БЕРНГАРД ГРЖИМЕК

КОРОЛЬ ТИМОКО - ПОХИТИТЕЛЬ БАНАНОВ

Мы уже посетили бегемотов, снимали шимпанзе, и теперь, согласно нашей программе, осталось еще встретиться с дикими лесными слонами. Если верить рассказам здешних белых торговцев и фермеров, то для этого достаточно ехать и ехать по шоссе до тех пор, пока проезд дальше будет закрыт, потому что его преградит слон. Но я-то в это не верю. Ну разумеется, были подобные случаи, наверняка были. Однако стоит расспросить обо всем поподробнее, как непременно выяснится, что случилось все это совсем с другим человеком, да и прошло с тех пор лет эдак двадцать...

На границе Либерии я познакомился с одним бывшим военным из Иностранного легиона, разъезжающим на грузовике в поисках рабочей силы для своих плантаций, расположенных на побережье близ Сасандры. Но хлопоты его не увенчались успехом - людей, желающих работать на плантациях, почти не было.

Этот человек и рассказал мне о том, что у одного из его соседей в течение года стадо слонов разоряет и вытаптывает большую банановую плантацию. Причем являются толстокожие туда почти еженощно.

- Вот там вы и сможете на них полюбоваться, - заключил он свой рассказ.

Ну что же, была не была! Я решил вернуться назад, на побережье, тем более что он предложил мне проехать эти 700 кило- метров на его грузовике и обещал довезти до самого дома. Сделка была выгодна нам обоим: я погрузил весь свой многочисленный скарб к нему в кузов, с тем чтобы без всяких пересадок доехать до места, а он приобрел себе "попутный груз" до самого дома. Итак, мы поехали.

В Сасандре мой спутник познакомил меня с владельцем злосчастной плантации, которую оспаривали у него слоны. Но поскольку у этого человека было несколько плантаций, то он не так уж и огорчался по поводу их нашествия. Плантация эта находилась в 60 километрах от городка Сасандра, и он любезно вызвался отвезти меня туда.

Фермы в этих местах не носят никакого названия. Их называют просто по километровым столбам, стоящим вдоль шоссе. Номер столба возле ответвления от основной дороги, ведущего к соответствующей ферме, и есть ее "адрес". Здесь говорят: "Я живу на девяносто первом километре".

"Слоновья плантация" находилась на шестьдесят восьмом километре. Как я уже говорил, она была у владельца не единственной. На этой, размерами превышающей 200 гектаров, он сам не жил. Здесь он держал лишь управляющего - африканца. Тем не менее тут имелся вполне комфортабельный дом с уютно устроенными спальнями, удобными кроватями, большим шкафом с медикаментами и еще одним, в котором хранились всякого рода инструменты; была здесь и библиотека с французскими книгами, имелись ружья, консервы - словом, все, что нужно. Отпирая нам двери дома, а затем и все шкафы, господин Шмоурло любезно просил нас быть его гостями столько, сколько нам захочется, и чувствовать себя как дома. Сам же он вынужден нас покинуть - дела. Ну что ж - чудесно!

Мы пошли осматривать его ферму. Тут было на что посмотреть. Вокруг основного дома и домиков для рабочих росли огромные - в два человеческих роста - бананы, сгибающиеся под тяжестью гроздей спелых плодов. Но стоило лишь отойти на пару сотен метров, как все вокруг превращалось в безжизненную высохшую пустыню, тянущуюся до самой опушки девственного леса. По-видимому, слоны сообразили, что бананы вкуснее зеленых веток, которые растут в лесу, и поработали здесь на славу. Они сняли не только весь урожай бананов, но поживились и большими, двухметровыми, листьями. У такого листа крепкий, словно палка, стержень, от которого в обе стороны отходит зеленая мякоть листа. Слон хватает своим хоботом такой лист снизу и стягивает с него, словно перчатку, всю мягкую зелень, оставляя торчать из земли голый стебель, напоминающий хлыст. Такой обглоданный со всех сторон банан напоминал сухой растрепанный веник...

Кое-где толстокожие и вовсе учинили настоящий погром: некоторые растения были буквально втоптаны в землю, почва вокруг взрыта, а мостки, проложенные через дренажные канавы, сброшены. Только за последние несколько недель владелец плантации потерял свыше шестидесяти тонн бананов, которые он собирался отправить в Марсель. Меня поразило, с какой выдержкой и спокойствием он относился к этому убытку.

"Семь раз подряд мы заново наводили вон тот мостик, - рас- сказывал он мне. - А слоны опять его разрушали. Они ведь частенько бредут вброд по этой речушке, и мостик им, по-видимому, мешает на дороге. Тогда они просто разбирают его на балки и отбрасывают хоботом в сторону. Теперь мы сдались - у этих громил терпения оказалось побольше, чем у нас!"

Вот, значит, какие они, эти владения слона по кличке Тимоко! Я уже был наслышан о нем немало: по дороге и черные, и белые рассказывали мне об этом могучем вожаке слоновьего стада, с которым никто, ну совершенно никто, не в силах справиться. А во всем Береге Слоновой Кости было, собственно говоря, всего два настоящих "охотника на слонов", потому что мало находится любителей связываться с этими гигантами. Одним из охотников был "старый Кюнкель", его знали здесь повсюду. Каждый раз, когда мы заговаривали о слонах, нам рекомендовали обратиться именно к нему. Это он-то и должен был нас сопровождать в поисках слоновьего стада. Все уже было договорено, как вдруг...

Кюнкель был из бывших солдат Иностранного легиона и уже в течение сорока лет жил в этой колонии. Он достиг семидесятилетнего возраста и совершенно ассимилировался, перестав чем- либо отличаться от местных жителей. В нескольких деревнях у него были черные жены и дети, ел и пил он обычно у своей черной родни и давно уже перестал принимать хинин. Жил он цели- ком и полностью за счет охоты на слонов. Причем пробавляясь не столько продажей слоновой кости, сколько продажей мяса населению. Когда ему удавалось уложить такого великана, он распродавал окрест лежащим деревням всю эту гору слоновьего мяса, развешивая его на килограммы. Этого знаменитого Кюнкеля уже однажды снимали с двенадцатиметрового дерева, куда его не слишком-то вежливо забросил раненный им слон, сломав ему при этом полдюжины ребер.

Так вот, именно старого Кюнкеля, как нарочно, через неделю после нашего приезда в колонию "пришил" страшный Тимоко: он именно "пришил" его к земле, пропоров бивнем насквозь, вернее сказать, приколол, словно жука на булавку. Потом он, видимо, еще прогулялся по нему ногами, так что для захоронения там уже мало что оставалось...

Как это произошло? Да очень просто. Первый выстрел - промазал, второй - осечка, ну а третьего уже не было. Такие просчеты при охоте на слонов недопустимы.

Ничего не поделаешь. Пришлось нам обходиться без этого знаменитого специалиста. После обеда мы двинулись в путь: мы с Михаэлем и два африканских парня, которые взялись тащить нашу тяжелую аппаратуру. С час этак мы пробирались по растоптанным и развороченным банановым полям, пока не достигли конца этой огромной плантации. Нам говорили, что в последнее время именно здесь появлялись слоны. Сразу же за плантацией начиналась лесная полоса, миновав которую мы увидели перед собой берег реки. Кстати, когда мы в лесу перебирались по бревну через небольшой бочажок, раздался треск, бревно подо мной подломилось, и я очутился по пояс в вонючей заплесневелой воде. Но камера, слава тебе господи, осталась сухой. Оказывается, бревно было насквозь прогнившим.

Мы подошли к берегу реки, которая довольно стремительно несла свои желтовато-бурые воды. Нам показали место, где слоны обычно форсируют реку в дневные часы, чтобы на противоположном берегу скрыться в чащобе от палящего полуденного зноя. Но иногда они ленятся переходить на другую сторону и тогда проводят свою "сиесту" здесь, в этой лесополосе, отделяющей плантацию от реки. Поэтому мы крадучись стали пробираться по опушке леса вдоль берега.

Но это не так-то просто - красться по девственному лесу! Потому что в отдельных местах натыкаешься на самые настоящие "заграждения из колючей проволоки" - живые изгороди из переплетения лиан, веток, усеянных шипами, и колючих кустарников.

Вскоре мы действительно напали на след, но он был несвежий. Слоны здесь проходили, но не только что. Деревья и лианы толщиной в руку на высоте человеческого роста были гладко отполированы. Это могли сделать, пробираясь по чащобе, только слоны: других животных подобного роста здесь нет.

Примерно через час мы услышали впереди себя какой-то хруст и поспешно разделились на две группы: Михаэль с одним из африканцев пошел направо вдоль берега, а я с другим стал пробираться параллельно им лесом. Пробираться приходилось иногда на четвереньках, чтобы не создавать шума секачами, прорубаясь сквозь чащобу.

Слоны, безусловно, были где-то здесь, поблизости. Это можно было заметить по свежим "просекам", которые они проламывали в многометровых зарослях кустарника. По этим "просекам" и мы могли относительно удобно пробираться вслед за ними. После обеда прошел дождь, а на ветках вдоль слоновьей тропы не висело уже ни одной капли. Следовательно, животные прошли здесь примерно с полчаса назад. По тому, в какую сторону были заломлены ветки, я легко мог определить, в каком направлении двигались слоны. Следы их ног были не слишком велики - могучих самцов среди них, видимо, не было.

Внезапно раздался громкий треск, словно бульдозер с размаху врезался в чащу леса. Я кинулся бежать вслед за удаляющимся шумом, видел, как закачались кроны деревьев и верхушки кустарника, услышал легкий всплеск воды, и затем вое стихло. Ни единого кусочка слона мне не удалось увидеть! Ну ничегошеньки! Просто наваждение какое-то.

Я покричал Михаэлю и, услышав его ответный крик, двинулся ему навстречу, а он - ко мне. Как выяснилось, он, заслышав треск, бросился сразу же к реке, чтобы застать слонов во время переправы, но единственное, что он успел еще увидеть, это зад отнюдь не крупного слона, тотчас исчезнувшего в чащобе леса. Мы проследили путь толстокожего и обнаружили, что он спустился с берега по удобной, протоптанной тропе, а частично съехал по ней на заду - это можно было ясно различить по следам. Но, судя по всему, вся эта история слона взволновала значительно меньше, чем нас. Мы же принялись звать своих черных проводников и тут только заметили, что они исчезли. Сбежали, значит. Так что нам пришлось одним проделать весь обратный путь до плантации, путаясь в зарослях и цепляясь за колючки. Выбравшись на плантацию, мы сразу же обнаружили своих про- водников. Слава богу, что они еще не побросали в панике нашу дорогостоящую аппаратуру! В ответ на мои упреки старший из них - Мамаду - извиняющимся тоном сказал:

- У месье нет с собой ружья, как же месье может ожидать от нас, что мы отважимся приблизиться к слонам?

По дороге домой он рассказал мне, как его дядя два года назад погиб по вине слона. Вообще-то охота на этих животных запрещена, но у дяди имелось старое ружье. Поскольку оно было малокалиберным и убить из него слона даже на близком расстоянии представлялось невозможным, этот человек придумал следующий трюк. Он залез в дупло трухлявого дерева, росшею возле самой слоновьей тропы, и, когда великан проходил мимо, приставил ему дуло к голове и выстрелил. И он действительно убил его! Но к сожалению, слон повалился в сторону охотника и подмял под себя дерево с сидящим в нем дядей Мамаду и раздавил его в лепешку.

Как я уже говорил, здесь, вблизи экватора, круглый год светает около семи часов. В доме господина Шмоурло имелся даже будильник. Мы завели его на четыре часа утра и отправились на поиски все того же Тимоко. Дело в том, что, по утверждению Мамаду, "слон-убийца" приводит свое стадо на плантацию еже- вечерне, в девять часов, то есть спустя два часа после того, как стемнеет; уводит он свою братву примерно за час до рассвета, чтобы затем продремать всю жаркую часть дня где-нибудь в глухой, непролазной чащобе леса.

Вблизи дома мы еще освещали себе дорогу сильными электрическими фонарями, затем выключили их и стали пробираться по травянистым тропкам, ведущим меж бананов, бесшумно ступая резиновыми подошвами своих кедов. Мы надели длинные брюки, дабы уберечь себя от змеиных укусов. Вскоре брюки оказались уже по колено мокрыми от ночной росы. Вся трава кругом была мокрой. И не только мокрой. Она представляла собой совершенно необычное зрелище: это была настоящая иллюминация! Повсюду вспыхивали и гасли огоньки светлячков - посветят с секунду и тушат свои фонарики. Красиво.

Африканцы с плантации отказались нас сопровождать в столь неурочный час. Одного только боя Джо удалось нам уговорить пойти с нами на это сомнительное мероприятие. Он тащил тяжелый аккумулятор для фотовспышки, без которого здесь не сделаешь ни единого снимка. Ведь на открытой местности слоны держались только по ночам, а днем в темном густом лесу без вспышки тоже ничего не снимешь.

Итак, мы молча шли по направлению к лесу, стараясь ступать как можно тише. Путь нам освещал лишь слабый свет месяца, горизонтально висевшего в небе, словно серебряная ладья... Отовсюду с опушки леса раздавались звуки африканской ночи: все здесь звало, пищало, квакало, стрекотало. Только ночью замечаешь, как много живности в таком тропическом лесу!

Затем мы засели на "расстоянии шепота" друг от друга и стали считать минуты.

Нас охватил настоящий охотничий азарт. Не то чтобы я ощущал страх, нет. Я ведь знал, что слоны, как правило, не нападают, если в них не стрелять. Они предпочитают бегство. Но тем не менее нервы мои были напряжены до крайности. Каждую минуту мне казалось, что передо мной вырастает огромная серая стена, и без особого восторга я лихорадочно обдумывал, как повести себя в случае атаки слона.

Внезапно что-то затрещало за моей спиной. Звук был довольно громкий. Я невольно ощутил биение пульса у себя на шее. Михаэль тут же подполз ко мне на четвереньках, и мы стали вдвоем прислушиваться к подозрительному шороху. Наконец он приблизился. Это был Джо, у которого от волнения расстроился желудок и который отполз в сторону по естественной надобности...

Дождавшись рассвета, мы, несколько разочарованные, вернулись домой. Днем мы развлекались киносъемкой ткачиков, гнездящихся на лимонном дереве, совсем рядом с верандой.

Под вечер послышался шум мотора, и тяжелый грузовик подкатил к воротам фермы. Это оказался наш хозяин, господин Шмоурло, с несколькими соседями, которые решили нас немного развлечь. Они принялись готовить коктейль под названием "кок- тейль буша" - довольно дьявольский напиток из смеси сгущенного молока, меда и водки различных сортов. Водку здесь пьют исключительно стаканами. Так что вскоре мы все были хороши.

- Вам совершенно нечего расстраиваться по поводу слонов, - громко шептал мне в ухо господин Валон, бывший французский офицер. - Я вам скажу по секрету: все, что тут наплели о слонах, - брехня, и больше ничего! Никто их тут не видел никогда! А вам, считайте, даже повезло: вы на второй же день своего пребывания уже увидели слоновью задницу, ха-ха, не правда ли, неслыханная удача? И потом - кому здесь охота связываться со слонами? Ну кому это нужно? Я вот уже двадцать лет здесь живу и знаю, что слоны заходили на соседние плантации, да и на мою тоже. Ну и что? Ни разу, слышите, ни разу мне не привелось увидеть даже хотя бы уха слоновьего!

Затем он принялся объяснять мне, что, даже имея крупнокалиберное ружье, слона можно убить с расстояния не больше четырех или в крайнем случае шести метров, да и то надо знать место, куда целиться. Самое большое расстояние - это двадцать метров. Но если и вторым выстрелом не уложишь толстокожего, то у охотника остается мало шансов выжить.

Другой гость, эльзасский француз, служивший во время пер- вой мировой войны на германском флоте, принялся рассказывать мне самые невероятные истории. Так, он утверждал, что видел собственными глазами такой случай. На дороге близ границы Либерии валялся "вдребезину пьяный" африканец. На другое утро от него остался только обглоданный скелет: его заживо съели черные "маня", эти наводящие страх и ужас на население кочующие муравьи...

Поскольку мой собеседник знал немецкий язык, я имел возможность ответить ему не менее правдоподобной историей. Я рассказал, как несколько недель назад, в Судане, гонялся за львами. Вместе со мной были черные загонщики, языка которых я не знал. Внезапно я увидел, как лев из-за скалы собирается прыгнуть на одного из этих людей. Чтобы предупредить жертву об опасности, я вынул из своей вещевой сумки черную редьку и поднял ее над головой, что означало "черный, спасайся!"

В ответ на это господин Валон рассказал историю о том, как один охотник на слонов, решив заночевать в лесу, привязал свой гамак к двум небольшим стволам, а утром проснулся совсем в другом месте, потому что стволы оказались не чем иным, как хоботами двух огромных слонов...

Небылицы следовали одна за другой. Но я знаю один на пер- вый взгляд столь же невероятный рассказ, которому я, безусловно, верю. Услышал я его от одного африканца. Однажды он застрелил слона и, отрубив у него только хобот, захватил его с собой в деревню в качестве трофея и особого лакомства. Но когда они уже целой компанией вернулись в лес, чтобы забрать мясо, "убитого" слона на месте не оказалось: он убежал. Дикая история, не правда ли? Но по опыту зоологических садов мы теперь уже знаем, что слон способен перенести ампутацию хобота и питаться без его помощи.

После этой развеселой попойки на веранде, закончившейся далеко за полночь, мы, разумеется, не проснулись, как было запланировано, в четыре часа утра. Но сразу после завтрака мы отправились с одним лишь черным провожатым, не говорящим ни слова по-французски, по узкой тропе, ведущей к излучине реки, где, как нам сказали, есть деревушка, в которой можно получить деревянную пирогу с веслами. Это единственная лодка на всю округу: на сто километров вниз и сто вверх по течению.

Чтобы добраться до деревни, потребовалось не полчаса, как утверждали африканцы, а целых три с лишним часа. Тропинкой этой удобства ради явно пользовались и слоны. И даже чаще слоны, чем эти несколько африканцев, которые по ней изредка направлялись в деревушку. Там, где почва была сыроватой, рядом с отпечатками голых ступней аборигенов ясно виднелись огромные, почти круглые "печати" слоновьих следов диаметром в полметра! Похоже было, что дорогу "проштемпелевал" "господин Тимоко" собственной персоной. Шествовал он явно спокойно, не торопясь: да и кого ему здесь бояться? Он ведь прекрасно знает, что любой, кто попадется на пути, постарается как можно скорее уступить ему дорогу.

Никакой лодки у реки не оказалось. Зато на другом берегу виднелись маленькая банановая плантация и две хижины. Мы начали орать в три горла, и вскоре кто-то заорал нам в ответ. Началась продолжительная дискуссия между нашим черным провожатым и несколькими бабенками на том берегу, но лодки никакой не появилось: мужья их ушли, весел нет, а сами они боятся - вот что мы поняли из этих длительных переговоров.

Нам было жаль потраченных на дорогу трех часов, поэтому мы решили наловить хотя бы рыбы. Удочка оказалась запрятан- ной в кустарнике, мы ее вытащили и уселись удить. Разумеется, ничего не клевало, но зато наш провожатый, потеряв терпение, снял свою набедренную повязку и полез в воду. Тут мы только заметили, что через реку протянут трос, привязанный у самого берега за толстый, выступающий корень. До середины реки, там, где поглубже, он был скрыт под водой и дрожал под напором течения. Наш африканец, который, как выяснилось, не умел плавать, ухватился за этот трос и, перехватывая руками, добрался до середины реки. Там было уже значительно мельче, и он по пояс в воде вброд добрался до берега. Дискуссия возобновилась с новой силой, но с тем же результатом: нет, они ни за что не соглашались выдать лодку и весла. Наш провожатый тем же затруднительным для себя способом вернулся назад. Тогда я решил действовать сам, и более решительно: ведь "доннерветтер" - не сдаваться же нам столь бесславно перед этим пресловутым "королем Тимоко", устрашающим всю округу! Это было бы просто постыдно! Тем более что мы ведь не собирались его убивать, а лишь хотели увековечить на своих пленках. Итак, вперед! Крокодилы, как видно, здесь не водятся, иначе африканец не полез бы в воду. Так что мы тоже разделись, оставшись в одних шапках-зюйдвестках (чтобы не заработать солнечного удара), и поплыли на ту сторону.

Какое это удовольствие после трехчасового потения! Кинокамеру наш провожатый привязал себе на голову. Выбравшись на берег, мы зашагали, в одних плавках и шапках, в деревню, где сначала пришлось выманивать попрятавшихся от нас за банановыми кустами женщин. Когда они наконец решились подойти поближе, мы принялись языком жестов объяснять им наши намерения. Но все было напрасно: нет, они ничего не знают, мужья их не то на охоте, не то на работе, еды у них нет, кроме нескольких плодов папайи, лодка есть, но где весла, они не помнят...

Ну что ж, поищем сами. Через минуту мы их нашли запрятанными в кустарнике на берегу.

Тогда мы уселись в пирогу и поплыли вниз по течению. Проплыв один или два километра, мы обнаружили греющихся на берегу крокодилов. Заметив нас, они поспешно скрылись в мутной, глинистой воде. Но слоновьих троп мы не обнаружили ни одной: ни вниз, ни вверх по течению. Следовательно, "король Тимоко" со своим стадом предпочитает держаться в лесах, окружающих плантацию, и зря мы сюда забрались! Ну что ж, назад, домой.

Впрочем, хозяин плантации рассказывал нам позже, что за все те десять лет, что он здесь прожил, он еще ни разу не добирался до этой деревушки на берегу реки. "Вы, наверное, первые белые, побывавшие там!" - обрадовал он нас.

Но для того чтобы в Западной Африке утверждать подобные вещи, нужно немного. Здесь ведь стоит отойти от основных шоссе всего лишь на пять или десять километров, углубившись в лес, как уже с уверенностью можно сказать, что в этих местах еще не ступала нога белого человека. Потому что торговцам и фермерам нет никакой нужды мучиться, продираясь сквозь непролазную чащобу. А на того, кто решается на подобные мытарства, да еще бесплатно, вроде нас, из любви к искусству, на того здесь смотрят с плохо скрываемым состраданием...

В течение трех дней подряд мы выходили на свои "дежурства" на плантацию: и в четыре, и в три, и, наконец, в два часа ночи. Мы наслаждались концертами цикад, любовались восходом солнца в тропиках. Но что касается "короля Тимоко", то нам не удалось увидеть даже кончика его хвоста! Мы уже были уверены, что этот владыка вместе со своими подданными перекочевал в другой район. Может быть, он уже преспокойно "обрабатывает" другую плантацию? И это именно сейчас, когда мы сидим здесь и караулим его! Ушел после того, как в течение восьми месяцев держался исключительно в этих местах! Поразительная неудача. Как же это плохо - не иметь в Африке машины, на которой можно быстро перебраться с одного места на другое!

Расстроенные своими неудачами, мы как-то перед обедом решили отправиться ловить бабочек для профессора Ледерера, старшего инспектора Франкфуртского зоопарка и большого специалиста по насекомым. Мы ему свято обещали перед нашим отъездом непременно привезти редких бабочек. Он даже снабдил нас для этой цели специальными сачками и объяснил, как это надо делать. А профессор Келер из Фрайбурга заказал нам африканских шмелей. Ничего не поделаешь: надо выполнять заказы.

Я подумал, что, как ни странно, нам еще ни разу не попадались на глаза колонны кочующих черных муравьев, этих знаменитых "маня", про которых утверждают, что они то и дело напа- дают на дома, разгоняя их жителей, в страхе бросающихся наутек. Нас уверяли, что здесь, на этой плантации, они тоже водятся.

На сей раз мы направились на другой край плантации, удалив- шись всего на какую-нибудь сотню или две сотни метров от дома. Бананы стояли здесь во всей красе - никем не поврежденные. Ноги то и дело скользили по падалице - полусгнившим бананам. Ощущение ужасно неприятное - будто наступил на кучу...

Но что это? Там, где дом был скрыт выступающим вперед языком леса, мы снова увидели знакомую картину: из зарослей бананов торчали голые "ребра" обглоданных листьев, словно поднятые кверху сабли!

Так близко от дома? Не могли же слоны отважиться подойти чуть ли не под самые окна! И тем не менее это было так. Причем края оборванных листьев еще не успели даже обветриться. Значит, слоны столовались здесь совсем недавно, среди бела дня. Вот это номер! Значит, пока мы совершали свои бесконечные походы, "господин Тимоко" пировал здесь, возле самого дома!

И действительно, слоновьи следы вдоль и поперек, ветки и трава свежепримятые и растоптанные. Вот местечко, где все разворочено: тут кто-то из толстокожих явно резвился всласть. Даже помет валялся поблизости. Нам хорошо были знакомы эти огромные шары еще по нашему слоновнику в зоопарке. Я разломил один из них - он был еще теплый внутри. Мы невольно заговорили приглушенными голосами.

Потом, не мешкая ни минуты, мы пошли по следу, который вел к опушке девственного леса. Обычно проникнуть в такой лес страшно трудно: ведь именно на опушке, куда еще проникают солнечные лучи, буйно разрастается подрост, колючий кустарник, вьющиеся спутанные растения, так что перед человеком внезапно вырастает непролазная изгородь, сквозь которую про- сто не прорваться. Но на сей раз слоны позаботились о том, чтобы расчистить нам дорогу. В тех местах, где они входили в лес, зияли глубокие темные проходы в глухой зеленой стене зарослей, сквозь которые пробраться нам не стоило особою тру- да. Правда, для такого огромного животного, как слон, " просеки" казались чересчур узкими, но это объяснялось очень просто: слон своим мощным телом просто раздвигает большинство веток в стороны, так что они затем снова возвращаются в исходное положение. Для нас явилось неожиданностью, что на всем пути, пройденном толстокожими, не было почти ни одного сломанного дерева или ветки. Как видно, и такие гиганты не стремятся расходовать больше сил, чем это необходимо. Они не расчищают себе тщательно дорогу, а просто протискиваются сквозь заросли, сдвигая их в стороны. По стертым местам на лианах и тонких стволах мы могли определить рост проходивших здесь животных: эти места находились на высоте поднятой руки; притом нельзя забывать, что слоны обдирают растительность не верхней точкой спины, а боками. Так что рост оказался довольно внушительным. Через торчащие над землей корни и толстые лианы, достигающие порой высоты трех четвертей метра, а то и метра, слоны, к нашему неудовольствию, каждый раз перешагивали, вместо того чтобы их разорвать. Так что нам приходилось, чертыхаясь, лезть вслед за ними.

Мы не слишком-то заботились о том, чтобы поменьше шуметь. Ведь слоны сами создают в лесу такой шум, что едва ли смогут нас услышать. Хуже дело обстоит с тем, что они могут вас учуять. Ведь чутье у них отличное. А здесь, в лесу, очень трудно уловить направление ветра, чтобы подкрасться строго с подветренной стороны. Поэтому мы, следуя наставлению одного опытного охотника, всегда носили в нагрудном кармане немного муки. Если ее осторожно ссыпать с пальцев, довольно точно можно определить, куда дует ветер.

Слоны не убегали от нас, но мы опасались, как бы они не зашли слишком глубоко в лес, и поэтому торопились. Мы почти бежали вслед за ними. Ведь там, где в лесу дорогу проложил слон, пробираться не так уж трудно!

Под одним старым деревом вся земля была словно перекопа- на: почва выглядела рыхлой и взбитой. Здесь один из этих тяжеловесов явно отдыхал. Стоял. И даже лежал. Кругом можно было обнаружить места, где он мочился, - их было шесть или семь. А также кучи помета - их было даже двенадцать или пятнадцать, частью совсем старые и высохшие. По-видимому, слон уже давно облюбовал себе это местечко для полуденного сна и возвращался сюда все снова и снова. Совсем рядом лежало молодое вырванное с корнем деревце, листья с которого были аккуратнейшим образом сорваны, да так ловко, что все, даже самые тонкие, веточки остались на месте: съедена была только зеленая листва.

Теперь до нас уже явственно доносился треск, создаваемый слонами. Мы подкрадывались ближе и ближе: вот уже знакомое "бульканье", которое слоны время от времени издают, словно чревовещатели, животом. Мы слышали их и позади себя - значит, мы втесались в самую середину стада! Посчастливится ли нам наконец их заснять? Мы опустились на землю, не забыв, невзирая на все наше волнение, проверить предварительно, не садимся ли на "муравьиную тропу", потому что исполнять обычные в таких случаях "индейские пляски" в этой обстановке будет невозможно.

Мы приготовили свое "оружие" к бою: аппарат для вспышки, кинокамеру, фотокамеру. Шорохи и треск приближались.

В такие моменты ловишь себя на том, что невольно начинаешь оглядываться в поисках подходящего дерева, на которое в случае чего можно взобраться. Все-таки до чего у нас много общего с нашими родичами - обезьянами! Но в таком вот девственном лесу это дело безнадежное. Стволы все слишком толстые, да к тому же снизу не имеют сучков, за которые можно было бы уцепиться. А тонкие деревца для этого совсем не при- годны: их любой слон с легкостью согнет, если только сочтет нужным вас оттуда достать. Убегать - тоже бессмысленно, потому что, не пробежав и десяти метров, непременно запутаешься в зарослях и шлепнешься на землю, в то время как разьяренный слон промчится по тебе, словно танк...

Вот такие и подобные мысли приходят в голову, когда очутишься (особенно впервые) посреди стада диких слонов. И вскоре приходишь к выводу, что целиком находишься в зависимости от настроения такого толстокожего, как "господин Тимоко".

Прошло томительных четверть часа, и наконец примерно в двенадцати метрах от нас закачался кустарник. Сквозь него там и сям проглядывал кусок серой, изрезанной морщинами "стены", очень нам знакомой "стены". Но и только. Вскоре "стена" исчезла, и кустарник затих. Остро и приятно запахло слоном. Спустя еще четверть часа в лесу раздался треск - сразу в четырех, а затем даже в семи местах. И наконец-то к нам подошел еще один. На то же самое место, что и предыдущий. На сей раз мы увидели один глаз, кусок бивня (не очень массивного), ухо. Судорожно держа палец на спуске, мы надеялись, что вот-вот покажется еще больший кусок слона. Но голова стала исчезать, и только в самый последний момент Михаэль успел щелкнуть затвором. Вспышка яркого света вроде бы не смутила слона.

Мы сидели как на горячих угольях. Слоны уходили все дальше и дальше. Наконец мы не выдержали, вышли из своей засады и пошли вслед за ними. Но в лесу все затихло. По-видимому, слоны нас все-таки учуяли и ускорили свой отход.

Но вот снова удача: на сей раз громко зашуршало позади нас. Мы сейчас же развернулись и направились в сторону, откуда шел звук. Идти было сравнительно легко, потому что здесь не было почти никакого подроста. Дорогу нам преградил узкий, но достаточно глубокий овраг, в который нам пришлось спуститься, а затем (на другой стороне), ухватившись за торчащие из земли корни, выбираться, подтягиваясь на руках.

Шуршание становилось все громче, пока мы наконец не увидели, что именно шуршало. Шуршали верхушки деревьев, где на высоте 50 - 60 метров бесновалась целая ватага мартышек, обругивая не то нас, не то слонов, не то друг друга.

Мы невольно рассмеялись. Нервное напряжение спало, и мы решили обсудить план дальнейших действий. Поскольку мы теперь знаем, в какой части леса засели слоны и откуда они приходят на плантацию, то, пожалуй, разумнее всего поджидать их там, на открытой местности, где снимки выйдут, безусловно, лучше. Решено. Пошли домой.

Да, домой, но как? Мы принялись искать какую-нибудь слоновью тропу - они ведь все ведут из леса на плантацию, но сколько мы ни метались из стороны в сторону, что-то никаких таких троп не было видно! Ну да бог с ними, с тропами, у нас есть секач, будем прорубаться напрямую в сторону плантации. Но тут выяснилось, что Михаэль считает, что нам нужно идти совсем в другом направлении, чем считал я. Вот так история!

Итак, "слон-убийца" Тимоко заманил нас в хорошенькую ловушку! У нас не было с собой компаса, потому что мы ведь в тот день не собирались уходить далеко от дома и занимались в основном ловлей бабочек. И кроме кино- и фотокамеры, у нас вообще ничего с собой не было, уж не говоря о еде и питье.

Мы продолжали плутать по лесу и попадали все в новые, совсем незнакомые места. Солнце спряталось за тучи, небо стало совсем серым и пасмурным. Но даже будь оно ясным, нам все равно с трудом удалось бы разглядеть солнце сквозь такой густой и непроницаемый да к тому же головокружительной высоты лиственный полог.

Веселенькие дела! При этом мы наверняка плутали не дальше чем в двух-трех часах ходьбы от фермы. Она находилась с одной из сторон леса, а под прямым углом к ней подходила проселочная дорога. Так что если мы отправимся прямиком в каком-нибудь направлении, то либо выберемся на ферму или дорогу, либо углубимся в лес еще на 60 - 70 километров и больше. Англичане в таких случаях говорят: "Фифти-фифти".

При этом я хорошо знал, как трудно человеку в лесу идти прямо, если он не имеет возможности придерживаться определенных ориентиров на горизонте или ориентироваться по компасу или звездам. И человек, и животное в таком случае, как правило, начинают описывать круги, воображая, что движутся по прямой. Если человеку завязать глаза, то диаметр таких кругов может иногда доходить до 30 - 40 метров. Я когда-то довольно подробно занимался этим вопросом и знаю случаи, когда канадские дровосеки постепенно теряли рассудок от того, что через два-три дня блуждания по лесу все снова и снова наталкивались на остатки своих лагерных костров...

Эти-то случаи самым неприятным образом всплыли сейчас в моей памяти.

Я судорожно соображал, что бы такое придумать, чтобы идти прямо. Слоны нас уже совершенно перестали интересовать. В конце концов мы придумали следующее: я становился лицом в одном определенном направлении и стоял как вкопанный, в то время как Михаэль прорубался секачом сквозь чащобу до тех пор, пока я еще мог различить его сквозь заросли. При этом я все время давал ему команды, чтобы он оставался на воображаемой линии, идущей прямо и вперед от моего носа. Потом он должен был остановиться спиной ко мне, я догонял его и прорубался вперед таким же способом под его команды. Так мы, непрерывно меняясь местами, продвигались все дальше и дальше в течение всей оставшейся половины дня. Своим ножом-мачете мы оставляли на всякий случай зарубки на деревьях, чтобы по ним узнать местность, в случае если мы, несмотря на все ухищрения, снова сюда вернемся.

С тяжелым сердцем я думал о том, что у нас с собой нет даже шприца с противозмеиной сывороткой. Следовательно, укус змеи здесь, в лесу, означал верную смерть... Завидев светлую прогалину между вершинами деревьев, мы каждый раз воображали, что лес кончается... но остерегались менять из-за этого направление. Мы лишь смещались под прямым углом влево или вправо и, очутившись, таким образом, прямо против многообещающего просвета, маршировали дальше в прежнем направлении. Но каждый раз нас постигало разочарование: мнимая опушка оказывалась небольшой полянкой, окаймляющей берега какого-нибудь ручейка, или просто просекой, "вырубленной" одним из повалившихся гигантов девственного леса.

Каждого из нас мучили черные мысли, но говорить о них вслух не хотелось. Мы проклинали себя за то, что так вот, за здорово живешь, забежали в лес, не подумав о возможных последствиях. Начал нас мучить и голод. И как же мы обрадовались, когда увидели те самые красные "лиановые луковицы", которые так охотно поедали шимпанзе в резервате, на границе Либерии! Как хорошо, что мы теперь знали, что они съедобны! Они были приятно кисловаты на вкус, и мы наелись ими досыта да еще напихали во все карманы столько, сколько влезло. Мы, правда, опасались, как бы эти плоды, съеденные в таком количестве, не вызвали у нас расстройства желудка, но поскольку не было никакого выбора, то лучше наесться так, чтобы пронесло, чем голодать.

Но в какой-то момент лес действительно поредел. Однако именно в этом направлении подлесок становился таким непролазным, что продраться сквозь него было практически невозможно. Наш нож-мачете вскоре совсем притупился, и мы застряли в колючем кустарнике, словно мухи в паутине: ни туда, ни сюда. Ведь чем реже становится лес, тем больше проникает в него солнечных лучей, тем гуще разрастается подлесок. Но тут мы обнаружили совсем рядом небольшое деревце, на которое можно было влезть, чтобы оглядеться вокруг. Оно было густо обвито лианами, и я с невероятными усилиями долез по ним дс самой вершины. Сверху я увидел, что впереди действительно светится большая прогалина, почти четырехугольной формы, и мое сердце запрыгало от радости: это определенно заброшенная плантация, следовательно, часть плантации нашего хозяина или одного из его соседей!

Итак, вперед, и только вперед! Нам надо было во что бы то ни стало добраться до этой прогалины и пересечь ее поперек. Это было мучительное продвижение - метр за метром. Но вскоре мы заметили, что под ногами у нас начинает хлюпать болото... а на болоте никто не закладывает плантаций. Вот, оказывается, чем объяснялось отсутствие здесь высоких деревьев: болото. Мы были очень подавлены.

Тем временем день клонился к вечеру. Солнце, хотя еще и не ушло за горизонт, тем не менее прочно спряталось за сгустившиеся тучи. А ведь все последние дни погода стояла такая ясная!

Поскольку мы знали, что через полчаса стемнеет, мы принялись подыскивать какое-нибудь свободное от насекомых местечко, нарубили веток и, сложив их в кучу, устроили себе пышное ложе. Все это выглядело весьма романтично, совсем как в приключенческих фильмах. Однако подобные вещи кажутся всегда значительно интереснее, когда они уже пережиты и позади... А кроме того, было что-то смехотворное в нашем положении, потому что мы явно были где-то совсем близко от плантации! Тем не менее африканцы, живущие на ней, не хватятся нас до утра. Они наверняка подумали, что мы вышли на шоссе и на какой-то попутной машине укатили в гости к кому-нибудь из соседей. Ужасно дурацкая ситуация. Ни карманного фонарика нет с собой, ни даже спичек, чтобы зажечь костер.

Не то чтобы мы боялись диких животных: львов ведь в лесу не бывает, и я не слышал, чтобы в этих местах какой-либо леопард напал на людей. Тем не менее мы настороженно вглядывались во тьму леса, откуда то и дело начинали загадочно светиться глаза каких-то животных, которые на поверку каждый раз оказывались то дрожащим светлым лепестком, а то еще чем-нибудь. А вот что на нас действительно нагоняло страх - это змеи. Только бы не змея!

Зато нам представилась блестящая возможность изучать голоса ночного африканского леса... Разумеется, нам казалось, что мы не сомкнули глаз до самого рассвета, однако обычно это только кажется, потому что минуты и часы бодрствования в таких случаях тянутся бесконечно долго. Между прочим, сказки и поверья африканцев относительно духов и прочих потусторонних существ, над которыми мы обычно так потешались, этой ночью показались нам не такой уж и выдумкой. Мы лежали и тихо беседовали о доме. О своем далеком доме. Когда в лесу снова стало несколько светлее и тише, мы поднялись и в пред- рассветную рань, изрядно промокшие, пустились снова в путь. Хорошо еще, что ночью не разразилась гроза, как это часто здесь случается. Мы упрямо продолжали свое движение вперед, по- прежнему направляя друг друга криками. Слава богу, у нас хоть были с собой карманные часы. В половине двенадцатого пополудни мы увидели банановый куст, наполовину задушенный зарослями вьющихся растений. Но на этот раз мы опасались преждевременно изъявлять свой восторг по этому поводу: ведь могло же оказаться, что это случайно попавший в лес банан. А может быть, существует какой-нибудь дикий банан? Все ведь возможно. Но вскоре высокие деревья стали расступаться, уступив место чудовищному переплетению колючих кустарников высотой 4 - 5 метров, и, продираясь сквозь это препятствие, мы обнаружили второй, затем третий и четвертый банановый куст, а вскоре пятый и шестой. Местность походила на старую, заброшенную плантацию, постепенно зарастающую кустарником. Потом под ногами у нас захлюпало, мы пересекли какую-то большую лужу, а затем банановые кусты уже выстроились почти четкими ряда- ми. Вскоре мы наткнулись на едва заметную в траве узкую тропу, по которой добрались уже до настоящей, "своей" плантации. Смертельно усталые, мы ввалились в дом. Никто из африканцев, как мы и думали, нас не хватился. Но мы и сами совершенно не хотели афишировать свою невольную ночевку вне дома.

Теперь, в уютном жилище нашего гостеприимного хозяина, все эти россказни о том, что дух последнего могучего короля бауле - Самори - вселился в огромного непобедимого слона Тимоко, нам снова стали казаться смехотворными. Ночные страхи были уже позади, и мы опять строили планы, как нам справиться с этим проклятым Тимоко. В тот же день, сразу же после обеда, мы отправились на то самое место, с которого накануне так неосторожно кинулись в лес.

Так и есть: пока мы торчали в лесу, "господин Тимоко" снова побывал здесь и лакомился бананами. Мы внимательно осмотрели место, откуда слоны должны были появиться из леса, и принялись выбирать себе наиболее удобную позицию, которую ночью собирались занять. И тут мы обнаружили удивительный куст, на конце каждой веточки которого рос совершенно серебряный листочек. Мне никогда прежде не приходилось видеть подобного растения, и я обратил на него внимание Михаэля. Тот не долго думая полез по колено в густой траве к кусту, чтобы срезать ветку.

А дальше все произошло в мгновение ока, гораздо быстрее, чем это можно описать. Раздался громкий шорох, Михаэль крикнул: "Змея!" - причем скорее радостно, чем испуганно. И тут же: "Ой, проклятье, она меня укусила! Она меня укусила!"

Надо же было так случиться, что мы вышли из дома в шортах, не переодевшись в длинные брюки! Ведь вышли-то всего на пару минут, чтобы выбрать место для ночных съемок. Сбоку, на голени, у Михаэля виднелся след укуса - две дырочки. Они даже почти не кровоточили. Михаэлю удалось увидеть только кусок змеи, и тот, по его утверждению, был черным. Он утверждал так- же, что змея была длиной не менее трех, а то и четырех метров. Однако такие вещи очень трудно правильно оценить в подобных зарослях.

Но вообще-то случившееся было против всяких правил, потому что обычно ядовитая змея, даже в Африке, не так-то легко решается напасть на человека. Он ей просто не нужен - она ведь его не ест. Кусаются змеи только тогда, когда на них наступят или неосторожным образом усядутся. У Михаэля же не было такого ощущения, что он наступил на змею, разве что не самый тоненький кончик хвоста, которого не ощутил под ногой. Правда, могло быть и так, что этот куст был собственностью этой змеи, что она под ним выводила свое потомство и поэтому так яростно его защищала.

Парень мой ужасно побледнел. На лбу у него выступили крупные капли пота, но, возможно, просто от испуга, а не потому, что змея была ядовитой. Однако он ощущал невыносимо колющую боль в ноге.

Первым делом я выволок его из кустарника и, найдя свободное от травы место, опустил на землю. Учтя опыт последних дней, я на сей раз захватил с собой нашу коробочку с противозмеиной сывороткой и шприцем для инъекций. Правда, он был не очень тщательно отмыт от пенициллина, который я незадолго до этого вводил собаке одного знакомого, но это сейчас уже не имело значения. Сыворотка оказалась, к счастью, "поливалентной", местного производства, из Дакара; я купил ее в аптеке в Абиджане. Она действует против укусов любых ядовитых змей, встречающихся в этих районах. И хотя я из Франкфурта тоже привез два сорта сыворотки, но эта была лучше. Потому что у немецких надо было заранее определить, каким именно видом змей укушен пациент. А это далеко не всегда возможно: вот, например, в нашем случае.

Итак, я, как это рекомендовалось испокон веков, перетянул ногу ремнем, используя палочку в качестве рычага. Нога покраснела, затем даже несколько посинела, а вокруг укуса начала вздуваться зловещая опухоль. Михаэль жаловался на головную боль, речь его стала несколько бессвязной. Я оттянул ему кожу на животе (как же он исхудал, однако, за последнее время!) и вкатил ему в мышцу изрядную порцию этой прозрачной жидкости. После этого я несколько ослабил жгут и через каждые пол- минуты ослаблял его снова, каждый раз на одно-два сердцебиения, чтобы нога не омертвела.

Потом я кинулся к дому и позвал африканцев. Взявшись за руки, мы устроили нечто вроде носилок и отнесли моего сына домой, где уложили на постель. Он лежал довольно безучастный и давал неясные, путаные ответы на мои вопросы. Бедняга. На всякий случай я ввел ему еще и сердечное средство.

К счастью, все скоро уладилось. К вечеру мой пациент уже сидел на кровати, на другое утро он ощущал только слабость и головную боль. Кроме того, у него сделалось расстройство желудка, но я не уверен, что это было связано со змеиным укусом.

Вечером следующего дня мы уже снова строили планы новой операции против Тимоко, а еще через день, ночью, вернее, в три часа утра отправились на свой "пост". На сей раз мы предусмотрительно надели не только длинные брюки, но и сапоги, захваченные с собой из Франкфурта. За все это время мы надевали их всего один раз.

И вот в ту ночь наконец-то нам удалось перехитрить Тимоко. Он пришел на плантацию вместе с небольшой компанией слонов: правда, не оттуда, откуда мы его ожидали, а из другой части леса. Слонов было, наверно, шесть-семь. Они не спеша продвигались вперед и паслись: то тут постоят пять минут, то там с четверть часа. Мы слышали, как они двигаются (точно так же, как тогда в лесу), но не могли различить в темноте их силуэтов, хотя нам казалось, что вот-вот они вырастут перед нами во весь рост. Однако мы договорились на сей раз не идти им навстречу со своей аппаратурой, цепляясь за кустарник и производя шум, а дождаться, когда они сами выйдут на нас.

И мы это выдержали! Хотя от нетерпения нас буквально лихорадило. Наконец огромный Тимоко был уже совсем рядом, в каких-нибудь пятнадцати метрах от нас. Тем не менее нужно было еще ждать и ждать, потому что все время нас разделял какой-нибудь высоченный куст. Потом блеснули в темноте его массивные белые бивни, а затем уже он появился во весь рост.

Я прошептал: "Давай!" - и в тот же миг вспышка осветила дневным светом все вокруг. Я несколько перепугался: не бросится ли он на нас? Но нет, Тимоко не обратил никакого внимания на яркую вспышку, она ведь заняла всего пятитысячную долю секунды. Возможно, он принял ее за зарницу.

А Михаэль автоматически продолжал снимать: щелк, щелк, второй, третий раз, вспышка следовала за вспышкой. Тут слон забеспокоился. Он повернул в нашу сторону свою большую голову и оттопырил уши. Затем он задом попятился в кусты и исчез из поля зрения. Мы слышали шорох веток, задевавших за его огромное тело. А потом все затихло.

А был ли слон? Мы чувствовали себя не слишком уверенно, поэтому молча и не шевелясь просидели в своем укрытии еще с полчаса, прежде чем решились выйти. Слонов нигде не была видно: они исчезли, как наваждение. Но у нас-то на пленке они должны быть!

Ликуя, мы заспешили домой и, полные нетерпения, принялись тут же, ночью, проявлять пленку. Три кадра вышли вполне при- лично! Ура! Мы разбудили боя Джо, потому что спать ложиться не было уже никакого смысла: за окном всходило солнце.

Впрочем, хочу быть честным до конца. Был ли тот ночной гость, которого нам удалось запечатлеть на пленке, действительно "королем Тимоко", собственной персоной, или одним из его приближенных, этого мы достоверно сказать не можем. Африканцы, которым мы потом показывали эти снимки, тоже не могли точно определить, он ли это. По-видимому, никто из них еще ни разу не видел его в лицо. Но мы все равно считаем, что это он, этот хитрый и могучий властелин девственного леса, окружающего ферму и плантации на шестьдесят восьмом километре. И рады, что перехитрили его.

Наверх

Реклама

в Интернет