор даст добро.
     - Господи боже!.. А ноги? Болят, как черт знает что. - Впрочем, я знал,
что они по-прежнему при мне. Однажды  я  подсунул правую руку под  подушку -
левая  еще не слушалась - приподнял голову и посмотрел на ноги. Они были  на
месте,  под  простыней, похожие  на  толстые  бревна,  обмотанные  гипсовыми
повязками.  Больше  всего я  боялся ампутации, потому что в армии наслушался
жутких историй о людях, страдавших от болей в ногах, которых уже не было.
     - Перелом обеих  лодыжек, - коротко пояснил Билл.  - Тебя зажало  между
машиной и опорой моста. Пришлось делать пересадку костей.
     - Я поправлюсь?
     - Спрашиваешь! - Он искоса посмотрел на меня и улыбнулся. -  Еще будешь
бацать ногами рок-н-ролл на пианино.
     Я  попросил  у  него сигарету, но он  не  дал. Тогда я  выпросил одну у
детектива,  который  пришел  ко мне вечером.  Его  фамилия  была Кирк,  и он
работал  в  отделе  по  расследованию  убийств. Он  заставил  меня  подробно
рассказать, как все было,  хотя особо рассказывать было нечего. Я  не  узнал
никого из сидевших в "крайслере", не знал,  что означает "Кэпп" и зачем двум
незнакомцам понадобилось убивать моего отца.
     Едва  Кирк ушел, как  мисс Бенсон, тощая как доска  сиделка, отобрала у
меня сигарету.
     Примерно неделю Билл навещал меня каждый день, а потом вдруг не пришел.
Я спросил у мисс Бенсон, что случилось
     - Ему пришлось уехать в Бингхэмптон.
     - Зачем?
     Она попыталась отделаться отговорками, но я не отставал
     -  Мне очень жаль,  мистер  Келли, -  наконец  сказала она, не глядя на
меня, - но жену вашего брата сбила машина. Она погибла.
     - Да? - тупо переспросил я. - А я так хотел с ней познакомиться.



     Когда через три дня после Дня труда* я вышел  из больницы,  у меня было
два  глаза, но  только один - зрячий.  Этим  самым  глазом я увидел, как  из
"плимута", припаркованного на противоположной стороне  улицы, вышел какой-то
человек и быстро направился ко мне. Я замедлил  шаг, чувствуя себя  голым  и
беззащитным,  не в силах забыть  того типа, который высунул  из окна  машины
руку с пистолетом.
     Но это оказался вовсе не  он,  а  другой -  среднего роста и худощавый.
Судя  по  всему, похудел он  совсем недавно, но не мог позволить себе  новую
одежду  - пиджак висел  на нем, как на вешалке.  У него были светлые волосы,
острый нос, выступающий вперед подбородок и колючие настороженные  глаза, но
за  всей  этой  "крутой"  внешностью   проглядывали   слабость  характера  и
нерешительность.

     * Отмечается в первый понедельник сентября.

     Остановившись прямо передо мной, он уставился на галстук, купленный мне
мисс Бенсон. Ей пришлось купить мне  новую одежду на деньги, которые прислал
Билл, потому что оба моих чемодана сгорели в машине.
     И вообще, этот тип вел себя так, словно  хотел со  мной  поговорить, но
боялся, что кто-нибудь заметит.
     - Ладно, - я кивнул и, обойдя его, зашагал к "плимуту".  Я запросто мог
его испугаться, но было видно,  что он  сам меня боится. Постояв немного, он
припустил за мной, я слышал за спиной его дыхание.
     Подойдя  к машине, я сел на переднее сиденье справа, он - рядом со мной
за руль. Достав  из кармана пачку "филипп-моррис", он тремя пальцами вытянул
оттуда сигарету. Похоже,  он изрядно нервничал, потому что его руки дрожали.
Я  взял  у него пачку и вытащил  сигарету  для  себя. Мы  закурили в ледяном
молчании.  Некоторое  время  он  настороженно  озирался  по сторонам,  потом
выпалил:
     - У меня должок перед твоим стариком. Вот и пришла пора отдавать.
     - Что за должок?
     - Это было давно, какая теперь разница? Ты его сын. Вот что я хочу тебе
сказать - мотай-ка ты отсюда подобру-поздорову. Смени фамилию  и уезжай, чем
дальше, тем лучше.  Может, даже куда-нибудь на западное побережье. Только не
смей соваться в Нью-Йорк.
     - Почему?
     Он облизнул сигарету, которая тут же размокла, и огляделся.
     - Будут неприятности, - быстро сказал он. -  Большие неприятности. Если
они  узнают,  что  я с тобой разговаривал,  меня  пристрелят.  Я сделал  уже
достаточно, а может быть, даже слишком много.
     - Кто узнает? Люди, которые убили моего отца?
     -  Выходи  из   машины.  -  С  каждой  секундой  он  все  больше  терял
самообладание. - Интервью окончено, долг уплачен. Убирайся. Вылезай.
     Левой рукой я сгреб его за лацканы пиджака и прижал к сиденью, а правой
быстро ощупал его карманы. Ничего похожего на оружие. Он тяжело дышал, молча
обшаривая  глазами улицу,  словно ждал, что с минуты на минуту  там появятся
танки.
     Продолжая удерживать его левой  рукой, я повернул защелку отделения для
перчаток, оно  открылось, и я увидел короткоствольный револьвер из вороненой
стали с  обыкновенной  деревянной  рукояткой.  Я  не  очень-то  разбираюсь в
оружии,  но похоже, этот был  32-го калибра. В шестизарядном  барабане  было
всего  четыре  патрона. Интересно,  по какой  цели выпустили недостающие две
пули?
     Я снял револьвер  с  предохранителя,  отпустил  своего  собеседника  и,
повернувшись  к нему так, чтобы  не выпускать его из виду, положил револьвер
на колени. Он мельком  посмотрел  на меня и, еще раз быстро окинув  взглядом
улицу, сказал:
     -  Я пришел,  чтобы  заплатить  старый  долг, только и всего.  Что я  и
сделал. Больше я не скажу ни слова, так что можешь вылезать из машины.
     - Заводи мотор, - приказал я.
     Он недоверчиво посмотрел на меня.
     - И куда тебя отвезти?
     - Домой. Отсюда до Бингхэмптона  около ста тридцати миль по шоссе номер
семнадцать. Поехали.
     - Никуда я не поеду!
     -  Самооборона,  -  я  пожал  плечами.  -  Мне  удалось  вырвать у тебя
револьвер. Ты был одним из тех, кто застрелил моего отца.
     Он потрясенно уставился на меня, но, когда  увидел мой стеклянный глаз,
его передернуло, и он нехотя завел мотор.
     Поездка была долгой. Мы почти не разговаривали. Шоссе  казалось слишком
хорошо знакомым.  И прежняя ситуация повторялась  вновь - я сидел на  том же
месте, что и тогда с отцом. Я то и дело оглядывался, и каждый раз, когда нас
обгоняла  машина,   мне  становилось  не  по  себе.  Но  все  обошлось   без
происшествий.
     Мы доехали за три с лишним часа, но  когда пересекли мост и оказались в
центре, пришлось  сбавить  скорость  - начался час пик, и улицы были  забиты
машинами. До Вестал - нашего района - мы добрались только около пяти.
     За  последние  три  года  город  сильно  разросся.  По  первоначальному
замыслу, Пенн-Кен-хайвей  должна была  принести  цивилизацию в мой город, но
теперь  она была застроена двухэтажными коттеджами и одноэтажными домиками в
сельском стиле.
     В одном из таких домиков на 26-й улице и жил Билл. Когда мы приехали, в
доме никого не было,  машины в  гараже тоже. Дверь  гаража была открыта, и я
сразу заставил своего пленника загнать туда "плимут".
     Мы  вышли  во  двор,  и, пока  он  опускал  дверь  гаража, я  переложил
револьвер в левую руку; я делал это каждые полчаса, чтобы не немели пальцы.
     Дверь между гаражом и  кухней  тоже была  распахнута настежь, и в  доме
хозяйничали  комары.  В  раковине  громоздилась  гора  грязной  посуды,  пол
гостиной был  усыпан бутылками из-под пива  и газетами.  В гараже стояли два
ящика пива, а в  холодильнике, абсолютно пустом,  за исключением пива,  была
еще дюжина бутылок.
     В  доме  было две спальни. В  одной из  них,  которая, судя  по розовым
обоям,  служила  детской,  были только  детская кроватка и  комод  с пустыми
ящиками, но во второй по полу была разбросана одежда Билла, а кое-что висело
и  в шкафу. Стало  быть,  он не  переехал,  а только  отвез куда-то ребенка.
Наверное, к тете Агате.
     Мы  сели  на  кухне  и, открыв  по бутылке пива, начали играть в "джин"
картами Билла. Вороненый револьвер выглядел  как-то  странно  на пластиковой
поверхности стола,  разрисованной  маленькими  розочками.  Парень  постоянно
проигрывал, поскольку не  мог сосредоточиться на игре. Время  от времени  он
начинал уговаривать меня отпустить его,  хотя вряд ли надеялся, что из этого
что-нибудь выйдет.
     Когда  стемнело, мы  зажгли  на  кухне свет.  Со  своего  места  я  мог
наблюдать  за  окнами гостиной,  тускло освещенной янтарным  светом  уличных
фонарей.
     Билл вернулся домой в начале одиннадцатого. Судя по тому, как он  ехал,
было ясно, что он пьян в стельку. Когда он учился в школе, у него был старый
"понтиак" без  задних  сидений,  с  мотором  от  "меркюри",  и он  постоянно
участвовал в местных  автогонках. Как правило, перед стартом  он напивался и
частенько  корежил  машину, но в трезвом виде это  был расчетливый и опытный
водитель.
     Он вошел на кухню и застыл, изумленно вытаращившись на нас. На нем была
синяя баскетбольная куртка, одетая  поверх  майки. Узнав  меня,  он  покачал
головой и привалился к стене.
     - Больше  так  не  делай, -  сказал он  дрожащим  голосом.  -  Слышишь,
никогда. Потому что я подумал  - а вдруг это  Энн? - Он застонал и схватился
за грудь.
     Я  чертыхнулся про себя, потому что раньше мне это  не пришло в голову.
Действительно, кто, кроме жены, мог дождаться его вечером дома, включив свет
на кухне? Я встал, вовремя вспомнив про револьвер.
     - Извини, Билл, я как-то не подумал.
     - Господи, - повторил он, качая головой и облизывая губы. Оттолкнувшись
от стены, он открыл холодильник и попытался достать бутылку пива, но  уронил
ее  на  пол.  Захлопнув  дверцу,  неуклюже  потянулся  за  бутылкой,  и  мне
показалось, что  он  сейчас упадет. Я махнул револьвером своему  партнеру по
картам.
     - Открой ему бутылку
     Тот  повиновался. Билл, набычившись, наблюдал за ним. Взяв пиво и отпив
из горлышка, он взмахнул бутылкой - точно так же, как я до этого револьвером
- и спросил:
     - А это еще кто такой?
     - Он поджидал меня у выхода из больницы. - Я пересказал ему всю историю
и закончил: - И больше он не хочет говорить ни слова.
     - Ага,  не  хочет.  - Переложив бутылку  в  левую руку, Билл с  размаху
ударил его по зубам.
     До  этого мне никогда не доводилось видеть, как  человека укладывают на
пол одним ударом. Парень рухнул, как  марионетка, у которой разом перерезали
все нити.
     - Тоже мне, умник, - проворчал я. -  Ты решил, что в таком состоянии он
будет поразговорчивей?
     - Я не хотел  бить его так сильно. Не рассчитал. - Билл допил  бутылку,
поставил ее на буфет и налил стакан воды.
     - Нет, подожди, -  остановил я его. Положив револьвер на холодильник, я
присел рядом  с парнем  и начал  хлопать его по щекам, приводя в  чувство. -
Свари себе кофе, - бросил я через плечо  Биллу. - Вроде бы ты старше меня на
три года. Нельзя же так расклеиваться.
     - Извини, - пробормотал  Билл. - Прости,  Рэй.  Просто  мне себя  очень
жаль.
     - И давно?
     - Не злись.  Просто  сегодня две  недели,  как  Энн... - Он  был  готов
расплакаться.
     - Давай-давай, сделай кофе. Три чашки.
     Тут лежавший на полу человек  дернул головой, уворачиваясь от очередной
пощечины.
     - Прекрати, - проскулил он. - Не надо.
     - Вставай. Он тебя больше не тронет.
     Хотя  он  мне и  не поверил, но  поднялся, с  опаской  глядя  на Билла,
который следил за начинавшей закипать водой в турке.
     - Извини, Рэй, - промычал Билл. - Ей-богу, прости меня.
     -  Если ты не  прекратишь  ныть,  то я уйду отсюда, и  черт с тобой.  Я
подтолкнул  нашего  пленника   в  сторону  гостиной.  Мы  включили  свет   и
расположились в креслах. Сквозь широкое окно дома на противоположной стороне
улицы было видно, как семья собралась у телевизора, совсем как на картинке в
"Сэтэдей  ивнинг  пост".  Это  выглядело  столь  нормальным  и  одновременно
недосягаемым, что я  сам  чуть  не расплакался. Чертова армия, верни мои три
года!  Даже четыре,  если считать  год службы перед отправкой  в Германию. Я
хочу снова оказаться  дома рядом с родными людьми! С отцом, который  отлично
играл в  кетч, с Биллом, от которого всегда пахло пивом и  бензином. К черту
мои двадцать  три года, если у меня нет дома и отца. Мне не нужен  был брат,
убивающийся по своей  жене, которую  я  и  в глаза  не видел. Это делало нас
чужими.
     - Как тебя зовут? - спросил я парня
     - Смитти.
     - Чушь собачья.
     -  Клянусь  богом! Вот,  пожалуйста,  у меня даже  читательский билет с
собой. Можешь сам убедиться.
     Я попросил у него бумажник - не для того, чтобы проверить имя, а потому
что хотел взглянуть на его читательский билет.
     Билет  был выдан  библиотекой,  которая находилась в Бруклине,  на  имя
Честера П.  Смита, проживавшего по адресу Восточная 99-я улица, 653,  кв. 2.
Еще  там  была подпись, которая  с одинаковой легкостью могла принадлежать и
Честеру П.Смиту, и Наполеону Бонапарту.
     Кроме  читательского билета, в бумажнике было сорок три доллара, но вот
водительских  прав я  не нашел.  А  ведь  только что мы с  ним проехали  сто
тридцать миль.
     - Хорошо,  я  буду  называть тебя  Смитти, -  согласился я, бросая  ему
бумажник. - Но  готов поспорить, что старина Честер был  зол как черт, когда
ему пришлось тащиться в библиотеку заводить новый билет.
     Смитти молча спрятал бумажник. Через пару минут вошел Билл, неся поднос
с тремя чашками кофе,  и Смитти испуганно  отпрянул, когда он поставил перед
ним чашку. Билл ощерился в неприятной усмешке.
     Мы уселись на диван, а Смитти остался в кресле напротив окна.
     - Со мной все в порядке, - сказал Билл.
     - Отлично, - я кивнул.
     Наступила тишина. Билл откашлялся.
     - Ну, и чего мы ждем?
     - Когда Смитти начнет говорить.
     Тот ткнул большим пальцем в сторону окна.
     - А нельзя задернуть шторы?
     - Сделай одолжение.
     Он  с жалким  видом задернул занавески,  снова сел и,  облокотившись на
колени,  начал  пить  кофе.  Как  обычно, Билл сделал  все три  чашки просто
черным. Смитти  кофе явно не понравился, но тем  не менее он  выпил  все  до
капли.
     - Итак, Смитти, - начал я, - пришло время выложить все начистоту.
     - Не могу. - Он  умоляюще посмотрел на нас поверх края чашки. - Я всего
лишь хотел отплатить добром вашему старику. А вы меня сразу в оборот берете.
Мне с самого начала надо было держаться от вас подальше.
     Я повернулся к Биллу.
     - Ты не мог бы на этот раз ударить его послабее? А то  ведь замучаешься
все время приводить его в чувство.
     Билл усмехнулся  и  с готовностью  поднялся. Наверное, ему не терпелось
вернуть свою репутацию.
     - Смотри,  что у меня есть, - ласково  сказал он  Смитти, показывая ему
костистый кулак, поросший рыжими волосами.
     -  Не надо, - тонким голосом пропищал тот,  вжимаясь в спинку кресла. -
Ребята, прошу вас, перестаньте.
     - Начни с того, что полегче,  - предложил я. - Что хорошего тебе сделал
мой отец?
     - Вас тогда еще на свете не было, - сказал  он, не  сводя глаз с кулака
Билла.  -  Еще  до  отмены  сухого  закона.  Я  вел грузовик  с  товаром  из
Нью-Хэмпшира, а меня замели фараоны...
     - С каким еще товаром? - спросил Билл.
     - С  виски,  конечно. -  Смитти  явно  хотелось подчеркнуть  невежество
Билла, но он все еще побаивался его кулака.  - Люди,  на которых я  работал,
заявили, что знать меня не знают, а ваш отец взялся защищать  меня на  суде.
Бесплатно.
     - Как ты с ним познакомился?
     - Мы работали на одних и тех же людей.
     - Вранье. - Билл шагнул к нему.
     - Подожди! - воскликнул я. - Хорошо, Смитти,  а теперь я хочу послушать
последние новости.
     - Я  вам уже все рассказал. Говорят  вам, в Нью-Йорке у вас будут  одни
неприятности. А вам это совсем ни к чему.
     - Мне лучше знать. Выкладывай  все.  Имена и  адреса.  Они  убили моего
отца. - Я указал на Билла: - Они убили его жену.
     На секунду лицо Смитти застыло, а потом он удивленно спросил:
     - Ну-с, и вы хотите сказать, что ничего не поняли?
     - Чего не поняли?
     - Почему вам надо мотать отсюда.
     - Ну, и почему? Потому что жену Билла убили?
     - Не стоит вам ввязываться в это дело.
     - Черт возьми, да я и так в этом деле по уши, хочу я того или нет! А ну
давай выкладывай, что будет, если мы приедем в Нью-Йорк!
     Он  замолчал в  нерешительности, что-то прикидывая и  переводя взгляд с
меня на Билла и обратно.
     - Это связано  с  организацией, -  наконец выдавил он. - Это все, что я
могу сказать. Я уже и так сказал слишком много
     - С какой организацией?
     - С бандой. С гангстерами. Точнее, с синдикатом.
     - Какое отношение может иметь ко мне синдикат?
     - Через твоего отца.
     - А как он с ними связан?
     - Он на них работал.
     Не  успел  я и пальцем шевельнуть,  как Билл  подлетел к  нему и дважды
двинул по физиономии. Я бросился к нему и оттолкнул в сторону.
     - Черт тебя подери, держи себя в  руках,  или я  увезу его, а ты катись
подальше! - крикнул я. -  Ты  будешь мне  помогать или  скулить и наливаться
пивом?
     - Ну ладно, ладно! - Билл вырвался и сел на диван.
     Смитти, закрывшийся руками, когда Билл  налетел на него, теперь опустил
их и в ужасе смотрел на нас круглыми как пуговицы глазами.
     -  Я ничего ему  не  сделал! Что с ним  такое? Я просто  пришел вернуть
старый долг. Что он на меня взъелся?
     - У него погибла жена.
     - А я-то тут при чем? Я только хотел предупредить вас. Не надо было.
     - Кто это сделал, Смитти? - продолжал допытываться  я. - Кто убил моего
отца? И его жену?
     - Нет. - Он покачал головой.  - Вы оба спятили. Вы начнете их искать, и
через вас  они  выйдут  на меня. А я  просто  хотел вам добра.  Из-за вашего
старика. Я вовсе не хочу, чтобы меня убили.
     - Кто они, Смитти?
     - Они узнают, что я их заложил. Я больше ничего не скажу.
     Это была долгая ночь. Мы так и не стали поднимать занавески. Когда Билл
вырубил Смитти,  я помог  ему очухаться.  А  потом  еще раз.  Но существовал
некто, кого  Смитти  боялся  на расстоянии куда  больше, чем  нас  воочию. В
последний раз  мы не стали  приводить его  в чувство, а  просто  затолкали в
шкаф, заперли дверь и отправились спать.



     Утром, перед тем как  уехать, Билл стал выдвигать всякие дурацкие  идеи
насчет Смитти -  либо закопать его в подвале,  либо пустить ему пулю в висок
из  его же  собственного револьвера  и  оставить  в  машине  на какой-нибудь
заброшенной дороге.
     - Если мы оставим его в  живых, - горячо доказывал он, -  он вернется и
все им расскажет!
     -  Нет, не расскажет.  -  Я пристально  посмотрев  на  Смитти  и  вновь
повернулся к  Биллу.  - И  не скажет, что говорил  с  нами. Все равно они не
поверят, что он не назвал нам их имена. Он вообще не вернется в Нью-Йорк.
     -  Не вернусь,  - невнятно пробормотал  Смитти распухшими,  как оладьи,
губами.
     - Он уедет куда-нибудь на западное побережье и сменит фамилию.
     Смитти потупился, вспомнив собственные слова.
     - Вы обо мне больше не услышите.
     Подумав, Билл согласился  с  моими доводами и отогнал свой "меркюри"  с
подъездной  дорожки, освобождая проезд для  Смитти.  Тот  не  стал  задавать
лишних вопросов, а просто вскочил в свой "плимут" и был таков.
     Биллу  пришлось съездить в город, чтобы попрощаться с дочкой и со своим
шефом и  взять деньги из  банка.  Я  остался  дома  -  упаковывал  чемоданы,
закрывал окна и так далее, а  когда Билл  вернулся,  мы закинули  чемоданы в
багажник и поехали в Нью-Йорк.
     Мне по-прежнему было  неприятно сидеть  на  переднем  сиденье справа. Я
немного  попробовал  вести,  но это  оказалось  слишком тяжело  - не  только
потому, что  мне  было  трудно  рассчитывать расстояние одним  глазом, но  и
потому,  что  у  меня плохо  сгибалась  правая  нога. Ее  так  и  не  смогли
восстановить полностью, и теперь я ходил прихрамывая. На педаль акселератора
приходилось нажимать каблуком,  а это было очень неудобно. Поэтому вскоре мы
снова поменялись местами и остаток пути машину вел Билл.
     Револьвер Смитти остался у меня. Билл захватил с собой  старый "люгер",
но  патронов   к  нему  у  нас  не  было.  Он  пытался  найти  что-нибудь  в
Бингхэмптоне, но ни  он, ни продавец магазина точно не знали, какого калибра
патроны к нему подходят. Билл сказал, что  попробует  поискать  в Нью-Йорке.
Кроме этого, у нас в багажнике лежало два охотничьих ружья.
     На  углу  Бродвея и 72-й улицы  мы нашли относительно дешевый  отель  с
гаражом. У Билла  было  с  собой почти четыре тысячи долларов, но у меня  не
набралось  бы  и сотни.  Один чек  на  сто  долларов  из  моего  солдатского
жалованья мне прислали в больницу, но невозможно было сказать, куда отправят
второй, который должен был  вот-вот прийти. Мне  даже было трудно  поверить,
что   в  следующий   понедельник   исполнится  ровно   два  месяца,   как  я
демобилизовался.
     Часы показывали только начало третьего, и в паре кварталов  от отеля мы
быстро нашли открытый банк. Билл  положил на наш совместный счет три тысячи,
и мы, расписавшись  в карточках, получили чековую книжку на  предъявителя. В
банке  остались очень недовольны,  потому что они предпочитают  иметь дело с
именными чековыми книжками.
     Перекусив в кафетерии, мы вернулись в номер и  уселись на кроватях друг
напротив друга.
     - С чего начнем? - спросил Билл.
     -  Пойдем в двух  направлениях. Во-первых,  номер машины  Смитти, хотя,
скорее всего, она краденая. Во-вторых, прошлое отца. Еще до войны он работал
адвокатом в Нью-Йорке и каким-то образом был связан с мафией.
     - Да вранье все это! Этот подонок тебе наплел, а ты...
     - Нет. Отца убили за то,  что он был замешан в какой-то давней истории.
Может,  они его все  это  время разыскивали, а он  решил, что  теперь, после
стольких-то лет, ехать в  Нью-Йорк  безопасно.  Кстати, он  очень нервничал,
когда нам приходилось выходить из отеля.
     - Но Энн-то за что?
     - Расскажи подробнее.
     - Она играла в театре, ну,  любительском, понимаешь?  И два-три  раза в
неделю ходила на репетиции  - туда  добиралась на  автобусе,  а  обратно  ее
кто-нибудь  подвозил. Я-то не мог,  потому что  сидел с Бетси. Да и автобусы
так поздно не  ходят. В тот день она,  как обычно, поехала на автобусе. Зал,
где  они репетировали,  всего в  трех кварталах от  нашего  дома.  Она пе...
переходила улицу. Еще  даже не стемнело,  было всего  семь тридцать.  Короче
говоря,  ранний вечер. И тут из переулка  вылетела машина и... и сбила ее. И
ее вы... выбросило на тротуар.
     - Ладно, успокойся, - сказал я. - Можешь дальше не продолжать.
     - Сейчас пройдет. - Билл  махнул рукой и  закурил. - Прямо  на тротуар.
Ма... машина, понимаешь?
     - Я все понял.
     - Господи, -  он опустил голову и громко  засопел, с  силой  надавив на
матрас  растопыренной пятерней. -  Это видели три  свидетеля, и никто толком
ничего не разглядел. Машина даже не остановилась.
     - Интересно. Может, это была та же самая машина?
     Он вскинул голову.
     - Ты имеешь в виду, из которой в вас стреляли?
     - Угу.
     - Не знаю. Наверное. Ее никто не успел как следует разглядеть.
     Билл докурил сигарету и ткнул ее в пепельницу, а я подошел к телефону и
открыл  телефонную  книгу. В  отеле  были телефонные книги  трех  районов  -
Манхэттена,  Бруклина и Бронкса.  Имя  Честера П.Смита я  нашел в телефонной
книге  Бруклина,  там  же был указан  и адрес:  Восточная 99-я  улица,  653,
Найтингейл 9-9970.
     Трубку сняла женщина, и я попросил Смитти.
     - Кого? - удивленно переспросила она.
     - Чета. Честера.
     - Он на работе. Кто это?
     - По-моему, мы вместе служили  в  армии. Если, конечно, это тот  Честер
Смит. Среднего роста, худое лицо...
     Она засмеялась.
     - У этого Честера нет ничего худого.
     - Значит, не тот, - сказал я и положил трубку.
     Просмотрев телефонную книгу Манхэттена, я выяснил, что  отдел периодики
публичной  библиотеки  находится по адресу "Западная  43-я  улица,  521",  и
встал.
     - Пойду прогуляюсь.
     - Куда? - сразу же спросил Билл.
     - В библиотеку. А ты прикинь, как проверить номер машины.
     - За каким чертом тебе понадобилась библиотека?
     - Хочу проверить, может быть, об отце что-нибудь писали в газетах.
     - Ты имеешь в виду - в связи с гангстерами? С бутлегерами? - Он сердито
нахмурился  и  вскочил  с  кровати. -  Кому ты  поверил, Рэй?! Этому лживому
ублюдку? Что же ты за сын после этого?!
     - Сын, у которого остался один глаз.
     Он смутился и с виноватым видом отвернулся.
     - Черт, что-то я не выспался.
     - Я скоро вернусь.
     Он бросился лицом на кровать, а я ушел.



     Нужный мне дом находился между Десятой и Одиннадцатой авеню в квартале,
битком  набитом  конторами  маленьких фирм, занимавшихся оптовой  торговлей.
Отделу  периодики  отвели  весь  второй  этаж.  Некоторые  газеты  были  уже
переведены  в микрофильмы, другие переплетены в большие альбомы с картонными
обложками.
     Я  начал  просматривать  именной  указатель "Нью-Йорк  таймс"  и вскоре
наткнулся  на имя  отца  в одном из  номеров  за  1931  год. Тогда  ему было
двадцать семь лет, и он уже два года занимался адвокатской практикой. Он был
женат, но детей у него еще не было.
     В  статье  рассказывалось об одном типе, владевшем множеством  домов  в
самом центре нью-йоркских трущоб, в которых жили в основном иммигранты. Этот
тип позволял гангстерскому синдикату хранить и торговать контрабандным виски
на  своей территории.  В один  прекрасный  день  им  очень  заинтересовалась
полиция, и он  не попал в  тюрьму лишь благодаря  хитрости и  изворотливости
своего  адвоката,  работавшего  в  юридической  фирме   "Макэрдл,  Ламарк  и
Кришман". Адвоката звали  Уиллард Келли, и он  так успешно проявил  себя  во
время процесса, что  "Нью Йорк  таймс"  даже напечатала  очерк  о нем и  его
фирме.
     В статье  также говорилось,  что "по  непроверенным сведениям" Макэрдл,
Ламарк  и Кришман  прямо или  косвенно ведут дела  гангстерского  синдиката,
занимающегося контрабандой виски. Уиллард Келли работал в фирме меньше года,
и это был его  первый судебный процесс в качестве постоянного сотрудника.  В
заключение  автор  статьи  высказывал сожаление  по  поводу того,  что Келли
посвятил свой блестящий талант служению преступному миру.
     И  это  твой  отец, сказал  я  себе.  Ты  думал,  что  знаешь  его  как
облупленного, забывая, что он  прожил  на свете немало лет, прежде чем зачал
тебя.  И вдруг  выясняется, что  ты и  не  подозревал, кто он такой на самом
деле.
     Я   выписал   все  имена,   упоминавшиеся  в  статье.  Моррис  Зильбер,
домовладелец Эндрю Макэрдл. Филипп  Ламарк и Сэмюэль  Кришман -  совладельцы
юридической  фирмы.  Джордж   Эллинбридж,   представитель  обвинения.  Эндрю
Шаффлман, судья.
     Больше имя  Уилларда Келли нигде не упоминалось. Я просмотрел указатель
за  20-е и  30-е годы, проверяя имена  из своего списка. В 1937  году Моррис
Зильбер получил год тюрьмы за несоблюдение санитарных норм в  принадлежавших
ему домах, в основном из-за крыс. Имя  его адвоката  не было указано. Филипп
Ламарк умер в своей постели  в 1935 году в возрасте шестидесяти  семи лет. В
том  же году в возрасте семидесяти  одного  года скончался и Эндрю Шаффлман.
Джордж Эллинбридж в 1938  году был избран  в законодательное собрание штата,
но повторно не переизбирался.
     Глава фирмы Эндрю Макэрдл  лично  защищал гангстерского главаря  Энтони
Эдварда  "Эдди" Кэппа  на процессе  по  обвинению последнего в уклонении  от
уплаты  налогов  в 1940  году, но неудачно.  Кэпп получил  два приговора  по
десять и один в пять лет и угодил в тюрьму на весь срок. Двадцать  пять лет.
Они еще не истекли, но  я знал, что существует такая  вещь, как освобождение
на поруки.
     Эдди  Кэпп. После 1940 года  в газетах о нем не было ни строчки, зато в
конце  20-х и  начале 30-х  о  нем писали много интересного.  Друг Голландца
Шульца  и Билла Бейли. Важная шишка в тот сумасшедший период,  когда  Шульца
убили  в Джерси  и на  две недели главой организации стал Бейли.  Но однажды
Бейли  приехал в нью-йоркскую  городскую больницу и сказал, что неважно себя
чувствует.  Его  положили  в  постель,  а  в  два  часа  ночи  он  умер.   В
свидетельстве о смерти было написано "пневмония".
     Эдди  Кэпп.  Уиллард Келли.  Связанные  через человека по  имени  Эндрю
Макэрдл.
     Я  потратил  немало  времени,  перелистывая  указатель  текущего  года.
Каталог был разбит по месяцам, самым  последним был июль.  Там упоминалось и
мое  имя  - в "Нью-Йорк таймс" от 14 июля. Заполнив  требование,  я  получил
микрофильм  и вставил его в проектор. Нам была посвящена небольшая заметка в
один абзац на восьмой странице, озаглавленная "Водитель застрелен за рулем".
Нападение названо "таинственным".
     Тут ко мне подошла  женщина  и сказала, что уже пять  часов, библиотека
закрывается.  Я  положил  микрофильм в коробку, спрятал в карман  блокнот  и
карандаш и вышел на улицу.



     Когда я вернулся в отель, в нашем номере вместе с Биллом сидел какой-то
тощий тип в  коричневом костюме  и  старом плаще  нараспашку. Из-под пиджака
торчала   плохо   заправленная   рубашка.   Еще  у   него   был   галстук  в
коричнево-оранжево-зеленую  полоску  и коричневая шляпа,  лихо  сдвинутая на
затылок.
     - Это Эд Джонсон, - представил его Билл. - Он частный сыщик.
     - Точно, - Джонсон усмехнулся мне.
     - На кой черт он нам сдался? - грубо спросил я.
     - Сами мы ничего не добьемся. Ты вбил себе  в голову, что отец спутался
с  гангстерами,  но это все чушь. Нам нужен человек, который знает, с какого
конца взяться за дело.
     - Убирайтесь, - сказал я Джонсону.
     Его улыбку сразу как ветром сдуло.
     - Ну, не знаю, - промямлил он, переводя взгляд то на меня, то на Билла.
- Мне уже дали аванс, чтобы я проверил номер машины...
     - Он нам нужен, - подхватил Билл.
     Я сел и закурил сигарету.
     - Ты  слишком много треплешься  о нашем  деле,  -  медленно  сказал  я,
разглядывая горящую  спичку.  -  Нам совсем ни  к  чему высовываться  раньше
времени.
     -  Мне  можно  доверять, - горячо заверил меня Джонсон.  -  На все  сто
процентов.
     -  Да  ладно  тебе, Рэй,  - смущенно сказал Билл.  - Пусть только номер
проверит.
     - Сами вы этого не сделаете, - заявил Джонсон. - А я смогу.
     Я пожал плечами.
     - Черт с вами. Хорошо, займитесь номерами. Они стояли на "плимуте".
     Джонсон неуверенно оглядел нас, пообещал позвонить и ушел.
     - Что-то ты с ним круто, - покачал головой Билл. - Он отличный парень.
     - Он чужой.
     -  Все  равно нам  нужен человек беспристрастный, со  стороны. Если  ты
веришь во всякую чушь, то это еще ничего не значит.
     Я достал из кармана блокнот, прочитал ему свои записи и швырнул  его на
комод.
     - Пора бы тебе за ум взяться, братец Билл.
     - Это не наш отец! - свирепо  отчеканил Билл. - Уиллард  Келли не такое
уж редкое имя. Черт возьми, да меня самого так зовут.
     - Значит, по-твоему, это просто совпадение?
     - Конечно!
     - Два Уилларда  Келли. Оба ровесники. Оба  адвокаты  из  Нью-Йорка. Оба
закончили один и тот же колледж.
     - Может быть. Почему бы и нет?
     - Ехал бы ты обратно в Бингхэмптон. Ты слеп на оба глаза. От тебя будут
одни неприятности.
     Он долго  смотрел на меня, а потом подошел к кровати  и  сел,  скрестив
ноги по-турецки. Выглядел он растерянным: сидел, опустив голову, и  водил по
покрывалу своим толстым пальцем.
     Немного п