Реклама в Интернет
Большая Буква
Корлеоне

Поездка на Хермон

Лифт идет почти бесшумно,
Он идет ужасно быстро,
От земли летит до неба
И от неба до земли.
У него в пути бывают
Три-четыре остановки
И на каждой остановке
Он задержится на миг...

(Андрей Макаревич)

По утрам Алешка не выглядел. Вообще. Хмурое утро было написано на лице, независимо, хлестал ли дождь (что редко), или радостно сообщало солнце о новом дне (что гораздо чаще). Жена, хоть по характеру и разговорчивый живчик, привыкла уже к такому и не ожидала ни пожелания доброго утра, ни просто каких-то слов. Зурбаган - тоже видно привык к такому отношению, и уже давно понял, что утром добиться от Алешки подачки в виде кусочка хлеба, намазанного чем-нибудь вкусным, не дождешься. И не приставал.

Игра в молчанку продолжалась до ухода Алешки на работу. Разве что соизволит пару слов сообщить. И обычное "пока", иногда добавленное к напоминанию о делах, каковые жене нужно сделать незамедлительно, было прощанием, перед тем, как за ним закроют дверь. Если Алешку не знать, то можно было бы подумать, что это самий тихий человек на этой земле. Ну, действительно, что еще хотеть от совы. Вот вечером, когда он придет, живой, нормальный, может даже чуть-чуть навеселе (а заехали с Андрюхой в бар - по стаканчику для сугрева холодным израильским вечером) все ему навстречу - Зурбаган, жена.

Если в ссоре, то только двортерьер Зурбаган будет радостно прыгать и дрыгать лапами, получая свою порцию ласки. Этот обид не знает.

В этот раз Алешка выдал, уходя: "Не забудь приготовить теплые вещи, завтра едем на Хермон. Пока."

Просыпался Алешка уже в машине. Да, за рулем он всегда сосредотачивался. Как заметил Кирюха, один из друзей, что Алешку, в каком бы он виде не был - сонный, пьяный и т.д только бы довести до машины. А там уж... Нет, слишком нетрезвым вряд ли можно было его увидеть, разве что, если он попадал в бар Нострадамус, в Тель-Авиве. Там бармен подойдет - а попробуй это. А вот попробуй то. Если начиналось все это просто с крепких напитков, аканчивалось обычно напитком Ву-Ву. Легким напитком, подаваемым в термосе. Персиковый сок, водка и что-то еще было перемешано. И пить надо было из пробирки.

Но после Ву-Ву вставать из-за стола бывало не всегда легко. Заявление Кирюхи именно в один из таких дней и возникло, наверное потому, что Кирюха опасался, как же Алешка сейчас поедет.

Конечно, когда не было машины, Алешка досматривал свои сны в автобусе. Но, времена меняются, и вроде пока к лучшему. Лишь бы годы так стремительно не свистели над ухом. Ведь только вчера Новый Год отмечал, только вчера цифры отсчитывали на здании Мира в Тель-Авиве минуты до Нового Года и тысячелетия, когда он ехал за Андрюхой, срочно позвонившего, что автобусов нет, добраться не может. И вдруг - опять декабрь. Прямо как пощелкивание древнего советского календаря при переходе дней. А тут годы просто щелкают. Щелк, щелк... И снова Новый Год. Январь, февраль...

Как там у Макара про лифт времени?

...И ты еще глядишь на небо,
Где вчера кружили феи,
А они уже не феи -
Их делишки к сентябрю.
Пахнет сеном, а не маем,
Пахнет чьим-то урожаем,
У соседа снова праздник -
Вас впервые не зовут.

Дальше - все еще быстрее,
Впереди - этаж последний.
Пахнет пылью и больницей,
И тоской, и тишиной.
Там неярко светит лампа
Там стоит ведро и швабра,
Танцовщицы сняли шали
И с лица стирают грим.

По дороге на работу, он пару раз мог чертыхнуться, пару раз выругаться, а иногда все проходило тихо - никто его не подрезал, никто не пытался влезть перед ним. В эти редкие дни он оказывался на работе позевывая, но в благодушном настроении. Работу свою он любил. Зарплату -нет. А кто ее любит?

В свои 33 года, он был одним из опытных работников в фирме, и хотя характер его был не сахар, его терпели. Было правда дело, прежний начальник - хотел уволить его. Мол не слушается, приказы не исполняет. Конечно. Разве Алешка не ровесник этого начальника? Он ясно представляет, как и что нужно делать, а в ответ на него кричат: "Алеша. Ты будешь делать, что я тебе говорю". Как однако характеры из них обоих поперли. Первое время, было все тихо. "Да, Алеша, ты прав, прав, прав. но сейчас нет времени, сделай так как я тебе говорю".

Но Алешка выжил. Его перевели в другой отдел. А тот через год ушел из компании. Правда, попрощаться пришел, хотя до этого весь год в упор не замечал. Нужно было Алешке его прощание. У него камень свалился с души, когда он узнал, что его бывший босс увольняется. После этого бывало, что программисты подшучивали - Босс и Алешка не могли работать вместе. Боссу пришлось уйти.

Сегодня ничто за день не успело омрачить Алешкино настроение, и он явился домой в приподнятом настроении, предвкушая завтрашнюю поездку на Хермон. Всем по очереди, кого обнять и поцеловать, кому за ухом почесать.

На следующее утро собирались на Хермон, переругивась потому, что Алешке хотелось выехать рано, а Дашка все никак не могла собраться. Обычная история - пощипать друг дружке нервы. Хотя считалось, что играет на нервах только он. Дудки. Выйдя на улицу, Алешка спросил жену: Даш, ты уверена, что мы там будем кататься на лыжах?

Февральское солнце разошлось не на шутку. Куртки долой. Вот и поверь, что через два с половиной часа, на лыжах покатаешься.

Выезжая на прибрежную трассу Алешка включил радио. Передавали опять о стычках с палестинцами на территориях, о западных средствах массовой информации, занявших все, как один пропалестинскую позицию. Про убитых, про раненых. Это уже становилось обыденным, и казалось порой, это там, на территориях, не у нас. Но Алешка вдруг выругался:

- Черт побери, когда это кончится?

- Алеш, а я слышала на днях, что на наших трассах тоже арабы камни кидали. Погиб кто-то.

- Где? Кто?

- Наши - израильские - арабы. Не помню точно, кажется на южной трассе.

- Сволочи. Но мы едем на север. В самую северную точку Израиля.

- И самую снежную, - улыбнулась Даша.

Прошло минут сорок, и Алешка собирался уже свернуть на трассу, ведущую к Афуле. Радио давно было выключено - вместо него они слушали хорошую музыку и молчали. Стоя на светофоре, Алешка стал ворошить Дашкины волосы, и какое-то чувство поднималось в нем. Что-то очень доброе и нежное. Он, ругая себя, сказал себе-что постарается больше не заводиться из-за ерунды.

Остановившись на светофоре, он посмотрел на нее, и понял, что Дашка переживает нечто подобное. Он хотел было обнять ее, но сфетовор сменился на зеленый, и они двинулись дальше. К Афуле, маленькому городишку, через который пролегал их путь к Хермону.

Алешка увеличил скорость до 150-ти километров в час. Ведь фонарей на этой трассе нет, значит и полицейских фотокамер нет, они обычно на этих фонарях крепятся. Да и машин меньше, чем на прибрежной трассе, - уверенно подумал он.

Еще часа полтора - два оставалось до Хермона, до его красивой снежной и грациозной шапки. Не смотря на то, что ехали в молчании, им обоим было хорошо вместе, в этой машине. Магнитола выдавала Макаровское "я хотел бы пройти сто дорог, а прошел пятьдесят..."

...........

Через 15 минут, булыжник, брошенный арабским подростком, словно граната, разбил переднее стекло со стороны водителя. Машина, хрюкнув и взизгнув, вылетела на противоположную сторону. Встречный грузовик сильным ударом отбросил ее как пушинку. Посреди трассы, между двух противоположных полос, скомканная машина сконфужено затихла.