|
Реклама в Интернет |
Все Кулички |
|
|
|
|
Денис Васильевич Давыдов
Лирика
Любезная моя Аглая, Я вижу ангела в тебе, Который, с неба прилетая С венцом блаженства на главе, Принес в мое уединенье Утехи, счастье жизни сей И сладкой радости волненье Сильней открыл в душе моей! Любезная моя Аглая, Я вижу ангела в тебе! Ах! как нам праздник сей приятен, Он мил домашним и друзьям. Хоть не роскошен и не знатен, Зато в нем места нет льстецам. Тебя здесь Дружба - угощает, Веселость - на здоровье пьет, Родство - с восторгом обнимает, А Искренность - сей стих поет! Любезная моя Аглая, Я вижу ангела в тебе! Но если счастием картины Твое я сердце не прельстил, Коль праздник сей тебе не мил, Ты в этом первая причина! Никто от радости рассудка не имел, Ты только на себя вниманье обратила, Я угостить тебя хотел, А ты собой нас угостила! Любезная моя Аглая, Я вижу ангела в тебе! Между 1809 и 1811 |
Если б боги милосердия Были боги справедливости, Если б ты лишалась прелестей, Нарушая обещания, - Я бы, может быть, осмелился Быть невольником преступницы. Но, Аглая, как идет к тебе Быть лукавой и обманчивой! Ты изменишь - и прекраснее! И уста твои румяные Еще более румянятся Новой клятвой, новой выдумкой, Голос, взор твой привлекательней! И, богами вдохновенная, Ты улыбкою небесною Разрушаешь все намеренья Разлюбить неразлюбимую! Сколько пленников скитается, Сколько презренных терзается Вкруг обители красавицы! Мать страшится называть тебя Сыну, юностью кипящему, И супруга содрогается, Если взор супруга верного Хотя раз, хоть на мгновение Обратится на волшебницу!.. Между 1809 и 1811 |
Я на чердак переселился; Жить выше, кажется, нельзя! С швейцаром, с кучером простился И повара лишился я. Толпе заимодавцев знаю И без швейцара дать ответ; Я сам дверь важно отворяю И говорю им: дома нет! В дни праздничные для катанья Готов извозчик площадной, И будуар мой, зала, спальня Вместились в горнице одной. Гостей искусно принимаю: Глупцам - показываю дверь, На стул один друзей сажаю, А миленькую... на постель. Мои владенья необъятны: В окрестностях столицы сей Все мызы, где собранья знатны, Где пир горой, толпа людей. Все мои радости - в стакане, Мой гардероб лежит в ряду, Богатство - в часовом кармане, А сад - в Таврическом саду. Обжоры, пьяницы! хотите Житье-бытье мое узнать? Вы слух на песнь мою склоните И мне старайтесь подражать. Я завтрак сытный получаю От друга, только что проснусь, Обедать - в гости уезжаю, А спать - без ужина ложусь. О богачи! не говорите, Что жизнь несчастлива моя. Нахальству моему простите, Что с вами равен счастьем я. Я кой-как день переживаю - Богач роскошно год живет... Чем кончится? - И я встречаю, Как миллионщик, новый год. 1811 |
Возьмите меч - я недостоин брани! Сорвите лавр с чела - он страстью помрачен! О боги Пафоса! окуйте мощны длани И робким пленником в постыдный риньте плен! Я ваш! - и кто не воспылает! Кому не пишется любовью приговор, Как длинные она ресницы подымает И пышет страстью взор! Когда харитой улыбнется, Или в ночной тиши Воздушным призраком несется, Иль, непреклонная, над чувствами смеется Обуреваемой души! О вы, которые здесь прелестьми гордитесь! Не вам уж более покорствует любовь, Взгляните на нее и сердцем содрогнитесь: Она - владычица и смертных, и богов! Ах! пусть бог Фракии мне срамом угрожает И, потрясая лавр, манит еще к боям, - Воспитанник побед прах ее ног лобзает И говорит "прости" торжественным венкам! Но кто сей юноша блаженный, Который будет пить дыханье воспаленно На тающих устах, Познает мленье чувств в потупленных очах И на груди ее воздремлет утомленный! 1814 |
Пусть бога-мстителя могучая рука На верх гранитных скал, под вечными снегами За ребра прикует чугунными цепями Того, то изобрел ревнивого замка Заклепы звучные - и хладными стенами Красавиц оградил в презрении к богам! Где ты, рожденная к восторгам, торжествам, И к радостям сердец, и к счастью юной страсти, Где ты скрываешься во цвете ранних лет, Ты, дева горести, воспитанница бед, Смиренная раба неумолимой власти! Увижу ли тебя, услышу ль голос твой? И долго ль в мрачности ночной Мне с думой горестной, душой осиротелой Угадывать окно обители твоей, Когда снег вьюгою крутится средь полей И свищет резкий ветр в власа оледенелы! Ах, может быть, влекомая судьбой Или предчувствием, душе неизъяснимым, Ты крадешься к окну... когда мучитель твой, Стан гибкий охватя насильственной рукой, Бросает трепетну к подругам торопливым. Восстань, о бог богов! Да пламенной рекой Твой гнев жестокий и правдивый Обрушится с небес на зданье горделиво, Темницу адскую невинности младой; Да над строптивою преступника главой Перуны ярые со треском разразятся! Ах! кто осмелился бесчувственно касаться До юных прелестей красавицы моей, Тот в буйной гордости своей И лик священный твой повергнет раздробленный, И рушит алтари, тебе сооруженны! Но ты, любимица богов, Ты бедствий не страшись - невидимый покров Приосенит тебя от бури разъяренной, Твой спутник бог любви - стезею потаенной Он провести прекрасную готов От ложа горести до ложа наслажденья; О, не чуждайся ты благого поученья Бессмертного вождя! - Учись, во тьме ночной Как между стражами украдкой пробираться, Как легкою стопой чуть до полу касаться И ощупью брести по лестнице крутой; Дерзни! я жду тебя, кипящий нетерпеньем! Тебе ль платить обидным подозреньем Владыке благ земных? Ты вспомни, сколько раз От ненасытных моих глаз Твой аргус в трепетном смущенье Тебя с угрозой похищал И тайным влек путем обратно в заточенье!.. Всё тщетно; я ему стезю пересекал. Крылатый проводник меня предупреждал И путь указывал мне прежде неизвестный! Решись без робости, о сердца друг прелестный! Не медли! Полночь бьет! И угасающи лампады закурились, И стражи грозные во мраке усыпились... И руку бог любви прекрасной подает! 1814 или 1815 |
О милый друг! оставь угадывать других Предмет, сомнительный для них, Тех песней пламенных, в которых, восхищенный, Я прославлял любовь, любовью распаленный! Пусть ищут, для кого я в лиру ударял, Когда поэтов в хоре Российской Терпсихоре Восторги посвящал! Но ты не в заблужденье, Кого в воображенье Я розами венчал; Чьи длинные ресницы Звук стройныя цевницы Потомству предавал. И мне ли огнь желанья В других воспламенять? Мне ль нового искать В любви очарованья? Я страстен лишь тобой! Под именем другой Тебя лишь славят струны, И для тебя одной Бросаю в вражий строй Разящие перуны. Восторгом упоен, Века предупреждаю И, миртом, осенен, Бессмертие вкушаю. 1815 |
Пустыня тихая, сует уединенна, Я радостьми в тебе считаю дни мои! Но будь ты на холмах Аи, - Тогда была бы совершенна! 1815 |
В ужасах войны кровавой Я опасности искал, Я горел бессмертной славой, Разрушением дышал; И, судьбой гонимый вечно, "Счастья нет!" - подумал я... Друг мой милый, друг сердечный, Я тогда не знал тебя! Пусть теперь другой стремится За блистательной мечтой И через кровавый бой Вечным лавром осенится... О мой милый друг! с тобой Не хочу высоких званий И мечты завоеваний Не тревожат мой покой! Но коль враг ожесточенный Нам дерзнет противустать, О, тогда мой долг священный - Вновь за родину восстать; Друг твой в поле появится, Еще саблею блеснет, Или в лаврах возвратится, Иль на лаврах мертв падет!.. Полумертвый, не престану Биться с храбрыми в ряду, В память друга приведу... Встрепенусь, забуду рану, За тебя еще восстану И другую смерть найду! 1815 |
Всё тихо! и заря багряною чертой По синеве небес безмолвно побежала... И мгла, что гор хребты и рощи покрывала, Волнуясь, стелется туманною рекой По лугу пестрому и ниве молодой. Блаженные часы! весь мир в отдохновенье! Еще зефиры спят на дремлющих листах, Еще пернатые покоятся в кустах, И всё безмолвствует в моем уединенье... Но боги! неужель вы с мира тишиной И чувств души моей волненья усмирили; Неужто и во мне господствует покой!.. Уже, о счастие! не вижу пред собой Я призрак грозный - вечно милый, Которого нигде мой взор не покидал... Нигде! Ни в шумной сече боя, Ни в бранных игрищах военного покоя! О ты, которое я в помощь призывал, Бесчувствие! о дар рассудка драгоценный, Ты, вняв мольбе моей смиренной, Нисходишь наконец спасителем моим. Я погибал! тобой одним Достигнул берега, и с мирныя вершины Смотрю бестрепетно, грозою невредим, На шумные валы обширныя пучины! А ты, с кем некогда делился я душой И кем душа моя в мученьях истощилась... Утешься, ты забыта мной! Но отчего слезой ланита окропилась? О слезы пламенны, теките! Я свои Минуты радости от сих минут считаю И вас не от любви, А от блаженства проливаю! <1816> |
О ты, смущенная присутствием моим, Спокойся: я бегу в пределы отдаленны. Пусть избранный тобой вкушает дни блаженны, Пока судьбой храним. Но, ах! не мысли ты, чтоб новые восторги И спутник счастливый твоих весенних дней Изгладили меня из памяти твоей! О, нет! Есть суд небес и справедливы боги! Душевны радости, делимые со мной, Воспоминания протекших упований И сладкие часы забвенья и мечтаний, И я, я сам явлюсь тревожить твой покой! Но уж не в виде том, как в дни мои счастливы, Когда, смущенный, торопливый, Я плакал без укор, без гнева угрожал И за вину твою, любовник боязливый, Себе у ног твоих прощения искал! Нет, нет! явлюсь опять, но как посланник мщенья, Но как каратель преступленья, Свиреп, неумолим, - везде перед тобой: И среди светского блистательного круга, И средь семьи твоей, где ты цветешь душой, В уединении, в объятиях супруга, - Везде, везде в твоих очах Грозящим призраком, с упреком на устах! Но нет!.. О, гнев меня к упрекам не принудит: Чья мертвая душа тобой оживлена, Тот благости твоей ужель когда забудет! Его богам молитва лишь одна: "Да будет счастлива она!.." Но вряд ли счастие твоим уделом будет! <1816> |
Вы хотите, чтоб стихами Я опять заговорил, Но чтоб новыми стезями Верх Парнаса находил: Чтобы славил нежны розы, Верность женския любви, Где трескучие морозы И кокетствы лишь одни! Чтоб при ташке, в доломане Посошок в руках держал И при грозном барабане Чтоб минором воспевал. Неужель любить не можно, Чтоб стихами не писать? И, любя, ужели должно Чувствы в рифмы оковать? По кадансу кто вздыхает, Кто любовь в цветущий век Лишь на стопы размеряет, Тот - прежалкий человек! Он влюбился - и поспешно Славит милую свою; Возрыдая безутешно, Говорит в стихах: пою! От парнасского паренья Беспокойной головы Скажет также, без сомненья, И жестокая: увы! Я Поэзией небесной Был когда-то вдохновен. Дар божественный, чудесный, Я навек тебя лишен! Лизой душу занимая, Мне ли рифмы набирать? Ах, где есть любовь прямая, Там стихи не говорят 1816 |
Нет! полно пробегать с улыбкою любви Перстами легкими цевницу золотую; Пуская другой поет и радости свои, И жизни счастливой подругу молодую... Я одинок, как цвет степей, Когда, колеблемый грозой освирепелой, Он клонится к земле главой осиротелой И блекнет средь цветущих дней. О боги! мне ль сносить измену надлежало? Как я любил! - В те красные лета, Когда к рассеянью всё сердце увлекало, Везде одна мечта, Одно желание меня одушевляло, Всё чувство бытия лишь ей принадлежало! О Лиза! сколько раз на Марсовых полях, Среди грозы боев, я, презирая страх, С воспламененною душою Тебя, как бога, призывал И в пыл сраженья мчал Крылатые полки железною стеною... Кто понуждал меня, скажи, От жизни радостной на жадну смерть стремиться? Одно, одно мечтание души, Что славы луч моей на милой отразится; Что, может быть, венок, приобретенный мной В боях мечом нетерпеливым, Покроет лавром горделивым Чело стыдливое подруги молодой. Не я ли, вдохновен, касался струн согласных И пел прекрасную! - Еще Москва полна Моих, в стихах, восторгов страстных; И если ты еще толпой окружена Соперниц, завистью смущенных, И милых юношей, любовью упоенных, - Неблагодарная! не мне ль одолжена Ты торжеством своим? - Пусть пламень пожирает, Пусть шумная волна навеки поглощает Стихи, которыми я Лизу прославлял!.. Но нет! Изменницу весь мир давно узнал, - Бессмертие ее уделом остается: Забудут, что покой я ею потерял, И до конца веков, средь плесков и похвал, Неверной имя пронесется. А я?.. Мой жребий пасть в боях, Мечом победы пораженным; И может быть, врагом влеченный на полях, Чертить кремнистый путь челом окровавленным. Так! Я паду в стране чужой, Далеко родины, изгнанником невинным; Никто не окропит холодный труп слезой, И разбросает ветр мой прах с песком пустынным! 1817 |
Неужто думаете вы, Что я слезами обливаюсь, Как бешеный кричу: увы! И от измены изменяюсь? Я тот же атеист в любви, Как был и буду, уверяю; И чем рвать волосы свои, Я ваши - к вам же отсылаю. А чтоб впоследствии не быть Перед наследником в ответе, Все ваши клятвы: век любить - Ему послал по эстафете. Простите! Право, виноват! Но если б знали, как я рад Моей отставке благодатной! Теперь спокойно ночи сплю, Спокойно ем, спокойно пью И посреди собратьи ратной Вновь славу и вино пою. Чем чахнуть от любви унылой, Ах, что здоровей может быть, Как подписать отставку милой Или отставку получить! 1817 |
Сижу на берегу потока; Бор дремлет в сумраке; всё cпит вокруг, а я Сижу на берегу - и мыслию далеко, Там, там... где жизнь моя!.. И меч в руке моей мутит струи потока. Сижу на берегу потока, Снедаем ревностью, задумчив, молчалив... Не торжествуй еще, о ты, любимец рока! Ты счастлив - но я жив... И меч в руке моей мутит струи потока. Сижу на берегу потока... Вздохнешь ли ты о нем, о друг, неверный друг? И точно ль он любим? - Ах, эта мысль жестока! Кипит отмщеньем дух, И меч в руке моей мутит струи потока. 1817 (?) |
О пощади! - Зачем волшебство ласк и слов, Зачем сей взгляд, зачем сей вздох глубокий, Зачем скользит небережно покров С плеч белых и груди высокой? О пощади! Я гибну без того, Я замираю, я немею При легком шорохе прихода твоего; Я, звуку слов твоих внимая, цепенею... Но ты вошла - и дрожь любви, И смерть, и жизнь, и бешенство желанья Бегут по вспыхнувшей крови, И разрывается дыханье! С тобой летят, летят часы, Язык безмолвствует... одни мечты и грезы, И мука сладкая, и восхищенья слезы - И взор впился в твои красы, Как жадная пчела в листок весенней розы! 1818 |
Два раза я вам руку жал; Два раза молча вы любовию вздохнули... И девственный огонь ланиты пробежал, И в пламенной слезе ресницы потонули! Неужто я любим? - Мой друг, мой юный друг, О, усмири последним увереньем Еще колеблемый сомненьем Мой пылкий, беспокойный дух! Скажи, что сердца ты познала цену мною, Что первого к любви биения его Я был виновником!.. Не надо ничего - Ни рая, ни земли! Мой рай найду с тобою. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Погибните навек, мечты предрассуждений, И ты, причина заблуждений, Чад упоительный и славы, и побед! В уединении спокойный домосед И мирный семьянин, не постыжусь порою Поднять смиренный плуг солдатскою рукою Иль, поселян в кругу, в день летний, золотой Взмахнуть среди лугов железною косой. Но с кем сравню себя, как, в поле утомленный, Я возвращусь под кров, дубами осененный, Увижу юную подругу пред собой С плодами зрелыми, с водою ключевой И соком пенистым донского винограда. Когда вечерние часы - трудов отрада На ложе радости . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Я часто говорю, печальный, сам с собою: О, сбудется ль когда мечтаемое мною? Иль я определен в мятежной жизни сей Не слышать отзыва нигде душе моей! 1818 |
"Листок иссохший, одинокий, Пролетный гость степи широкой, Куда твой путь, голубчик мой?" - "Как знать мне! Налетели тучи - И дуб родимый, дуб могучий Сломили вихрем и грозой. С тех пор, игралище Борея, Не сетуя и не робея, Ношусь я, странник кочевой, Из края в край земли чужой; Несусь, куда несет суровый, Всему неизбежимый рок, Куда летит и лист лавровый - И легкий розовый листок!" Конец 1810-х годов |
|
С ПЕРСИДСКОЙ ВОЙНЫ О юности моей гостеприимный кров! О колыбель надежд и грез честолюбивых! О кто, кто из твоих сынов Зрел без восторгов горделивых Красу реки твоей, волшебных берегов, Твоих палат, твоих садов, Твоих холмов красноречивых! 1826 |
"Нет, братцы, нет! полусолдат Тот, у кого есть печь с лежанкой, Жена, полдюжины ребят, Да щи, да чарка с запеканкой! Вы видели: я не боюсь Ни пуль, ни дротика куртинца; Лечу стремглав, не дуя в ус, На нож и шашку кабардинца. Всё так - но прекратился бой, Холмы усыпались огнями, И хохот обуял толпой, И клики вторятся горами, И всё кипит, и всё гремит; А я, меж вами одинокий, Немою грустию убит, Душой и мыслию далеко. Я не внимаю стуку чаш И спорам вкруг солдатской каши; Улыбки нет на хохот ваш, Нет взгляда на проказы ваши! Таков ли был я в век златой На буйной Висле, на Балкане, На Эльбе, на войне родной, На льдах Торнео, на Секване? Бывало, слово: "друг, явись!" - И уж Денис с коня слезает; Лишь чашей стукнут - и Денис Как тут - и чашу осушает! На скачку, на борьбу - готов, И, чтимый выродком глупцами, Он, расточитель острых слов, Им хлещет прозой и стихами. Иль в карты бьется до утра, Раскинувшись на горской бурке; Или вкруг светлого костра Танцует с девками мазурки. Нет, братцы, нет! полусолдат Тот, у кого есть печь с лежанкой, Жена, полдюжины ребят, Да щи, да чарка с запеканкой!" Так говорил наездник наш, Оторванный судьбы веленьем От крова мирного - в шалаш, На сечи, к пламенным сраженьям. Аракс шумит, Аракс шумит, Араксу вторит ключ нагорный, И Алагез, нахмурясь, спит, И тонет в влаге дол узорный; И веет с пурпурных садов Зефир восточным ароматом, И сквозь сребристых облаков Луна плывет над Араратом. Но воин наш не упоен Ночною роскошью полуденного края... С Кавказа глаз не сводит он, Где подпирает небосклон Казбека груда снеговая... На нем знакомый вихрь, на нем громада льда, И над челом его, в тумане мутном, Как Русь святая, недоступным, Горит родимая звезда. 1826 |
Томительный, палящий день Сгорел; полупрозрачна тень Немого сумрака приосеняла дали, Зарницы бегали за синею горой, И, окропленные росой, Луга и лес благоухали. Луна во всей красе плыла на высоту, Таинственным лучом мечтания питая, И, приклонясь к лавровому кусту, Дышала роза молодая. 1827 |
Вы личиком - Пафосский бог, Вы молоды, вы стройны, как Аглая! Но я гусар... я б вас любить не мог, Простите: для меня вы слишком неземная! К вам светской страстью, как к другой, Гореть грешно! - С восторженной душой Мы вам, как божеству, несем кадил куренье, Обеты чистые, и гимны, и моленье! 1829 |
Бывали ль вы в стране чудес, Где, жертвой грозного веленья, В глуши земного заточенья Живет изгнанница небес? Я был, я видел божество; Я пел ей песнь с восторгом новым И осенил венком лавровым Ее высокое чело. Я, как младенец, трепетал У ног ее в уничиженье И омрачить богослуженье Преступной мыслью не дерзал. Ах! мне ль божественной к стопам Несть обольщения искусство? Я весь был гимн, я весь был чувство, Я весь был чистый фимиам! И что ей наш земной восторг, Слова любви? - Пустые звуки! Она чужда сердечной муки, Чужда томительных тревог. Из-под ресниц ее густых Горит и гаснет взор стыдливый... Но отчего души порывы И вздохи персей молодых? Был миг: пролетная мечта Скользнула по челу прекрасной, И вспыхнули ланиты страстно, И загорелися уста! Но это миг - игра одна Каких-то дум... воспоминанье О том небесном обитанье, Откуда изгнана она... Иль, скучась без нее, с небес Воздушный гость, не зримый мною, Амур с повинной головою Предстал, немеющий от слез. И очи он возвел к очам, И пробудил в груди волненья От жарких уст прикосновенья К ее трепещущим устам. 1829 |
Вы хороши! - Каштановой волной Ваш локон падает на свежие ланиты; Как мил ваш взор полузакрытый, Как мил ваш стан полунагой! Не вы ль оригинал живой Очаровательной хариты, Кановы созданной рукой? Вы хороши! - Но мой покой Неколебим. Осанка величава, Жеманная тоска искусственной любви Не страшны мне: моя отрава - Взор вдохновительный и слово от души. Я их ищу давно, давно не обретая. Вам не сродни крылатый бог: Жизнь ваша - стрелка часовая, Арифметический итог. Но та, которую люблю, не называя... Ах! та вся чувство, вся восторг, Как Пиндара строфа живая! 1829 |
Когда я повстречал красавицу мою, Которую любил, которую люблю, Чьей власти избежать я льстил себя обманом, - Я обомлел! - Так, случаем нежданным, Гуляющий на вале сорванец - Встречается солдат-беглец С своим суровым капитаном. 1834 Вошла, как Психея, томна и стыдлива, Как юная пери, стройна и красива, - И шепот восторга бежит по устам, И крестятся ведьмы, и тошно чертям! 1833 В тебе, в тебе одной природа, не искусство, Ум обольстительный с душевной простотой, Веселость резвая с мечтательной душой, И в каждом слове мысль, и в каждом взоре чувство! 1829 |
Кипит поток в дубраве шумной, И мчится скачущей волной, И катит в ярости безумной Песок и камень вековой. Но, покорен красой невольно, Колышет ласково поток Слетевший с берега на волны Весенний, розовый листок. Так бурей вальса не сокрыта, Так от толпы отличена, - Летит воздушна и стройна Моя любовь, моя харита, Виновница тоски моей, Волненья чувств моих и думы, И поэтических безумий, И поэтических страстей! 1834 |
О, кто - скажи ты мне - кто ты, Виновница моей мучительной мечты! Скажи мне, кто же ты, - мой ангел ли хранитель Иль злобный гений-разрушитель Всех радостей моих? - Не знаю - но я твой! Ты смяла на главе венок мой боевой, Ты из души моей изгнала жажду славы, И грезы гордые, и думы величавы. Ах! чтоб без трепета, без ропота терпеть Разгневанной судьбы и грозы, и волненья, Мне надо на тебя глядеть, всегда глядеть, Глядеть без устали, как на звезду спасенья! Уходишь ты - и за тобою вслед Стремится мысль, душа несется, И стынет кровь, и жизни нет!.. Но только что во мне твой шорох отзовется, Я жизни чувствую прилив - я вижу свет - И возвращается душа, и сердце бьется!.. 1834 |
Не пробуждай, не пробуждай Моих безумств и исступлений, И мимолетных сновидений Не возвращай, не возвращай! Не повторяй мне имя той, Которой память - мука жизни, Как на чужбине песнь отчизны Изгнаннику земли родной! Не воскрешай, не воскрешай Меня забывшие напасти - Дай отдохнуть тревогам страсти И ран живых не раздражай! Иль нет! Сорви покров долой... Мне легче горя своеволье, Чем ложное холоднокровье, Чем мой обманчивый покой! 1834 |
Море воет, море стонет, И во мраке, одинок, Поглощен волною, тонет Мой заносчивый челнок. Но, счастливец, пред собою Вижу звездочку мою - И покоен я душою, И беспечно я пою. Молодая, золотая Предвещательница дня! При тебе беда земная Недоступна до меня. Но сокрой за бурной мглою Ты сияние свое - И сокроется с тобою Провидение мое. 1834 |
Давно ли, речка голубая, Давно ли, ласковой волной Мой челн привольно колыхая, Владела ты, источник рая, Моей блуждающей судьбой? Давно ль с беспечностию милой В благоуханных берегах Ты влагу ясную катила И отражать меня любила В своих задумчивых струях?.. Теперь, печально пробегая, Ты стонешь в сумрачной тиши, Как стонет дева молодая, Пролетный призрак обнимая Своей тоскующей души. Увы, твой ропот заунывный Понятен мне! Он - ропот мой: И я пою последни гимны И твой поток гостеприимный Кроплю прощальною слезой! Наутро пурпурной зарею Запышет небо; берега Блеснут одеждой золотою И благотворною росою Закаплют рощи и луга. Но вод твоих на лоне мутном Все будет пусто!.. Лишь порой, Носясь полетом бесприютным, Их гостем посетит минутным Журавль, пустынник кочевой. О, где тогда, осиротелый, Где буду я! К каким странам, В какие чуждые пределы Мчать будет гордо парус смелый Мой челн по скачущим волнам! Но где б я ни был - сердца дани - Тебе одной. Чрез даль морей Я на крылах воспоминаний Явлюсь к тебе, приют мечтаний, И мук, и благ души моей! Явлюсь, весь в думу превращенный, На берега твоих зыбей, В обитель девы незабвенной И тихо, странник потаенный, Невидимым приникну к ней. И, неподвластный злым укорам, Я облеку ее собой, Упьюсь ее стыдливым взором, И вдохновенным разговором, И гармонической красой; Ее, чья прелесть - увлеченье, Светла, небесна и чиста, Как чувство ангела в моленье, Как херувима сновиденье, Как юной грации мечта! 1834 |
Тебе легко - ты весела, Ты радостна, как утро мая, - Ты резвишься, не вспоминая, Какую клятву мне дала!.. Ты права. Как от упоенья, В чаду кадильниц, не забыть Обет, который, может быть, Ты бросила от нетерпенья. А я?.. Я жалуюсь безжалостной судьбе, Я плачу, как дитя, приникнув к изголовью, Мечусь по ложу сна, терзаемый любовью, И мыслю о тебе... и об одной тебе! 1834 |
Что пользы мне в твоем совете, Когда я съединил и пламенно люблю Весь божий мир в одном предмете - И в одном чувстве - жизнь мою! 1834(?) |
Я вас люблю так, как любить вас должно: Наперекор судьбы и сплетней городских, Наперекор, быть может, вас самих, Томящих жизнь мою жестоко и безбожно. Я вас люблю, - не оттого, что вы Прекрасней всех, что стан ваш негой дышит, Уста роскошствуют и взор востоком пышет, Что вы поэзия от ног до головы. Я вас люблю без страха, спасенья Ни неба, ни земли, ни Пензы, ни Москвы, - Я мог бы вас любить глухим, лишенным зренья. Я вас люблю затем, что это - вы! На право вас любить не прибегу к пашпорту Иссохших завистью жеманниц отставных: Давно с почтением я умоляю их Не заниматься мной и - убираться к черту! 1834(?) |
Я люблю тебя - без ума люблю! О тебе одной думы думаю; При тебе одной сердце чувствую, Моя милая, моя душечка! Ты взгляни, молю, на тоску мою - И улыбкою, взглядом ласковым Успокой меня беспокойного, Осчастливь меня несчастливого! Если жребий мой - умереть тоской, Я умру, любовь проклинаючи, Но и в смертный час воздыхаючи О тебе, мой друг, моя душечка! 1834(?) |
В былые времена она меня любила И тайно обо мне подругам говорила, Смущенная и очи спустя, Как перед матерью виновное дитя. Ей нравился мой стих, порывистый, несвязный, Стих безыскусственный, но жгучий и живой, И чувств расстроенных язык разнообразный, И упоенный взгляд любовью и тоской. Она внимала мне, она ко мне ласкалась, Унылая и думою полна, Иль, ободренная, как ангел, улыбалась Надеждам и мечтам обманчивого сна... И долгий взор ее из-под ресниц стыдливых Бежал струей любви и мягко упадал Мне на душу - и на устах пылал Готовый поцелуй для уст нетерпеливых... . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1834 или 1835 |
Унеслись невозвратимые Дни тревог и милых бурь, И мечты мои любимые, И небес моих лазурь. . . . . . . . . . . . . Не глядит она печальная На пролет надежд моих, Не дрожит слеза прощальная На ресницах молодых! 1834 или 1835 |
Жестокий друг, - за что мученье? Зачем приманка милых слов? Зачем в глазах твоих любовь, А в сердце гнев и нетерпенье? Но будь покойна только ты, А я, на горе обреченный, Я оставляю все мечты Моей души развороженной... . . . . . . . . . . . . . . . И этот край очарованья, Где столько был судьбой гоним, Где я любил, не быв любим, Где я страдал без состраданья, Где так жестоко испытал Неверность клятв и обещаний, - И где никто не понимал Моей души глухих рыданий! 1834 или 1835 |
Я не ропщу. Я вознесен судьбою Превыше всех! - Я счастлив! Я любим! Приветливость даруется тобою Соперникам моим... Но теплота души, но всё, что так люблю я С тобой наедине... Но девственность живого поцелуя... Не им, а мне! 1835(?) |
Я помню - глубоко, Глубоко мой взор, Как луч, проникал и рощи, и бор И степь обнимал широко, широко... Но, зоркие очи, Потухли и вы - Я выглядел вас на деву любви, Я выплакал вас в бессонные ночи! 1836 |
Прошла борьба моих страстей, Болезнь души моей мятежной, И призрак пламенных ночей, Неотразимый, неизбежный, И милые тревоги милых дней, И языка несвязный лепет, И сердца судорожный трепет, И смерть, и жизнь при встрече с ней... Исчезло всё! - Покой желанный У изголовия сидит... Но каплет кровь еще из раны, И грудь усталая и ноет, и болит! 1836 |
Вечерний звон, вечерний звон, - Как много дум наводит он! Не тот, что на закате дня Гудит в стенах монастыря, Но тот, что пасмурной порой Поется девой молодой... Вечерний звон, вечерний звон, - Как много дум наводит он! Как он мучителен и мил! Как он мне чувства возмутил, Когда впервые звук его Коснулся слуха моего!.. То был не звук, но глас страстей, То говор был с душой моей! Вечерний звон, вечерний звон, - Как много дум наводит он! Все вторило в природе Ей: Луна средь облачных зыбей, Пустыня в сумрачной тиши, И ропот девственной души, Терзаемой любви тоской, И очи, полные слезой!.. Вечерний звон, вечерний звон, - Как много дум наводит он! 1830-е годы |
[Индекс] [Новости] [Кто такие гусаpы?] [Мундиpы] [Галерея славы] [Гусары в войнах] [Гусары в искусстве] [Ссылки] [Контакты]
