Римма Глебова

Мне было скучно. Я прогуливался по вечерней, уже почти ночной, но еще не остывшей после жаркого дня, улице и рассматривал прохожих. В Тель-Авиве гуляют по ночам, а днем все лица более деловые. Симпатичные девушки с загорелыми голыми плечами, часто и с открытыми пупками, щебетали со своими спутниками. В их скользящих бездумных улыбках и быстрых взглядах было что-то Жаннино. Месяц назад я расстался со своей девушкой. Причины для этого будто были, но вместе с тем их не было. Во всяком случае, явных и видимых. Наверное, я просто устал от нее. От вздорности, капризов, требований этого, другого, пятого, десятого. Я знал, что всем девушкам на свете что-то нужно от парня. Кое-какой опыт накопил. Ты ей подарок, и она тебя обожает. У тебя денежные затруднения, и ей сразу скучно, и начинаются маленькие хитрости - устала, не сегодня, голова болит...

Моя девушка сверх всякой меры любила украшения. Уже большая блестящая коробка из-под дорогих конфет была заполнена ими, а ей хотелось еще и еще. Ну сколько надо этого барахла? Хотя, как посмотреть, барахло ли. Некоторые вещички стоили довольно дорого. "В этом ожерелье мы были вчера на дискотеке", - заявляла она. "Мы были". Это она была в ожерелье, стоимостью почти в цветной телевизор и расписанном на платежи. А сегодня она хотела что-нибудь "новенькое и хорошенькое". "Найди себе богатого спонсора", - огрызнулся я. - "А что? И найду!" И в одно прекрасное утро исчезла. Вместе с блестящей коробкой. Я проснулся - в квартире тихо. Не льется из душа вода. Даже записки не оставила. Наверное, нашла спонсора.

Но я предполагаю, дело не только в безумной страсти к украшениям. Накануне вечером я высказал Жанне всё, что я о ней думаю. Что ленива и не убирает квартиру, что не умеет и не любит готовить, эти разогретые полуфабрикаты уже в горле застревают, что ничем не интересуется, даже учиться в колледже вдруг раздумала, что часами не вылезает из душа, и слишком сильно красится.

Она, подняв тонкие подведенные брови, молча слушала и вдруг сказала посредине моей возмущенной тирады:

- Тебе жениться нужно. На домработнице. Очень выгодно.

Я сделал вид, что не слышал и продолжил свою речь, правда, с меньшим пылом.

Конечно, я сказал ей далеко не всё. Ничего не сказал о том, что она на улице и в кафе строит глазки мужчинам - самолюбие не позволяло говорить об этом. Да и потом, этим постоянно занимаются все девушки, в крови у них сидит с рождения - таращиться на парней. Не сказал про счета за воду и телефон, а от её телефонной болтовни я устал с первых дней, как она поселилась у меня, сказав родителям, что будет жить у подруги. Вряд ли они поверили, но, кажется, им было всё равно. Мои родители тоже меня не доставали, живут в другом городе и общение наше в основном телефонное.

Но зато Жанна была со мной нежна и ласкова, ну, так и я старался проявлять внимание, и голова у нее болела очень редко.

Но она все же ушла, хотя я не гнал ее. Просто высказался и с успокоенной нервной системой улегся спать. Но, когда утром обнаружил, что ее нет, и нет ее одежды в шкафу, не сильно опечалился. Решил - отдохну один. И за прошедший месяц понял, что совсем не соскучился по Жанне. Может, я бесчувственный. Но она-то тоже ни разу не позвонила. И я не стал звонить ей. В наших любимых кафе и барах Жанна не появлялась. Наверное, избегала встречи. Или, другие места нашла, попрестижнее и подороже, которые только богатый спонсор и может оплатить. А я обыкновенный парень с автозаправки, спонсор из меня никакой. Но на Жанну денег уходило много. "От тебя бензином пахнет", - повторяла она. А что я могу сделать? Никакое мыло и дезодоранты не помогают. Курю много, чтобы больше пахнуть дымом, а не бензином. Это ей тоже не нравится. Не нравилось. Теперь всё уже в прошлом времени. Я свободен, я один.

Пожалуй, уже достаточно прогулялся, и мороженого наелся, можно идти спать.

Я подошел к своему дому, где второй год снимал маленькую, но недешевую квартирку - Тель-Авив все-таки, и тут заметил её. Она сиротливо стояла, прислонясь к стене. Худенькая девчонка, в джинсах и коротенькой желтой маечке. Я остановился против нее, сам не зная, зачем. Возможно, потому, что она сделала неуверенное движение навстречу... или мне показалось. Проститутка? Или кого-то ждет? Уже поздно, кого тут можно ждать. Короткие светлые волосы взлохмачены, смотрит исподлобья и молчит. И я молчу, тоже смотрю.

Узкое лицо, тонкий ненакрашенный рот, остренький подбородок. В полутьме не поймешь, какого цвета глаза и не поймешь, сколько лет - то ли шестнадцать, то ли все двадцать пять.

- Кого-нибудь ждете? - ненавязчиво спросил я.

Молчание. Она испытующе оглядела меня.

- Ну, так что? - подталкивал я ее к какому-нибудь ответу.

- Мне ночевать негде, - буркнула она.

- Ночевать? - удивился я. - Но ведь так ночью стоять небезопасно, вам не кажется?

Ну, если не проститутка, то начинающая искательница приключений.

Она опять молчала. Надо было прямо ее спросить, сколько она берет за ночь, но я не решился. Услугами легких девиц я почти не пользовался, ну разве когда-то, в те времена, когда был совсем юнец и не уверен в себе. Но вряд ли эта девушка из тех, не накрашена и слишком просто одета.

- Ну, пошли, - сказал я, даже не думая, что она послушается, просто любопытство взяло - что она еще скажет.

- Куда? - снова буркнула она, не пошевелившись.

- Куда-куда... ко мне ночевать.

Проезжая машина ярко осветила нас, и я увидел, какие у нее глаза - налитые темной синевой два озерца, беспокойно движущиеся по моему лицу. Лет ей, определил я теперь, около двадцати. Или чуть меньше.

Я сделал шаг в сторону и приглашающий жест рукой. Она отделилась от стены и тоже шагнула. Так и шли, я впереди, она за мной - тихо и почти не слышно в своих джинсовых тапочках.

В квартире девчонка огляделась и села на стул возле стола. Могла бы сразу сесть на диван, всё было бы понятнее. Она открыла рот, но ничего не сказала, только сглотнула. Пить хочет, что ли. Ну, как залетевшая птица, всё вертит головой, только не чирикает.

- Я есть хочу, - вдруг заявила она, уже не буркая, а нормальным голосом, низковатым для такой тщедушной комплекции. Голос мне понравился, как и глаза раньше. Я принес из холодильника ветчины, хлеба, себе банку пива, а ей полбутылки красного сладкого вина - моя сбежавшая девушка любила это вино и не успела допить. Налил ей в стакан, рюмок у меня не водилось.

Она набросилась на хлеб и ветчину, отпила немного вина и поморщилась.

- Ни водки, ни коньяку нет, - сказал я, отхлебывая пиво.

- Я не пью ничего крепкого, - ответила она и стала какая-то довольная и успокоенная.

Что-то наигранное чудилось мне в ее поведении, и не такая уж она была голодная, как хотела изобразить, даже свой бутерброд не доела. Одним словом, птичка - поклевала чуточку и довольна.

- Так что случилось? - спросил я.

- Где? - oна безмятежно уставилась на меня своими синими озерами.

- Не где, а с тобой.

Она пожала плечами и промолчала.

- Не хочешь, не говори.

Хотя мне было досадно. Привел, накормил, а она даже отвечать не желает. А дальше что с ней делать? И что можно вообще с ней делать?

Она между тем разглядывала комнату, встала, прошла в кухню, вернулась.

- Удобства там, - показал я пальцем в маленький закуток, где у меня был туалет, совмещенный с душем.

Она посмотрела на диван. Сжала губы, сдерживая зевоту. Ушла в туалет, зашумела в душе вода. Вернулась с мокрыми прядями на лбу. Могла бы и спросить полотенце, а не вытираться моим. Самостоятельная девица.

Села опять на стул, подперев рукой голову.

- Как тебя зовут? - не выдержал я.

- Жанна, - быстро ответила она, словно всё время ждала этого вопроса.

О, черт! Еще одна Жанна! Что за напасть на меня!

- Красивое имя... редкое. Никогда не встречал.

Она опять промолчала, только странно взглянула.

- А меня зовут Марк.

Она отвела свои синие озера и покосилась на диван.

- Это единственное спальное место, - предупредил я.

- Я могу лечь на полу... только одеяло какое-нибудь...

- На полу жестко, - отрезал я, уже начиная злиться.

- Я ведь ничего у тебя не прошу... и не просила, - вдруг заявила она и встала. - Я могу уйти, если мешаю.

Совсем здорово! Сначала пустите переночевать, а то поесть негде. Но тут я вдруг успокоился. Ну, чего я добиваюсь от нее? Залетела птица и залетела, переночует как-нибудь и утром улетит. Как-будто мне от нее что-нибудь нужно, пигалицы такой.

- Оставайся, - миролюбиво сказал я. - Куда ты ночью пойдешь?

Она стояла, не двигаясь. Я постелил на диване постель под ее молчаливым наблюдением, положил две подушки и пошел в душ. Когда вернулся, джинсы висели на спинке стула, а она, укрытая почти до макушки махровой простынёй, лежала головой в другую сторону, и подушку туда перенесла. Будем спать валетом.

Я выключил свет, разделся и осторожно улегся, слегка подтащив к себе простыню. Было очень тихо. Я не шевелился, хотя обычно перед сном долго ворочаюсь. Повернусь, перепугается, эта странная-странная Жанна. Еще одна на мою голову. Как ни удивительно, я быстро заснул. Сколько проспал, не знаю, но вдруг проснулся. Услышал какие-то непонятные звуки и почувствовал рядом движение. Протянул руку - вторая подушка на месте...

Девчонка всхлипывала, уткнувшись вниз лицом, и вздрагивала всем телом. Я стал молча гладить худенькое плечо, попытался повернуть к себе, и вдруг она обняла меня обеими руками.

- Ты не прогонишь меня утром... - прошептала она, прижимаясь тонким, слабо пахнущим моим шампунем, телом.

- Нет, конечно нет... - тихо сказал я, обнимая ее, - кем ты меня считаешь...

Она была вся горячая, и ее губы искали в темноте моих... или мне так казалось... потом она тонко вскрикнула.

Хотя я уже был в том состоянии, когда уже мало что соображал, но все-таки удивился - преграды я не почувствовал. Или просто ничего не понял. Но я тут же обо всем забыл...

Потом уже, после звонка той, прежней Жанны, осмысливая все происшедшее ночью, я с ужасом понял: не прижималась она ко мне, не искала моих губ, это всё мне, полупроснувшемуся, почудилось в сонном воображении, она просто всхлипывала, и только. А щеки и глаза ее, уж точно вспомнил, были сухие.

Всё дело в том, что утром, когда я открыл глаза, Жанны не было. Ни в кухне, нигде. И никакой записки. Эти странные Жанны, они, уходя, никогда не оставляют записок.

Я стоял в трусах посреди комнаты, тупо глядя в пол... и вдруг заметил - что-то белеет возле ножки стола... Записка! Её, видимо, сдуло вниз от открытой фрамуги. Я поднял бумажку... Номер телефона и подпись "Ж.".

Я пил кофе и смотрел на записку. Сегодня выходной, можно было не торопиться. Что-то знакомое показалось мне в этих цифрах... Но память на телефоны у меня никудышняя, всегда пользуюсь записной книжкой.

Набрал номер, отчего-то чувствуя неприятный холодок... Я ожидал то ли подвоха, то ли сюрприза.

Сюрприз не заставил себя ждать. Я услышал очень-очень знакомый высокий голос.

- Ты, что ли? - удивился я.

- А то! - подтвердил голос. - Ну, как прошла ночь? Что молчишь? Затащил девочку в постель, и думаешь, что всё прекрасно?

- Я? Затащил? Кого?

- Ну да, теперь хочешь отвертеться? Не выйдет, дружок! Женечку, мою подружку, невинную девочку!

- Какая еще Женечка! Её Жанной зовут, как и тебя!

- Рассказывай сказочки! Не слишком ли много Жанн для тебя одного? - издевался надо мной насмешливый голос. - Домой к себе позвал?

- Ну да, она сказала...

- Вином напоил?

- Да она только чуть-чуть...

- Напоил! В постель уложил?.. Еще скажи, сама легла!

- Да! - взорвался я. - Сама! Она...

Но меня не желали слушать.

- Напоил, уложил и изнасиловал!

- Что?! - задохнулся я от негодования.

- Ничто! Хорошая девочка, заметь - несовершеннолетняя! - поссорилась с родителями, и случайно стояла возле твоего дома. Остальное повторить?

Я слушал весь этот бред, ошарашенный и уже почти уничтоженный. Но это был еще не весь бред.

- Женя подаёт на тебя в суд! Сегодня! Уже сейчас!

- Дай мне её, я сам поговорю с ней! Она ведь у тебя!

- Женя будет говорить с тобой только в суде, - xолодно сказала Жанна.

- Но ведь ничего подобного не было, - простонал я.

- Это ты скажешь там. И докажешь, если сможешь, - хихикнула Жанна.

- Докажу! - пообещал я. Хотя ни грамма не верил, что смогу что-нибудь доказать.

- Ну, что замолчал? Испугался?

- Послушай, Жанночка, - мягко сказал я. Как я ненавидел ее сейчас! - Ты же знаешь меня... Я не способен совершить насилие над кем-нибудь.

- Разве? - eё голос стал ледяным. - Я вот, вспоминаю, что ты в первый раз не очень-то со мной церемонился. Очень кстати будет упомянуть об этом на суде.

Это было правдой. В компании, собравшейся у меня, все крепко напились, и я не дал Жанне уйти вместе со всеми. Повалил на диван и... Но нельзя сказать, что она очень сопротивлялась. Утром сообщила, что я лучше всех, и так и осталась у меня.

- Ну, дай, я с ней поговорю, - взмолился я.

- Нет! Она не желает. Но ты... если уж так боишься суда, можешь сделать что-нибудь...

- Что? - oживился я. Но тут же догадался сам.

Жанна назвала сумму. Очень большую.

- Это вам на двоих? - cъязвил я.

- Понимай, как тебе угодно. Срок завтра до шести вечера.

Раздались короткие гудки. Ну и мерзавки! Ну и подлянку устроили! Эта Женя... по имени Жанна... Какова?! Бедная невинная овечка! Разыграла целый спектакль!

И тут я стал всё вспоминать... Но мои воспоминания, правильные, или неправильные, не имели ровно никакого значения. Ни один, самый справедливый суд мне не поверит. Да какой к черту суд! Надо что-то делать... Такая сумма! Надо было поторговаться, вот дурак! Я снова набрал проклятый номер, но отвечали только длинные гудки. Ах ты, дрянь! И одна, и другая. Шантажистки! А что если попробовать помириться с Жанной - моей Жанной? Вернуть ее. Как? Как-как, купить ей то кольцо с изумрудом, о котором она так мечтала. Все же дешевле выйдет. Но эта мысль меня не грела. Как она надо мной только что поиздевалась! Жанне нужны только деньги, много денег, одним кольцом она теперь не насытится. Видимо, спонсора пока не нашлось.

Надо попытаться вернуть ту, другую, Женю-Жанну. Эту скверную девчонку-обманщицу, эту скромницу-притворяшку. Интересно, сколько же ей лет?

Во-первых, если я её верну... ни суда, ни денег не придется платить. Во-вторых... Эта Женя-Жанна, может она и маленькая дрянь... но, без сомнения, моя Жанка науськала ее на меня - денежек захотелось. Надо ее, эту Женю-Жанну постараться вернуть, заодно и повоспитывать, чтобы не шла на поводу у всяких негодяек и не шантажировала впредь порядочных парней.

Больше же всего мне хотелось утереть нос Жанке. Вот тебе, красотка, ни суда, ни монет.

Я несколько часов простоял возле Жанкиного дома и все-таки подкараулил девчонку. Сказал ей, что очень соскучился, и вообще надо поговорить, взял за руку и привел к себе.

Конечно, ее Жанка подбила, а она лично ничего против меня не имеет.

Я подумал - сейчас не имеет, потом будет иметь. Или Жанка подстрекнет, или своим умишком дойдет. Если ей действительно нет восемнадцати, надо мной будет топор висеть, пока... пока не стукнет эта чертова цифра.

Судя по некоторым ее репликам, Жанку она боготворит. Нашла себе кумира! Но на эту тему я предпочел не высказываться.

Никакой ссоры с родителями, конечно, и в помине не было, непонятно, где они у нее вообще, жила, как вольная птица. Вернее, как кошка. Потому что очень любила молоко. Могла пить его по пять раз в день.

- Ты как ребенок, - сказал я на другой день, наблюдая, как она наливает из пакета вторую чашку молока.

- А я и есть ребенок, - заявила она, глядя на меня поверх стакана. - Я несовершеннолетняя.

Я увидел себя в зале суда, в зарешеченной клетке, а потом в тюрьме.

Видимо, я здорово побледнел.

- Да-да, - усмехнулась она.- Могу в суд подать. Или возьму деньгами, - oна расхохоталась и нечаянно опрокинула стакан. Побежала за тряпкой и тщательно вытерла пол. Разогнулась и, округлив свои синие озера как чайные блюдечки, прошептала нарочито пугающе: - Еще три месяца... до десятого сентября, и можно жениться...

Прыснула от смеха и убежала, размахивая тряпкой.

Да-а... Ну и ребеночком я обзавелся. На вид-то ей еще меньше. Как это я сразу не разобрался... Да разве я вообще о чем-нибудь думал?

Ну что ж, пусть поживет у меня три месяца, а потом, пожалуйста, на все четыре...

Я ходил на свою автозаправку, неделю в первую смену, неделю во вторую.

Осенью я собирался поступить на экономическое отделение, копил деньги на отдельном счету в банке и почитывал разные учебники.

Женя-Жанна каждый день убирала мою маленькую квартирку, что-то пыталась готовить, мясо часто пережаривала так, что оно хрустело на зубах, но суп у нее получался вкусный. А омлет с помидорами и зеленью - кулинарный шедевр.

Она не очень любила куда-то ходить. При слове "дискотека" у нее кисло морщилось лицо. Охотно только гуляла со мной по вечерам, не обращая никакого внимания на магазинные витрины. Хотя у нее ничего не было. Сходила к Жанке и принесла две майки и еще какие-то мелочи - вернулась насупленная. Я ничего не стал спрашивать, мне о Жанке говорить вообще не хотелось.

Я с трудом уговорил ее купить белые брюки, кроссовки и дешевую курточку. Вот покупке белья она обрадовалась, долго и с удовольствием выбирала.

Она удивляла меня своей переменчивостью. То подолгу о чем-то думала, с отрешенным лицом и сжатыми в тонкую полоску губами, то прыгала по комнате, сияя как солнечный зайчик, и вдруг замирала перед зеркалом и меняла выражения лица, словно надевая и снимая разные маски, совершенно забывая, что я присутствую здесь. Но один раз я уловил в зеркале быстрый взгляд, брошенный на меня. Значит, играет для зрителя. Она как-то мельком сказала, что мечтает стать артисткой. "Ну-ну", - промямлил я, вспомнив ее "артистический выход" в первую встречу. Ведь все-все разыграла, чертовка. Даже потерю невинности. Правда, на эту тему я не сказал ни слова. Честно говоря, я и сам не был уверен.

Смущаясь, и даже порозовев, попросила как-то денег. Я, конечно, дал.

Подпрыгивая и припевая, умчалась. Вернулась нескоро, притащила пачку книг, читала их и перечитывала. Все книги о театре.

С ней было, в общем-то, неплохо и нескучно. А ночью... ночью она брыкалась, вжималась в стенку, и каждый раз мне нужно было ее ласково уговаривать, обцеловывать всю, до самых узких пяточек, и только тогда она, как бы нехотя, сдавалась. Я сердился, но в глубине души мне ее упрямство нравилось.

Только бы не ушла, пока ей не исполнится восемнадцать. А то Жанка ее опять настропалит. "Принуждение к половой связи с несовершеннолетней"... От одной этой фразы волосы дыбом вставали.

Жанка только раз позвонила, опять хотела поиздеваться, но быстро увяла, поняв по моим словам, что уже ничего не выйдет. Тогда она заявила: "Поздравь меня, я выхожу замуж!" - "Поздравляю", - ответил я и положил трубку. Не очень-то я ей поверил. Но мне без разницы.

- У тебя был кто-то раньше? - спросил я осторожно, когда мы сидели рядышком на диване и смотрели душещипательный фильм, где герои театрально стонали и щедро поливали слезами весь экран.

Она долго молчала. Потом, с большими паузами, рассказала.

- Мне десяти лет не было... Отец пил... да и мать тоже. Как-то мать куда-то уехала, отец привел двоих дружков... Те напились и начали приставать... Отец свалился на пол и уснул... Потом я убежала из дому. Мать нашла меня и... побила. Еще... еще был один парень... мне уже было шестнадцать. Я жила у него недолго... Он уступил меня за деньги своему приятелю, но я сбежала... Так и живу... у подружек, теперь у Жанны.

Теперь ты живешь у меня, а не у Жанны, хотел я сказать, но промолчал. Обнял ее, и она, как котенок, свернулась в моих руках и затихла, поглядывая на экран. Нравились ей эти фильмы - с безумными и выдуманными страстями, с брошенными и непременно в конце найденными детьми, и счастливыми свадьбами в финале.

Она вдруг подняла голову: "А школу я все-таки закончила! И осенью буду поступать в театральную студию... И поступлю!" - И снова затихла.

Однажды позвонили мои родители - сначала я поговорил с мамой, потом взял трубку отец. Конечно, у меня всё было хорошо, здоровье железное, о чем я и доложил обоим, не вдаваясь в личные подробности. Отчитавшись, попрощался и с облегчением положил трубку.

Женя сказала задумчиво:

- Хорошие у тебя родители...

- Конечно, хорошие. Да я и сам вроде неплохой, - пошутил я, и тут увидел, что Женя плачет.

- Что такое? - не понял я.

- Так... ничего, - oна вытерла глаза и улыбнулась.

С чего бы ей расстраиваться из-за моих родителей. Ну да, ей со своими не повезло, так об этом она не сейчас только узнала. Странная девушка - плачет без повода, смеется тоже.

Я часто посматривал на календарь над кухонным столиком - это уже как-то вошло в привычку. Посматривал и всё. Женя по утрам пила свое молоко и молчала. Она утром всегда была мрачна и молчалива. "Долго просыпаюсь, - как-то объяснила она. - И вообще утром всё кажется безрадостным".

Начиталась своих книжек и придумывает себе "образы".

Однажды утром я проснулся и не обнаружил ее. За неделю до ее дня рождения! Сбежала! К Жанне, в суд, не знаю, куда. Похолодев и почувствовав, в каком месте у меня находится сердце, я открыл шкаф. Её немудреные вещички - белые узкие брючки и две майки висели на вешалках. Ну и что? Джинсы и куртка на ней, ей достаточно. Ей же ничего не надо!

Я смотрел на оставленные (или забытые) одежки и внутри заворочался колючий еж... Я потянул к себе желтую майку. В этой майке я увидел Женю в первый раз... Почему она ушла? Конечно, записки нет. Эти Жени-Жанны никогда не оставляют записок. Уходят, когда им вздумается.

Стукнула входная дверь, и она вошла с пакетом в руке.

- Где ты была? - набросился я на нее.

- За молоком ходила, - oна смотрела на меня с одной из своих странных улыбок. Их у нее был целый набор. - Я взяла у тебя немного денег...

Потом она в кухне пила молоко с булкой, спрашивала, что приготовить на ужин, но вспомнила, что продукты кончились, и велела закупить всё после работы.

Я, слушая ее, совершенно автоматически бросил взгляд на календарь. Женя усмехнулась и замолчала. Я ушел на работу в плохом настроении, уж очень неприятное утро выдалось.

Накануне дня ее рождения я решил, что завтра встану пораньше и сбегаю за цветами. Куплю большой букет белых роз. Потихоньку пересчитал деньги в кошельке - их оставалось немного, а до зарплаты еще два дня. Я оглянулся - Женя тихо прошла за моей спиной в кухню. Пить свое вечернее молоко. Я сел напротив. Она уставилась своими синими озерами в окно. Стакан молока стоял перед ней нетронутый.

- Надоело молоко? - cочувственно спросил я. - Сделай какао, вон, в шкафчике возьми. И мне заодно.

Женя покачала головой, взяла стакан и стала пить маленькими глотками.

- У тебя ведь завтра день рождения...

- Ну и что? - она равнодушно пожала плечами.

- Давай отметим его... а потом... - я запнулся, подбирая слова.

- Что потом? - oна, не поднимая глаз, продолжала медленно пить молоко.

- Потом... Я женюсь на тебе.

Женя фыркнула, и белые брызги разлетелись из ее рта по сторонам. Весь рот и щеки были в каплях молока, и она смеялась, не вытирая их.

Успокоившись, она тихо сказала:

- Я не хочу выходить замуж. Я буду учиться. Через неделю состоится отбор... ну, вроде экзамена на пригодность. Я уже записалась... Меня примут, я знаю. И вообще... не беспокойся... - oна не договорила и пошла к крану умыться.

О чем же мне не нужно беспокоиться? Что у нее там творится, в ее маленькой головке? Я всегда думал, что все девушки хотят замуж. Да она должна прыгать до потолка от радости! А она поворачивается и уходит, читать свои дурацкие книжки.

- Я тебе не нравлюсь? - я шел за ней следом, чувствуя одновременно и облегчение от разрешившейся только что проблемы и злость.

Женя повернулась и уперлась в мое лицо синими озерами. На таком узком лице такие громадные глазищи - это постоянно поражало меня, казалось, они занимают всё лицо, и я порой видел только их, то светлеющих, то темнеющих, когда она была недовольна. Сейчас озера совсем потемнели.

Наверное, она ждала других слов. Но у меня были только эти.

- Бензином пахнет, - вдруг сказала она и потянула носом, прикрыв глаза.

- Ну, всегда пахнет... Тебе не нравится?

- Нравится. Я люблю запах бензина. Сразу хочется куда-то поехать...

Озера посветлели и стали прозрачными.

Оказывается, она любит ездить. Но у меня пока нет своей машины. Черт возьми, я совсем ничего о ней не знаю. Чего она хочет, что она любит. Ну да, она хочет учиться на артистку и любит молоко.

Тонкие руки обхватили мою шею и мои размышления отлетели прочь...

В эту ночь я Женю не узнавал... Она словно стремилась "сделать меня счастливым" - как выражаются в этих дурацких сентиментальных фильмах, и всё заглядывала мне в лицо... Я потянулся, как обычно, за пакетиком из фольги, но Женя настойчиво отвела мою руку. Я удивлялся ее вдруг открывшейся страсти, действительно, я совсем ее не знал...

Утром я встал очень рано, Женя спала, как всегда, отвернувшись к стенке и вытянувшись в струнку. Я тихонько оделся и так же тихо закрыл дверь. И не запер ее на ключ, о чем потом горько сожалел. Как раз вчера она куда-то задевала свой ключ и так и не нашла. Если бы я запер дверь...

Когда я вернулся, квартира была пуста. Я нутром почувствовал ее пустоту, как только вошел.

Постель была убрана с дивана, стулья аккуратно приставлены к столу. Я, как тогда, распахнул шкаф, еще надеясь на что-то...

Пустые "её" вешалки голо качнулись. Нет, это невозможно... Я оглянулся...

На столе лежал белый листок. Я бросился к нему как кот к мыши.

"Спасибо за цветы..." Эта маленькая негодяйка всё понимала... Глаза почему-то заволокло туманом. Я протер их и дочитал записку. "Спасибо, что хотел поздравить меня с совершеннолетием. Теперь тебе нечего бояться, и я могу уйти. Может быть, я выйду за тебя замуж лет через 10, когда буду большой актрисой, и мы поедем куда-нибудь. Ж.".

Она думает, что всё обо мне знает, и всё понимает. Пигалица! Артистка сраная! Да я давно уже ничего не боюсь. Что я - идиот? Я все понял и про себя, и про нее. Нет, только про себя. Только не говорил ей. Не сказал тех слов, которых она ждала.

Я все еще держал в одной руке букет белых роз и бросил его на стол, розы рассыпались, брызнув на коричневую гладкую поверхность прозрачные капли.

А еще я принес бутылку шампанского, и всё думал по дороге, любит ли она его. Бутылка, блестя серебряной наклейкой, стояла у порога, я тихо поставил ее туда, когда вошел. Теперь не узнаю, любит ли она шампанское. Больше ничего о ней не узнаю. Бегать, искать ее бесполезно. Такие никогда не возвращаются. Они летают как птицы, случайно залетают в твой дом, чтобы снова улететь, когда вздумается.

Я выбросил розы в окно. Наверное, она думает, что в ее жизни будет еще много цветов. Хотел выбросить в мусор шампанское, но раздумал. Пусть стоит вот здесь, на полке. Десять лет, или двадцать, какая разница. Через десять лет у меня будет толстая жена, куча детей и большая белая машина. Я надеюсь, что не буду вечно торчать на автозаправке и вонять бензином. Можно взять ссуду в банке и завести свое дело.

А она будет артисткой, уж не знаю, хорошей, или нет, но будет.

Конечно, я к Жене привык. Да что там, привык. Я ее... люблю. Но сказать это слово... Не сказал бы, даже, если бы она появилась сейчас передо мной. Такой уж у меня характер.

А, может быть, и сказал бы... Да поздно теперь... Я думаю, что она все равно бы ушла. Не в этот день, так в другой. Дело не в том, что я плохой, такой-сякой, неотзывчивый, или бесчувственный. Я вполне нормальный парень, и с девушками умею обращаться. Все дело в ней самой. Глупенькая еще, летать хочется. Пусть полетает...

Да, мне очень больно. Не знаю, где. Везде. Я достал с полки бутылку и всю выпил. Хотя никогда не любил шампанское. Пузыри в носу, пузыри внутри, я сам как большой пузырь. Я ходил по комнате, размахивая бутылкой и громко кричал: "Женя, я пью за твое здоровье!.. Женя, я пью за твою удачу!.. Женя!.."

Шампанское кончилось, и я свалился. Очнулся от надрывного телефонного звона. Пока добрался до трубки, два раза упал. Что это меня так развезло.

Конечно, это Жанна звонила. Кто же еще. Хотела поздравить Женю с днем рождения. Я сказал: "Её нет... она на минутку вышла." И сам в это поверил. Пройдет несколько минут, и Женя вернется. Жанна сказала: "Я тебя тоже поздравляю... Сам понимаешь, с чем... Ты удачно выкрутился!" Я ей сказал: "Спасибо, дорогая!" И послал ее... далеко не в парламентских выражениях.

Хотелось еще выпить. Но бутылка была пуста. Я снова поставил ее на полку.

Буду смотреть на нее десять лет. Если не выброшу.