Вениамин Смехов: Без отдыха, без паузы
Идут годы. Опубликованы стихи, статьи, мемуары, вышли пластинки, издана и переиздана первая книга Владимира Высоцкого.
Что нового открылось нам за эти годы?
Мне, например, открылось - как я отстал и как хочется угнаться за героями его стихов-песен. За "яком"-истребителем. За восходителями. За Кассандрой. За этим его беспредельным человечеством, которое так смачно и так неповторимо летит, плывет, буравит, рвется в бой и обгоняет время. Открылось совершенно ясно - насколько он многих опередил и какой радостью обернется встреча потомков с поэтом.
Открылись незалечимые раны нашей вины перед Володей - и тех, чья помощь была ему необходима, да не подоспела; и тех, кто из ложного самолюбия не сделал "первого шага"; и тех, кто не уразумел ответственности за его дружбу: "плати по счету, друг, плати по счету..."
Откроется еще и еще правда слов критика Юрия Карякина: "Слушая Высоцкого, я, в сущности, впервые понял, что Орфей древнегреческий, играющий на струнах собственного сердца,- никакая это не выдумка, а самая настоящая правда".
Для меня, как, очевидно, для многих, явление Владимира Высоцкого - аккумулятор оптимизма. "Природа-мать! Когда б таких людей ты иногда не посылала миру..." - когда это сказано? Имя Высоцкого - звук боевой трубы. Я за эти годы объездил много городов нашей страны и уверился в том, что люди, которые откликаются на этот звук: 1) не предадут; 2) умеют отлично трудиться; 3) не способны на пошлость; 4) не струсят, не бросят в беде; 5) бескорыстны и отважны, и так далее.
Мне невероятно повезло: шестнадцать лет работать рядом с актером Владимиром Высоцким. Я благодарен такой судьбе. Я стараюсь поточнее описывать все, что помню. Очень мало, но все-таки опубликовано и при жизни поэта-актера (в журнале "Аврора", май 1980 года) то, что о нем и о других коллегах хотелось сказать. Так или иначе, но это тоже знаки благодарности судьбе за такую радость, за такой на- род, за правду, сострадание и юмор - за любовь и за "звук боевой трубы".
А теперь несколько отрывков - из памяти.
...О Высоцком в кино. (Мне уже привелось однажды говорить об этом на Ленинградском телевидении, в передаче "Звучала музыка с экрана".) Я всегда думал: серьезный актер не может без юмора говорить о значении своего участия в создании фильма. Вот в театре актер - это сердце, голос, пульс дела. А в кино главные роли, конечно, за режиссурой, оператором, монтажером...
Высоцкий в удивительной степени был исключением из правила. Он брал кино на таран - как пел песни. И как жил. Его любили все наши лучшие кинорежиссеры, хотя снимался он у лучших крайне редко. То ли ролей не выпало, то ли мешал стереотип мышления: долго считалось, что, мол, певец и поэт не является таким уж сильным актером... Высоцкий - и в этом театр ему был верным пособником - пошел на таран холодной стены недоверия к себе. Он сыграл Гамлета и Галилея, Лопахина и Свидригайлова - сложнейшие роли мирового репертуара. Он сыграл их так, что об этом стало слышно по всему белому свету.
...И все-таки Высоцкий без конца снимался. Я помню, как Володя уходил в кинопериод - с головой, с полной затратой энергии, души, любви. Кино было одним из предметов его страсти. Порой режиссеры судили по привычке: "Актеры - такой уж народ, за роль в кино все бросят, ясное дело, популярность, миллионы глаз..." По-моему, кино Высоцкий любил особо, индивидуально и честно (как все, что творил в искусстве).
...В 1967 году в Измаиле на Дунае шли натурные съемки фильма "Служили два товарища". Одна из основных ролей - поручик Брусенцов - едва ли не лучшая, серьезнейшая работа в кино актера Высоцкого.
Не могу ответить теперь, почему я так был настроен тогда против киноактерства - и в шутку, и в крик. В это время, тесно общаясь с Володей и Валерием Золотухиным по сцене и вне сцены, мы переживали совместно радости хороших ролей в таких премьерах, как "Павшие и живые", "Пугачев", "Послушайте!". Мы если и спорили, то, кажется, лишь на тему кино. Я говорил: имея такие роли, таких зрителей, экран можно любить из чистого фанфаронства и из суеты чувств. Они смеялись: ты хоть раз попробуй сняться в хорошей роли, все свои глупости забудешь... А я шумел, что и пробовать противно, потому что киноартисты - в большинстве своем покалеченные славой, легкостью забот и больные честолюбием люди...
Все-таки они меня переубедили. Золотухин снялся в "Пакете", и там была работа, настоящая работа настоящего артиста. Высоцкий порадовал ролью в "Коротких встречах", это была встреча с очень чистым, трогательным кинематографом. Переубедили работой - не только ее результатом, но и процессом.
Как-то после спектакля "Павшие и живые" вышли с Высоцким к Садовому кольцу. "Знакомься, это Евгений Карелов, он режиссер, я снимаюсь у него. Фильм должен получиться отличный. Сценарий Фрида и Дунского, понял? Я дам тебе почитать, завтра вернешь".
- А мне-то зачем? Потом посмотрю ваше кино...
- Дурачок, вот Женя посмотрел тебя в театре, ну, не такая большая, но есть в фильме роль хорошего мужика, барона, как его... Краузе. Со мной будешь. Съемки под Одессой... Артисты замечательные. Роль твою разовьем, я уже говорил сценаристам... Чего ты морщишься? Жень, скажи дурачку.
...Невозможно спрятаться от его убежденности. Высоцкий не выносил упрямства перед очевидностью. Факт налицо: режиссер, роль, полет. Одесса, все свои, увлекательность сюжета, профессиональный интерес. А человек сопротивляется. Еще два раза, сверкая очами, повышая голос до опасного тона, он повторяет аргументы... если и после этого не согласишься - неизвестно, чем кончится буря гнева...
Я пишу и улыбаюсь, гляжу на портрет улыбающегося Володи, но, поверьте, что в жизни в подобной ситуации было не до улыбок. Я согласился попробовать.
Не хочу подробностей о том, что сыграл, чего недоиграл, почему так и не исполнилось желание Владимира "прописать", продлить существование моего персонажа, провести его через фильм. Но вот два момента проявления характера Высоцкого вспомнить уместно.
Во-первых: как он умел влюблять в свою стихию и как любил удивлять людей - радостью, новостью, добром! Полет в Одессу - и мы обсуждаем общие дела в театре, пересадка, переезд в Измаил, и я сетую, что совсем не знаю Одессы. По дороге к съемочному городку-советы, подсказки, уговоры не теряться, хотя я вроде и так не теряюсь. Но он что-то чувствовал такое, в чем я и себе не признавался. В театре - опыт, роли, все знакомо, а тут - явный риск проявиться щенком, зеленым юнцом, осрамиться, и перед кем - перед "киношниками"... Гм... Доехали. Володя стремительно вводит в чужой мир, на ходу рассыпая подарки "положительных эмоций"... Знакомит с группой, и о каждом - коротко, с юмором и нежностью. Оператор - чудо, ассистенты - милые ребята, звуковики - мастера и люди что надо, и так далее.
Гостиница-поплавок на Дунае - блеск, закачаешься. Входим в номер, я ахаю и качаюсь. За окном - леса, Дунай, румынские рыбаки на дальнем берегу. Быстро ужинать. "Погляди, ты такую ряженку ел в жизни?" Ложку ставит среди чашки, ложка стоит, не дышит. Я в восторге, Володя - кивает, подтверждая глазами: я, мол, предупреждал тебя, какая это прелесть - кино. Бежим дальше. Вечер. Воздух. Воля. Спуск к реке. Гигантские марши массовки. Войска на берегу. Ракеты, всполохи света, лошадиные всхлипы, плеск волны. Разворот неведомых событий, гражданская война, белые у Сиваша. На взгорье у камеры белеет кепка главного человека, Евгения Карелова. Они перекинутся двумя словами с оператором, со вторым режиссером, и вот результат: на все побережье, на весь мир, как мне здесь кажется, громыхает усиленный мегафоном голос второго режиссера Славы Березки. По его команде - тысячи людей, движений, звуков - все меняется, послушно готовится к новой задаче. Когда Высоцкий успел подготовить Карелова? Я только-только начал остывать, уходить в тоскливую думу о напрасной поездке, и вдруг... Слава Березка передает, я вижу, мегафон главному, и на весь мир, на горе мне, на страх врагам, но и очень звонко-весело раздалось: "В честь прибытия на съемки фильма "Служили два товарища" знаменитых артистов Владимира Высоцкого и Вениамина Смехова - салют!"
Грянули залпы, грянуло "ура", и пребольно ущипнул меня знаменитый артист: мол, радуйся, дурачок, здесь хорошо, весело, и все свои.
Дальше - вечер у Карелова, разбор завтрашней съемки, ночь бесед о кино и о поэзии...
Когда-то я подготовил примерное предисловие к возможному сборнику его стихов, и это даже обсуждалось в серьезной редакции... Оттуда помню такое:
"Владимир Высоцкий - дитя и хозяин стихий"... "Путешествие по стране стихий"... "Игра стихий и стихи Владимира Высоцкого"... Имелись в виду: стихия военного времени, стихия человеческого риска, человек на краю выбора, стихия праздничной энергии языка, стихия спорта.
...Мне увиделся Высоцкий киноспортсменом, а не просто актером кино. Приготовиться к кадру, взвесить, увидеть мысленно и ярко себя со стороны (к этому готовился перед зеркалом в автобусе у гримера), сосредоточиться перед стартом и - попасть в дубль. В театре - широкое поле поправок и совершенствования: не вышло сегодня, завтра можно улучшить. В кино - только сегодня. Дубль, дубль, дубль, стоп. И - кануло в Лету. Попасть в дубль - снайперская страсть киноспортсмена.
Другое, что увидел,- всепоглощающую охоту объять необъятное. Высоцкий знал кино всесторонне. Казалось, он может все за всех - от режиссера и оператора до монтажера и каскадера. Впрочем, каскадеры-дублеры здесь исключались. Все - сам. Известно, что он с первых работ в кино не просто овладел конным спортом, но даже вольтижировал, совершал цирковые номера верхом на лошади. И, как дитя стихий, впадал в абсурд... Встанет в пять утра. Спускается вниз. Помощник режиссера отговаривает, вчера отговаривали всей группой... На месте съемок уже не говорит, а раздраженно кричит Карелов: зачем рано встал, зачем приехал, это же такой дальний план, зритель тебя и в телескоп не разглядит!.. Володя переодевается, не гримируется, естественно, и - на коня. Три часа скачек, съемок, пересъемок того крохотного кадра, где его и мой герои появятся верхом - очень далеко, на горизонте... Полное слияние с персонажем, охота быть всюду, где он, мечта преодолеть грань между игрой и жизнью, если кинематограф претендует на натуральность событий сюжета.
В период подготовки - земной, грешный артист - любил, когда гримеры прихорашивали, "улучшали" его лицо, очень нравился себе в усах и при бороде - все так... Но когда надо сниматься, то и следа актерского красования не обнаружите! В бороде или без, он душу вытрясет из себя, из партнеров, из "киношников" - чтобы вышло все, как задумано, чтобы без поблажек и без ссылок на головную боль! Так было у него в театре: являлся смертельно усталым, с температурой, с бесцветным лицом, но на сцене - как на премьере! И тайна его резервов так и не ясна...
А на концертах: сколько б ни искали "доброхоты" записи такого вечера, где Высоцкий выдал бы голосом слабинку,- не сыскать! И с безнадежной болезнью и накануне разрыва сердца - звучит с магнитофона голос единственно, неповторимо, как только у Высоцкого звучал!..
Может, это со стороны казалось, что он тщится "объять необъятное", а на деле человек был рожден все испробовать, ибо знал тайну своих ресурсов. В поликлинике, где моя мама - терапевт, помнят, как однажды я уговаривал его перед спектаклем показаться ларингологу. Мы ехали с концерта, я был встревожен состоянием Володиного голоса. Ольга Сергеевна, чудесный, опытнейший горловик, велела ему открыть рот и... такого ей ни в практике, ни в страшном сне не являлось. Она закричала на него, как на мальчишку, забыв совсем, кто перед нею; она раскраснелась от гнева: "Ты с ума сошел! Какие спектакли! Срочно в больницу! Там у тебя не связки, а кровавое месиво! Режим молчания - месяц минимум! Что ты смеешься, дикарь?! Веня, дай мне телефон его мамы - кто на этого дикаря имеет влияние?!" Это было году в шестьдесят девятом. В тот же вечер артист Высоцкий сыграл в полную силу "Галилея", назавтра репетировал, потом - концерт, вечером - спектакль, и без отдыха, без паузы прожил - как пропел одну песню - еще одиннадцать лет. А врачи без конца изумлялись, не говоря уже о простых смертных... А тайна его резервов - это его личная тайна.
...И еще про Одессу. Володя запомнил мои вздохи в аэропорту: жалко в таком городе бывать транзитом, по дороге в Измаил. Не забуду восторга от Володиного подарка... Он звонит в Москву, объясняет, что материал нашей съемки - в браке и что я обязан лететь на пересъемку. Получаю телеграмму от директора картины - все официально. С трудом выискиваю два свободных дня, кляну себя за мягкотелость, а кино - за вечные фокусы; лечу, конечно, без настроения... Среди встречающих в Одессе - никаких мосфильмовцев. Стоит и качается с пяток на носки Володя. Глаза - плутовские. Сообщает: никаких съемок, никакого Измаила, два дня гуляем по Одессе. Понятно, меня недолго хватило на возмущение...
Володя говорил про город, который всю жизнь любил, и мне казалось, что он его сам выдумал... И про сетку проспектов, и про пляжи, и про платаны, и про Пушкина на бульваре, и про Ришелье, и яркие, жаркие подробности морских боев в дни обороны, и вообще про жизнь одесского порта. Мы ночевали в "Куряже", общежитии киностудии на Пролетарском бульваре, и я за два дня, кажется, узнал, полюбил тысяч двадцать друзей Высоцкого. Актеры, режиссеры, писатели, моряки, одесситы и москвичи... Сижу зрителем на его концерте в проектном институте... Сижу на прощальном ужине, где Володя - тамада и внимательный хозяин... и весь двухдневный подарок - без натуги, без ощущения необычности, только помню острые взгляды в мою сторону, быстрая разведка: ты в восторге? все в порядке?
...До сих пор мечтаю кому-нибудь устроить похожий праздник.
Только одна неприятная деталь: посещение в Одессе некоего дома. Утро. Володя еле согласился на уговоры инженеров: мол, только позавтракаете, отведаете мамалыги, и все. Избави бог, какие песни - только мамалыга, кофе и очень старая, оригинальная квартира. И мы вошли в огромную залу старинного дома. На столе дымилась обещанная каша, по углам сидели незнакомцы, стояли гитары и магнитофоны "на взводе". Мы ели в полной тишине, прерываемой зубовным скрежетом Володи. Я дважды порывался увести его, не дать ходу скандалу, уберечь его нервы... Он твердо покачал головой: остаюсь. А незнакомцы нетерпеливо и холодно ждали. Их не интересовал человек Высоцкий: это состоялся первый в моей жизни сеанс делячества ледяных рвачей-коллекционеров. Володя глядел широким взором - иногда он так долго застывал глазами - то ли сквозь стену куда-то, то ли внутрь себя глядел. И не меняя странного выражения, протянул руку, туда вошла гитара, он склонился к ней, чтобы сговориться с ее струнами. Спел несколько песен, встал и вышел не прощаясь. На улице нас догнал приглашавший, без смущения извинился за то, что "так вышло". Володя уходил от него не оборачиваясь. Он торопился к своим, раствориться в спокойном мужском товариществе, где он - человек и все - люди. А когда понадобится, возьмет гитару и споет. По своему хотению. А в холодном зале чужого дома... И почему он не ушел от несвободы, ведь так просто было уйти? Я не посмел это обсуждать, чувствовал, как ему неприятна эта тема.
Сегодня мне кажется, что он видел гораздо дальше и жертвовал минутной горечью не для этих стяжателей-рвачей, а для тех, кто услышит его песни с их магнитофонов - потом, когда-нибудь потом...
"Поэт-всегда должник вселенной",-сказано Маяковским, может быть, чересчур торжественно, но долг перед потомками, видимо, для поэта чувство необходимое. Значит, я был неправ, и Высоцкий не нарушил законов свободы, а лишь отдавал добровольную дань - тем, кого видел сквозь стены и мрачные лица "посредников". Замечательно, что он и в песнях не ругал сих последних, а жало иронии обращал только на себя:Я шел домой под утро, как старик.Более всего ранила поэта фамильярность. В любых проявлениях. Конечно, умел реагировать, парировать молниеносно... После концерта, склонившись для автографов, вдруг слышу: "Вовка, чё ж ты не спел про Нинку, я ж тебе записку подал! Испугался, пацан?" И - хлопок по плечу. Так - в который раз! - грубо нарушена дистанция, и невоспитанный "братишка" спутал автора с кем-то из его персонажей. Высоцкий меньше секунды тратит на ответ: резкий разворот и удар словом сильнее пощечины - не забудет виновник вовек того урока... Но случай повторится вскоре, и несть числа таким случаям... Однако, повторяю, отвечал потрясающе быстро и точно.
Мне под ноги катились дети с горки,
и аккуратный первый ученик
шел в школу получать свои пятерки.
Ну что ж, мне поделом и по делам,
Лишь первые пятерки получают...
Не надо подходить к чужим столам
и отзываться, если окликают.
Еще пример. В Вильнюсе, в 1974 году, на гастролях театра, помню поездку по городу на Володиной машине. Особый предмет любви и гордости - владение рулем, охота объездить весь свет, не разжимая баранки. Ехать было вроде бы недолго, поворачивает Володя налево, в переулок, замедляет ход, пропускает группу молодых людей, пропустил, выжал газ, машина птицей послушно развернулась, но в момент нажима на педаль-гулкое эхо в салоне: нелепая шутка - вдарить по багажнику убегающей машины, мол, автособственник... Ж-ж-жик! Ну и реакция! Володя в тот же миг перестроил ручку и задним ходом, со страшным визгом нагнал обидчиков, еще миг - и он выскочил, еще миг - влепил пощечину, припечатал доброе напутствие, еще миг - и он в машине, а еще через миг - мы вылезаем у конечной цели... У меня голова идет кругом, а он ухмыляется - успел отойти душой. До сих пор вижу перед глазами финальную картину: немая сцена на тротуаре. Получив на орехи, застыли, открывши рты, храбрецы, пока не исчезли из поля зрения.
Трудно судить других, когда сам вполне подсуден. Я снова и снова возвращаюсь к чувству вины, что соединяет столь многих знакомцев, приятелей, друзей поэта. Уход из жизни человека такого остро-взыскательного взгляда на себя и окружающих не должен понижать голоса ответственности у живущих - перед ушедшим... Не хватало нам такта, даже когда хватало восторга перед ним. И терпения не занимали, а надо бы. Торопились, например, итожить его последние два года: кино, путешествия, выступления во всех концах планеты, диски, снова фильмы. А вышло, что поспешили. Архив поэта поистине одарил нас - и последние стихи глубоки, прекрасны и новы.
...Я смотрю, как он улыбается на портрете, и кажется, вот-вот совершу то, чего не успел: повинюсь, подведу черту, чтобы не жгло больше, чтобы ничто не мешало читать и слушать Владимира Высоцкого. И мне кажется, это не я вспомнил, а он ответил, не меняя улыбки:И вновь отправляю я поезд по миру,
я рук не ломаю, навзрыд не кричу.
И мне не навяжут чужих пассажиров -
сажаю в свой поезд кого захочу.
Вениамин Смехов
(Владимир Высоцкий в кино. Составитель И.И.Роговой.
Всесоюзное творческо-производственное объединение "Киноцентр", 1989.)
Пишите
Copyright ©
Владимир Высоцкий:
Все о нем, 1995-2005
